Внутренние узоры «черкесского проекта»

Тщательный анализ шумихи, поднимаемой вокруг т.н. черкесского вопроса позволяет увидеть, какой тактики придерживаются его инициаторы, и каких целей надеются достичь.

Обращает на себя внимание поэтапный, дозированный подход зарубежных идеологов к раскручиванию черкесской тематики.

Первый этап заключался в создании общей черкесской идентичности. Кабардинцев, адыгейцев, шапсугов, и, собственно, черкесов требовалось спаять в идеологически единый механизм, функционирующий по заранее заданному алгоритму.

Кабарда, Черкессия, Адыгея субъектами геополитики не являются, и не были бы ими даже при самом удачном для Запада разрешении проекта Великой Черкессии. Запад не настолько глуп, чтобы своими руками способствовать появлению дополнительных геополитических субъектов. Ему нужны только объекты для реализации собственных стратегических устремлений.

Интеллектуальный центр велико-черкесской идеологии находится за пределами черкесских республик, что уже должно настораживать думающих людей из числа черкесской интеллигенции. Идеологические посылы, исходящие из этого центра, наполнены антироссийскими смыслами, что приводит к искажению идентификационной модели части черкесского общества.

Общая черкесская идентичность не представляет угрозу фактом своего существования. Кабардинцы, адыгейцы, черкесы чувствовали своё родство всегда: и в царскую эпоху, и в советскую, и в послесоветскую. Эта идентичность уже была, но не содержала в себе не снимаемые противоречия по линии черкесы – русские. Зарубежные пропагандисты как раз стараются уже закрепившуюся российскую идентификацию черкесов подменить иной, более прозападной и менее пророссийской, что противоречит историческому опыту черкесского народа, который большую часть своей истории ориентировался на Россию, а не на Запад.

Похоже, что черкесский проект как раз находится на данном этапе. Процесс формирования общей черкесской идентичности антироссийской закваски продолжается. Более того, он набирает темп, вовлекая в свой водоворот, преимущественно, молодёжь, не знакомую с мирными реалиями русско-черкесского совместного проживания времён СССР. Он не достиг точки завершения, но быстро движется к ней. Как только число одурманенных достигнет уровня критической массы (15%-20% всего черкесского населения), он станет необратимым на долгие годы.

Второй этап подразумевает переход от идентификации национальной к идентификации политической. Если первый этап возможен без острых столкновений, если бы его реализация не сопровождалась антироссийскими выходками, то второй этап предполагает острое политическое противостояние на двух уровнях: центр (Москва) – периферия (черкесские республики) и между местными кланами, находящимися у власти, и теми, кто хочет заставить их потесниться.

Этот этап пока только вырисовывается, видны лишь его пунктиры (требования местных активистов к российскому правительству по поводу черкесского вопроса, их попытки пролезть в локальные органы власти, и т.д.). На необходимость переходить ко второму этапу указывают и западные аналитики, подчёркивая, что «пока чеченцы воевали с русскими, а лакцы, кумыки, даргинцы и лезгины на улицах требовали широкой автономии, черкесы тратили энергию на борьбу с другими кавказскими этническими группами» (балкарцами) (1).

Пожелания западных аналитиков таковы: черкесам пора сосредоточиться на требованиях политического характера, не делая ставку исключительно на историю. Выгодное Западу освещение истории русско-черкесских отношений – уже пройденный этап. Оно остаётся как фон для достижения политических целей.

Зарубежные инициаторы черкесско-русского напряжения не скрывают, что полностью реализовать второй этап будет непросто.

Во-первых, многие черкесы предпочитают сотрудничать с российскими властями, а не зарубежной черкесской диаспорой (на память приходят события на Украине начала 1990-х, когда не без содействия Вашингтона в страну хлынули эмиссары украинской зарубежной диаспоры из Польши, США и Канады, привезя с собой радикальную версию украинства с пронацистским оттенком).

Во-вторых, по их мнению, отсутствие неподконтрольных властям учебных заведений затрудняет воспитание и образование черкесской молодёжи не в пророссийском духе.

В-третьих, Москва, дескать, уводит национально активных черкесских лидеров от политических вопросов в сторону вопросов общекультурного характера.

В-четвёртых, вредят западному плану те черкесские организации, которые выступают за диалог с Кремлём, и даже поддерживают идею проведения Олимпийских Игр 2014 г. в Сочи.

Третий этап, который можно определить как внешнеполитический, будет возможен лишь после реализации второго, т.е. внутриполитического. Здесь черкесские республики, если добьются автономии, будут выстраивать в индивидуальном порядке отношения с внешним миром.

Широкая автономия предполагает гипотетическую возможность создания параллельных органов власти. Кто их будет контролировать, и как они будут функционировать, хорошо видно на примере крымско-татарского меджлиса, в структуре которого имеется отдел по внешним связям, чьи представители по личному смотрению лидеров меджлиса колесят по миру, встречаясь с такими «друзьями» России, как Збигнев Бжезинский и т.п. Многие западные неправительственные организации общаются с меджлисом напрямую, в обход Киева. Киев ничего поделать не может, да и не смеет. Возьмись украинские власти за наведение порядка в меджлисе, сразу же получат волну протестов и лишаться крымско-татарских голосов на ближайших выборах. Плюс политическое и экономическое давление со стороны Европы и США.

Более трагичный пример самостоятельного «выхода на международную арену» показала дудаевская Чечня, первым делом завязавшая контакты с афганскими моджахедами, турецкими экстремистами и саудовскими ваххабитами.

Черкесский проект имеет много общего с проектом крымско-татарским. Крымско-татарское движение находится в начале третьего, внешнеполитического этапа. К этому этапу стараются привести и черкесское движение.

Если же приложить к черкесскому вопросу классическую методологию прогнозирования кризисных ситуаций (по фазам: прочный мир – стабильное спокойствие – нестабильное спокойствие – кризис), его можно охарактеризовать, как находящийся в фазе перехода от стабильного спокойствия к нестабильному спокойствию.

В фазе стабильного спокойствия наблюдается ограниченное сотрудничество оппонентов, разница постулируемых ценностей и целей, рост предубеждений и стереотипов, не достигших критического уровня.

В фазе нестабильного спокойствия напряжение между сторонами переговорного процесса нарастает, но не доходит до прямых столкновений, сохраняется определённый баланс сил, но намечаются тенденции к его изменению в ту или иную сторону. Это мы и наблюдаем сегодня.

По теории, вслед за периодом нестабильного спокойствия приходит кризис отношений и война, если кризис не будет разрешён во время. Вероятно, это было бы идеальным вариантом для тех, кто снимает с проекта Великой Черкессии геополитические сливки.

Владислав ГУЛЕВИЧ, Научное общество кавказоведов

Читать далее...

Тотемократия. Biceps и другие крылатые

Очевидная дурная цикличность исторического пути России, навязчивое повторение одних и тех же сюжетов («застой» – «революция» – «попытка модернизации» – «реакция» – «застой» – «революция» – «попытка модернизации» – «реакция» – «застой»…) многим уже кажется неотъемлемым свойством нашей страны. Кто-то считает это злым роком, кто-то, быть может, – кругами рая, кто-то устало закрывает на это глаза. Однако, аутистически колобродя внутри себя по пресловутым четырём фазам, в итоге мы объективно, на столбовой дороге планетарной истории, тормозим и отстаём.

