Роман Багдасаров: Развитие через конфликт и его альтернативы — 2

III

Начало

С конца XV столетия Московская Русь вступает в длительное противостояние со странами, принадлежащими к городской цивилизации Европы. И начинает перенимать соответствующий опыт. Прежде всего, это касается фортификации и артиллерии. Первая регулярная каменная крепость, Ивангород, была выстроена, дабы противостоять агрессии со стороны Ливонии и Швеции.

 

Разумеется, привлекались европейские мастера: в укреплении Ивангорода участвовал Маркус Грек, ещё ранее в Москву прибыл болонский архитектор Аристотель Фиораванти, потомственный специалист по возведению крепостных сооружений… К концу XVI века можно вести речь о собственной фортификационной школе, главным представителем который становится Федор Конь, возведший ожерелье смоленских стен, построивший Белый город и перестроивший Китай-город в Москве. Однако главным ответом на вызов европейского урбанизма стало создание Приказа каменных дел в 1583-1584 гг., с которого в России началось типовое каменное строительство. Этот технологический скачок – прямое следствие изнурительной Ливонской войны.

Аналогичная ситуация и с артиллерией, только войны с европейцами заставили развивать её гораздо раньше. Хотя первые упоминания о пушках связаны с Новгородом и относятся к 1380-м годам, централизованный характер артиллерийское производство получило спустя век, в 1480 году, когда Иоанном III был учреждён Пушечный двор. Судя по всему, это был первый в Европе артиллерийский завод, находившийся под прямым патронажем государства. Впервые в Европе пушкари выделились в отдельный род войск (Пушкарский приказ, 1547). Благодаря планомерному развитию артиллерии в 1-й пол. XVI в., удалось достичь стратегического перевеса в конфликтах со Швецией и Литвой, был взят Смоленск.

Смутное время открыло для России эру идеологических диверсий и противостояния элит. Проект по возведению на московский трон Самозванца показал слабость пропагандистского сегмента в Московском Царстве. То, что он приобрёл симпатии виднейших представителей элиты, включая Романовых (для которых происхождение Гришки Отрепьева отнюдь не составляло секретом) свидетельствует о неудовлетворённости своим положением и – что немаловажно – реперезентацией.

Конкуренция с польской шляхтой, немецкой аристократией приводит к внедрению в русскую жизнь целого ряда гуманитарных технологий. Сюда можно отнести и книгопечатание, и обновление придворного церемониала, оформление в нём мессианских идей Нового Израиля и Третьего Рима. Начиная со 2-й половины XVII века, происходит ревизия священной истории, которая в ту эпоху была фундаментом любых политических притязаний. Формулируется миссия России в Восточной Европе и Малой Азии, Сибирь осознаётся как русская земля, создаётся Царский Титулярник, возводится Новый Иерусалим, достигают апофеоза религиозные действа и шествия в столице и других городах, ставятся первые театральные пьесы. Важной составляющей этой идеологической стратегии должна была стать реформа образования, проект Греко-латинской академии.

 

IV

 

Однако возникновение Шведской империи в середине XVII века поставило Россию перед очередным технологическим вызовом. Чтобы конкурировать с этим противником требовались не просто реформы, но переход к новой цивилизационной формации. То, что он начался в царствование Петра I хорошо известно. Необходимо было не просто, как часто говорят, обзавестись флотом, но создать автономный научно-производственный комплекс: с системой высшего образования, лабораториями, экспедициями, заводами.

Противостояние со Швецией стало дебютом молодой Российской империи в театре европейской политики. Чтобы успешно проводить свою линию, страна должна была сконструировать собственную модель урбанизма, выработать собственные принципы освоения земель, экспансии, колонизации, культуртрегерства. Этого можно было добиться, лишь поменяв сам тип государства, включая всю административную инфраструктуру, куда с необходимостью входила и церковная организация. Так создается Российская академия наук, прокладываются наземные и водные транспортные сери, начинается планомерное исследование Сибири и Дальнего Востока, происходит, благодаря приглашённым из Европы специалистам, обновление всех существующих технологий, строятся новые заводы и мануфактуры, возникает институт Священного Синода, система духовных семинарий…

Войны с Пруссией в течение XVIII века ускоряют модернизацию сухопутных сил, а с Турцией – флота. Не следует забывать, что воюя на море с Османской империей, российские корабли сражались не собственно с турецкими судами, а с кораблями, построенными на верфях Англии и Франции. Не имея прямого выхода на арену боевых действий, Средиземное море, русские эскадры должны были идти туда в обход, через Гибралтар, что давало капитанам ценнейший навигационный опыт. Русско-турецкие войны инициируют строительство портовых городов и флотов на Чёрном море, открывается широкий канал для притока иностранных товаров. Подталкиваемые конфронтацией между двумя державами, в Новороссийский край устремляются выходцы из Восточной Европы, с другой стороны, население Крыма становится подданными Российской империи. Благодаря этим факторам Россия обогащается новыми формами агрокультуры.

