Отряды "Джумбиши Милли" в Кейсаре, провинция Фарьяб, 1998 год. Фото А.А. Князева.
Продолжение, Межэтническое измерение афганской войны и Межэтническое измерение афганской войны-2.
27 июня 2016 года — на фоне происходящих не один месяц боестолкновений между узбекской «Джумбиши Милли», возглавляемой вице-президентом страны Абдулрашидом Дустумом, и преимущественно таджикской «Джамаати Исломи» — генерал Дустум довольно неожиданно высказал претензии к президенту Ашрафу Гани. Впрочем, адресованы они были опять же не столько президенту и олицетворяемой им пуштунской элите: «… Все знают роль генерала Дустума. Куда делись наши проценты?! У нас нет ни одного посла, нам дали всего два поста глав провинций и то хотят забрать. Это не справедливо. У нас налажены дипломатические отношения со 179 государствами, могли же дать нам хотя бы десять посольств. Ведь мы тоже трудились, принесли голоса. И мы хотим, чтобы от нас было десять послов, чтобы был от нас заместитель министра обороны, внутренних дел…».
Основной смысл этих высказываний от имени тюркоязычного населения Афганистана сводится к кадровым назначениям по итогам президентских выборов 2014 года. Создается впечатление, что речь то идет, грубо говоря, о «дележке портфелей» и фактор межэтнических противоречий вроде бы не является принципиально важным… Полный разбор выступления и последующие комментарии пресс-секретаря Дустума Башира Ахмада Тянча позволяют понять, что передел подразумевается за счет таджикских участников правительства и органов власти от партии «Джамаати Исломи».
Узбеки-локайцы из «Джамаате Исломи» в районе Талукана, провинция Тахар, 1998 год. Фото А. Князева.
О двоевластии
Существующее с осени 2014 года нелегитимное двоевластие в Афганистане, когда официально объявленные итоги выборов были основаны не на исполнении правовых, в том числе конституционных, процедур, а на личных договоренностях претендентов от основных этнических групп, пуштунов и таджиков, это нелегитимное двоевластие давно вызывало критику всех оппозиционных групп в стране. В Кабуле не скрывалось и не скрывается, что в ходе многомесячных торгов 2013-2014 годов удалось лишь достичь компромисса между двумя этнополитическими группами афганской элиты, сумевшими в ходе кампании вырваться из череды других. В ходе электоральной кампании они обрасли дополнительными альянсами, в итоге Ашрафу Гани удалось сформировать сравнительно полиэтничный альянс. Вторым лицом команды Гани на выборах был Абдулрашид Дустум, служивший олицетворением поддержки Гани узбекской общиной. Одна из последующих проблем команды Ашрафа Гани — совмещение интересов традиционной пуштунской племенной элиты с представителями национальных меньшинств, а также с интересами той «технократической» прослойки, которая, как и сам Гани, представляет интересы США, которые собственно и обеспечили Гани президентство. Есть и проблема определенной оторванности Гани от традиционных связей даже в близкородственных ему пуштунских племенных кругах.
Ашраф Гани Ахмадзай принадлежит к так называемой «бейрутской банде» — так неформально называют в Кабуле группу пуштунских лидеров, которых еще в 1970-е годы по стипендиям USAID пригласили на обучение в Американский университет в Бейруте, потом в США. Там им дали возможность поработать во Всемирном банке, в международных организациях, в общем, ввели их в международную элиту. Из этой же группы — Анвар уль-Хак Ахади, Залмай Халилзад, ряд других известных фигур «проамериканского» сегмента афганской политической элиты. Стоит упомянуть, что в команде Гани не последними фигурами были также таджик Ахмад Зия Масуд — брат национального героя Афганистана Ахмадшаха Масуда, и один из лидеров хазарейской общины — бывший губернатор провинции Дайкунди Сарвар Даниш, получивший, как и Дустум, пост вице-президента.
Александр Князев с Ахмадшахом Масудом и начальником Управления национальной безопасности ИРА (2001-2011 гг.) Амрулло Солехом. 1998 год. Фото из архива А.А. Князева.
Реалии афганской политической жизни таковы, что любой реальный политик, формируя свой электорат, вынужден учитывать этнический фактор: в команде соперника Гани на выборах, ассоциируемого с панджшерскими таджиками Абдулло Абдулло, был и один из заместителей Гульбеддина Хекматиара в его партии «Хезби Исломи», Мохаммад Ханом, обеспечивший «раиси иджроия» серьезный процент голосов пуштунов в разных регионах страны, во втором туре выборов Абдулло получил поддержку и известного политика Залмая Расула, представляющего авторитетнейшее пуштунское племя мохаммадзай. И в этой команде были хазарейцы во главе с лидером партии «Хезби Вахдат» Мохаммадом Мохаккиком, и узбеки в лице региональных лидеров, входящих не в «Джумбиши Милли» генерала Дустума, а десятилетиями, невзирая на этничность, входившие и входящие в «Джамаати Исломи».