Попытки разорвать заколдованный круг, предпринимавшиеся разными движениями и подвижниками, от Петра и декабристов до большевиков и прорабов Перестройки, заканчивались лишь ускорением темпа, то есть сокращением длительности цикла. То есть, по сути, ничем. Можно было бы думать, что концепция «прогрессизма» у нас не работает. Но на самом деле она просто работает не в том направлении. Воздействие, преобразующее усилие, всякий раз роковым образом сонаправлено верчению. И вместо размыкания кольца с выходом в поступательное историческое развитие («и тогда Уроборос пополз»), мы имеем лишь ободряющий рывок в коловращении.

Вывод напрашивается давно. Усилие, импульс силы следует прилагать не вдоль процесса смены фаз (который в каждой его точке кажется нам прямым и параллельным мировой истории), а перпендикулярно ему, в направлении от воображаемого центра, вокруг которого мы крутимся… То есть – хотя бы ненадолго забыть о прогрессизме. И уходить, отталкиваться не от недавнего прошлого, а от невидимой и вневременной, как бы «вечной» притягательной духовной субстанции, которая удерживает нас на привязи и не отпускает в свободное движение. Сбросить таинственный ментальный якорь. Выдернуть пастбищный колышек…

Кто-то назовёт это – «сорваться с цепи», кто-то – «покинуть предначертанную орбиту». Но если мы хотим изменить свою историческую судьбу, то чтобы оттолкнуться наверняка, необходимо понять, от чего отталкиваться, с чем расставаться. На этот счёт могут быть разные гипотезы. Есть основания предположить, что могущественная метафизическая сущность, веками держащая нас на приколе – это национальный тотем.

ВОПРОСЫ ЗООСОФИИ

Давно, со времён как минимум Фрейда и Юнга, стало вполне научным представление, что самые архаичные элементы человеческой культуры и человеческого сознания могут актуализироваться на новых исторических этапах, оказывая влияние на жизнь людей, на их идентичность, на поведение и судьбы. Для российского менталитета, как показало десятилетие дискуссий в цикле «Зоософия», таким важным атавизмом является «звериный» тотем. А в последние три-четыре года наши наблюдения подкреплены выходом целого ряда отечественных исследовательских сборников на эту тему.

Что представляет собой русский тотем сегодня, понять нетрудно. Вариантов, за сотни лет формирования наших этнических предпочтений, выработалось не слишком много. Птица-Тройка, Двуглавый Орёл, Медведь…

Для начала, следует отделить тотемические свойства от, быть может, родственных им, но не тождественных свойств, которыми обладают Сирин, Гамаюн и Алконост. Определение «тотем» в отношении данных «зоологических» героев древнего фольклора встречается в публицистике. Однако эти три птицеподобных мифологических существа с разной степенью антропоморфности – типичные демоны или, в каких-то случаях, ангелы. То есть их функции по отношению к человеку либо управляющие («судьбоносные»), либо информационные («вестники судьбы», с тем или обратным знаком). У тотема же функции другие: он, с одной стороны, формирует народную душу, а с другой, её формулирует; в древности была также охраняющая функция покровителя, ныне редуцированная. Правда, близкие «зарубежные родственники» Сирина/Гамаюна/Алконоста, скифский и сармато-аланский Симаргл и иранско-сакский Симург, играли-таки роль тотемическую для некоторых тамошних племён, династий и отдельных людей. Так, в поэме Фирдоуси «Шахнаме» Симург – покровитель рода эпических героев Сама–Заля–Рустама. Но у наших крылатых персонажей эти функции отсутствуют.

«НАВОДЯЩЕЕ УЖАС ДВИЖЕНИЕ»

Русь как «птица тройка», впервые заявленная у Гоголя в романе-поэме «Мёртвые души», с тех пор регулярно всплывает в речи и в искусстве. Но всё же, как кажется, недостаточно часто и убедительно, чтобы рассматривать её всерьёз в качестве тотема[1]. Слишком размыта, двусмысленна её природа: это индивидуальное крылатое, или всё-таки коллективное копытное? Тотем же предъявляет, как правило, конкретные признаки реальных животных, символизирующих свойства народной души или народного темперамента. Хотя эти свойства зачастую представлены в нереальных сочетаниях; но так или иначе, анатомия большинства фантастических зверей строится из частей тела представителей земной фауны. К тому же, выглядит сомнительной и небезопасной эта бесцельная стремительность, эта имманентная неспособность остановиться (см. выше?), дикая инерция полёта, присущая оной «птице». Может быть, вчитаться наконец в первоисточник?

Итак, конспективно: «…неведомая сила подхватила тебя на крыло… вскрикнул в испуге остановившийся пешеход… и что-то страшное заключено в сём быстром мельканье… знать, у бойкого народа ты могла только родиться… что значит это наводящее ужас движение?… и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Трудно отвязаться от ощущения, что демоническая, ещё точнее – кентаврическая сила, описанная Николаем Васильевичем Гоголем, являет собой динамичный и неудержимый, слившийся с лошадью образ скифа, увиденного впервые глазами эллина. В нашей же исторической конкретике это, безусловно, тюркский кочевник-степняк – половец, кыпчак или, тем более, татаро-монгол, увиденный оторопелым оседлым европейцем…

Несомненно, это хтонический образ-посланник преобладающей территориально (и, видимо, спиритуально) восточной части страны, доставшейся нам от величайшей империи прошлого… Когда-то, кажется, уже было сказано: неосознанное наследие Орды.

МЕМНАЯ ИНЖЕНЕРИЯ

Итак, образы наших пернатых соседей по планете бывают органично связаны с темой государственности и власти. Что говорить, если русские канарейки исполняли в свое время песнь «Боже, царя храни»[2]. Задачу рассмотрения всего многообразия взаимосвязей орнитологии и политики, однако, мы здесь не ставим. Упомянём лишь специальное исследование «Великая Совь» (1984–88) Михаила Эпштейна, где экзистенция Страны Советов описывается через зоософические образы ночных птиц; а также стратегическую дискуссию семилетней давности по этим темам[3].

Если говорить о данном классе позвоночных животных в целом, то наиболее основательным претендентом на роль нашего тотема выглядит существо однозначно пернатое и к тому же весьма респектабельное, хотя и тоже несколько сказочное – Двуглавый Орёл. О трудностях с этим зоологическим символом писать уже приходилось[4]. Подспудный мотив грубой силы (по-латыни, как известно, «двуглавый» звучит «бицепс»), плюс сомнительно звучащее научное название его орнитологического прототипа – орёл-могильник… Очевидно, на роль державного символа был выбран не сам могильник (иначе неминуемо всплыла бы конфузия с его русским названием), а его стилизованное изображение из европейской геральдической традиции. Недаром немцы, не в пример нам, издавна величают этот вид орла «Kaiseradler», британцы – «Imperial eagle», французы – «Aigle imperial».

Автору этих строк, на самом деле, данный образ импонирует своей концептуальной обоюдозоркостью – предусмотренным его «мемными инженерами» (термин, основанный на понятии мема, как «культурного гена») объёмным, 3D-видением Запада и Востока разом. Глазеть одновременно в противоположные стороны, конечно, умеют звери и с одной головой, – например, травоядные млекопитающие: «откуда прыгнет хищник??», хамелеоны: «откуда прилетит муха??»… Но примеры эти нехорошие: взгляд каждого зрачка у одноглавых – монокулярный, 2D, не даёт полного образа мира.

ГЕРАЛЬДИЧЕСКАЯ ФИЗИОЛОГИЯ

Двуглавый Орёл как геральдический символ часто встречается в истории династий, городов и государств, причём далеко не только в Европе. Одно из первых известных его изображений середины II тысячелетия до н.э. принадлежит к памятникам хеттской цивилизации в Малой Азии. Был он, в том числе, и эмблемой Птолемеев в Египте (IV-I вв. до н.э.). Впрочем, литературы на эту тему сейчас масса. Интереснее не история символа, и даже не анатомия, а его «физиология».

