В отличие от других животных детерминация поведения инстинктами достигает у человека своего минимума и обуславливается в первую очередь самосознанием, разумом, воображением, фантазией и другими особенностями, которые связывают с высшей нервной деятельностью. При этом в такой ситуации для обеспечения своего выживания в окружающем мире человек нуждается в системе ориентации, которая бы заменила утраченную обусловленность поведения инстинктами. Такой «картой», позволяющей строить свое поведение могут являться различные объекты поклонения, различные иерархии ценностей и опыт, исходя из которого познающий субъект получает знания об окружающем мире. Становление механизмов построения иерархий ценностей и различных объектов поклонения вероятно проходило в течении длительного времени в ходе сложных и взаимосвязанных процессах антропо- и социогенеза.
В качестве объектов поклонения могут выступать различные предметы внешнего мира или проекции внутреннего мира человека на окружающее его пространство – т.е. это могут быть различные виды религиозных верований, от анимизма и первобытной магии до мировых религий, либо это могут какие-либо качества или самого человека или какого-то другого объекта, которые так или иначе возводятся человеком в ранг высших ценностей (этим могут быть идеи, вещи, предметы быта, физические или какие-либо другие качества) – но так или иначе, эти объекты поклонения, ориентирующие человека помогают ответить на главный экзистенциальный вопрос: «в чем смысл жизни?» — через эти объекты поклонения жизнь человека наполняется смыслом.
Стоит сказать, что в системе иерархии ценностей важную роль играет система общественной иерархии – т.е. подчинение, поклонение, доверие одних людей другим людям на основе сакрализации или узаконивания какого-либо общественного статуса или роли, которая ставится над всеми остальными и является лидером, иерархом, вождем, по отношению ко всем остальным. Понятно, что по мере развития человеческого общества система социальной иерархии не раз менялась и усложнялась. Но при этом, стоит отметить, что общая схема любого общества строится на этой схеме.
Примечательно, что система ценностных иерархий должна не просто быть узаконена или сакрализована – она должна отвечать общественным потребностям, в первую очередь первичным потребностям, т.е. общество, грубо говоря, не должно быть голодным. Если же система ценностных иерархий не удовлетворяет потребностям общества – она пересматривается и перестраивается в другую систему, отвечающую необходимым потребностям. Как правило это происходит в следствие изменения способов производства, по мере совершенствования орудий труда и овладения новыми знаниями об окружающем мире.
Таким образом, социогенез можно определить, как изменение некоей системы ценностных иерархий общества, связанное с изменением способов и приемов производства, необходимых для удовлетворения общественных потребностей.
Вероятно, что наиболее радикальным и возможно самым первым, таким переходом являлся переход от матриархата к патриархату, основой чему послужило развитие и совершенствование приемов охоты, в результате чего мужская часть общества вошла в привилегированное положение, по отношению к остальным. При этом, радикальное отличие здесь заключается в том, что женщина-мать любит своих детей просто так, не зависимо от того каковы они, каждый из них может оставаться самим собой, не боясь потерять при этом материнскую любовь, не лишится главнейшей экзистенциальной потребности; и напротив – любовь отца не абсолютна, ее необходимо «заслужить», т.е. оправдать возложенные надежды и чаяния, эту любовь можно потерять, но можно и вернуть – проявив раскаяние и смирение перед лицом авторитета. Таким образом, материнская любовь – это абсолютное сострадание и милосердие, а любовь отца – это справедливость. Естественно, что каждый человек и каждое общество так или иначе совмещает в себе оба качества, и то и другое необходимо для адекватного развития. Но если в первом случае, в случае материнской любви, субъекту позволяется быть самим собой, не испытывая чувства вины, то во втором случае, в случае отцовской любви, субъекту каким-то образом необходимо заслужить эту любовь, т.е. приобрести некие качества, которые позволят это сделать, т.е. сказать «Я имею то качество, это качество, третье качество и т.д.». В таком случае, вероятно, происходит ассоциация «Я» с этими качествами, при чем утрата их может причинить глубокую боль. Но так как потребность в абсолютной материнской любви не исчезает, то удовлетворение этой потребности проявляется через какой-либо общественный механизм, например через религию, в которой человек может найти спасение и быть уверенным в абсолютной любви божества к нему. Например это ярко выражено в христианской церкви, где в качестве образа вселюбящей матери выступает Богоматерь; или же это может выражаться в образе Родины-матери, которая заботится обо всех своих сыновьях.
Таким образом, в системе ценностных иерархий и ориентиров можно выделить как бы два начала – мужское и женское, которые необходимы для полноценного развития как отдельной личности, так и для общества в целом.
