Главная

Президент Кыргызстана опасается войны на юге страны

В этом месяце президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев объявил, что кыргызско-российское соглашение о продаже вооружения стоимостью в 1 млрд. долларов США готово к осуществлению, и доставка начнется «в скором времени». По его словам, в Кыргызстан скоро прибудут «артиллерийские орудия, танки, переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) и другие виды военной техники». По совпадению информационное агентство «Regnum», которое находится под управлением российской Федеральной Службы Безопасности, процитировало 16 декабря заявление Атамбаева со ссылкой на возможное «нападение иностранной армии» на Кыргызстан.

Посвященные во внутреннюю политику лица из Бишкека полагают, что Атамбаев имел ввиду осложнения с Узбекистаном в Ферганской долине. Не секрет, что текущее состояние кыргызско-узбекских отношений считается вне правительства контрпродуктивным, учитывая многочисленные трансграничные перестрелки между странами. Официальный Ташкент при любом удобном случае пытается напомнить соседнему Кыргызстану о возможных последствиях, которые могут повлечь за собой любые односторонние решения, принимаемые официальным Бишкеком в вопросе строительства гидроэлектростанций в верховьях рек Ферганской долины.

В общих чертах сложность отношений между государствами характеризуется уязвимостью Центральной Азии в таких вопросах как внутренние кризисы, которые усиливаются нерешенными спорами. В частности, Кыргызстан и Узбекистан являются двумя основными республиками, склонными к межгосударственной вражде.

Множество вопросов остаются в центре их продолжающейся враждебности со смертельными столкновениями на кыргызско-узбекской границе, и правительства обоих государств не обращают на происходящее какого-либо внимания. Кроме обычных трансграничных перестрелок, Узбекистан был раздражен кыргызско-российскими планами по управлению региональным водным потоком, который жизненно важен для сельского хозяйства Узбекистана.

Во время визита в Казахстан и встречи со своим коллегой президентом Нурсултаном Назарбаевым, который состоялся в сентябре 2012 года, президент Узбекистана Ислам Каримов прояснил свои взгляды. «Водные ресурсы могут стать проблемой в будущем, которые могут создать напряженность не только в нашем регионе, но и на каждом континенте. Я не буду называть определенные страны, но все это может ухудшиться до такого уровня, которая может привести не только к серьезной конфронтации, но и даже вызвать войну», — сказал Каримов. По всей видимости, президент Узбекистана явно намекнул на неурегулированные водные споры с Кыргызстаном и Таджикистаном.

Ограниченный в средствах Кыргызстан при президенте Атамбаеве рассматривает использование российских инвестиций в водные ресурсы своей страны в качестве единственного выхода из внутренней нестабильности. Кроме того Кыргызстан продлил арендный договор с Россией по военной базе в республике, в которой в настоящее время находятся авиабазы России и Соединенных Штатов. Москва решила не останавливаться на достигнутом и продолжить движение вперед. Кремль выступил с предложением перевооружить армию Кыргызстана.

Соглашение о продаже оружия, которое было подписано между Россией и Кыргызстаном, стало официальным после того, как Узбекистан вышел из ведомой Кремлем Организации Договора о коллективной безопасности. Соглашение о продаже оружия было подписано на фоне сообщений о том, что Узбекистан вступил на путь поиска более близких связей с Вашингтоном в обмен на военную технику сил НАТО, которые будут переданы центрально-азиатской стране после вывода коалиционных войск из Афганистана в следующем году.

Аналитики из Кыргызстана полагают, что комментарий президента Атамбаева относительно «нападения иностранной армии» отражает его настроение по поводу сценария возможного военного конфликта с южным соседом Узбекистаном.

Не урегулированность кыргызско-узбекских отношений восходит к 2000 году, когда в середине зимы Узбекистан внезапно прекратил поставлять газ в Кыргызстан как напоминание о том, что Бишкек должен оплатить свои долги за газ. В отместку Бишкек открыл шлюз «Токтогульской ГЭС», чтобы удвоить производство электроэнергии.

Больше всего от этой «водной дипломатии» пострадали узбекские хлопковые поля, которые расположены в низовьях Ферганской долины, поскольку некоторые части сельхозугодий Узбекистана пришли в негодность. Возмущенный неожиданным ответом Бишкека президент Узбекистана Каримов приказал узбекской армии провести показательные военные учения с участием наземных войск и воздушной поддержки вблизи кыргызско-узбекской границы.

Военная стратегия Узбекистана была нацелена на ту самую Токтогульскую гидроэлектростанцию, которая является основным элементом энергетики Кыргызстана. Взбудораженное правительство Кыргызстана отреагировало на эту демонстрацию силы предупреждением Каримову о том, что «случайный» подрыв «Токтогульской ГЭС» может вызвать наводнение, которое «сотрет с лица земли Ферганскую и Зеравшанскую долины Узбекистана».

В июне 2010 года Кыргызстан и Узбекистан оказались в шаге от тотального открытого межгосударственного конфликта, когда в южном Кыргызстане вспыхнули межэтнические столкновения. Продолжающаяся политическая нестабильность в республике, которая наблюдается в прошедшие годы, ослабила государственные учреждения, создав вакуум власти по всей стране; а этническая борьба на юге только усилила возможность распада кыргызского государства.

Попытки Узбекистана не использовать в своих интересах растущий хаос в соседней республике совпали с геополитической динамикой, исходящей от раздраженности России по поводу идеи присутствия в Центральной Азии американских военных.

Таким образом, поскольку Вашингтон собирается вывести свои войска из Афганистана, Кыргызстан и Узбекистан ожидает еще один год негативной политики по нерешенным проблемам. Тем временем сообщения о спорадических перестрелках с обеих сторон границы оставляют меньше оптимизма для лучших перспектив сотрудничества между двумя государствами. В конечном счете, в виду отсутствия взаимной координации, стабильность в Ферганской долине неустойчива.

Рыскельди Сатке, «AsiaTimes»

Россия и Молдавия: нам не уйти друг от друга

Нам не уйти друг от друга, именно так озаглавил я одну из своих публикаций 1989 года, в самом начале наметившихся тогда дезинтеграционных процессов в СССР. Cчитаю, что нам необходимо вернуться ко всему хорошему, что дала людям Советская Цивилизация. Невозможно просто так разрушить образованное по Воле Божьей сообщество , удивительным образом перемешавшее в себе народы, расы, крови, идеи и континенты.
За десятилетия советской власти, выкриститаллизовался особый новый народ, новый тип людей, граждан. Советский народ, который обладал всеми характеристиками отдельного вида, еще более выраженными и мощными, чем у американского, французского и прочих наций (народов), образованных в результате объединения, как правило, не добровольного, народов более мелких, слабых и прочее. Одна цивилизация, одно цивилизационное начало, в основе которого и гласно и не гласно, но всегда было православие. Православие, которое умеет, в силу сущности своей, уважать и другие религии, обеспечить их мирное сосуществование. Даже пресловутый атеистический кодекс, составлен на основе православных, что значит общечеловеческих ценностях, целиком и полностью. Православные ценности – истинно общечеловеческие ценности . Так было, так будет. Именно эти ценности образуют нашу духовную основу, менталитет, образ жизни, которые сегодня пытаются осквернить и изменить, не свойственными нам ценностями западной цивилизации.
В Молдавии сегодня все чаще можно услышать «евроинтеграция через дезинтеграцию», а от себя добавлю – европейская интеграция Молдовы – это в первую очередь освобождение территории от коренного населения. Ну, не может нам добра желать цивилизация, культура, которая основана, зиждется и сегодня на костях сотен порабощенных народов на всех континентах. Ну не верю я, что они, конечно нормальные люди и чтят своих предков, потомки вчерашних колонистов желают нам добра. Причем больше, чем себе самим. Не могут они не разделять принципы и ценности своих дедов и прадедов, а предки эти истребляли сотни миллионов невинных людей на необъятных просторах Азии, Африки, Америки и т.д.. Да и полученные нами сегодня под их покровительством результаты, убедительно доказывают, что рожденный грабить и убивать, никогда сочувствовать не будет. Современная форма порабощения носит демократические одежды, имеет более благообразный вид, но по сути они не изменились.
На этом фоне я спрашиваю, найдется ли хоть один, живший в Советском Союзе человек, у которого повернется язык сказать, что Русский народ жил за счет других, объединенных им народов. Не важно, что не всегда добровольно. Ибо все остальные крупные государства создавались таким же образом, если не при большей крови. Мы можем быть нужными только подобным себе и то при условии соблюдения хотя бы элементарных правил приличия, с нашей стороны, разумеется. Но мы возмущаемся, Россия на нас давит. Она, видите ли, обязана нас любить и пить наше вино, не зависимо от его качества и от того, что мы ведем себя по отношению к ней явно не уважительно, если не сказать не дружелюбно. Наши идиоты от управления никак не сообразят, что НАТО на Днестре – это России, как минимум, не приятно и что не только Россия, но и любое другое государство, в любое время, в праве отказаться от того самого высочайшего качества продукта, просто потому что не хочет его принять из рук недоброжелателя. Неприятно! И никаких санкций на это нет и быть не может. Причем тут качество? Мы выбираем, нас выбирают. Как в известной песне. Россия, что, менее суверенна, чем Молдавия?
Кстати, насчет качества сегодняшнего молдавского вина. На прошедшем недавно в Кишиневе празднике вина, один мой друг, вместе с другим профессиональным дегустатором, походил немного по рядам и попробовал продукцию некоторых, пришедших выставляться и праздновать «ведущих виноделов». Оказалось, что Онищенко не только прав, что для того, чтобы исправить то, что случилось в молдавском виноделии, нам не хватит и троих Онищенко. Абсолютно очевидно, что необдуманная капитализация этого важнейшего сектора молдавской экономики привела к его полной бандитизации с неминуемой после этого деградацией. На этом фоне нашим естественным конкурентам ничего не надо делать, чтобы вытеснить нас с некогда нашего рынка. Идет мощнейшая компания по дискредитации молдавских винодельческих брендов, некогда снискавших нам заслуженный авторитет и славу. Но вместо того, чтобы беспощадно сажать современных пойло-производителей, государство, возглавляемое продавшимися западу дилетантами, валит все на Онищенко. С больной головы на здоровую. Да если по правде – Онищенко надо выдвинуть на государственную премию Молдавии, как единственного серьезного защитника молдавской марки.
К слову сказать, мой друг – дегустатор, имеет и основательное политехническое образование. В свое время он делал одно из лучших шампанских вин в стране. В силу того, что он является (абсолютно случайно, конечно) еще и великим мастером по одному из видов спорта (чемпион мира, серебряный призер Пекинской Олимпиады по интеллектуальным видам спорта, неоднократный чемпион Молдовы, чемпион СССР, чемпион США и т.д. и т.п.). Мой друг попробовал вина всех народов и континентов, он в этом знает толк и убежден, что молдавское вино – лучшее в мире, но то, что иные «виноделы» экспортируют сегодня в Россию, к настоящему вину не имеет никакого отношения. Однако, вместо того, чтобы навести в отрасли порядок (кстати, никто еще ни разу не доказал, что Онищенко не прав), наше руководство гордо заявляет: «от этого политического эмбарго сама Россия и пострадает. Она уже проиграла эту войну. Нам Европа обещала купить то, что Россия отказалась пить. Кроме того и до Китая рукой подать».
Комментировать это трудно, да и не нужно. Перекладывая свою вину на Путина, который как нормальный президент защищает своих граждан, наши потерявшие социальную поддержку руководители (с сентября 2011 года власть в Молдавии узурпирована), еще убеждают молдаван, что никто об этом намечающимся эмбарго не знал, что никто нас не предупреждал, и что вообще это неожиданно свалилось на нашу голову. Прямо как землетрясение. Как вполне резонно иронизирует один наш выдающийся адвокат «из под тишка». А то, что об этом, задолго до этого (месяцы, годы) прямым текстом говорил и Онищенко, и Рогозин, и другие уполномоченные люди – этого как будто и не было.
А я повторяю и через четверть века – некуда нам уходить друг от друга. Без нас и таких как мы Россия разбиралась и разберется. Для нас же путь в фальшивую, стареющую и педофилирующую Европу – это путь в никуда. Соединенные Штаты Европы – это иллюзия и фикция одновременно. Какие-то шансы были еще в то время, когда Европа жила истинными, морально-духовными, общечеловеческими ценностями. Сегодня же там главная ценность – это оберегаемая законом «атмосфера любви и взаимоуважения», в которой родитель № 1 вместе с родителем № 2 производят и воспитывают маленького европейца под № 3.
В этом контексте предстоящее парафирование в Вильнюсе сокрытого от общества соглашения о создании зоны свободной торговли (если прячут, значит, есть чего бояться) — еще одно преступление против собственного народа. Необходимо отметить, что вильнюсский сговор – это безмандатная, антироссийская акция. Что избиратели подобных полномочий им не делегировали и что это семя на молдавской земле никогда не взойдет.
Поэтому, если мы хотим избежать катастрофы, остановит геноцид собственного народа, если мы хотим окончательно не потерять восточную часть республики — мы должны немедленно избавиться от антинародной, незаконно правящей сегодня в Молдавии коалиции трех, потерявших всякое доверие граждан, партий. Мы должны срочно приступить к восстановлении того, что еще можно восстановить. Всего того, что было направлено на развитие многонациональной семьи СССР.
Поняв истинные глубинные причины развода 20-летней давности, в первую очередь, невежественность, непонимание происходящего, неумение тогдашних союзных республиканских руководителей избавиться от паразитов, тормозивших развитие наших народов. И только вместе мы сможем приступить к расчистке завалов и построению нового дома.
Так положено судьбой. Нам не уйти друг от друга!