Историк Александр Лакиер в пионерной монографии «Русская геральдика»[5] говорит о принятом в его время отнесении образа Двуглавого Орла в римском гербе к эпохе «образования двух империй, Восточной и Западной. Та и другая имела право на орла с одною главою, а так как… убеждения и интересы их были нераздельны, то оба орла составили одно тело, а память о их первоначальной раздельности сохранилась в двух главах…». Таким образом, тело Двуглавого отвечает за его убеждения и интересы, а головы – только за хранение памяти.

Читаем дальше: «Око государя было обращено на Восток и на Запад, а распоряжения обеим сторонам исходили из одного источника». То есть, головы Орла выполняют также функцию перцепции, но отнюдь не управления организмом! У бронтозавров, как мы помним, была схожая беда: крошечный головной мозг не справлялся с диспетчерской функцией, и её взял на себя мозг спинной.

Вероятно, именно резонанс от книги Лакиера подтолкнул вскоре поэта Василия Курочкина к исследованию зоософическому: «Наш брат русский – уж если напьётся, / Нет ни связи, ни смысла в речах;/ То целуется он, то дерётся –/ Оттого что о двух головах…» (Стихотворение «Двуглавый орёл», 1857). Таким образом все беды Российской Империи, снизу доверху, автор списывает на счёт всё той же бицефальной схемы.

Оттого мы к шпионству привычны,

Оттого мы храбры на словах,

Что мы все, господа, двуязычны,

Как орёл наш о двух головах…

АЙФОН И КИМОНО

Любопытно, что в XXI веке российская власть воплотила в буквальном смысле идею двуглавости – с приходом «правящего тандема». Каковой, к слову, подозрительно рифмуется со словом «тотем», – апеллируя, видимо, к рудиментам сакрального в нашем сознании. В этимологию здесь, правда, лучше глубоко не вдаваться: если «тотем» лингвисты объясняют через индейские языки по-разному, но позитивно: о-тотем «его род» и т.п., то у «тандема» перевод довольно фаталистический, если не сказать эсхатологический: лат. tandem – «наконец, в конце концов».

Западно-восточная биполярность в российском тандеме совершенно наглядна. Один напарник занимается восточными единоборствами, погружается на батискафе в Байкал, озабочен проблемами уссурийских тигров, дружит с Китаем и Ираном. Другой – щеголяет передовыми гаджетами и политической риторикой, сводящей модернизацию к вестернизации.

Однако однозначность симметричной раскладки здесь, конечно, кажущаяся. С одной стороны, «восточная голова», а с ней и соответствующая геополитическая интенция, очевидно доминирует, перевешивает, опрокидывая иллюзию симметрии. Установка на «евразийскость» при таком раскладе, безусловно, означает равнение на Азию.

С другой стороны, банковские счета у российских чиновников принято держать почему-то в странах Запада. (Так жизнь Кощея Бессмертного заключена в игле, спрятанной тоже в каких-то неподобающих местах.) И здесь неожиданно выстраивается какой-то другой, новый уровень симметричности, баланс сущностей иного порядка. Условно говоря, некое «географическое равнодействие между геополитикой и геоэкономикой».

Визуализировать подобную систему не так просто. Корпус несчастной птицы должен, видимо, растянуться по горизонтали. Головами на Восток, когтями на Запад.

А ТРИ ГОЛОВЫ ЛУЧШЕ

Кардинальной же проблемой Двуглавого Орла как государственного символа мне видится ущербность, на самом деле, самой по себе бинарной «западно-восточной» схемы мира, вдоль которой развёрнута державная анатомия. Ведь политические катаклизмы, сотрясающие в последние десятилетия постимперские страны – как бывшие тропические колонии, так и их экс-метрополии – не в последнюю очередь наследие неадекватной политики колонизаторов, основывавшейся на дихотомическом видении современного им мира.

Шуточное ли дело – например, вся бесконечно сложная и неоднородная африканистика у нас, и в некоторых других странах ещё недавно считалась частью востоковедения…

Российской империи, собравшейся в своё время осваивать не только азиатские просторы, но и Кавказ, со всей очевидностью необходима была третья голова, пристально глядящая на Юг. Однако конструкторы «астрального тела» державы исходили из упрощённого европейского стереотипа, что Кавказ – это лишь разновидность Востока, его добавочная порция. А значит, для его контроля достаточно той же «правой» головы…

Такая кривая оптика не позволила увидеть сложные социокультурные и политико-экономические явления и процессы на Кавказе, которые не вписывались в «востоковедческий» шаблон. А ведь неверно идентифицированный и криво описанный феномен не поддаётся воздействию.

И вот телесный низ Двуглавого Орла, где должна вроде бы свисать третья внимательная голова, оказался – по меньшей мере в XX столетии – слепой зоной, подхвостьем, способным разве что давить. Или, в лучшем случае, высиживать… А что из этого вышло, и чем обусловлен, например, недавний скандальный слоган «хватит кормить Кавказ», общеизвестно.

* * *

Вывод о необходимости выращивания у нашего державного символа ещё одной, «южной» головы – безусловно, дискуссионный. В мемной инженерии, как и в генной, слишком простые решения чреваты, как минимум, новыми наследственными болезнями. К тому же, трёхглавые персонажи в нашем фольклоре имеют уж очень негативные коннотации.

Ну и наконец, если подходить строго научно… Зоософическая сущность, символическая жизненная функция Двуглавого Орла имеет скорее не тотемную природу (выражение и формирование национального духа), а только геральдическую: выражение и формирование государственной политики. Эффектный герб для Российской Империи, но неубедительное воплощение Русского Духа.

В качестве таковой инкарнации в сухом остатке остаётся Медведь. А также, разумеется, некие гипотетические ему альтернативы. Но об этом поговорим позже.

Игорь Сид, «Русский Журнал«

Примечания:

[1] Некоторые исследователи усматривают в этом произведении Гоголя тотемические свойства, присвоенные автором Земле и, опосредованно, России. См.: Александр Иваницкий. Гоголь. Морфология земли и власти. М., Изд. РГГУ, 2000. Глава 1-я: «Олицетворенная мать-земля» (с. 36-61) и 2-я: «Отцы-хозяева» (с. 62-87).

[2] Дарья Мартынкина. Из клетки доносилось: «Боже, царя храни!». «Аргументы и факты» – «АиФ Москва», 47 (541) от 19.11.2003. URL: http://moskva.aif.ru/issues/541/24_01

[3] Александр Степанов. Введение в орнитологию духа (Диспут о непостижимости образа птицы). «Независимая газета» – «ExLibris» от 4.04.2005. URL: http://exlibris.ng.ru/fakty/2005-08-04/2_duh.html

[4] Игорь Сид. Новый тотем для России. Русский журнал, 25.07.2007. URL: http://russ.ru/pole/Novyj-totem-dlya-Rossii

[5] Александр Лакиер. Русская геральдика. СПб., 1855.

Читать далее...