Примечательно, что возведение того или иного начала в абсолютный авторитет не допустимо, и ведет к постепенному разрушению структуры ценностных иерархий, в том плане, что истинные ценности, которые необходимы для удовлетворения человеческих потребностей, замещаются ложными ориентирами. Конечно этого не происходит на уровне физиологических потребностей, которые в основном детерминированы инстинктами, так же как и у других животных. Т.е. в результате такой подмены человеку угрожает опасность «скатится» к уровню «мыслящего животного». Судить об этом можно исходя из опыта европейского мира, в котором в результате развития научно-технической мысли в обществе сложились такие отношения, в результате которых образовался такой тип личности, который К. Маркс называл «отчужденный человек», а Э. Фромм «рыночная личность». Т.е., в результате развития капиталистического рынка, в системе ценностных иерархий важное место стал занимать не сам человек, а только лишь его способности, которые он может выгодно продать (произведенный товар в этом случае является выражением этих способностей), другими словами стало важно не «кто Я», а «какой Я», что неизбежно вело к внутренней дихотомии и к поиску удовлетворения потребности в абсолютной любви в различных способах бегства от реальности (уход в секты, прием различных наркотиков, самоубийство и т.д.).
В таком случае возникает вопрос о роли христианской церкви: почему ее роль как воплощения Безусловной Материнской Любви не сохранилась? Ответ на этот вопрос можно сформулировать так: из-за того, что Церкви, для воплощения своих идеалов требовалось создание различных социальных институтов, которые в итоге и были созданы, но развитие способов производства, увеличение знаний об окружающем мире, развитие научно-технической мысли, привели к тому, что церковные институты перестали удовлетворять общественные потребности. Не случайно, кризис католической церкви и Реформация произошли в начале становления капитализма в Европе. При этом нельзя сказать, что роль церкви как вселюбящей матери исчезла полностью, но она приняла другие формы.
Стоит отметить, что становление капитализма на территории, где господствовало православие происходило по другому, в форме отличной от схемы развития западноевропейского капитализма, что обусловлено большим сохранением института церкви в роли вселюбящей матери, т.к. здесь церковью были созданы отличные от Западной Европы социальные институты. Но, с другой стороны, это привело к большему отставанию этой территории, в первую очередь России, в темпах роста научно-технической мысли.
Таким образом, исходя из вышесказанного, можно сказать следующее: если социогенез является изменением некоей системы ценностных иерархий, связанной с изменением способов и приемов производства, необходимых для удовлетворения общественных потребностей, то само это удовлетворение требует, того, что бы субъект производства соответствовал необходимым для этого качествам, т.е. не просто «был собой», представлял из себя не просто «Я», но мог бы быть «Я такой-то», «Я есть то-то» — т.е. в системе ценностных иерархий он должен «заслужить» любовь. Таким образом, социогенез можно соотнести с «мужским» началом, с необходимостью соответствовать тому, что от тебя требуют, даже если это соответствие основано не на истинном соответствии, а на показном. (Стоит ли тут напоминать, что гнев «отца» за обман более жесток, чем недовольство за неоправданные надежды?). Следовательно, социогенез в большей мере связан с пониманием «казаться, а не быть», с модусом «иметь, а не быть».
Как было отмечено выше, материнскую любовь, в отличие от отцовской, заслуживать и доказывать не надо – мать любит всех своих детей, и относится к каждому одинаково. (Естественно, что в структуре каждой личности и общества представлены в той или иной мере оба начала, а здесь идет рассуждение о крайностях). И если в системе ценностных иерархий «отеческая» любовь определяет социогенез – т.е. способность соответствовать и удовлетворять общественные потребности, то справедлив вопрос – каков удел «материнской» любви, каков удел женского начала в этой системе ценностных иерархий?
По видимому, как следует из понимания безусловности материнской любви, в системе ценностных иерархий женское начало должно быть связано с предоставлением возможности удовлетворения потребности в любви не исходя из каких-то условий, но эта потребность должна удовлетворятся исходя из факта «Я есть» — т.е. исходя из факта самого рождения субъекта жизни, будь то отдельная личность или же некая общность, объединённая общностью своего происхождения. В таком случае, в системе ценностных иерархий эта категория, этот ориентир, также как и родители не выбирается, а существует как бы не зависимо уже от воли самого субъекта жизни. В этом случае для удовлетворения потребности в любви, во избежание чувства отчужденности, субъекту жизни не нужно доказывать своё право на принадлежность к какой-либо большой или к малой психологической группе, путём показа обладания теми или иным качествами, необходимыми для соответствия этой группе.