Анатол Плугару,
бывший министр государственной безопасности Молдавии

Механизмы сетевых революций: 2.0

Интернет и сетевые технологии стали ключевым элементом трансформации сознания отдельного человека и всего мироустройства.

«Парадоксально, но многие представители офисного класса не любят государство, хотя «тиранию» со стороны своей фирмы не считают ущемлением своих прав. В том, что в туалет можно выйти только по пропуску, ничего страшного нет, но то, что в стране есть законы, что-то запрещающие, – это безобразие», – считает Маринэ Восканян, автор доклада «Анонимная война», эксперт Центра Льва Гумилёва.

«Ключевым механизмом реализуемой мировой трансформации служат интернет и сетевые технологии. Интернет – и как инструмент, и как среда – формирует особый тип современного человека и влияет на его мировосприятие. Инфантильная идея переноса «сетевых правил игры» в реальную жизнь и политику – важнейшая часть новой протестной культуры», – говорится в докладе «Анонимная война. «Новый 1968 год»: мировоззренческое содержание и механизмы революций 2.0», подготовленном Константином Черемных и Маринэ Восканян под редакцией Андрея Кобякова.

«Двигатель перемен» – информационная сфера, где работают СМИ, НКО и разнообразные формы «горизонтальных» социальных связей. Часть из них напрямую связана с американскими или транснациональными курирующими институтами, часть – возникает «снизу», но далее встраивается или используется профессиональными «игроками». Однако масса рядовых участников вовлечена в процесс бескорыстно и инициативно.По мнению авторов, правящие классы и население государств, вовлекаемых в водоворот глобализационного передела, еще не осознали, что «единственно верная» мировая парадигма не несет миру ничего, кроме бедствий. Потому что кибероперации и информационно-психологическая агрессия являются лишь элементом непрерывно продолжающегося идеологического противоборства, в котором мишенями служат не только государства, но и цивилизации. Доминирование «единственно верных» формул создает эффект «критической массы лжи в пространстве», ослабляющий способность отличать «своё» от «чужого». К тому же «общечеловеческие догмы» лишь частично распознаются как вторжение в собственный мир (например, идея однополых браков в православных и мусульманских странах), в то время как другие элементы той же догматики встречают позитивный отклик, поскольку созвучны ценностным установкам (свобода самовыражения, равенство, здоровье, комфорт). И самое важное – интернетизация и «сетевизация» меняют не только потребительские стереотипы, но и сам ход формирования и развития человека.

В интервью нашей газете ваш соавтор Константин Черемных уже рассказал о том, какие ценности продвигают те силы, что стоят за нынешней политической трансформацией. А кто является ее объектом?

Маринэ Восканян: Да, Константин разбирал механизм цветных революций с точки зрения того, какие за ними стоят структуры, организации и политические процессы, а я рассматривала людей, которые задействованы в этом процессе как непосредственные участники. В последние годы мы видим радикальный рост гражданской и политической активности, выражающийся в форме протестных манифестаций, причем не всегда они носят политический характер. Меня интересовало, что движет людьми, которые туда идут, почему это движение стало столь массовым. У меня было предположение, что это сильно связано с интернет-технологиями, но не как с механизмом, а потому что интернет и виртуальные технологии очень сильно поменяли восприятие реальности и поведение людей.

У вас в докладе говорится, что новые технологии, по сути, лишь формы идеологической борьбы. В чем ее принципиальная новизна?

М.В.: За последнее время, когда в нашей прессе уже идет широкое обсуждение «оранжевых» технологий и информационных войн, произошла определенная примитивизация этой дискуссии. Грубо говоря, все преподносится так, как будто бы есть Америка, которая хочет навредить, например, России, и поэтому запускает у нас «оранжевую» революцию для того, чтобы привести к власти нужные ей политические фигуры. Но мы в своем докладе рассматриваем процесс гораздо шире – когда мы показываем, как в процессе этих трансформаций идет навязывание определенной идеологии, мы не имеем в виду, что это одно конкретное государство продвигает свои политические интересы.

Речь идет совершенно о другом – о том, что если мы обратим внимание на лозунги, под которыми в разных странах все это происходит, то мы обнаружим очень интересный набор. С одной стороны, в нем есть некий анархизм – эти люди всегда нацелены только на горизонтальные связи, на некое сообщество равноправных, где, как в интернете, каждый имеет право слова и все решается прямым голосованием. Такая прямая демократия, характерная для общин. Другие элементы, присутствующие всегда, – требования свободы меньшинств (в очень широком их понимании), свободы информации, невмешательства человека в природу, освобождения человека от «давления» церкви, армии, государства. В обязательном порядке присутствует и указание на те, что уже отжили, не подходят для современной жизни и полностью дискредитировали себя – все иерархические структуры, характерные для национального государства – вертикаль власти, традиционные институты, такие как церковь, семья, система образования.

По сути, в ходе протестов речь идет не о том, чтобы свергнуть какой-то политический режим, а о том, чтобы навсегда уничтожить все вертикальные структуры, которые характерны для национального государства, а если говорить шире, то для общества модерна. Предлагается абсолютно типичный набор постмодернистских мероприятий, направленный на деконструкцию всего, что имеет устойчивый смысл и держит общество как скрепляющие вертикали. Предлагается все это разломать, чтобы наступил некий хаотический бульон, в котором якобы путем самоорганизации все само собой образуется. Можно ли говорить, что базой для экспорта постмодернистских технологий является евроатлантическая цивилизация, для которой это одна из форм войны за глобальное господство? Навязывая новые «ценности», она просто пытается разрушить остальные цивилизации?

М.В.: С одной стороны, это так. Но с другой – эта деконструкция направлена, в том числе, и на сам Запад.

То есть это делает некая наднациональная настройка, которая использует Европу и США в качестве базы, потому что там деконструкция уже зашла достаточно далеко…

М.В.: Да, можно сказать, что те же США являются лишь инструментом, с помощью которого проводят эту политику.

Второе название нашего доклада – Новый 1968 год. Европа в 20-м веке претерпела достаточно серьезную трансформацию, она полностью переломала внутри все свои традиционные институты и представления. Европейские страны полностью перекроили свои общества, они теперь построены по другим принципам.

Мы в России до сих пор смотрим на Запад как на нечто, имеющее свои глубокие традиции, что-то высокоразвитое, что может быть идеалом или ориентиром, даже для славянофилов это была некая точка отсчета, пусть и с отрицательным знаком. Но вот этот взгляд на Европу, характерный для нас и сегодня, – это во многом мираж, это все Европа модерна, а ведь после Второй мировой войны сама Европа полностью пересмотрела восприятие своей культуры. Вопрос ставится так: если философия Просвещения и прогресс привели к Освенциму, то нужно полностью пересмотреть то, чем занимается наука и культура.

Почему так легко сломались традиционные европейские институты?

М.В.: Лозунги освобождения только тогда могут соблазнить массы людей, когда есть вещи, которые воспринимаются как угнетающие, такие, от которых надо освободиться. Посмотрим на тот же феминизм. Сейчас он порой воспринимается уже как определенное сумасшествие, но надо вспомнить, что до 70-х годов в Германии женщина не имела права без разрешения мужа устроиться на работу, во Франции не было разрешения на аборт, а в Швейцарии женщины не имели права голосовать. Так что ситуация слома возможна тогда, когда сами традиционно существующие вертикали в чем-то перестают отвечать запросам людей. Когда действия этих структур начинают восприниматься как лицемерные, им отказывают в праве диктовать правила жизни.

1968 год делали родители и дедушки с бабушками нынешней молодежи. Казалось бы, от чего им освобождаться сейчас – вроде бы к началу 2000-х годов Европа освободилась уже от всего?

С появлением интернет-технологий люди стали выстраивать в виртуальной реальности общества, в которых каждый получил право на самовыражение, трибуну, появилась фан-культура. Виртуальная среда позволила сформироваться внутри себя неким виртуальным социумам с еще большими степенями свободы, чем та, которая существовала в Европе. Новые схемы виртуальной самоорганизации превосходят реальность – еще больше демократии, открытости, разнообразия. И теперь люди требуют вытащить все это в реальность. После Болотной идеолог «Наших» Якеменко сказал, что те ребята, которые выходят на Болотную площадь, привыкли, что в интернете они могут делать что хотят, могут быстро в чем-то участвовать, получать быструю обратную связь – и теперь они хотят увидеть это же в реальной жизни.

Очень важным параметром стали технологии Веб 2.0 – когда каждый может стать художником, выложить свой рисунок или фотографию, стать известным, выйдя на YouTube. Это степени самовыражения и свободы, на порядок выше тех, что были до этого.

И эта иллюзия свободы размывает все вертикальные связи, уничтожает национальные государства…

М.В.: Мы же пришли в эпоху глобализации.