Москва-Душанбе: евразийские перспективы

Главным итогом прошедшего в конце минувшей недели визита российского президента Путина в Душанбе стала договоренность о продлении пребывания российской военной базы в Таджикистане на 30 лет — до 2042 года с последующими пятилетними продлениями. Одновременно, по словам президента Таджикистана Эмомали Рахмона, «российская сторона берет на себя вопросы модернизации и технического переоснащения вооруженных сил Таджикистана, укрепление их материально-технической базы современными видами вооружений. Российская сторона также окажет содействие в подготовке кадров в этой области, а также по другим аспектам укрепления обороноспособности Таджикистана». Демонстрируя возможности России в области модернизации таджикской армии, Путин подарил Рахмону новейшую российскую снайперскую винтовку «ОРСИС» Т-5000. Другим путниским подарком ко дню рождения Рахмона стала копия учетной карточки матроса ВМФ СССР. «Эмомали Шарипович входил в Душанбе с автоматом в руках, он прошел боевую школу и знает цену качественным вооруженным силам», — прокомментировал свои подарки российский президент.

Важным итогом переговоров стала договоренность о том, что трудовые мигранты из Таджикистана будут получать разрешение на работу в России сроком до трех лет.
Между тем, хотя по словам Путина, «таджикистанская сторона активно выступает и за углубление интеграционных процессов на пространстве СНГ в целом», похоже, особых подвижек в плане взаимодействия в интеграционных объединениях – Таможенном союзе и в будущем Евразийском союзе – достигнуто не было. Как демонстрацию возможностей Таможенного союза отчасти можно лишь рассматривать меморандум о беспошлинных поставках в Таджикистан нефтепродуктов.

Однако в Москве возлагали большие надежды на поддержку Душанбе евразийских инициатив. Накануне визита Путина РИА Новости даже провели круглый стол «Россия и Таджикистан в контексте евразийской интеграции», к ходе которого свою оценку перспектив такого объединения дал, в частности, генеральный директор Центра политической конъюнктуры Сергей Михеев:

«Я однозначно являюсь сторонником идеи интеграции на постсоветском пространстве. Я абсолютно убежден, что в свое время те государства и народы, которые были объединены в составе Советского Союза, а ранее – Российской империи, не просто так были собраны вместе. Для этого существовали совершенно объективные геополитические, геоэкономические и даже культурные предпосылки. На мой личный взгляд, участие многих народов в нашем общем проекте фактически сохранило их от уничтожения. Центральная Азия, если бы в свое время туда не пришла Россия, была бы сейчас наполовину китайской. В союзе с Россией они получили исторический шанс на выживание. Их государства фактически проходили инкубационный период в составе Российской империи и Советского Союза, потому что и китайская форма ассимиляции, которая на самом деле угрожала этому региону, и даже форма английского патроната, который нависал над регионом были бы более тяжкими, губительными и разрушительными, чем ассоциация с Россией. Интеграция на постсоветском пространстве в значительной степени является восстановлением здравых смыслов в этом плане.

XXI веке одиночкам будет выживать сложнее. За региональными интеграционными объединениями будущее. Мир, поделенный на разные полюса, на альтернативные центры развития потребует или собственного проекта, или присоединения к другому проекту. Поэтому интеграция на постсоветском пространстве как создание альтернативного полюса влияния – это вещь разумная, неизбежная.

Россия прошла несколько этапов отношений с постсоветским пространством. Сначала казалось, что оно нам больше не нужно; потом мы решили, что оно нужно; сейчас настало время понять, зачем же оно нам нужно. Евразийский проект важен, он имеет перспективы, но он должен быть более осмысленным, чем просто стремление автоматически восстановить границы бывшего Советского Союза, бывшей империи. Процессы должны быть более осмысленными, более рациональными, и они должны учитывать тот фактор, что, если проект существует только в голове элиты, то в XXI веке, скорее всего, он обречен на провал. Если он не поддерживается в той или иной степени большинством населения стран, входящих в этот проект, ничего не получится. План, находящийся в голове только у одного человека, даже если этот человек – очень большой начальник, большим проектом, имеющим перспективы, не является. Если большинство населения стран, входящих в этот проект, будет понимать и одобрять его развитие – тогда у этого проекта есть будущее. Если этого не произойдет, то механические действия по его развитию приведут только к растрате ресурсов и к краху.

Второй крах может стать последним, потому что тогда уже в глазах целых поколений проект будет дискредитирован навсегда. В большинстве подходов никаких вопросов к ним не возникает. Развитие экономики является и средством борьбы с нелегальной миграцией; с наркотрафиком, обеспечит влияние в регионах. Но за двадцать лет мы видели огромное количество примеров, когда мы вкладывали деньги, мы помогали конкретным людям и в результате не получали вообще ничего. Влияние, о котором мы говорим, должно быть овеществлено. Просто поддерживать каких-то лидеров, просто вкладывать куда-то деньги на не очень фундаментальных основаниях крайне рискованно. Надо пятнадцать раз подумать, прежде чем вложить деньги и надо иметь четкие гарантии того, как эти деньги будут работать, каковы будут результаты для интересов России, в чем это будет выражаться, каков будет контроль за реализацией тех или иных проектов.

У нас есть возможность инвестировать, есть возможность что-то делать, но нет механизмов превращения этого «делания» в реальные результаты влияния. Я считаю, что наркоугроза является одним из дамокловых мечей, которые висят над всеми нами – и над Россией, и над Таджикистаном, и над всеми постсоветскими республиками. Но давайте смотреть на вещи реально. Мне тоже приходилось бывать в том регионе и даже там работать. Я не буду говорить за все территории, но я точно знаю некоторые государства и некоторые территории, где главными смотрящими за наркотрафиком является местная исполнительная власть. Вот есть участок, главные ответственные за наркотрафик – глава местной администрации и глава местного МВД. И когда мы ведем переговоры с людьми, думая, что мы разговариваем с властями, на самом деле мы разговариваем с теми, кто торгует наркотиками. И на самом деле им в значительном количестве случаев вообще нет никакого дела ни до каких инвестиций. Они уже все поняли для себя, они прекрасно устроились в этой жизни. Они берут эти деньги. Не нужны им никакие заводы, рудники и прочее, ничего им это не нужно. Они живут совершенно в другом измерении. Я таких людей лично знаю.

… Нам надо понять те механизмы, которые позволят нам все-таки быть уверенными в тех вложениях, которые мы будем делать, и быть уверенными в том, что они не пропадут даром. Например, через пять-семь лет нам скажут: «Спасибо, братва! Вы неплохие деньги вложили, мы их освоили, мы их со вкусом потратили, и теперь у нас другие планы». Такое бывало, и такое происходит даже сейчас в ряде случаев на постсоветском пространстве. Это серьезная проблема перехода политики на более высокий качественный уровень. Одна из главных проблем постсоветского пространства – это крайне низкое качество элиты. Если в Советском Союзе или в Российской империи элиты проходили длинную лестницу постепенного роста, этот рекрутинг был очень фундаментальным, то представители постсоветских элит – это люди, которых выкинуло наверх случайной волной. Многие из них, к сожалению, на мой взгляд, я не говорю о всех, но многие из них вообще не созданы для того, чтобы мыслить категориями стратегии. Поэтому нам важно всем понять, что выживание в XXI веке и переход на качественно новый уровень развития потребует перехода и на более высокий уровень ответственности за свои слова, действия в политике, понимания стратегических общих интересов».