Александр Князев с Абдуллой Абдуллой. 2011 год. Фото из архива А.А. Князева.
Дустум и его команда
Говоря о соотношении партийного и этнического, важно отметить несоответствие реалиям сложившегося в литературе стереотипа о Абдулрашиде Дустуме как лидере всей узбекской и, тем более, туркменской общин Афганистана. Еще один стереотип, который должен быть преодолен: весьма распространенные представления о том, что со стороны Узбекистана генерал Дустум имел, имеет и будет иметь поддержку, исходя из принципа этнической солидарности. Реальность же такова, что политика Ташкента носит в высокой степени прагматический характер, а турецкие связи Дустума всегда вызывали в руководстве Узбекистана немалое подозрение. Символично, что когда Дустум в первый раз бежал от талибов в Турцию, пограничники РУз довольно долго подержали его в роли просителя на известном погранпереходе Хайратан-Термез, потом лишь предоставив возможность транзита до Стамбула…
Отряды «Джумбиши Милли» в Кейсаре, провинция Фарьяб, 1998 год. Фото А.А. Князева.
Пик политической карьеры генерала Дустума — это короткий период с января 1997 года, когда он заблокировал талибов на перевале Саланг и создал квазигосударственное образование с центром в Мазари Шарифе, до 19 мая того же 1997 года, тогда то Дустум и бежал в Турцию впервые. Это случилось по причине внутриэлитных противоречий в самой узбекской общине, из-за которых один из лидеров узбеков Фарьяба, генерал Абдул Малик, открыл фронт талибам на западе страны. Но и в этот короткий пиковый период узбекские общины северо-востока страны (Кундуз, Тахар, Бадахшан) и центральной части севера (Баглан, Саманган) находились не в составе «Джумбиши Милли», а входили в известный Северный альянс под общим руководством «Джамаати Исломи» Бурхануддина Раббани и Ахмадшаха Масуда. И сегодня эта разнополюсность в политических предпочтениях региональных узбекских общин в целом сохраняется. На последних президентских выборах в противовес команде Гани-Дустума Абдулло Абдулло имел поддержку всех влиятельных семей узбеков Кундуза и Тахара, в том числе известные кланы Ибрахими, Абдурауфа, нынешнего тахарского губернатора Амира Латифа, бадахшанских, саманганских и багланских узбеков, включая близких к ним по происхождению локайцев, кунградов, карлуков…
В поисках компромиссов
Сложность этнополитической картины дополняется и неоднородностью пуштунов. Кандагар, прилегающие Урузган, частично Забол и Гильменд, а также чересполосные в плане племенного расселения районы центрального и южного Афганистана, многие пуштунские анклавы на севере, с точки зрения лияния оказываются для президента Ашрафа Гани весьма проблемными. Кандагарские дуррани всегда занимали в истории Афганистана привилегированное место (что в свое время точно и безукоризненно зафиксировал авторитетнейший советский афганист Владимир Басов). А здесь можно вспомнить и о пуштунских корнях Абдулло Абдулло. В силу его политической биографии он отождествляется с таджикской общиной, но его отец — Голам Махяуддин Хан Замрияни — кандагарский пуштун-дуррани, он был сенатором от провинции Кандагар в Национальном Совете последнего созыва в период правления Мохаммада Захир Шаха. И неконституционные, хотя и необходимо признать – выглядящие оправданными политически, договоренности Гани с Абдулло несут в себе и элемент компромисса не только с таджикской общиной, но и с традиционной элитой пуштунов-дуррани.
В этой ситуации претензии генерала Абдулрашида Дустума на некую квоту в государственных структурах выглядят, по меньшей мере, малообоснованно. Пропорциональное этническому составу представительство в органах власти никак не предусмотрено и ввести некое правовое квотирование в обозримой перспективе представляется невероятным. Достаточно вспомнить о том, что сама легитимизация существующей уже более полутора лет структуры власти в Кабуле остается под вопросом. Для легитимизации компромиссных договоренностей между Ашрафом Гани и Абдулло Абдулло, найденных при посредничестве госсекретаря США Джима Керри, необходимы изменения конституционного уровня, что, в свою очередь, является прерогативой Вулуси Джирги, а с учетом остроты вопроса может потребоваться и созыв Лойя Джирги. «Мирная передача власти», основанная на договоренностях лишь двух субъектов политического процесса, как и предвиделось сразу, не привела ни к формированию устойчивого тандема, ни даже к более-менее эффективному двоевластию с разделом сфер влияния.