Апокалиптические настроения нужны для все большей атомизации общества, для отделения человека от традиции и собственного народа?

М.В.: Часть этой философии состоит в том, что на смену большим национальным государствам, империям, объединяющим людей большими смыслами, должны прийти сетевые структуры – люди должны быть разбиты на максимальное количество малых групп по самым разным критериям. Необходимо, чтобы человек определял себя не как часть какого-то большого целого, а как автомобилист, филателист, житель своего района – ему дают ощущение малой общности. И одновременно он может чувствовать причастность к чему-то «планетарному», будь то экологизм или борьба за права человека. И только самоопределению в классическом национальном государстве в этой схеме нет места.

Потому что создающейся глобальной наднациональной империи будет проще получить контроль над всеми этими группами поодиночке, чем пытаться подчинить себе отдельные государства и цивилизации?

М.В.: Безусловно. Потому что так проще – самоопределиться в империи сложно, для этого нужны большие, но при этом не «общечеловеческие», а свои цивилизационные смыслы. Которые для начала должны быть четко определены – чего у нас, кстати говоря, сейчас как раз нет. А в малой группе можно объединиться хотя бы на почве сиюминутных интересов. Ведь вся эта идеология носит не рациональный, а эмоциональный характер – и в этом ее ключевое отличие от 1968 года.

Мне приходилось общаться с людьми, которые были активистами 1968 года – за тем, что они делали, стояли большие смыслы, философия, литература. Точно так же, как большевики или народники дореволюционной России подводили под свои действия очень серьезную теоретическую базу. Сейчас ничего этого нет. Нынешним бунтарям даже не надо ничего читать. Есть понятие флешмоба. А что это такое? Это активность, вышедшая из компьютерных игр. Идеология флешмоба изначально была абсолютно аполитичной, эстетской, игровой: давайте сделаем что-нибудь прикольное. И уже потом идеология флешмоба была перенесена на организацию событий, имеющих политические и общественные последствия.

Протестную энергию направляют на снос традиционных институтов, а что предлагают взамен, что изображают как идеал?

М.В.: Еще в середине 2000-х Славой Жижек опубликовал статью «Никто не должен быть отвратительным». Понятно, кто для бунтующих выглядит как плохой герой – государство, потому что оно тоталитарное, смыслы, потому что они отжившие, институты, потому что они устаревшие. А хорошим героем воспринимается сфера информационных технологий и то «креативное общество», которое она олицетворяет, с его открытостью, свободной коммуникацией, свободным обменом, гибкостью вместо иерархии.

В глазах современной образованной молодежи «Эппл» или «Гугл» – это идеал. Их система работы, то, как устроена жизнь в их офисах с детскими садами и спортзалами, тот факт, что они создают продукты, которые облегчают и делают более приятной жизнь миллионов людей, жертвуют деньги на благотворительность. Они меняют мир, они сильнее государств. Жижек пишет, что от общественного мнения ускользает тот факт, что гуманитарную помощь эти компании привозят в Африку в качестве разовых акций, но не решают настоящих проблем бедности и эксплуатации – например, детский труд для добычи сырья для их телефонов там используется постоянно. Так что имидж у этой сферы однозначно положительный, несмотря ни на какую реальность.Вообще, и сам интернет как среда имеет заложенную в нем ценностную матрицу – люди могут этого не знать, но, попадая в эту матрицу, они автоматически начинают действовать по ее принципам.

Мануэль Кастельс – один из ключевых теоретиков таких понятий, как информационное общество и сетевое общество – четко обозначает четыре субкультуры, которые лежат в основе культуры интернета. В его создании принимали участие военные, академическое сообщество, хакеры и предприниматели в области венчурных инвестиций. Предприниматели дали дух свободной инициативы и идею, что будущее бизнеса состоит в этих технологиях. Академическое сообщество всегда было за свободу обмена информацией и право выразить свою точку зрения. Хакерское сообщество довело идею свободы информации до того, что даже если это нарушает правила, принятые в реальной жизни, например, патентное законодательство, все равно информация должна свободно циркулировать.

В 1996 году появилась Декларация независимости Киберпространства, которую написал поэт Джон Барлоу, автор текстов группы «Грейтфул дэд». «Государства мира, вы больше не сможете контролировать нас, потому что мы создали киберпространство, «новый дом сознания» – «Глобальное общественное пространство, которое мы строим, по природе своей независимо от тираний, которые вы стремитесь нам навязать. Вы не имеете ни морального права властвовать над нами, ни методов принуждения, которые действительно могли бы нас устрашить». Те, кто создавал интернет, изначально осмысливали его как либертарианское пространство.И к чему же это привело, к какой свободе? Множество людей практически постоянно находятся в онлайне, по сути человек ведет бесконечный прямой эфир своей жизнедеятельности. И если раньше считалось, что есть частная жизнь, которая никого не касается, и влезать в нее противозаконно, то сейчас хорошим тоном стало открывать о себе абсолютно все – факты, эмоции, фотографии еды, всех событий. Виртуальный эксгибиционизм охватил миллионы людей, сейчас как изгой воспринимается человек, который этого не делает.

Бежали от государственного контроля, а попали под диктат машин…

М.В.: О таких вещах не мечтала ни охранка, ни госбезопасность, ни одна разведка мира – чтобы миллионы людей каждую минуту отчитывались о себе, геолокационные технологии привязывают ваше местонахождение к карте, фактически каждую секунду о человеке известно – где он, что он делает. И это даже не говоря об увидевших свет в этом году откровениях Сноудена, о том, кто и как все эти данные использует. И это все считается нормой. Почему это так захватило людей, вся эта «сверхоткрытость»?

Большинство людей не может получить творческую самореализацию в своей реальной жизни – это общемировая проблема. Обычная жизнь маленького человека, офисного планктона, скучна и бессмысленна. И тут ему предложили пространство, в котором он может получить компенсацию. Миллионы пользователей живут в компьютерных играх. Человек приходит с работы, и у него три-четыре часа до сна – и он садится и проводит их в игре. Потому что там он получает эмоции, там он взаимодействует с другими, у него есть цели и задачи. Испытывает сопричастность к чему-то большему. А потом появились социальные сети – и там эта активность еще более интересна, потому что она носит реальный характер.

Одно дело играть в «Варкрафт», и совсем другое – стать членом какого-нибудь волонтерского сообщества и в реальной ситуации на что-то повлиять, пусть даже и своими интернет-действиями. Так что запрос на осмысленную деятельность, имеющую большую цель, переканализировался с развлекательного сектора интернета в сегмент социальных сетей. Десять лет назад офисные работники были фрустированы тем, что все бессмысленно (что отразил, например, хит того времени – роман «Духлесс»), но потом появилось место, где можно стало реализовать этот запрос на осмысленность. Энергия, которая раньше тратилась на высмеивание всего и вся, теперь перешла на обсуждение тем с общественно-политической окраской. И эти люди чувствуют себя тайными бунтарями. Хотя система прекрасно инкорпорирует этих борцов. Автор термина «креативный класс» Ричард Флорида еще десять лет назад писал, что этот класс возник как соединение богемной, бунтарской культуры с традиционной корпоративной культурой. Их слияние и родило человека, который, с одной стороны, полностью встроен в корпоративные рамки, но внутри считает себя полностью свободным. И это внутреннее самоощущение прекрасно бьется с теми процессами, о которых мы говорим.

И это мироощущение направляют на снос государства и отказ от собственной цивилизации…

М.В.: Парадоксально, но многие представители офисного класса не любят государство, хотя «тиранию» со стороны своей фирмы не считают ущемлением своих прав. В том, что в туалет можно выйти только по пропуску, ничего страшного нет, но то, что в стране есть законы, что-то запрещающие, – это безобразие.

Главным признаком креативного класса все больше считается не сфера его работы, не то, что он создает, а его ценностная ориентация, направленная на отказ от традиционных ценностей. Вместо них предполагается «открытость и разнообразие». Это космополитичная культура, эти люди прекрасно чувствуют себя в любом городе мира, где они могут найти свою среду.

Не подошел ли креативный класс к пределу своего роста в таком традиционном в своей основе обществе, как Россия?

М.В.: Этот класс позиционирует себя как передовой класс, создающий что-то новое – при том, что его возникновение было связано как раз с отказом от больших проектов. Да, у нас есть айфон, и это хорошо – но мы не полетели на Марс, не освоили Мировой океан, на кассах у нас сидят мигрантки, а не роботы. Мы отказались от прогрессистского технологического проекта, который требовал настоящего класса творцов, инженеров. Все это было сдано в утиль в 70-х годах – вместо этого была предложена культура 68-го года, дополнения культурой потребительского глобализирующегося капитализма. Они слились и подарили нам мир глобализированной культуры.

При этом благополучие креативного класса базируется исключительно на благополучии этой модели экономики, которая связана с пузырями и вот-вот сама развалится. Только один из ста креативных придумывает микросхему для айфона, а остальные придумывают, как его продать, как рекламировать, какой ресторан создать, чтобы туда ходили люди с айфонами.

Конечно, этот класс оторван от традиций, потому что он считает, что они ограничивают его самовыражение. Для них более понятен коллега из другой страны, который точно так же сидит в офисе и занимается рекламой, чем собственный соотечественник из провинции, которого они вообще не поймут. Эти люди считают себя и морально выше других, в том числе и потому, что у них развита культура волонтерства. Мы помогаем бескорыстно, поэтому формируется ощущение себя как лучших людей – в отличие от остальных, косных, вороватых, жуликов, которые к тому же и стилистически проигрывают нам, потому что все новое, красивое, эффективное, модное у нас.При этом эта культура шире, чем этот класс – ей охвачена и молодежь. Ведь стилистически это действительно очень привлекательно и выигрывает у того стиля, что предлагает государство. Потому что власть не предлагает никакого идеологического проекта, обладающего мощным энергетическим запалом и в результате этого мощной эстетикой. А ведь речь идет о воздействии на людей через образы, через культуру, через образы неполитизированные, общеценностные – и противопоставить ему можно не запреты, а создание системы с такой же степенью привлекательности, энергетики и возможностей самореализации.

Власть не владеет тем постмодернистским языком, который понимает «креативная» молодежь, но ведь на нем и в самом деле практически невозможно говорить о смыслах. А с другой стороны, сам креативный класс не готов или уже просто не способен понять то, о чем с ним говорят – например, когда речь идет о защите традиционных ценностей. Какие ценности, если для них все относительно?

М.В.: Государство должно направлять свои усилия на основную часть общества, на середину, на обывателя, а не на креативный класс или тех, кто живет в патриархальном укладе, ничем, кроме рассады, не интересуясь. Этот «средний обыватель» – безусловно, в меру и патриот, и консерватор, но он не готов принимать любой маразм власти. И принципиально не потерять именно его. Сейчас оппозиционные силы будут перенаправлять вектор своего воздействия именно на таких людей – они отложили в сторону вопросы политического устройства и начинают говорить о проблемах ЖКХ, образовании, дорогах, проблеме социального неравенства. Сейчас эта повестка будет леветь, и все это будет направлено не на москвича, сидящего в офисе, а на потенциального носителя социального протеста в регионах. И если государство само не предложит альтернативу – а это должен быть внятный, динамичный, основанный на российских ценностях, но при этом не «лубочно-охранительский», образ будущего – то люди все равно будут мигрировать к тем, кто предлагает хоть какие-то ответы.