С другой стороны, ряд идей связанных с земледелием и его рационализацией появился в России именно после возвращения русских офицеров из прусских кампаний, где они наблюдали немецкий стиль ведения хозяйства. Излишне напоминать, что войны с Пруссией сформировали знаменитый суворовский тип русской армии, куда входил как боевой опыт, солдатская ментальность, так и стратегический стиль, «молодеческая» тактика.

 

V

 

В 1790-1810-е годы Россия сталкивается с национальной империей –наполеоновской Францией. Причём, столкновение происходит в тот момент, когда Франция находится на подъёме, в положении фронтмена европейской политики. Чтобы мобилизовать своё население на борьбу с таким противником, требовалась национальная идея, которая для страны такого масштаба как Россия, не осуществима без национальной культуры.

Пока во внешней политике Александр I выступал как гарант государственной легитимности в противовес откровенному хищничеству Наполеона, внутри России появляется совокупность культурных институтов, выступающих неким усечённым аналогом гражданского общества. Благодаря интеллектуальному вызову Франции, на рубеже XVIII-XIX вв. происходит переход российских университетов и всей образовательной системы к «классическому» типу, без которого не работает идея гиперцивилизационного преемства по отношению к греко-римскому наследию. Возникает разветвлённая российская периодика как основа для полноценного литературного процесса. Нормируется литературный и разговорный русский язык. Происходит многоплановое переосмысление и беллетризация отечественной истории, возникает философия и т.д. Для ряда земель, входящих в состав Империи, устанавливается (Финляндия, Польша) или планируется (Бессарабия) конституционный строй. Начинается движение к либерально-освободительным реформам.

Если обозреть историю введения в России тех или иных технических новшеств, то мы увидим, что решающим фактором практически всегда оказывался военный. Так, в ходе дискуссии о целесообразности железнодорожного строительства, «Русский вестник» опубликовал статью, где отсутствие ж.-д. путей называлось одной из причин поражения в Крымской войне: «При помощи железной дороги… правительство могло бы почти мгновенно бросить в Крым армию в несколько сот тысяч человек, и такая армия не допустила бы взять Севастополь. Поздравим себя, что Россия не имеет в своём распоряжении этого страшного орудия» [1]. Оригинал статьи был напечатан во Франции. Ещё в 1865 году генерал Сергей Бутурлин с цифрами на руках доказывал, что отсутствие развитой транспортной инфраструктуры на западе России сразу предоставляет стратегический перевес её противникам.

Способность к тотальной мобилизации становится главным условием победы в двух мировых войнах XX века. И если после окончания первой – советское правительство вынуждено было приступить к индустриализации в аварийно-алармистском режиме, то в ходе второй в ещё более неблагоприятных условиях происходит создание центров тяжёлой промышленности на Урале и в Сибири.

Конечно, парадигма тотальной мобилизации, в которой вся жизнь страны подчиняется нуждам военно-промышленного комплекса, имела серьёзный изъян. Однако именно благодаря ей, СССР удалось реализовать свою ядерную программу, модернизировать флот и авиацию и даже на каком-то этапе обогнать страны США в космических исследованиях. Из-за обоюдного обладания ядерным оружием, Советский Союз не вступал с Соединёнными Штатами в открытую конфронтацию. Она объективно и не требовалась: «холодная война» стала не менее эффективным средством развития страны через конфликт.

 

VI

 

Военные конфликты предполагали не только поединок государственных машин, но и создание соответствующей галереи врагов: начиная от надменного хазарина и «злых татаровей», через хвастливого ляха и теплолюбивого «хранцуза» до «немчуры» и «америкосов». При этом, каждый из супостатов обладал в национальном сознании неким эксклюзивным качеством, которое – сюрприз! – само по себе не являлось негативным, а скорее вызывало зависть.

Так, главным качеством татар в народном восприятии считалась их стремительность, быстрота (что как раз соответствовало мобилизационному потенциалу Орды). Поляки всегда выступали эстетическим эталоном (включая польских женщин) и носителями шляхетской чести (пусть и гипертрофированной, по мнению русских). Французы олицетворяли богемность и изящество переходящее в легкомыслие (что являлось не столько недостатком, сколько указывало на желание обладать подобными качествами, пусть и не в такой мере, какая приписывалось французам). Что же касается англичан и немцев, то даже их карикатурные образы несут печать некоторого восхищения: деловитость первых и техницизм вторых, это те качества, которые подсознательно или сознательно рассматривались национальной ментальностью как годные к усвоению. Если обратиться к портрету последнего конкурента-противника, американцев, то его можно охарактеризовать как «простодушная открытость». Это именно то качество, которое присуще экспортному варианту русского имиджа («Иван-дурак»).

Осознание того факта, что главная арена противостояния в середине 1950-х годоа переместилась из военной сферы в экономическую и идеологическую, могло бы предотвратить распад СССР. К сожалению, этого не произошло, и коммунистическое руководство продолжало делать основную ставку на упрочение ядерного потенциала. Культурная война была проиграна в начале 1960-х годов, когда произошло отождествление ретроградства и лояльности. Отсутствие реалистической перспективы развития для столь непохожих друг на друга союзных республик привело, в итоге, к запуску деструктивных процессов, которые не остановились и после исчезновения СССР. Практически те же вызовы грозят Российской Федерации.