Если мы будем все сводить к экономике, то у наших образований большого будущего нет. Основные центры влияния, которые во всем мире работают, являются идеологически заряженными. Они могут сколько угодно говорить, что главное во всем – экономика. На самом деле это идеологически заряженные центры, имеющие сложные системы мировоззрения и нравственно-этических оценок того, что происходит. И в том числе их идеологическая привлекательность является залогом успеха в тех или иных ситуациях. Советский Союз, как и Российская империя, тоже на самом деле имели собственные системы ценностей, и это подкрепляло их проекты. Что мы будем нести Евразийским Союзом? Какая будет наша мировоззренческая альтернатива? Многие говорят: это лирика, давайте построим заводы, давайте вложим деньги. Это не лирика. Привлекательность западного проекта заключается не только в том, что им удалось вкусно есть и сладко спать. Они сформировали собственную систему ценностей, которую успешно продают. Я не сторонник этой системы ценностей. Я могу часами говорить о том, почему она порочная. Но она уже есть, и это очень сильный козырь привлекательности всей системы. Есть другие альтернативные центры, у которых свой взгляд на жизнь.

Евразийскому проекту тоже понадобится некая мировоззренческая формулировка — как он видит мир, как какая система ценностей и шкала приветствуется нами, а какая не очень приветствуется. Если мы все сведем исключительно к работе желудка, мы на серьезные перспективы рассчитывать не можем. Успех на каком-то этапе и Советского Союза, и Российской империи в том числе был связан с наличием мировоззренческого целеполагания тех проектов, которые существовали».

«Вестник Кавказа» 

Читать далее...

Спасёт ли национал-демократия Русский Народ?

Русская национал-демократия – явление, которое появилось на политической сцене России не очень давно, во второй половине 2000-х. Фактически это первое оригинальное идеологическое и политическое течение, которое появилось после 1991 года и не уходит своими корнями в советское и имперское прошлое. Прозападный русофобский либерализм и зюгановско-прохановский национал-коммунизм, соперничество которых составляло политический лейтмотив 1990-х, идеологически оформились еще в позднесоветские годы, когда внутри КПСС сложились две группировки – русская партия, во главе с Е. Лигачевым и западническая, во главе с А. Яковлевым, а диссидентское движение также раскололось на либеральное крыло (Сахаров, Боннэр, Буковский и др.) и консервативно-почвенническое (А. Солженицын, И. Шафаревич и др.).
Можно предположить, что появление русской национал-демократии связано с разочарованием в В.В. Путине. Сейчас уже мало кто помнит, что в начале своего первого срока Путин воспринимался многими – и его сторонниками, и его противниками — как консерватор и даже почти как русский националист и именно тогда лагерь «красно-коричневых» покинули и перешли на сторону власти или как минимум «повернулись лицом» к власти многие, кто думал, что с приходом к власти Путина закончилась антирусская политика постсоветского государства, которая проявила себя во всей красе в «лихие 19990-е» (вспомним, к примеру, что тогда А. Проханов выступил с идей «пятой империи» и даже однажды пригласил для интервью в газету «Завтра» … А. Чубайса).
Но дальнейшие политические действия В.В. Путина разочаровали русских националистов. Особенное возмущение у них вызвала политика преференций кавказским республикам и прежде всего Чечне в обмен на их политическую лояльность Москве (программа преференций не ограничивалась финансовыми вливаниями и предполагала фактическое табу на критику каких бы то ни было действий членов кавказской диаспоры в центральной России вплоть до заявлений, что «терроризм не имеет национальности»). Эта политика путинского Кремля имела свои совершено очевидные причины – любым способом сохранить целостность Российской Федерации и предотвратить взрыв сепаратизма в ней. Можно сказать, что руководство России руководствовалось здесь преимущественно интересами государства (хотя вообще-то это сильное упрощение, потому что распад России приведет к тому, что огромное количество русских вдруг окажутся в независимых этнократических государствах Кавказа и Поволжья на правах нетитульного населения, неграждан, как это произошло с русскими Средней Азии и Прибалтики или же окажутся в приграничных беспокойных районах новой урезанной России, так что в этом смысле Путин совершенно прав, говоря, что сохранение целостности РФ в интересах русского народа).
Как бы то ни было русские национал-демократы – это те политики и идеологи, которые решили, что не нужно ждать и требовать от государства российского соблюдения прав русского народа, народ русский якобы сам должен взять свою судьбу в свои руки, то есть установить строй этнической демократии, когда правительство и государство напрямую будут зависеть от русской нации как гражданского общества, объединяющего преимущественно этнических русских (наиболее ярко это разочарование в государстве проявилось на примере Сергея Сергеева, который проделал эволюцию от охранителя в стиле Н.В. Устрялова до национал-демократа). Естественно в тех регионах, где количество этнических русских составляет меньше половины населения, а это прежде всего республики Кавказа, установить русскую этническую демократию не представляется возможным, поэтому русские нацдемы готовы отказаться от тих территорий, считая, что у русских земли и так слишком много и что эти территории их население все равно так и не вошли не в политическом, а в культурном смысле в состав России . Они убеждены, что от этого русское государство лишь станет крепче, а русский народ лишь съэкономит свои силы, которые сейчас тратятся на удержание империи.
Итак, надежды нацдемов – на русскую демократию. Причем под демократией понимается, естественно, политический механизм западной – европейской и англосаксонской демократии (недаром нацдемы любят поговорить о том, что русские – это европейский народ). Нацдемы активно апеллируют к опыту Запада Нового времени, когда действительно проект национализма сумел сплотить население территорий современных Франции, Германии и других стран и превратить их в политические нации – настолько сильные, что со временем они даже смогли обзавестись своими колониальными владениями. И что бы ни говорили сегодняшние апологеты гражданского национализма, эти политические нации первоначально формировались как нации этнические и мысль о том, что негр может быть членом французской и тем более немецкой нации еще в 19 веке воспринималась как абсурд. Либеральная демократия и вправду сыграла значительную роль в становлении этих наций – ее идеи объединили низы и средний класс в их противостоянии аристократии. Не будем забывать, что европейская аристократия была меньше всего заражена идеями национализма и даже зачастую была лишена национальной идентичности. Она представляла собой своеобразный наднациональный слой Европы (укажем хотя бы на представителей домов Габсбургов, Бурбонов, которые правили в различных странах, но были связаны родственными узами и общей субкультурой). Неудивительно, что именно аристократия стала главной силой, противостоявшей разделению Европы на демократические государства-нации и что антиаристократические «антифеодальные» революции проходили под националистическими лозунгами (вроде лозунга «Да здравствует нация!» у французских революционеров 18 века).
Но здесь русские национал-демократы совершают одну роковую для них ошибку. Они не обращают внимания на то, что политический механизм либеральной демократии устроен так, что приводит к власти представителей буржуазии. Первые либеральные демократии Европы и Америки были откровенными плутократиями, потому что в них существовал имущественный ценз и всей полнотой гражданских прав обладали лишь представители крупной и средней буржуазии, а малоимущие слои населения были этих прав лишены. Затем в результате борьбы городских низов и прежде всего пролетариев Запада, практически все слои населения, независимо от их имущественного состояния получили пассивное избирательное право. Тем не менее, система выдвижения кандидатов, конкурентной борьбы между ними, политической рекламы в демократиях Запада устроена так, что реальная власть все равно находится в руках крупной и средней буржуазии. Выиграть избирательную кампанию может либо очень богатый человек, либо человек, за которым стоят очень богатые люди. Кстати, в Конгрессе США в наши дни около половины депутатов (250 из 435) – миллионеры и можно быть уверенным, что другая половина представляет интересы официальных и неофициальных клубов миллионеров. Конечно, они вынуждены заигрывать с малообеспеченными слоями населения, потому что это – их избиратели, но учитывать их интересы они будут лишь до определенной степени.
Следовательно, если в России действительно будет установлена демократия западного типа, к власти придут представители буржуазии. 1990-е годы это очень ярко это показали: недаром же тот режим получил название «семибанкирщины». Нацдемы возразят, что это будет русская буржуазия и она будет работать на русскую нацию а не против нее, как французская буржуазия 18 века работала на французскую нацию, разрушая региональные перегородки, стягивая страну железными дорогами, сетью шоссе, создавая частные школы и высшие учебные заведения. Но, увы, мы живем не в 18 и не в 19, а в 21 веке и капитализм, который некогда был национальным феноменом, стал феноменом интернациональным, глобальным. Время национальной буржуазии, скрепляющей нацию и усиливающей национальное государство, прошло. Сейчас буржуазия – наднациональное сообщество, подобно европейской аристократии 18 века, только охватывает она не всю Европу, а весь мир. И русские буржуа, будь они трижды этническими русскими, не имеющие примесей тюркской, финской и кавказской кровей, войдя в это сообщество, будут руководствоваться не интересами народа, к которому они принадлежат по признаку происхождения, а интересами этого глобального сообщества (тем более, что войдут они в него не на первые роли, которые уже заняты буржуа из США, стран Евросоюза и Японии, а на вторые и даже на тридцать вторые роли). А то, что эти господа из элитарных международных организаций вовсе не озабочены интересами русского народа, вряд ли нужно доказывать…
Поэтому нет ничего страшнее для русского народа (да и для других народов России) либеральной буржуазной демократии. Впрочем, простые русские люди, для которых слово «демократия» уже лет 15 – страшное ругательство это понимают интуитивно, основываясь на личном опыте и здравомыслии. Чего не скажешь о господах интеллигентах, назвавших себя русскими националистами и предлагающих еще один «суперэффективный проект спасения русского народа», самого этого народа, естественно не спросив.