Беседовал Пётр Акопов

Взгляд

7 вещей, которые не принято делать русскому человеку

Портал «Русская семерка» предприняла отчаянную попытку сформулировать кодекс русского человека, чтобы тот не растворился в мультикультурности и не потерял этническое самосознание. Несмотря на то, что список спорный, мы решили представить его на суд посетителей Центра Льва Гумилева.

1. Четко следовать букве закона

Именно в мелких нарушениях закона покоится дух свободы русского народа. Мы никогда не будем последовательно соблюдать правила дорожного движения, поведения в водоемах, садово-парковых объектах и зонах отдыха. Ибо для русского человека «закон человеков» вторичен перед Законом Божием. Бросить окурок мимо урны для нас это не просто проявления неряшливости и невоспитанности – это акт, метафизический вызов. Таким образом (подсознательно) мы демонстрируем свое отношение к несправедливости «юдоли земной», преходящести и тщетности этого мироустройства — независимо в Париже мы находимся или в Костроме.

2. Доверять властям

Не то, чтобы мы имеем склонность к анархии: дело в другом. В течение многих веков мы жили под надзором царя, наместника Бога на Земле, гаранта справедливости, метафизического «батюшки». А потом осиротели и попали под управление людей, чья легитимность не подтверждена «небесными законами» — одними из нас, с такими же слабостями и прегрешениями, только более ловкими и проворными. Иными словами из власти ушла сверхчеловечность, а вместе с ней народное доверие и социальный рефлекс почитания власти. Этот принцип распространяется и на власти так называемых цивилизованных стран. Поэтому, оказавшись в каком-нибудь Лондоне, мы не спешим доверять первому встречному полицейскому — «оборотни в погонах» водятся везде.

3. Планировать свою жизнь

Несмотря на то, что мы прожили несколько десятков лет в режиме плановой экономики, многовековое русское «авось» так и осталось непоколебимым в национальном багаже наших социальных рефлексов. Конечно, какое-то время мы способны придерживаться установленному режиму дня, бюджетировать собственные расходы и прописывать четкие алгоритмы в достижении поставленных целей, но со временем, как правило, «авось» все равно берет свое. Мы себя обвиняем в отсутствии силы воли, бессистемности, однако дело в другом. Где-то в потаенных уголках сознании живут слова Спасителя: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут…».

4. Выделяться из толпы

В отличие от европейцев мы не зациклены на собственной индивидуальности. Русские – народ коллективный, соборный. «Мы как все», и в этом наша сила. Если все предпочитают одеваться в темное, значит и нам стоит следовать «коллективному монохрому», ибо в этом явлена мудрость народа. Какая? Быть не заметным для лиха, которое может прийти как от властей, так и от бесов.

5. Хвалиться собственными успехами

На вопрос «Как дела?» мы отвечаем «потихоньку», «ничего» или «нормально». Даже в том случае, если мы заработали миллион или получили большое наследство. И дело не в том, что таким образом мы предупреждаем возможный сглаз. Русский человек живет в своем ментальном космосе, где жизнь земная – равно испытанию перед главной наградой, Царствием Небесным. Не случайно на Руси любят людей «бедовых», а к успешным относятся с подозрением. Нет, не из-за зависти. В русской духовной традиции любое несчастье считалось проявлением любви Господа и даже избранности «несчастливца». А с богатством все гораздо сложнее… На Руси на людей, живущих в роскоши, всегда смотрели как на «пропащих», поддавшихся на искушения бесов.

6. Улыбаться незнакомым людям

Нас часто обвиняют в суровости и излишней серьезности: дескать, мы русские мало улыбаемся в публичных пространствах. Мы из вежливости не улыбаемся, поскольку все, что сделано из вежливости есть лукавство. Улыбка в нашей традиции подразумевает определенную степень доверия, а доверять первым встречным на Руси не принято – есть негативный опыт.

А еще мы улыбаемся, когда сталкиваемся с несправедливостью. Это грустная улыбка, и обращена эта улыбка внутрь нашей души, а не кому-то конкретному.

7. Пропускать вперед себя в очереди незнакомца

Соблюдение очереди священно для нас. В архетипном сознании русского человека очередь, вероятно, близка по символике «воздушным мытарствам», через которые должна пройти каждая душа на пути к престолу Господа для частного суда. И когда в этом ответственном процессе перед нами вдруг вырастает незнакомая спина наглеца, то это равносильно к провокации «нечистого духа», желающего вам «адской доли». Видимо, по этой причине наши очереди очень плотные, грудь к спине, локоть к локтю.

Список подготовил Герман Юрьев

Проблема сепаратизма: замолчать – не значит решить

Госдума приняла в первом чтении законопроект, предусматривающий уголовное наказание за призывы к расчленению России. Причем, если такие призывы будут распространяться через СМИ или Интернет, это может потянуть аж до пяти лет лишения свободы.

Тут стоило бы для начала выяснить, а кто, собственно, призывает расчленять страну? Против кого направлен такой закон? Национальные республики? Нет. Там всерьез никто отделяться не хочет. Небольшая часть несистемных левых, которая еще помнит о праве наций на самоопределение, и которая это право поддерживает? Но они для власти уж слишком небольшая политическая величина, чтобы принимать ее во внимание, да еще и придумывать для сторонников этой концепции специальный федеральный закон.

Остается, что законопроект направлен на определенную часть русских националистов, выдвигающих требования, типа «Хватит кормить Кавказ!».

Лозунг, безусловно, разрушительный, потому что если кого-то бесконечно травить, выталкивать из страны, он, в конце концов, захочет уйти, а страна действительно развалится.

Вообще национализм доминирующего этноса, стремящегося к подавлению других этносов своей страны, всегда приводит государство к национальной катастрофе, развалу или, как вариант, отпадению от него части территории.

XX век являет собой зримое подтверждение этого тезиса: Российская и Австро-Венгерская империи, нацистская Германия, Советский Союз, Югославия, Сербия, Молдова, Грузия времен президента Гамсахурдия, Азербайджан позднесоветского периода…

Этот длинный список можно продолжать. И всегда националисты и патриоты задним числом рассказывают, что развал их страны произошел из-за действий внешних сил. Внешние силы, конечно, не дремлют и в мутной воде пытаются решать свои задачи. Просто националистам не надо самим мутить воду межнациональных отношений в стране, тогда и сваливать вину за ее развал на кого-то не придется.

Пока кавказцы в массе своей из России уходить не хотят (вспоминается афоризм «Дагестан никогда добровольно в Россию не входил, и никогда добровольно из нее не выйдет»). И не только потому, что сидят на дотациях федерального бюджета — значительная часть по преимуществу русских областей тоже сидит на этих же дотациях.

Кавказцы не хотят уходить из России потому, что, несмотря на жестокую историю их покорения Российской империей (например, после первой Кавказской войны в XIX веке численность чеченцев сократилась на 50 (!) процентов), несмотря на сталинские депортации, они, как это ни парадоксально, все еще продолжают считать себя российскими гражданами.

И пытаются напомнить об этом нам — как благополучным и самодовольным, так и неблагополучным и всем недовольным, пытающимся найти виновного в своих бедах в том, кто не похож на тебя.

Пока же кавказцы лишь намечают провести в Москве митинг под лозунгами: «Хватит наезжать на Кавказ», «У преступности нет национальности!» и «Кавказцы у себя в стране!». Но в какой-то момент могут сказать: «хватит». И страна рассыплется…

С другой стороны, если говорить о новом законопроекте, то не покидает ощущение, что он придуман лишь в качестве еще одного кляпа для политизированной части общества. В любом случае, он будет применяться и против правой, и против левой оппозиции. Однако его использование, вопреки надеждам его авторов и заказчиков, все равно будет ограничено временем относительного благополучия.

Как только экономическая ситуация всерьез ухудшится, она тут же повлечет за собой деформацию действующих политических институтов и, соответственно, действующего права. А это значит, что нынешние законы перестанут иметь реальную силу и будут либо изменены, либо отменены. Политическая целесообразность вновь возьмет верх над мелочным крючкотворством прежней власти, пытающейся оградить себя от реалий дня стеной непроходимых законов. На определенном этапе они просто никому не будут нужны. Как перестала в 1993 году быть нужной новому правящему классу старая советская конституция.

Что же касается принципа «самоопределения народов вплоть до отделения», то он является частью системы современного международного права. Значительная часть современных европейских государств возникла в XX веке благодаря ему.

Большинство канадцев пока не хотят распада своей страны и выхода из ее состава Квебека, однако никто не лишает права квебекцев ставить этот вопрос и выносить его на референдум.

Российская Госдума, конечно же, примет этот закон, если ей прикажут. Однако, кроме того, что граждане будут обсуждать эту тему с оглядкой — на кухне и в частных беседах, власти ничего не добьются. А разговоры из частных кухонь, как мы знаем, рано или поздно выплескиваются на улицы, где уже народ сам решает, как ему жить дальше.

Из повестки дня вопрос отделения от страны той или иной ее части может быть убран только кардинальным улучшением политической и экономической систем общества. И, на этой основе, улучшения межнациональных отношений. Но все три задачи решаются не запретами на обсуждение тех или иных тем, а реальной политикой.

Александр Желенин, Росбалт

Иерарх РПЦ признал «эпидемию исламизма» среди русских в Сибири

Новосибирский митрополит Тихон одним из первых cреди иерархов РПЦ решился признать: не просто в России, а в Сибири наблюдается настоящая эпидемия популярности радикального ислама среди русских. В том числе – среди подростков. Митрополит Тихон объяснил это тем, что Сибирь сильно «пострадала в годы безбожия» и до сих пор уничтожается «национальное самосознания народа, теряется генофонд страны»: «Русские дети стесняются называть себя русскими, православными».

Выступление митрополита Тихона состоялось в Новосибирском аграрном госуниверситете в рамках XVII Новосибирских рождественских образовательных чтений. Поводом была заявлена тема наркотиков и молодежи, но речь правящего архиерея внезапно зашла о религиозном фундаментализме.

«В паспортах нет графы «национальность». Русские дети стесняются называть себя русскими, православными… Духовные ориентиры сегодня искусственно размыты, поэтому те молодые люди, которым чуждо самоубийственное поведение (наркомания, алкоголизм) и которые выходят на поиск истины, оказываются на дороге, изобилующей ямами и капканами. На их пути зачастую непреодолимым препятствием встают невероятно распространившиеся в нашей стране оккультизм, сектантство и радикальный ислам», – объявил митрополит Новосибирский и Бердский (цитируется по публикации портала «Образование и православие».