В условиях небывалого роста миграции, опустошения издавна заселённых областей, отторжения ряда территорий, традиционно ассоциировавшихся с образом России, «внутреннее» и «внешнее» пространство этого образа становится всё сложнее разграничить. Можно констатировать кризис общенациональной идентичности, увеличение влияния этнических диаспор на фоне дезорганизации русского населения, усиление экстремистских религиозных, националистических и расистских группировок. Поскольку русские отождествляли себя ранее со структурой государства, то теперь они склонны к восприятию этих явлений как признаков узурпации власти со стороны нерусского населения.

 

VII

 

Сегодня этнически-мобилизованные русские видят в качестве своих соперников за жизненное пространство не внешние силы, но бывших «собратьев» по Союзу и нынешних этнически-консолидированных граждан России. Предельно обобщая, существует несколько таких «объектов ненависти»: кавказцы, выходцы из Средней Азии, евреи.

Анализируя эти данные с точки зрения теории «развития через конфликт», мы получим следующую картину. Хотя говорить о каком-то системном противостоянии между русским населением и вышеперечисленными диаспорами вряд ли возможно, наличествуют ярко выраженные портреты «соперников». Не скрывается ли в них секрет повышенной нетерпимости? Рассмотрим каждый из этих ментальных образов.

Евреи. В советские годы сионистское движение, как одна из форм самоорганизации евреев, включалось в число внешних противников государства. Отказ от провозглашавшейся ранее борьбы с сионизмом постперестроечным российским общественным сознанием рассматривается как знак сдачи позиций и победы сионизма, точно так же как отказ от продолжения «холодной войны» рассматривается как победа США. Наличие еврейского государства Израиль является вдохновляющим примером для русских этнических националистов, при том, что часть из них может быть не только антисионистски-, но и антисемитски настроена. Хотя этот ментальный образ Израиля имеет мало общего с жизнью реальной страны, его влияние от этого не уменьшается.

Кавказцы. 1-я и 2-я чеченские войны породили реальную конфронтацию целой страны с Чеченской республикой. Это реанимировало в русской (да и российской) ментальности гипертрофированный образа кавказского воина, который дремал там со времён кавказских войн XIX века. Следует заметить, что манера одеваться кавказцев, джигитовка, лезгинка и некоторые другие черты были частично ассимилированы казаками и офицерством (ещё Мартынов подвергался насмешкам со стороны Лермонтова за черкеску и ношение кинжала). Воинский дух кавказцев антропологически укоренён в культуре стыда (по Рут Бенедикт). У русских, а также общероссийской ментальности регулировка поведения с помощью стыда опиралась на кодекс офицерской чести. Статус офицера подвергся принудительной редукции в советский период, а в постсоветский период после фактического нарушения присяги, офицерство как институт было окончательно деморализовано. В то время как кавказцы органично сохраняют основные черты традиционной мужской культуры, русские мужчины внутри собственного этноса могут приобщаться лишь к некоторым её усечённым формам.

Выходцы из Средней Азии. Влияние ислама на население среднеазиатских республик переплеталось со становлением агрокультуры и поэтому оказалось более глубоким, чем на Кавказе. Ислам, который буквально переводится как «покорность» или «принятие» (учения о Едином Боге), предполагает открытость к духовным влияниям. Это означает повышенную восприимчивость к любой инспирации, а не только к её традиционным формам. Наблюдая за бесхитростным религиозным витализмом верующих мусульман из Средней Азии, житель российского города или посёлка на подсознательном уровне испытывает трудно вербализуемую недостаточность. Ведь регенерированное православие усваивается далеко не столь органично и не столь массово. Созерцание толпы мусульманских мужчин, возвращающихся домой из мечети в праздник Курбан-байрам воспринимается жителями большинства российских мегаполисов как чужеродное и недружественное явление.

Необходимо задуматься над этими ментальными образами и тем, как они могут быть использованы в формировании идентичности русских и общегражданской идентичности. Корневая причастность русских к строительству многонациональной державы сделала их ментальность необычайно гибкой, что имело оборотной стороной поздние сроки её формирования. Именно поэтому образ еврея и еврейского государства так привлекателен для этнически мобилизованного русского, это некая проекция его потребного будущего (по Николаю Бернштейну). Ментальный образ кавказца связан с кризисом элит в современной России, с девальвацией этики. Об этом он столь болезненно сигнализирует. Преданность духовному и религиозный витализм выходцев из Средней Азии явно диссонирует с формами светской культуры и реконструируемого православия в России. Первым часто не хватает возвышенности, вторым – естественности проявления.

 

Роман Багдасаров

 

[1] Цит. с сокр. по: История железнодорожного транспорта в России. СПб., 1994. Т.1. С.75.

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>