Рустем ВАХИТОВ

Читать далее...

Реферат по этнологии: ПОМОРЫ

Краткая история Поморья.

В северо-восточной части Республики Карелия расположен Беломорский район. Граница района на востоке проходит по Белому морю. Расположенные в устьях многочисленных рек, впадающих в Белое море, населенные пункты — город Беломорск, села Сумский Посад, Шуерецкое, Нюхча и другие — имеют многовековую историю. Еще до славян на Русский Север переселились из Приуралья и Волго-Окского междуречья финно-угорские народы (для новгородцев собирательное название этих народов — чудь заволоцкая); емь — на берега рек Вага, Емца и примыкающей к ним части Северной Двины; пинь — на берега Пинеги; весь (вепсы) — на южное побережье Онежского озера; мень («чудь белоглазая») — в низовья Северной Двины, на берега реки Мезень и восточные берега Белого моря; югра — в дельту Северной Двины; саамы — на берега озер Карелии и северо-западное побережье Белого моря. Часть теснимых новгородцами- ушкуйниками народов чуди заволоцкой переселилась соответственно: емь — в Финляндию, пинь — на приток Мезени — Вашку, мень — на реку Ижма (ижемцы и теперь отличаются от коми-зырян). Ассимиляция славян и вышеперечисленных народов произошла в Х-ХVI веках.

Более 5000 лет назад первыми после схода ледника Поморье заселили саамы (лопари, по-шведски — финны). Вероятно, это их предки оставили наскальные рисунки животных и быта людей каменного века на восточном берегу Онежского озера, на берегах реки Выг, на западном берегу Белого моря и Кий- острове. На островах Белого моря сохранились их ритуальные каменные лабиринты. Первые славяне — жители Новгорода и северо-восточных княжеств появились на беломорских берегах еще в IX веке. С XIV в. письменные источники фиксируют на западном побережье Белого моря постоянные русские поселения, а сам край получает название «Поморье». Постепенно в Поморье шло формирование особой группы русскоязычного населения. Русские, заселившие прибрежные территории, в отличие от жителей центральной России, практически не занимались земледелием. «Помор», «поморец» — так, начиная с XVI века, стали называть людей, живущих на западном побережье Белого моря и ведущих морское промысловое хозяйство. Позднее они стали жить и у Баренцева моря. Сейчас обитают в прибрежных районах современных Архангельской и Мурманской областей. Продвигаясь вперед и обживая незнакомые земли, они ставили укрепленные погосты — городки с гарнизонами. Погост обычно становился административным центром окружающих деревень, возле него строили приходские церкви и создавали кладбища. Под защитой укрепленных поселений поморы строят ладейный флот.

С XIV века растущее Московское княжество начало вести энергичную и умную борьбу за присоединение поморских земель, особенно после неудачной попытки захватить Двинскую землю силой в 1397 году. Центром борьбы стало Белозерское княжество, попавшее в зависимость от Москвы еще при Иване Калите. В Белозерье начали строиться монастыри — в 1397 году Кириллов, в 1398 году — Ферапонтов, затем Воскресенский-Череповецкий и многие другие. Монастыри, являясь верными проводниками политики московских князей и царей, были одновременно центрами просвещения, искусства и ремесел. Новгородцы создают монастыри Архангела Михаила (ныне Архангельск) в XII веке, затем Николо-Корельский в устье Двины (Северодвинск), Антониево-Сийский на Северной Двине возле каменной крепости Орлецы, Спасо-Прилуцкий (XIV век) в Вологде и другие. После захвата Великого Новгорода Иваном III Поморье стало государевой собственностью и было принуждено платить Московскому государству оброк деньгами и мехами. В конце XV века войска Ивана III завершили завоевание Русского Севера.

Культурные традиции и обычаи поморов

Контакты с Западом были для поморов с глубокой древности обычным делом. Вольно или невольно связи с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции и даже в какой-то мере обосновывали их существование. Издавна большую роль в духовной жизни играла близость Русского Севера к Скандинавским странам. Одним из самых ярких примеров взаимодействия поморов и Запада является соседство и сотрудничество двух народов — поморов и «норвегов» — на море. Совершенно уникальное особое отношение русских с Норвегией, казалось бы, основывалось на одних только различиях, так как «норвеги» не понимали необустроенности северорусского быта, иррациональности в поведении поморов во время бури на море (они старались, чтобы их выбросило на берег), поморы не торопились окружить свой северный разум европейским комфортом и поражали норвежцев своим отношением к земле и к вере. Поморы были странниками, а норвежцы — рациональными пользователями в море, однако не зря их стали называть «русскими Скандинавии»: «русофильство норвежцев, доходящее до их “русоподобия”, абсолютно созвучно встречному “норвегофильству” (норманнизму) русской души. … Своеобразие северорусской морской культуры и заключалось в том, что в ней родовой образ матери сырой земли был перенесен на исходно чужую область пространства моря…»[1]

Поморы издавна отличались особым религиозным чувством, совершенно отличным от крестьянского, — в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом. Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне — рассудок, на другой — вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику…»[2].

«Море — наше поле», — говаривали поморы. На лов рыбы и за морским зверем местные жители на самодельных судах ходили на Мурман, Новую землю, достигали берегов Норвегии, останавливались на островах в Белом, Баренцевом и Карском морях. Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке. Известные как покорители морей, удачливые промысловики, искусные судостроители, жители западного побережья Белого моря были и «торговыми людьми». На рынках Новгорода, Москвы, в портовых городах Норвегии и Швеции можно было встретить товары из Поморья: рыбу, соль, вываренную из морской воды, ценные моржовые клыки, слюду. Долгое время поселения на побережье являлись владениями Соловецкого монастыря, оказывавшего большое влияние на развитие края. Жизнь, связанная с морем, морскими промысловыми сезонами, наложила отпечаток на культуру поморов. Их жилые и хозяйственные постройки, одежда, хозяйственный календарь, обычаи, обряды и даже речь — все имеет свои особенности. Сложился здесь и своеобразный психологический тип человека — помора, привыкшего к суровым климатическим условиям, к изменчивому, таящему опасности морю. Смелость, предприимчивость, открытость поморов отмечали многие путешественники и исследователи. «Терский берег» — это традиционное название южного побережья Кольского полуострова. Постоянные промысловые рыболовецкие поселения русских поморов появились здесь в 14в. За столетия они создали своеобразную систему хозяйствования и взаимодействия с суровой природой Белого моря. Поморы — самобытная этническая группа. Многое в их традициях перекликается с обычаями соседних финно-угорских народов Севера — саамов и карелов.