Владыка высказал серьезные опасения, что в Сибири все больше становится русских подростков-ваххабитов. Слова митрополита подтвердил ведущий специалист Душепопечительского православного центра святого Иоанна Кронштадтского монах Иоанн (Адливанкин), рассказав об одной из своих встреч с юными джихадистами:

«Я сидел напротив симпатичных русских ребят, учащихся одного из колледжей российской системы образования в одном российском городе русской Сибири. Их было, кажется, девять – с виду обычных русских мальчишек, не старше 15-ти лет. Необычным было то, что все они были ваххабитами…. Самый тщедушных из моих собеседников, совсем с виду ребенок, когда узнал, что я был коллегой убитого несколько лет назад в Москве радикальными исламистами священника Даниила Сысоева, за моей спиной отчетливо произнес: «Нужно и этого замочить». Когда я повернулся, поставленная ребром рука у его горла заканчивала демонстрацию того, как это нужно сделать. Я его внимательно рассматривал: у него было наивное лицо… и далеко не наивные глаза, которые он и не думал от меня отвести. Его друзья были с ним очевидно солидарны… Разговор с родителями этих мальчиков ничего не дал: дети не пьют, не курят – что еще нужно?»

Причину «духовного уродства» митрополит Тихон увидел в «бездуховности Сибири»: «Сибирь… пострадала в годы безбожия…Перерождение русских было главным достижением советской власти… Бездуховный человек становится легкой добычей порока». «Молодым людям, оторванным от живого источника, которым является русская культура, православие, нужна духовная опора, стержень, но за неимением таковых, они примыкают к подменяющей их «силе» радикального ислама, выражающегося в агрессивной самости, умноженной на сакральную идею и групповую поддержку», – резюмировал архиерей.

Выступление новосибирского митрополита Тихона стало уникальным событием. Ранее в отношении ислама высказывались, в основном, деятели, невысоко стоящие в иерархии РПЦ, хотя и влиятельные в медиасфере: как, например, протодиакон Андрей Кураев («Террористическая проповедь – это болезнь уже всего исламского сообщества… может быть, терроризм – это следствие искаженного понимания Корана. Но ведь – именно Корана, а не книги о Винни-Пухе. У истоков этого искажения стоят ученейшие исламские мужи (улемы), а не безграмотные арабские скинхеды»).

То, что джихадистами становятся все больше русских, причем, именно молодых людей – еще недавно никто из официальных лиц не решался публично признать. Первыми, кто официально признал, что радикальный ислам активно распространяется не только в мононациональных республиках и среди гастарбайтеров, но и в среде русской молодежи и профессиональной преступности, стали представители МВД и ФСБ.

Примером последнего является история «Новосибирского джамаата» – банды, созданной кавказцем-террористом из русских спортсменов и «сидельцев». Банду создал кавказец Анзор Канашев. Он стал единственным членом «Новосибирскго джамаата», кто сумел скрыться от новосибирских правоохранителей. В его отсутствие группировкой руководил 25-летний Алексей Новиченко, взявший мусульманское имя Хамза, – спортсмен, переехавший в Новосибирск из Томска, неоднократный участник региональных соревнований по карате и рукопашному бою. Вербовка велась в спортзалах и колониях. Русские джихадисты постепенно вооружились и совершили несколько разбойных нападений, причинив ущерб на десятки миллионов рублей. Часть средств была потрачена на снаряжение, орудие и боеприпасы, а часть бандиты перечислили кавказскому бандподполью.

Незадолго до задержания они собирались захватить один из провинциальных отделов полиции. После этого боевики хотели «уйти в лес», чтобы начать открытый террор в окрестностях Новосибирска.

Отметим, что исламофашизм стал новым явлением в российской политической жизни, появившись примерно в середине прошлого десятилетия. Салафизм пропагандируется как «освободительная» теория, выполняя роль, которую в прошлом играли марксизм, протестантизм и прочие «обновленческие» системы. В этом качестве он является чем-то вроде «последнего прибежища» для неокрепших умов, увлеченных идеей политического и социального протеста.

Кроме того, исламофашистами часто становятся бывшие нацболы или даже национал-социалисты – поскольку внутренняя логика экстремистских движений предполагает, по большому счету, лишь два варианта развития. Либо члены молодежных группировок интегрируются в провластные структуры, что было продемонстрировано «антифашистским» кремлевским движением «Наши», либо становятся террористами. А уже в роли террористов они ищут ориентиры более-менее «успешной деятельности», в результате чего пытаются перенимать опыт кавказских боевиков-исламистов. «Заражение» исламофашизмом происходит в процессе «обмена опытом».

Впрочем, «политических» в этой среде немного. Одними из основных способов вербовки русских исламистами являются браки боевиков с русскими девушками и агитация среди заключенных.

«Новый Регион»

Концерт-путешествие от Рады и Терновника

И хотя Рада и Терновник существуют с далекого 91-го года, я познакомилась с этой группой совсем недавно, наткнувшись на один из отчетов о прошедшем концерте. Меня тогда поразила удивительная многоликость и глубина коллектива. Словам, которыми описывали концерт этой группы, позавидовали бы многие видные исполнители. Мне захотелось обязательно сходить, услышать, убедиться самой, что все действительно так, как говорилось в том отчете.

Группа Рада и терновник поразила меня. Атмосферой, звуком, текстами. Все напоминало таинство. Люди, собравшиеся вокруг сцены, как возле костра, сидели и внимали происходящему. Живой вокал и манера подачи создавали уютную дымку, переносящую всех присутствующих куда-то далеко из центра Москвы в глубину леса. И вот мы словно бы сидим перед огнем в лесу и становимся хранителями какого-то глубокого знания. Возможно, для людей, никогда не слышавших группу, звучит довольно странно, но на мой взгляд получалось все довольно органично. Музыка, завораживающая, и поражающая своей многогранностью, пронизывающий вокал, плавные движения. Рада и Терновник вобрала в себя кучу разных стилей, создав при этом что-то совершенно свое. Если визуальное впечатление ориентирует неподготовленного слушателя больше на фолковые направления (внешний вид участников группы, странные музыкальные инструменты разных народностей), то по факту можно встретить элементы и эмбиента, и idm’а, и пост-рока. Учитывая, сколько в нашей стране любителей этих направлений, мне немного странно, что Рада до сих пор не собирает большие клубы. Одним словом, я была приятно удивлена обилием музыкальных граней этого коллектива. Возвращаясь к теме «странных инструментов», в этот вечер в зале присутствовали плоские колокола, выдававшие совершенно потрясающие звуки.

Как было заявлено в начале, нас ожидало путешествие по книге «Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях». Путешествие само по себе началось почти сразу, как потерялось ощущение того, что ты находишься в Москве. Что же касается книги, то, к сожалению, читать мне ее не доводилось. Но я нашла много отзывов на просторах сети. Книга, в первую очередь, о женщинах и для женщин. О том, как женщина отрывается/отделяется от своей внутренней сущности в условиях современного мира. Как ее исконные желания, привычки, обязанности теряются в водовороте и суете настоящего. В книге через сказки, предания, мифы пытаются восстановить разорванную связь, передать накопленный веками опыт и обратить женщину внутрь себя, внутрь своей женской природы, вернуть ее к «первоисточнику». Мне кажется, не зря в анонсе присутствовала формулировка «дикая женщина». Если немного абстрагироваться от слова «женщина»: что, собственно, представляют собой слова «дикий» и «домашний». Дикий — тот, кто свободен и следует лишь своим природным инстинктам. Домашний — тот, кто приручен кем-то и приучен делать что-либо для кого-то. Когда человек установил свою власть над животным, и заставил его делать то, что он [человек] хочет, тогда стали называть дикое животное, домашним. Через много поколений, эта одомашненность вошла в привычку. Но ведь внутри каждого живого существа дремлет его первобытная дикая сущность, как дремлет она и в женщине, которая существует в мире мужчин и которой порой приходится следовать «мужским» законам. Женщину сейчас, в некоторой степени, можно назвать «домашней».

12 декабря Рада и Терновник предлагали всем пришедшим попробовать пробудиться. Опираясь на философию книги и собственное виденье, Раде удалось создать невероятное звуковое и визуальное полотно для процесса «пробуждения». Как говорилось в анонсе — пробуждение через музыку, через первобытные ритмы, звуки шаманских бубнов и плоских колоколов, через пение. На концерте присутствовал и видео ряд, и гипнотические танцы танцовщицы Кристабель, и мини сценки невербального театра “Сомнамбула”. Не обошлось и без традиционных гостей Ульяны Шулепиной и Павла Боева (“Очелье Сороки”).

Рада завораживала не только своим голосом, но и сама по себе. Своими движениями руками, взмахами рук, плавным скольжением по сцене. Она была предельно серьезна и сосредоточена. Хотя приветствуя и представляя гостей, она на мгновенье выходила из образа и уютно улыбалась всем пришедшим. Между песнями звучали пространные рассуждения о женщинах, об их природной сущности. «Пространные» потому, что звучали они под какую-то музыку не от мира сего, заставляя сознание медленно качаться на волнах звуков и свободно пускать в свою голову любые возникающие образы. Участницами концерта было прочитано несколько сказок (сказок ли?): про песика, который доставил имена двух девушек своему хозяину, благополучно повлияв на его дальнейшую судьбу; про женщину с тюленьей кожей, оказавшейся пленницей охотника… Сказки также сопровождались музыкальными окантовками и в созданной атмосфере звучали интригующе.

Подводя итог, могу сказать, что мне все понравилось. В этот вечер в клубе ДОМ собралась очень разная публика. Хотя иначе и быть не могло у такого нетипичного коллектива, как Рада и Терновник. Люди сидели, стояли, лежали. «Что их привело именно в этот вечер?» — задавала я немой вопрос, рассматривая пришедших. Желание насладиться музыкой? Послушать Раду и проникнуться невероятной атмосферой, создаваемой группой и приглашенными участниками? А может они хотят узнать подробнее про книгу Пинколы Эстес? Я пришла из любопытства, посмотреть, что же это за музыкальное явление на отечественной сцене, о котором мне доводилось слышать удивительные вещи. И, удовлетворив свое любопытство, могу сказать, что приду еще не раз. Прикоснувшись к тому, что делают такие группы как Рада и Терновник, ты идешь домой вдохновленной, задумчивой, заинтригованной. Каждый концерт коллектива – это не просто выступление. Это цельное произведение, имеющее свой сюжет, свой смысл и свою цель.

Теперь невольно думаешь, а что же я увижу в следующий раз, о чем предстоит задуматься на следующем концерте? Ведь никогда не знаешь, какую грань творчества ты увидишь или услышишь. И даже если ты что-то не поймешь в теме вечера, музыка, проникающая в самое нутро, точно не оставит тебя равнодушным и сформирует внутри нужное ощущение.

Спасибо всем участникам концерта за то, что взяли нас с собой в необычное путешествие.

Группа быстрого реагирования

Блистательный фильм «Линар» выходит в широкий показ

Фильм рассказывает о маленьком мальчике по имени Линар, который проходит путь от смерти к взрослой жизни. С момента рождения у него больное сердце. Единственное, что может помочь ребенку — трансплантация. Преодолев многие испытания, Линар с искусственным сердцем отправляется на поиски настоящего маленького сердца в чужую страну. На протяжении нескольких лет рядом с мальчиком — только врачи и опекуны. Мама и родные Линара верят в его возвращение домой.

