Художник-самоед Тыко Вылко

Осенью 1910 года, как-то утром пришли ко мне два незнакомых человека: один высокий, блондин, свежий, энергичный, живой, другой низенький, коренастый, с лицом монгольского типа. Это были: начальник новоземельской экспедиции, обошедшей летом 1910 года северный остров Новой Земли, Владимир Александрович Русанов (*), другой самоед Тыко Вылка. Тыко – языческое имя Вылки, его христианское имя Илья.

Тыко Вылка приехал в Москву учиться живописи. Он никогда не видел города, и вся его прежняя жизнь проходила среди северных ледяных пустынь Новой Земли.

Пока мы разговариваем с Русановым, обсуждаем план жизни и обучения Тыко Вылки в Москве, он самым благовоспитанным образом пьет чай; его манера держать себя совсем не показывает, что это дикарь. Одет он в пиджак, от него пахнет новыми сапогами, и только когда он ходит, то стучит по полу ногами, как лошадь на театральной сцене. Ему приходилось в своей жизни больше ходить по камням, по снегу, по ледникам, чем по полу.

— Он читает книгу природы, – говорить мне Русанов – так же, как мы с вами читаем книги и газеты; в экспедищях он незаменим как помощник и проводник; это “живая карта Новой Земли”. Человек он смелый, отважный, решительный, отличный охотник – бьет гуся пулей на лету.

Было решено, что он будет учиться живописи у меня и у А.Е.Архипова, и кроме того решили мы с Русановым до-стать Вылке учителей русского языка, географии, топографической съемки и арифметики – конечно бесплатных.

Вечером этого дня я уехал на заседание, Вылка остался ночевать у меня в мастерской на диване. 3аседание кончилось рано, я возвращался домой. Подъезжая к своему переулку, я увидел на дворе, против того дома, где я жил, пожар. Пожар уже кончался, ярко догорал дровяной сарай.

В моей мастерской на диване, свернувшись калачиком, лежал Тыко Вылка. Он не спал. Рядом с диваном лежали его вещи, связанная предусмотрительно в узелок. на тот случай, если бы дом, где он был, загорелся. На улице играли сигнальные рожки пожарных, гремели проезжающие пожарные трубы, и вся мастерская была освещена зловещим красным заревом пожара.

— Ну, что? Страшно? – спрашиваю я Вылку.
— Страшно! У нас на Новой Земле этого не бывает!
Вылка живет в Москве. Он быстро освоился с трамваями. Ездит на уроки и много работает. Московская жизнь его очень интересует.
— Сто такое? Селовек (человек) с меском (мешком) ходить по улице, глядит на окна и крисит (кричит)? Сто такое? – спрашивает меня Вылка как-то утром.
— Это татарин продает и покупает старое платье.
— Сегодня опять на улице купец кричал, – говорит мне на другой день Вылка, – и на другой улице тоже кричал.

Рядом с впечатленьями от новой, загадочной, любопытной для него московской жизни живут у Вылки в душе впечатления родины. Иногда он, видимо, скучает, тогда он рисует избу своего отца, рисует снеговые горы за избой, красный кирпич, сложенный у крыльца, отца и брата.

Мне слышны в соседней с моей мастерской комнате, где работает Вылка, странные, тягучие, печальные звуки – это Вылка, за работой поет самоедские песни: песнь войны, песнь охоты, песнь смерти; эти необычные звуки переносят своей своеобразной тягучестью в далекие снеговые пустыни, в бесконечные полярные ночи, эти звуки тоски прекрасны и музыкальны.

Он откуда-то достал маленькую металлическую дудку и старается наигрывать на ней свои самоедские мотивы.

Он страстный любитель музыки и с величайшим удовольствием ходить в оперу и на концерты. Драматического театра он не признает. В Архангельске Вылка видел “Дядю Ваню”; пьеса ему не понравилась, единственное место в пьесе, на которое он обратил внимание – это стрельба, стрельба ему понравилась.

Проходит зима… Вылка совершенно освоился с московской жизнью. Он усердно занимается живописью, науками. Учителя им довольны. Он прошел четыре правила арифметики, познакомился с географией, изучает русский язык, топографическую съемку, набивку чучел.

Ему страстно хочется походить на европейца, он сшил себе модный пиджак, носит высокие крахмальные воротнички, пестрый галстук, завел себе плащ.

Художник Архипов подарил ему котелок, в руках у Вылки тросточка. В этом наряде Вылка по воскресеньям важно гуляет по Сухаревской площади и рассматривает старинные вещи.

Он часто ходит в Третьяковскую галерею и теперь ему все больше и больше нравятся те картины, которых он раньше не понимал. Он купил себе игрушечный пистолет и пробкой стреляет мух у себя в комнате, этим он удовлетворяет свой охотничий инстинкт. Мух он раньше называл птичками, ибо на самоедском языке слова “муха” нет, потому что нет мух на Новой Земле. И только тут, в Москве, он узнал, что есть насекомые, которые называются мухами.