Промысел поморов

Особенность промысла (морская охота и собирательство) позволила поморами использовать практически без изменений ландшафт, доставшийся в наследство от древних угро-финских народов. Одним из видов для многих поморских сел в начале века был тресковый, или иначе «мурманский», промысел. На него ходили поморы из многих прибрежных сел и деревень. Весной огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман. Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке. Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, кем они являлись: «хозяевами» (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками». Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. Рядовые мурманщики все необходимое им получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за 1/12 часть стоимости добытой продукции. Отправлялись в путь в начале марта. Лов трески производился артелями. Четыре человека работали на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) трудился на берегу: варил пишу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка со множеством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка, чаще всего мойва. Ярус вынимался на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыба разделывалась; извлекалась печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывались. Пока стояли холода, вся рыба шла на сушку — развешивалась на жердях, раскладывалась на камнях, а при потеплении — складывалась в скеи и посыпалась солью. Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь «беломорка». Она активно использовалась поморами в собственном хозяйстве (в том числе и на корм скоту!), а также продавалась архангельским промышленникам. Отношение к воде у поморов было совершенно особым. И не случайно — вся жизнь села зависела от лова семги и добычи жемчуга. Известно, что и семга и раковина жемчужница могут жить только в идеально чистой воде. Поэтому в интересах поморов было сохранять свою реку. Да и сейчас вода в ней удивительно прозрачна. В Варзуге рыбный промысел базировался на заходящей в реку семге, в Кашкаранцах — на сельди и треске. В Кузомени сосуществовали оба промысла. Из Кузомени и Кашкаранцев в некоторые годы ходили на торос — охотиться на морского зверя на льдах в окрестностях «горла» Белого моря.

Обычаи, связанные с промыслом и водой

Существовала своя очень сложная система лова, связанная с жизненными циклами семги, заходящей в Варзугу, морской рыбы и морского зверя. Обычай провожания реки во время ледохода, слова при переходе через ручей, благодарственные кресты за жемчуг, поклонение родникам и многие другие обычаи свидетельствуют об этом «культе воды». Воде поклонялись, вода кормила и лечила… Так, к примеру, уже традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море. К местам лова также относились особо. На каждой тоне — избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей — стоял крест «на добычу» — чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека — благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка. Тоня — место святое, приходить надо туда с чистой душой. Гости говорили в сенях: «Господи, благослови!» Им отвечали: «Аминь!» И только тогда следовало входить. Специальные обряды посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен «за здравие», пекли и давали с собой специальную пищу «ужну» и «тещник». Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями («тещник» пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле. Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают «белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку». Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя. Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге. Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги. Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня…

Дорога на родник ухоженная, через лесные речки перекинуты мостики, то есть за состоянием источника следят. Считается неприличным ходить туда большими толпами, и группа должна состоять не более чем из двух-трех человек. Сам родник представляет собой небольшое озерцо с подводными ключами. Перед ним небольшой деревянный настил, чтобы удобно было зачерпывать воду. Рядом стоит крест исцелившихся (человек обещал поставить крест в случае выздоровления) и подставка с висящими на ней ковшами. Интересно, что источник выполняет также гадательную функцию. По тому, как сильно бьют родники, пришедший узнавал о своем здоровье и здоровье своих близких. Ключи были во всех деревнях. Раньше у только с родника пили. Из колодца стирать брали. Старики не пьют и сейчас из колодцев. Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег — из ружей палить. В нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

Ладьи поморов

Как уже говорилось вся культура поморов связана с морем. Поморы строили судна. Ладьи — морские и речные суда Древней Руси — упоминаются в летописях наряду с кораблями. Славянские ладьи достигали в длину двадцати, а в ширину трех метров. Управляли ладьей при помощи одного весла, расположенного по борту в корме. Изредка использовали парус. «Набойные» ладьи отличались малым весом и осадкой, допускающей прохождение через пороги. Для протаскивания через волоки ладьи снабжались катками и колесами. На сохранившейся с начала IX века фреске запечатлена русская ладья, движущаяся на колесах при развернутом парусе. «Воистину и посуху и по морю». Северные ладьи несколько отличались от восточных. Изначально поморы строили два вида ладей: «заморскую» — торговую, на которой совершались дальние плавания на Балтику и в Северное море, и «обыкновенную» — для плавания в Белом море. Оба типа судов были плоскодонные, но отличались размерами и обводами корпуса, а также парусным вооружением. «Обыкновенные» ладьи строились, как и восточные, из цельного ствола дерева и наращивались бортами, но от восточных отличались тем, что имели сплошную палубу, не допускающую воду внутрь судна. Малая осадка позволяла близко подходить к неисследованным берегам. При плавании во льдах они не нуждались в специальных гаванях, чтобы укрыться от шторма или перезимовать. При тяжелых обстоятельствах поморы вытаскивали ладьи на лед или на берег. «Заморские» ладьи в XIII — XV веках достигали в длину двадцати пяти и в ширину восьми метров.

Панка – деревянная кукла поморов

Панка одна из редких деревянных кукол русских поморов. Вырезанная из цельного куска дерева, статичная мрачноватая и выразительная фигурка, напоминающая языческих идолов, своим происхождением связана с дохристианскими верованиями древних славян. В северных русских деревнях панка сохранилась до начала XX века уже как детская игровая кукла.

Жилище поморов

Рассмотрим, какие были дома поморов на примере усадьбы обыкновенного крестьянина: дом-двор Третьякова из деревни Гарь, XIX век. В таких домах жилая часть очень маленькая. Как правило, одна большая комната, в которой находится печка, а оттуда проход на «кухню». В одной комнате и ели, и спали, и гостей принимали. Спали обычно на скамейке, которая находится практически по всему периметру комнаты. Реже — на печке, когда не топили. Дело в том, что дым при топке большой глинобитной печи поднимался под высокий сводчатый потолок, опускался на полки-воронцы, идущие по периметру всей избы, а затем вытягивался через резной дымарь на крыше. Это называется топить по — черному, поэтому и изба называется черная или курная. Дома были с очень узкими окнами. Это делалось для того, чтобы не было холодно. В такие узкие окна вставляли куски прозрачного льда. Он подтаивал и образовывал прочное соединение с бревнами. Передняя, жилая часть дома на высоком подклете соединена сенями с массивным двухэтажным двором. На первом этаже находился хлев для скота, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, пряли пряжу, шили одежду, мололи зерно. Напротив дома находится амбар, построенный, как и дом, без гвоздей. Во входной двери прорезано отверстие специально для кошки: чтобы беспрепятственно могла зайти — мышей ловить. Жизненный уклад, традиции этого морского народа, своеобразны и весьма любопытны. В традициях поморов было использовать для своих хозяйственных нужд подручные природные материалы, прежде всего дерево. Поморский мир едва ли не полностью был лишен металлических изделий. Скажем, знаменитая Успенская церковь XVII века в Варзуге сработана мастером Клементом без единого гвоздя, без единой железной скобы.