Фильм снимался в течение пяти лет в России и Италии. Закрытый показ еще не готовой картины был организован проектом «ДОКер» в Москве. Национальная премьера фильма состоялась в апреле этого года на Первом Национальном Фестивале Дебютов «Движение» в Омске, где работа получила Специальный Приз Жюри и Приз Зрителей. Затем картина также была удостоена Приза Зрителей на 24-ом Открытом Фестивале Документального Кино «Россия» в Екатеринбурге. «Линар» был единственным фильмом представлявшим Россию в международном конкурсе 13-го МКФ Документального Кино «Флаэртиана» в Перми, был показан в главном конкурсе МКФ Документального Кино Ciné-DOC в Тбилиси, а также на Неделе российского искусства в Каннах в рамках Специального показа. В октябре этого года лента была номинирована на премию «East Silver Eye» в категории «Лучший Полнометражный Документальный Фильм года» в Йиглаве, Чехия. Московская Премьера фильма блистательно прошла в рамках проекта «ДОКер» в декабре этого года.

Режиссер и автор сценария: Настя Тарасова
Оператор: Ирина Шаталова
Звукорежиссер: Нелли Иванова
Композитор: Дмитрий Селипанов
Производство: Киностудия «Альбатрос»
Дистрибьютор: Reflexion Films
82 минуты / Россия / 2013
www.linarmovie.com

Вслед за успешной московской премьерой, документальный фильмLINAR выходит в прокат. На этой странице будут анонсированы три показа, которые пройдут в Домжуре в последнюю неделю уходящего года.
———————————————

ДАТЫ ПОКАЗОВ:
24 декабря — 20:00
26 декабря — 20:50
29 декабря — 16:00

Кинозал Домжур
Никитский бульвар, д.8а
Стоимость билета – 200 рублей
Билеты на показ можно приобрести в кассе Центрального Дома журналиста

Счастье как политическая проблема

Когда политические лидеры и высшие должностные лица озвучивают цели, которых они собираются достичь в своей политике, они очень часто — пожалуй, даже слишком часто — говорят об абстракциях, которые имеют очень «непрямое» отношение к жизни отдельного человека. Например, экономический рост — умозрительно, видимо, неплохая вещь, но ни увидеть, ни пощупать его нельзя, и самое быстрое экономическое развитие вполне совместимо с тем, чтобы кто-то терял работу, кто-то разорялся, у кого-то уменьшались доходы.

Именно поэтому самый запрещенный и самый эффективный прием в полемиках по политическим вопросам — это апелляция к счастью.

Человек слишком легко несчастен. Как написал Илья Ильф в своих записных книжках, «радио есть — а счастья нет». Так и в результате самых наилучших реформ: производительность труда растет — а счастья нет. Демократия есть — а счастья нет. Институты эффективны, подушевой ВВП достиг, пенсионная обеспеченность, уровень безграмотности, криминальная обстановка по сравнению с соответствующим периодом — а счастья все нет!

Между тем, пытаясь все время перещеголять друг друга, и политики, и политические учения невольно выходят на обещание осчастливить народ — и противникам ничего не остается, как разоблачать их, задавая сакраментальный вопрос: а стал ли человек счастливее от ваших реформ, индустриализации, крещения Руси, проведения биеннале современных искусств?

Все успехи цивилизации могут быть подвергнуты сомнению на основании этого эффективного критерия, что хорошо изображено в романе Валентина Катаева «Время, вперед!». В романе показано, с каким энтузиазмом советские люди строят металлургический комбинат в Магнитогорске, и вот на грандиозное строительство приезжает американский турист, мистер Рай Руп, который смотрит на суету труда и думает: «И вот — километровая плотина. И вот — половина озера. Человеку кажется, что он победил природу. Человек торжествует. Но для чего все это человеку? Вода для промышленности. Прекрасно. Но для чего промышленность? Для производства вещей. Прекрасно. Но для чего вещи? Разве они нужны для счастья? Молодость и здоровье — единственное, что нужно для счастья. И разве древнее, патриархальное человечество было менее счастливо, чем сейчас? О, тогда на земле было гораздо больше счастья!»

Счастье как проблема науки и статистики

Исследования проблем счастья и психического благополучия фактически превратились на Западе в самостоятельную научную дисциплину, что, в частности, выразилось в организации в 2000 году междисциплинарного «Журнала исследований счастья» под редакцией голландского профессора Рута Винховена. По его инициативе в журнале началось составление рейтингов государств по степени испытываемого их жителями счастья. Впрочем, сегодня подобные рейтинги рассчитываются множеством научных организаций во всем мире.

В англоязычной психологии возникло особое направление — так называемая «позитивная психология», по словам ее создателя М. Селигмана, она «изучает позитивные чувства, чтобы помочь людям развивать положительные свойства характера и достичь того, что Аристотель называл «благой жизнью».

В 2010 году группа английских ученых создала международное «Движение за счастье» (Action For Happiness). В программных документах организации говорится: «Наша цель состоит в том, чтобы образовать массовое глобальное движение для кардинального изменения стиля жизни современного общества». К 2011 году в движение вступило около 4,5 тыс. человек из почти шестидесяти стран.

Первый вывод, который в один голос начинают делать все ученые или политики, решившие заняться темой счастья, заключается в том, что до сих пор государство ничего не понимало в причинах счастья.

Совсем недавно Мариано Рохас, профессор латиноамериканского факультета социальных наук в Мехико (FLACSO), анализируя данные опросов населения Коста-Рики, сказал, что поскольку согласно данным исследований, счастье зависит не только от дохода, то и государственные программы, направленные на борьбу с бедностью, должны стремиться разрешить эту проблему не только за счет увеличения доходов бедного населения, но и путем улучшения качества жизни этих слоев и в других областях. При составлении социальных программ нужно учитывать, что благосостояние зависит от многих областей жизни: досуга, образования, среды и потребительских навыков, то есть умения тратить разумно.

Аналогично профессор Эд Дайенер, под руководством которого компания Gallup в 2005–2006 годах исследовала радость и удовлетворенность жизнью 136 тысяч человек в 132 странах, написал, что такие позитивные эмоции, как радость и наслаждение, гораздо более тесно связаны не с деньгами, а с другими факторами, такими как сознание того, что тебя уважают, с ощущением независимости. Источником позитивных эмоций также являются друзья и дающая удовлетворение работа.

В переведенной на русский язык книге Майкла Аргайла «Психология счастья» можно прочесть, что работа, конечно, имеет большое значение для душевного благополучия, но не столько сам факт работы или материального поощрения труда, сколько психологические аспекты работы, такие как разнообразие труда, его осмысленность, общественная ценность, характер взаимоотношений с коллегами и руководством…

Мир медленно приходит к осознанию, что существующие в политике ориентиры неточны, и символом этого понимания становится развернувшаяся в последние годы дискуссия о том, можно ли считать ВВП главным показателем развития страны. Камертоном этой дискуссии могли бы служить слова, сказанные в 1968 году сенатором Робертом Кеннеди: «ВВП измеряет все, кроме того, ради чего стоит жить». В конце 1960-х слова Кеннеди звучали как монтеневский парадокс, может быть, весьма глубокий, но не имеющий значения для практических политиков. Однако уже в 1970-х годах король Бутана Джигме Сингье Вангчук сказал: «Счастье народа важнее процентов валового внутреннего продукта» — и ввел понятие валового национального счастья.

В 2008 году президент Франции Николя Саркози создал специальную международную комиссию по измерению экономических достижений и социального прогресса, которую возглавили нобелевские лауреаты Амартия Сен и Джозеф Стиглиц, известные своим критическим отношением к принятым в мире методам управления экономикой. По итогам работы комиссии в 2009 году Саркози предложил ввести новые параметры: счастье и доступность услуг здравоохранения — для оценки развития страны, и призвал другие страны подражать Франции.

В конце 2010 года правительство Великобритании выделило 2 млн фунтов стерлингов на измерение «индекса счастья». Начиная с 2011 года Управление национальной статистики Великобритании начало просить жителей страны оценить свое благополучие. «Мы продолжим измерять ВВП, как и всегда, но нам давно пора признать, что отдельно взятый ВВП не является полным методом измерения уровня прогресса страны», — заявил премьер-министр Дэвид Кэмерон.

Наконец, в начале 2011 года пришло сообщение, что и власти Китая будут проводить какие-то эксперименты в этой области и использовать некие «индексы счастья». Премьер КНР Вэнь Цзябао сказал, что эффективность работы чиновников следует определять не по количеству построенных небоскребов, а тем, счастливы ли люди под его управлением. Эксперимент на эту тему уже проводится в одном из провинциальных городов, хотя рассчитываемый там «индекс счастья» пока не учитывает субъективную удовлетворенность жизнью, а только объективные показатели — например, метраж жилой площади на душу населения и содержание углекислоты в атмосфере.

Параллельно с правительствами всевозможные «индексы счастья» рассчитываются различными научными организациями. Например, известностью пользуется Международный индекс счастья (Happy Planet Index), предложенный в 2006 году британским исследовательским центром New Economics Foundation (NEF). Для его расчета используются три показателя: субъективная удовлетворенность жизнью, ожидаемая продолжительность жизни и состояние экологии, причем, что любопытно, самыми счастливыми в мире оказываются сравнительно бедные латиноамериканские страны.

Фелицитарная политика – политика счастья

На повестке дня медленно, но верно встает вопрос о создании «политики счастья», в основе которой должна лежать некая еще не созданная интегральная теория, объединяющая политологию, экономику, социальную политику и все, что может сказать о счастье психология, социология и прикладная философия.

Может быть поставлен вопрос о фелицитарной политике (от латинского «фелицитас» — «счастье»), и это словосочетание может употребляться наряду с нынешними понятиями «внешняя политика», «социальная политика», «демографическая политика» и т.д.

В сфере теории предшественником фелицитарной политики, разумеется, является Иеремия Бентам, автор «Введения в принципы морали и законодательства», в котором развивается теория этического гедонизма, учение о том, что благо — это счастье, и целью этического поведения является достижение наибольшего возможного счастья для наибольшего количества людей.

В сфере реального государственного управления предшественником «Политики счастья» можно также считать любые правительственные меры, не преследующие никакой иной цели, кроме поддержания психологического комфорта своих граждан. Сюда можно отнести организацию зрелищ — функция, к которой очень серьезно относились римские императоры. Сюда же можно отнести меры, призванные расширить употребление психотропных и наркотических веществ. Несомненно, мерой фелицитарной политики можно считать решение Брежнева и его заместителя Кириленко отвергнуть предложение тогдашнего премьера Косыгина начать кампанию по борьбе с пьянством.

Меры эти были до сих пор не бог весть насколько эффективными. Современная цивилизация, несмотря на, казалось бы, имеющийся в ее распоряжении богатый арсенал средств манипулирования ощущением психического благополучия — начиная от химических средств и кончая информационными, — сделать человека счастливым не может. Экономика, динамика социальной структуры и острая конкуренция «говорят» человеку о его счастье гораздо громче и убедительнее, чем любая реклама и пропаганда, а химических средств, действующих эффективно и без последствий для здоровья, не существует. Впрочем, последнее утверждение нельзя понимать совсем уж буквально — ведь миллиарды людей делают свою жизнь сносной, регулярно употребляя алкоголь, антидепрессанты и другие химические заменители счастья.

Если, как утверждают гарвардские исследователи, важной предпосылкой психологического благополучия является систематический психоанализ — задачей государства может стать организация массовой и всеобще доступной сети психоаналитических кабинетов (раньше роль такой сети выполняла церковь со своим институтом систематической исповеди).