В этом случае отсутствие чувства отчужденности, вероятнее всего, будет связано с общностью происхождения, с чувством безусловного, прямого, данного по факту и праву рождения, принадлежности к роду, племени или к какой-либо другой форме проявления группового субъекта жизни. Не имеем ли мы здесь дело с таким феноменом, с такой категорией как этнос? В самом деле – свою принадлежность к этносу не надо доказывать, в отличие от принадлежности к психологической группе. Чувство принадлежности к этносу базируется на этнической самоидентификации, которая в прямом смысле этого слова «впитывается с молоком матери». Следовательно, можно сказать, что в системе ценностных иерархий существует категория, ориентир, дающий чувство сопричастности и удовлетворяющий потребность в безусловной любви, не на основе соответствия набору тех или иных признаков, но на основе чувства безусловной общности, на основе прямого факта рождения в этой общности и в широком смысле это можно определить как этнос.
В самом деле, чувство Родины – занимает одно из важнейших мест в системе ценностных иерархий и это чувство не обязательно связано с существующим этапом социогенеза, т.е. чувство Родины не обязательно связано с какими-либо общественно-экономическими формациями, с территориальным устройством или с господствующим типом производства. Это чувство независимо от этого, оно в большей степени иррационально, чем чувство принадлежности к классу, к сословию или к профессии. И даже не смотря на то, что как и любое другое чувство нуждается в символическом выражении своего существования, этнические символы не возможно отождествить только лишь с какой-либо психологической группой, коллективом, сословием, классом и т.д., и наоборот – набор символов какой-либо психологической группы не возможно полностью отождествить с этносом.
Важнейшим символом, через который передается чувство Родины, чувство общности с этносом выступает, вероятнее всего, само место рождения, место развития – т.е. в прямом смысле сама земля, место, местность, имеющая свою четкую географическую локализацию. При этом следует отметить, что сама земля, ее образы, в различных мифах народов мира неразрывно связаны и с женским началом, и с темными, хтоническими силами, в недрах которых хранятся необходимые для жизни людей вещи, освобождаемые как правило благодаря культурному герою, которым очень часто является мужчина. Также чувство родины может передаваться через такие образы, как Родина-мать или Мать Сыра-земля (как образ Земли-Матери вообще) или же, например, Земля Русская, Великая (Маха) Бхарата, Прекрасная Франция и т.д. – но везде, так или иначе присутствует женское начало, дарующее безусловную любовь, всем своим детям.
Географически родина локализуется в каких-либо географических ландшафтах, но сам факт наличия субъекта и географического ландшафта еще не говорит о наличии чувства этнической идентичности именно с этим ландшафтом. Для того, что бы ландшафт приобрел статус Родины, он должен быть каким-либо образом сакрализован, местность должна прибрести статус священной земли, земли предков, т.е. места связывающего людей на основе общности происхождения. Таким образом, процесс этногенеза можно определить как процесс создания и изменения системы ценностных иерархий на основе чувства «Мы есть все одно», «Родина любит Меня». Т.е. это процесс, происходящий на основе чувства общности происхождения, удовлетворяющий потребность в безусловной материнской любви.
Но тут может возникнуть справедливый вопрос: как тогда возможно объяснить этнические миграции? По видимому, ответ на этот вопрос связан с соотношением собственно процессов социогенеза и процессов собственно социогенеза. И тут следует отметить, что Л.Н. Гумилев, считал, что через те или иные процессы социогенеза выражается то или иное состояние этногенеза: т.е. этническая система в зависимости от стадии своего становления соотносится и взаимодействует с процессом социогенеза. Сам процесс этого взаимодействия, по видимому, требует отдельного рассмотрения и более углубленно-детального изучения.
Таким образом, можно судить о существовании двух тенденций в построении системы ценностных иерархий субъектом жизни, посредством которых этот субъект ориентируется в многообразном мире. Эти две тенденции можно кратко выразить как: 1) тенденцию социогенеза, основанную на отеческой любви, на чувстве справедливости, на необходимости представлять из себя что-то, на чувстве «Я такой-то», «Я могу то-то и то-то»; 2) тенденцию этногенеза, основанную на материнской любви, на чувстве безусловного принятия таким, какой есть, на необходимости «быть Я». Эти две тенденции взаимосвязаны, говорить о том, что какая-либо из них занимает ведущее положение – значит ущемлять роль другой тенденции и тем самым закрывать доступ к неким ориентирам, находящимся в системе ценностных иерархий субъекта, значит блокировать удовлетворение потребности в отеческой или в материнской любви, в экзистенциально-общественном смысле.
Виктор Рябов
Внимание! Опечатка! Написано: «ответ на этот вопрос связан с соотношением собственно процессов социогенеза и процессов собственно социогенеза», а должно быть «собственно социогенеза и собственно этногенеза». Впредь буду внимательнее!))