Пришла весна. Пора ехать в Архангельск, а потом дальше, на Новую Землю. Курс ученья Вылки в этом году окончен. Ему не хочется уезжать из Москвы.

— Люди хорошие здесь в Москве – говорить он мне, очень хорошие, добрые! Ты мне как отец был, заботился, и хозяйка, где я жил в комнате, заботилась, и учителя заботились и учительницы заботились. К Москве теперь привык, все здесь знаю, как на Новой Земле. Театр люблю, музыку люблю, кинематограф люблю.

Вылка несомненно талантливый человек. Он не только талантливый художник, он талантлив вообще. У него хороший музыкальный слух и память. Он знает массу самоедских сказок. Интересуется механикой. Умеет управлять бензинным мотором на лодке и знает его механизм. Очень интересуется электричеством и раз, когда никого не было в комнате, развинтил горящую электрическую лампочку. Он знает жизнь птиц и зверей на Новой Земле, и знает это не из книг, а по собственным наблюдениям; он интересуется ботаникой, в экспедициях познакомился с геологией и знает названия камней. За экспедицию 1910 г. Вылка получил золотую медаль. (Обход кругом северной части Новой Земли). Летом 1911 года И. Вылка в экспедиции В.А.Русанова обошел кругом южную часть Новой Земли.
Он чуток и наблюдателен и всегда сумеет тонко подметить свойства и характер того человека, с которым имеет дело, и часто наблюдая его, это дитя природы, я видел, что он помалкивает, замечает и мотает кой-что себе на ус. В его определениях нашей жизни было всегда много юмора и наблюдательности. Как-то Вылка был в магазине “Мюр и Мерилиз”

— Понравился тебе магазин?
— Птичий базар! – отвечает Вылка, при чем его монгольской глазок иронически прищуривается. Птичьим базаром в полярных странах называгот скалы, где гнездятся тысячи птиц и шум от голосов этих птиц слышен за семь верст.
— У вас в одном трамвай больше народу, чем у нас в целом становище, – говорит Вылка, когда его спрашивают о густоте населения Новой Земли.

Какая судьба ждет этого талантливого человека? Возможно ли совместить такие две крайности, как европейский склад жизни, со всеми ее знаниями, удовольствиями, ядом волнений и впечатлений с жизнью в далеких полярных пустынях, где ночь тянется три месяца при свете северных сияний, где иногда дует “сток” при 50-тиградусном морозе и камни летят по воздуху от ветра, где тюлени выходят на берег послушать, если кто поет песню на берегу, так любят они музыку, и по ночам перекликаются во тьме человеческими голосами; человеческими голосами кричат и плачут, когда их убивают самоеды-охотники; где природа цельная, гармоническая и не тронутая, как в первые дни мироздания; где маленькая горсть людей отрезана от всего мира в течение 9 месяцев; где почти нет инфекционных болезней; где люди, благодаря чистому полярному воздуху, живут долго-долго на белом свете.
Архангельский губернатор, Иван Васильевич Сосновский, принял живое и горячее участие в судьбе Вылки; благодаря ему Вылка мог учиться в Москве целую зиму 1910- 1911 года, не зная материальных забот.

Зиму 1911-1912 года Илья Вылка провел на Новой Земле, он был должен использовать те знания, которые получил в Москве. Он должен был заниматься живописью, собрать зоологические и ботанические коллекции, а потом опять вернуться в Москву и снова продолжать свое образование. Но его жизнь сложилась иначе. Осенью 1911 года по возвращении Вылки из Москвы на Новую Землю, я получил от него письмо следующего содержания: “Его Высокородию Василий Васильевич. Дорогой мой приятель! Ты учил меня, очень помню тебя. Жил с тобой, жил дружно. Желаю тебе быть здоровым, когда-нибудь еще приеду к вам в Москву. Я ездил по Карскому морю, по Ледовитому океану. Когда я пришел на Новую Землю, мне показалось скучно. Туман, холодно. Плывут снега в горах. Отец, братья все живы. Один двоюродный брат застрелился – попал патрон на огонь и убил его. Жена, дети остались – были все девушки и мать”.

Женился он на вдове потому, что решительно некому было кормить вдову и ее шестерых детей. Теперь он занят звериными промыслами, но успевает заниматься живописью, что видно из присланных им в Москву работ. Он прислал осенью 1912 года Зоологическому музею Императорского Московскаго Университета коллекцию убитых им птиц на Новой Земле, а также прислал в Москву собранный там гербарий.

В одном из своих писем он сообщает мне, что зимой делится своими знаниями с самоедами. “Теперь я очень много понял” – пишет он. “Так как образованный – зимой много рассказываю о всем земном шаре, все рассказываю про Москву, как живут культурные люди”.

А ему самому теперь многого недостает в его теперешней жизни. Как-то уходил в сентябре последний пароход с Новой Земли и до июля следующего года прерывалось сообщение со всем миром, с пароходом уезжали русские, знакомые Вылки. Глаза Вылки были полны слез и последние его слова были: “Эту зиму Вылка не пойдет слушать музыку в опере”.

Василий Переплетчиков.

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>