Если, как утверждает английское «Движение за счастье», важным фактором благополучия является постоянное, происходящее до конца жизни самообразование, то в обязанность правительства может войти обеспечение всеобщего доступа к самообразованию в любом возрасте.

В перспективе речь может идти о полной перестройке сферы управления с учетом новых критериев. Ведь никакой четкой границы между фелицитарной и прочей политикой нет, так же как, по большому счету, нет границ между всеми видами осуществляемых государством «политик». Когда принимают решение повысить пенсию и ради этого увеличить налоги, то преследуют цели социальной политики, но одновременно совершают важнейшие действия в экономической сфере.

Таким образом, хотя в рамках фелицитарной политики вполне возможно изобретение каких-то специальных мер по «осчастливливанию», важнейшая задача будет в общей координации всех сторон публичной жизни. Человек может совершать практически одни и те же действия, но быть при этом счастливым или несчастным. Различия будут в мельчайших нюансах, в ритме событий, в существовании неких страховых резервов или запасных вариантов, которыми, может быть, и не пользуются, но в которые верят и благодаря этому чувствуют себя защищенными; различия в том, как быстро пришла помощь в сложной ситуации… Фелицитарная политика должна исходить из сложной, многофакторной модели среды, в которой обитает человек, изучая, как каждый из факторов влияет на человеческое самоощущение и как действия государства могут повлиять на эти факторы.

Достижимы ли подобные цели? Как говорил Михаил Жванецкий, «местком наладить вашу личную жизнь не сумеет, но от недостатка опыта может попробовать». Неразрешимость вопроса не означает, что правительства не возьмутся решать его с энтузиазмом, особенно если наука вроде бы предоставляет новые и перспективные рецепты. Достаточно вспомнить проводившиеся в ХХ веке попытки скрестить политику с евгеникой или неудачные попытки американского правительства искоренить преступность в негритянских трущобах.

Впрочем, можно себе представить направление, в котором действия государства могут быть более успешными. Николаю Бердяеву принадлежит гениальный афоризм: «Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад». Этот афоризм прекрасно гармонирует с минималистским, но зато бесспорным определением счастья: когда можно избежать несчастья.

Государству очень трудно создавать новые рабочие места, трудно побуждать людей отказываться от своих старых профессий и переучиваться, практически невозможно гарантировать гражданам успех и карьеру, но зато сравнительно просто облегчить жизнь безработных, были бы деньги.

Экстраполируя эту ситуацию, можно сказать, что минимальным и наиболее реальным направлением фелицитарной политики должно стать «обезболивание», профилактика несчастья как ощущения. В принципе, «анестезия» является важнейшей функцией государства уже и сегодня, поскольку именно государство прежде всего приходит на помощь в экстренных случаях: лечит больных, помогает жить безработным, тушит пожары, вытаскивает пострадавших из-под обломков разрушенных зданий, защищает в случае войны.

Легко можно предсказать появление фелицитарной составляющей в сфере охраны труда. Если сегодня специалисты по охране труда выявляют на рабочих местах факторы, вредящие здоровью, и требуют от работодателя выплачивать компенсацию, то завтра будут выявлять факторы, портящие настроение, и так же требовать компенсации. В сущности, неопределенное понятие «моральный ущерб», фигурирующее в огромном количестве юридических ситуаций, можно истолковывать именно как ущерб психологическому комфорту и даже как ущерб счастью.

Общество победившей тотальной «анестезии» вполне правдоподобно описано в романе Станислава Лема «Возвращение со звезд», где в обществе будущего важнейшие источники несчастий устранены двумя способами — техническим и фармакологическим: с одной стороны, некие генераторы антигравитации полностью устраняют возможность катастроф; с другой стороны, происходящая с человеком при рождении процедура «бетризации» нейтрализует все агрессивные импульсы в мозге.

Счастье в таблетках

Если фелицитарная политика действительно возникнет, перед разрабатывающими ее умами немедленно встанет множество ловушек.

Можно только догадываться, что может сделать с симптоматикой счастья мощь технологической цивилизации. Некоторое представление об этом дает история литературных антиутопий — начиная с «Дивного нового мира» Хаксли, где самые изощренные технические методы, включая воздействия на еще не родившийся эмбрион, делают человека идеально приспособленным к данному обществу — а чтобы всегда иметь хорошее настроение, жители «Дивного мира» употребляют наркотик «сому», у которого нет негативных действий («сомы грамм — и нету драм»).

Ощущение счастья тесно связано с биохимией мозга, а освоением выработки веществ-нейромедиаторов (серотонина, дофамина, эндорфина) организовать ощущение счастья гораздо проще, чем полностью обустраивать человеческую жизнь.

Еще одним чрезвычайно ярким изображением общества победившей химической фелицитарной политики является роман Станислава Лема «Футурологический конгресс». Тут членам общества будущего кажется, что они живут шикарной жизнью, что их существование протекает на широких проспектах и в дорогих апартаментах, они едят в дорогих ресторанах, ухаживают за прекрасными женщинами, но на самом деле это иллюзия, результат воздействия распыляемых в воздухе химических препаратов. Реальность — иная: город состоит из трущоб, полных больными людьми, которые едят отбросы.

Счастье, конкуренция и скорость развития

Еще одна проблема фелицитарной политики проистекает из-за того, что во многих случаях ощущение благополучия в нашей жизни возникает, благодаря выигрышам в играх с нулевой суммой. То есть человек часто счастлив тогда, когда смог возвыситься над другими. Некоторые исследования показывают, что высокие доходы приносят удовольствие не потому, что они велики, но при условии, что они истолковываются как «большие, чем у соседей». Как дать высокое положение всему населению, вряд ли может придумать даже утопист со смелой фантазией.

Впрочем, какие-то решения у проблемы, вероятно, есть. Например, появление в обществе большого количества независимых друг от друга, но пересекающихся иерархических структур, так что, не достигнув успеха в одной, человек всегда может сделать «карьеру» в другой.

Можно также представить, что педагогика будущего будет заботиться о том, чтобы честолюбие было распространено в обществе умеренно, дабы обеспечить руководящие должности честолюбивыми кадрами, но чтобы большинство людей не придавало достижению власти большого значения.

В книге немецкого социолога Гельмута Шока «Зависть» отмечается, что зависть является совершенно обыденным и непреодолимым чувством, и никакое социальное равенство избавить от него не может, поскольку с ростом равенства увеличивается «чувствительность» зависти к мельчайшим различиям между людьми. Однако люди склонны завидовать близким себе по положению, сопоставимым с собою людям: рабочий скорее завидует другому рабочему, чем профессору; и в силу этого в жестких кастовых обществах, где человеку нечего и мечтать о переходе в другую касту, зависти гораздо меньше, чем в обществах демократичных. В «Дивном новом мире» Хаксли людей еще на дородовом уровне создавали членами определенной касты и вкладывали в них врожденное чувство гордости за свою касту, почтения к высшим кастам и уважения к низшим — это избавляло общество от социальных беспорядков.

Важнейший источник депрессий, стрессов и плохого настроения в современном мире — высокий уровень конкуренции, когда каждый человек чувствует, как соперник дышит ему в затылок. Ослабление соперничества не просто является фактором счастья — это заветная мечта всех членов современного общества. Однако здесь перед нами встает одна из неразрешимых проблем фелицитарной политики: счастье часто противоположно эффективности. Этот факт можно связать с данными, полученными психологом Джо Форгасом из университета Нового Южного Уэльса, согласно которым счастливый человек действует менее эффективно: он больше погружен в себя по сравнению с несчастным, более легковерен, менее внимателен к деталям и у него хуже работает память.

Развитие если и способствует счастью, то только в некой отдаленной перспективе — «наши дети будут жить лучше». В повседневной жизни развитие — это заботы и опасности.

В России сегодня период 1990-х годов истолковывают как социальную катастрофу именно потому, что слишком большое число людей, чьи социальные позиции были намертво привязаны к плановой социалистической экономике, разом утратили и ориентиры, и привычные схемы социального взаимодействия.

Впрочем, российская история, наверное, начиная с Ивана Грозного, представляет собой череду мучительных шоков, которые неизменно потом называли «волнами модернизации».

А вот в Бутане суть осуществляемой политики «валового национального счастья» заключается как раз в том, что развитие страны осуществляется медленными шагами и сопровождается мерами по сохранению традиционных ценностей — семьи, культуры, природы и буддийской религии.

В романах братьев Стругацких упоминается некая инопланетная «цивилизация Великой Тагоры», которая отличается именно тем, что во имя целей, которые мы выше назвали «анестезией», сознательно сдерживает прогресс. В романе «Волны гасят ветер» об этой цивилизации говорится: «Цивилизация гипертрофированной предусмотрительности. Три четверти всех мощностей направлено у них на изучение вредных последствий, каковые могут проистечь из открытия, изобретения, нового технологического процесса и так далее. Эта цивилизация кажется нам странной только потому, что мы не способны понять, настолько это интересно — предотвращать вредные последствия…».

На интуитивном уровне купирование шока, вызванного быстрыми переменами, является важнейшей задачей политики, и дискуссии между теми, кто требует развития как можно быстрее и любой ценой, и теми, кто по тем или иным причинам не готов платить за него сполна, являются важнейшим содержанием политических дискуссий в огромном числе стран. Но кажется, нигде еще не был поставлен вопрос о том, что счастье, благополучие, комфорт — это ценности; что эти ценности могут быть поставлены выше развития.

В наше время покушение на скорость развития вряд ли возможно, поскольку любое государство находится в состоянии острого соперничества с соседями. Тот, кто отстает, рискует быть съеденным. Если отставание не будет восприниматься как угроза безопасности, пропадет добрая половина стимулов развития.

Впрочем, уход ускорения развития любой ценой из числа приоритетных политических ценностей не означает исчезновения соперничества и конкуренции: конкуренция между всевозможными акторами будущего общества все равно останется — между частными компаниями, отдельными индивидами… Эта конкуренция будет обеспечивать развитие, но государство, лишенное враждебного окружения, будет заниматься уже не столько стимулированием прогресса, сколько, как правительство Великой Тагоры, предотвращением его вредных последствий. И можно будет предсказать, что отказ государства от роли стимулятора скорости будет воспринят многими как застой, старение расы и упадок цивилизации.

С другой стороны, развитие обеспечивает важнейшую предпосылку счастья — поток постоянных улучшений.

В телепрограмме «Культурная революция» писатель Алла Дымовская как-то спросила: «Появились мобильники — стали ли вы счастливее?»

Если даже оставить в стороне минусы мобильников — что теперь тебя можно достать в любой точке и в любое время… Мобильники дают удобство. К удобству привыкаешь, отказ от него делает слегка несчастным. Но именно привычка не позволяет долго радоваться всякому новому удобству. Субъективное ощущение благополучия — динамической природы, оно нужно не для констатации, что «сейчас все хорошо», а для сигнализации, что «стало лучше, чем раньше». Для ощущения радости нужны постоянные улучшения. Например, выпускать все более крутые мобильники. Или как-нибудь вытравить у людей способность к привыканию — тогда однажды изобретенный мобильник или карманный фонарик будет праздником, который всегда с тобой.