Парламентский кризис: Вулуси Джирга и «командиры джихада»
Срок полномочий Вулуси Джирги истек 22 июня этого года, но выборы были перенесены «из соображений безопасности, неуверенности в проведении честного подсчета голосов и нестабильной обстановки в стране». В реальности же, у Ашрафа Гани отсутствует уверенность в том, что парламент утвердит нужные для Гани и Абдулло поправки в конституцию. Более того, сами выборы могут стать катализатором активности оппозиции в правовом политическом поле. Едва ли не главным субъектом этого оппозиционного пространства является «Шуройие Рахбарони Джаход» — «Совет вождей джихада», объединяющий политических и военных лидеров времен войны с кабульскими правительствами и советскими войсками 1980-х годов и против «Талибана» в 1990-х. В его составе, в частности, такие лидеры как Икбал Сафи, Дауд Калакони, Абдул Расул Сайяф, бывший министр обороны Бисмилла-хан, экс-спикер парламента Мохаммад Юнус Кануни, бывший министр обороны Абдул Рахим Вардак, Мохаммад Исмаил-хан и другие видные деятели и лидеры политических партий.
В отличие от большинства политических партий, эта структура в высокой степени полиэтнична, хотя ядром ее являются этнические таджики, многие из которых относятся к панджшерской группе, к партии «Джамаати Исломи». «Совет» был активизирован после событий в Кундузе в сентябре 2015 года, когда правительственные войска в разных регионах страны попросту были не в состоянии противодействовать наступлениям «Талибана». Тогда отряды «командиров джихада» во многих случаях просто спасли правительственные формирования от разгрома, продемонстрировав заодно свой военный потенциал.
Это обстоятельство и толкает Ашрафа Гани на молчаливую поддержку действий генерала Дустума, направленных против «Джамаати Исломи», расчет делается на ослабление позиций Абдулло Абдулло и его кадровой и военно-политической поддержки или, как минимум, отвлечение внимания от вопроса легитимизации самого президента. При этом трудно предполагать, что президент Афганистана не имеет представления о турецких связях своего вице-президента, являющихся, напомним, предметом озабоченности в соседнем Узбекистане.
Пантюркизм в Афганистане
Турецкое влияние и распространение пантюркизма в Афганистане имеет свою давнюю историю. Одна из достаточно новых тенденций афганской жизни — резкий рост пантюркистских настроений, пантюркистской идеологии в среде тюркских этносов на севере страны, среди узбеков, туркмен и некоторых малочисленных групп тюркского происхождения — кызылбашей, афшаров, чар-аймаков… Это результат активной работы турецких спецслужб, работающих под прикрытием Provincial Reconstruction Teams («команд по реконструкции»), сегодня это уже яркий показатель эффективности турецкой «мягкой силы». Осуществляется она по нескольким направлениям. Непосредственное влияние на лидеров тюркоязычных общин (а часто и выходя за пределы этих общин) происходит под контролем MIT (Milli Istihbarat Teskilati), Национальной Разведывательная Организации Турции. Параллельно работают «Джамаате Аракат Хедмат» и «Нурджулар», структуры оппозиционного сегодняшней официальной Анкаре Фетхуллаха Гюлена, работающие, тем не менее, на общетурецкие интересы.
В Кабуле, Герате и Мазари-Шарифе действуют International Afghan-Turkish School, а также религиозные медресе, которые являются центрами влияния на местах. В Герате они работают в основном с туркменами, в Мазари-Шарифе с узбеками. Примечательно, что среди командиров и активистов этнических туркменских группировок в северо-западных провинциях выпускники турецких образовательных учреждений весьма заметны. Активно турецкая резидентура работает в Афганистане и с афганскими бизнесменами, связанными со странами Центральной Азии (в том числе — по финансированию незаконных экстремистских и террористических группировок в регионе). И в первую очередь – это работающие в бизнесе выпускники турецких школ.
Среди свежих сообщений информагентств, касающихся «турецкого следа» в Афганистане – намерение турецких правительственных структур открыть крупный религиозный образовательный центр в провинции Нангархар. Что означает начало качественно нового этапа турецкого проникновения в регион, и в том числе – во взаимосвязи с афганской этнополитической ситуацией.
Александр Князев
Центр Льва Гумилева в Афганистане