И тут мы опять подходим к мысли, что куда проще не общество сделать обеспечивающим счастье, а биотехническими средствами создать человека, способного быть счастливым в том обществе, которое есть. А поскольку, по всем прогнозам, человечество стоит накануне катастрофической биотехнологической революции — эта мысль становится все более соблазнительной и опасной.

Иммануил Кант возражает

Серьезным аргументом против самой идеи фелицитарной политики может быть утверждение, что счастье вовсе не является ценностью, которой следовало бы добиваться любой ценой и которой требовалось бы подчинять цели государственной политики. Счастье может быть лишь «обольщением», порожденным устройством нашего тела, нашими инстинктами и желаниями — но никто не сказал, что наши чувства, связанные с получением удовольствия «немедленно» и с архаичными, едва ли не устаревшими животными потребностями, могут служить надежной основой для выработки стратегии развития всего человеческого сообщества. За этим аргументом — длительные века борьбы моралистов с гедонизмом, разума с желаниями, борьбы, которую философы ХХ века под влиянием Фрейда сформулировали как борьбу принципа удовольствия с принципом реальности.

В философии символом всех подобных контраргументов против фелицитарной политики должно, безусловно, служить имя Иммануила Канта, полагавшего, что задачей человека должно быть не стремление к счастью, а выполнение долга.

Проблема лишь в том, что исторически морализм в борьбе с гедонизмом скорее терпел поражение.

Исторический опыт человечества показывает, что есть единственная ценность, ради которой живые существа готовы отказаться от удовлетворения желаний и счастья, — это сама жизнь. Принцип реальности торжествует над принципом удовольствия во имя выживания.

До тех пор пока мы находимся в состоянии «мирной» жизни, ориентация на счастье остается доминирующей, и более того: любая иная ценность, которая хотела бы занять достойное место среди политических целей, должна будет доказать, что она имеет отношение либо к выживанию, либо к счастью.

Резюмируя все сказанное выше, можно сделать следующие прогнозы:

1. В ближайшие десятилетия счастье будет осознано как приоритетная политическая ценность, причем относиться к нему будут как к измеримому и прагматически манипулируемому параметру.

2. На основе такого отношения к счастью возникнет фелицитарная политика.

3. Возникновение фелицитарной политики приведет к тому, что авторитет «ускорения развития любой ценой» будет поколеблен, чему, возможно, поспособствует рост международной безопасности.

Константин Фрумкин, Газета «Протестант«

Радуга без солнца

Мандела — особый случай в циничном мире политики. На исходе ХХ и в XXI веке другого деятеля, обладавшего столь же безупречной репутацией, мир просто не знал

Странный был нрав у этого президента: он вставал в четыре утра и первым делом аккуратно застилал постель. «Иначе я просто не в состоянии начать работу»,— говорил глава государства, а в прошлом — заключенный N 220/82. Отделаться от привычки, приобретенной за 27 лет за решеткой, он уже не мог.

Вождь и узник

На свет Нельсон Холилала Мандела появился 18 июля 1918 года в селении Куну. Как сын вождя народности тембу он получил лучшее образование, о котором мог мечтать тогда чернокожий: после миссионерской школы — колледж Форт-Хейр, единственный вуз, куда принимали африканцев. Доучиться не удалось: за организацию студенческого бойкота его отчислили. 26 лет от роду Мандела вступил в Африканский национальный конгресс (АНК). Эта организация, ныне правящая, в те годы и помыслить о таком не могла: во властных структурах Южной Африки были исключительно белые, а АНК в рамках закона добивался равенства для чернокожего большинства. Приверженность мирным методам неслучайна: принципы ненасильственного сопротивления сформулировал в свою бытность в Южной Африке Махатма Ганди.

Нельсон с энтузиазмом включился в массовые кампании неповиновения законам апартеида, то есть раздельного развития рас. Уже в 1950-м энергичного молодого человека избрали лидером Молодежной лиги АНК, два года спустя он возглавил «добровольцев» (так называли тех, кто публично сжигал пропуска, по которым полиция контролировала передвижение африканцев). Боксер-любитель, высокий, мощный, он и в жизни действовал решительно, но сила и закон были на стороне властей. Для начала Манделу решили припугнуть: 9 месяцев тюрьмы условно. Затем лишили гражданских прав. «Закон сделал из меня преступника не за мои проступки, а за мои убеждения»,— вспоминал Мандела.

К концу 1950-х государства континента одно за другим провозглашали независимость. В ЮАР спешно стали закручивать гайки. Переломным стал 1960-й: полиция расстреляла мирную демонстрацию в поселке Шарпевиль, погибло 69 африканцев. Кровь взывала к отмщению. «Судя по всему, нам придется закрыть главу ненасильственной политики»,— предупредил Мандела. В 1961-м он ушел в подполье и организовал военное крыло АНК «Копье нации». Газеты запестрели сообщениями о нападениях. Но Нельсон никогда не призывал к террору. «Расовая дискриминация сделала неизбежным ответное сопротивление и без четкого руководства, которое могло бы направить волну возмущения, это возмущение вылилось бы в безрассудный терроризм»,— писал он.

Больше года Нельсон водил полицию за нос: менял места жительства, переодевался в немыслимые одежды, гримировался. Но 5 августа 1962-го его арестовали. Когда он ехал под видом шофера белого хозяина, о его маршруте узнал сотрудник ЦРУ США, работавший «под крышей» консульства, и предложил полиции эти сведения в обмен на интересовавшие Вашингтон документы. Нельсон получил 5 лет каторжных работ на продуваемом всеми ветрами острове Роббен. Через год на показательном процессе срок увеличили до пожизненного.

Остров Роббен, ныне музей, был самой жуткой тюрьмой ЮАР. Заключенные перевоспитывались, дробя известняк в каменоломне. Подъем в 5:30, скудный завтрак, построение и — в карьер. Несмотря на изнуряющий труд, узники находили силы для чтения и занятий, хотя это грозило избиением и карцером. Признанным лидером заключенных стал Мандела. «Физически он был в тюрьме, но морально чувствовал себя свободным»,— вспоминал один из узников, Майкл Дингаке.

«Жаль,— вспоминал потом глава государства,— но теперь мне не хватает времени для чтения. Я люблю читать классику — такую как Диккенс и Толстой, биографии, исторические труды. Кроме того, жизнь в заключении давала время поразмыслить над проблемами и собственными ошибками».

Позже Манделу перевели в тюрьму Полсмоор, под Кейптауном. Условия содержания улучшались: последние годы узник жил и вовсе на вилле, а белое правительство дрожало над его здоровьем. Даже ярым защитникам апартеида стало ясно, в какую ловушку угодили власти, посадив в тюрьму лидера АНК. Каждый день пребывания за решеткой добавлял ему популярности. Для африканцев он превратился в мученика. А когда в конце 80-х годов к власти пришло более молодое поколение белых политиков, оказалось, что Мандела великая надежда не только для чернокожих, но и для белых южноафриканцев. Только он, с его непререкаемым авторитетом, мог разрядить долго копившуюся ненависть и удержать страну от межрасовой резни.

Читатель и кудесник

О том, чтобы выпустить узника на свободу, задумывались еще в конце 1960-х, но от него требовали оставить политику. «Я люблю жизнь не меньше вас, но не могу торговать правом моего народа на свободу»,— ответил Мандела. В 1990-м он вышел без всяких условий, а АНК получил право действовать легально. В 1994-м на первых демократических выборах Мандела и его партия получили почти две трети голосов.

Казалось бы, вот он — желанный миг мести за все унижения и обиды. Но Мандела был выше этого: он создал коалиционное правительство с побежденными, призвал белых не покидать страну, а продолжать работать на ее благо. И хотя за 5 лет правления АНК под его руководством улучшения жизни не произошло, именно отсутствие сюрпризов и стало главным чудом. Не секрет: ЮАР сулили распад и экономический хаос.

Мандела не был ни кудесником, ни святым. Об этом он сам не уставал напоминать и не обижался на критику. Терпимость, как и добровольный уход из политики,— редкость не только в Африке. Мандела за год до срока уступил пост лидера АНК своему заместителю Табо Мбеки и отказался от участия в президентских выборах 1999-го, хотя в 80 лет выглядел прекрасно.

Последние годы Мадиба, или Вождь, как почтительно называют его соотечественники, провел на ферме в родном Куну, где смог отдаться любимому чтению. Наладилась и личная жизнь. После скандального развода с неуправляемой и неверной Винни Мандела нашел утешение в обществе умной и тактичной Грасы Машел — вдовы погибшего в авиакатастрофе президента Мозамбика. Он больше не занимал госпостов, но к нему прислушивались. Только благодаря его авторитету ЮАР удалось заполучить в 2010-м чемпионат мира по футболу, что стало этапным достижением для страны, где белые всегда предпочитали регби. Обожаемый чернокожими футбол сплотил в подготовке к невиданному на континенте событию всех, от мала до велика, ради этого Мандела и добивался чемпионата. После крушения апартеида главным для него стало строительство в ЮАР «нации-радуги». Первый черный президент с ходу провозгласил: в новом государстве народы должны жить вместе, без разграничительных линий.

Перемены налицо. Города и районы, считавшиеся исключительно «белыми», заселяются представителями других рас. Чтобы подтянуть чернокожее большинство к уровню жизни и образования, достигнутому бывшим правящим меньшинством, практикуется позитивная дискриминация — учебные заведения обязаны отдавать определенную долю мест африканскому населению. В результате большинство мало-мальски квалифицированных чернокожих неплохо трудоустроились, хотя экономике ЮАР, входящей в число 25 крупнейших в мире, это эффективности не добавило. Незаметно и улучшение качества жизни: ВВП на душу населения потихоньку растет, но разрыв между зажиточными и бедными чудовищен. 10 процентов самых состоятельных богаче 10 процентов своих самых нищих в ЮАР в полторы сотни раз! Нарастают классовые бои и забастовочные волны. Никуда не делись межрасовые трения. В последние годы мир кричал об убийствах белых фермеров в соседней Зимбабве, но в ЮАР за то же время их погибло во много раз больше. Не мудрено, что люди голосуют ногами. Причем уезжают не только белые, но и цветные, даже чернокожие.

И все же выводы делать рано. В ЮАР развитая рыночная экономика, активная политическая и профсоюзная жизнь. Реформы правительства большинства мучительны, но не столь радикальны, чтобы разрушить многослойные хозяйственные и общественные связи. Экстремистов в правящей партии, рвущихся все поделить, удается сдерживать. ЮАР продолжает развиваться, хотя и не так быстро, как некоторые другие члены объединения БРИКС, к которому она присоединилась.

Горький опыт Зимбабве свидетельствует — самого прочного экономического запаса, созданного во времена правления белого меньшинства, хватает на пару десятков лет. В случае с ЮАР заветный срок близок. Статистика и интуиция подсказывают: жестоких конвульсий, в которые погрузились соседи, избежать удастся. Но вот сумеет ли самая мощная страна Африки, дающая почти половину ВВП континента, сохранить движение вперед и не отступиться от почти безнадежного проекта нации-радуги? Без солнечной улыбки великого Мадибы это будет непросто.

Андрей Поляков — корреспондент ИТАР-ТАСС в Замбии (1993-1996) и Кении (1998-2005), «Коммерсант«.