Топонимы Поморья

В Поморье встречается очень много топонимов, обязанных своему образованию именно поморам. Рассмотрим некоторые из них. На мысе Будрач в Кандалакшской губе и сейчас растет плющевидное растение, именуемое у поморов будра. Хибинские тундры в XVII веке назывались Будринскими, вероятно по этому растению. Один из мысов в Внте-губе озера Большая Имандра назван Риснярк, по- русски — Вичаный наволок (от русского слова вица). В бассейне того же озера находится река Рисйок, название ее переводится на русский язык как Вичаная. На южном берегу Мотовского залива есть небольшая губка Вичаны. Но о чем говорит это название? Вероятно, в этой губке должны быть какие-то заросли, которые поморы бы назвали Вичаны. В старые времена доски в корпусах поморских судов соединяли не гвоздями, а сшивали вицами — обработанными корнями можжевельника (для «шитья» крупных лодей применяли вицы из стволов молодых елочек высотой до двух метров, но такие лодьи шили на крупных верфях, подобных Соловецкой). Теперь ясно происхождение названий Вичаный наволок, губка Вичаны, а также и Вичаное озерко, и Вичаный ручей. Можжевельник поморы называли вереском. Девять топонимов запечатлели этот кустарник. Названия, содержащие в своей основе слово верес, указывают, что около рек и озер, на наволоках и островах, в губах растет хороший материал для постройки судов: у Колвицкого озера находятся Верес-губа, Верес-тундра, Верес-наволок; Вересовая губа — заливчик на реке Туломе; на берегу озера Гремяхи между реками Туломой и Колой стоит гора Вересуайв — Вересовая вершина. Заметили поморы, что особенно хорошая малина созревает на склонах одной из варак вблизи Колвицкой губы в Кандалакшском заливе — и назвали эту вараку Малиновая горка. Богатое морошкой болото стало Морошечным. И топонимика Кольского полуострова имеет числовые названия. Если плыть на лодке от села Кандалакши в сторону Проливов, то как раз на полпути встретятся две луды — Большая и Малая Половинницы. Топоним Половинницы (изредка эти луды называют так), подобно дорожному знаку, оповещал поморов, что пройдено полпути. И это было особенно важно, когда основным движителем карбаса и лодки было весло, а при попутном ветре — парус. Значение топонима хорошо поймет тот, кому хоть раз приходилось идти на веслах против ветра километров двадцать.

Половинная гора, стоящая на левом берегу реки Вороньей, Половинный ручей — приток Чаваньги, Половинное озеро из системы реки Варзуги, вероятно, получили названия аналогично лудам Половинницам: располагались они на половине определенного пути первоназывателей. Числительное один встречается в составе топонимов довольно редко (да и то не в чистом виде). В качестве примера можно привести название тони Одинчаха около Кандалакши. Рассказывают, что на этой тоне только первый замет был с хорошим уловом, а при повторных заметах невод приходил пустым. Таким образом, топоним предупреждал: мечи невод один раз, а если хочешь еще раз поймать рыбу — подожди. А может быть, причина появления топонима кроется и не в этом. На дне губки Одинчиха находится несколько крупных камней, которые поморы называли одинцами. Возможно, по этим камням и дано название губке. И топоним является, как бы предостережением: невод мог зацепиться за камни — одинцы. Река Чуда, впадающая в озеро Умбозеро, вытекает из каскада озер, носящих названия — Первое, Второе и Третье Чуда, или Чудозеро. В Иокангском заливе два острова носят названия — Первый Осушной и Второй Осушной (словом осушной поморы обозначали острова, соединяющиеся с материком при отливах).

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Петр I в одном из путешествий по Белому морю (1684 г.) по пути в Соловецкий монастырь попал в сильную бурю. Корабль так трепало, что уже все находившиеся на нем считали себя погибшими. Только умение и сноровка помора- лоцмана спасли корабль. Петр, в благодарность, одарил лоцмана и собственноручно срубил крест и поставил его. В это же время Петр I срубил крест и в Соловках по случаю удачного прибытия. Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю — ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест. Кресты по обетам устанавливали или в том месте, около которого произошло событие, или в другом, но с таким расчетом, чтобы его видели все. Так появились кресты на вершинах гор, на лудах и островах, подчас безымянных. А с появлением креста гора, остров, губка становились Крестовыми. Так получила название одна из высоких гор напротив Кандалакши. Действительно, эта Крестовая гора видна хорошо со всех сторон: с моря, с окружающих гор, из Кандалакши. Крестовые названия можно встретить как по побережью полуострова, так и внутри его. Например, саамское название перешейка в Экостровской Имандре Рысткуцкет в переводе на русский язык означает Крестовый перешеек. Встречается несколько видов топонимов с основой крест. Есть и Крестовые острова, и Крестовая тундра, и Крестовая губа, и несколько Крестовых мысов, и Крестовский ручей, и Крестовская гора. Интересно название мыса, лежащего между Нокуевским заливом и губой Савиха недалеко от мыса Взглавье. Называется он Ивановы Кресты. Крестов на этом мысу нет и в помине. Ф.П.Литке, описывая Лапландский берег в 1822-1823 годах, уже не застал их. Однако топоним свидетельствует о том, что кресты здесь были, и Литке подтверждает, что «раньше здесь стояло множество крестов».

В писцовых книгах Алай Михалков подробнейшим образом описывал все угодья, тони, покосы, реки, речки и ручьи. В описи Печенгской губы он сообщает, что «на реке на Княжой… бобры бьют». В перечне тонь Печенгского погоста упоминается Княж-озеро. В озере Экостровская Имандра одна из губ называется Княжой губой, а по ней — Княжий (Княжой) наволок. Пролив, соединяющий озеро Бабинская Имандра с озером Экостровская Имандра, опять носит название Княжая салма. В озеро Бабинская Имандра впадает ручей Конгасыуй — по-русски Княжий ручей. В какой-то степени происхождение всех перечисленных названий зависит от слова князь. То ли в этих местах были промысловые угодья, принадлежащие какому-то князю, то ли он посещал эти места. И вовсе не обязательно этот человек должен быть князем, важно, что он был из «господ», обладал богатством и имел дружину. О происхождении названия Княжая губа в Кандалакшском заливе сохранилось старинное сказание, записанное в 1565 году голландским купцом Салингеном.

Согласно сказанию, шведы, пришедшие в Белое море, были вынуждены скрываться от русских на острове Кузове в Кемской губе в становище, которое названо в связи с этим Немецким, а остров — Немецким Кузовом. Доведенные до отчаяния шведы попытались в пасмурную погоду при сильном дожде уйти восвояси через Кандалакшскую губу, но их настигли русские князья и в небольшой губке между Ковдой и Кандалакшей уничтожили. В честь победы русских князей над шведами залив был назван Княжой губой. Значительная группа топонимов происходит из поморского наречия русского языка. В предыдущих главах мы довольно часто встречались с ними. В этой главе нам хотелось бы рассмотреть отдельные поморские слова, обозначающие некоторые географические понятия и части рельефа. Зашейками, поморы обозначали обычно часть озера у истока реки или водное пространство у устья. И если уточнить, то каждый исток реки или ручья, а в некоторых случаях и устье, — тоже зашеек.

Река Колвица берет начало из губы, называемой Зашеек, то есть Исток. Поселку Зашейку, что стоит вблизи истока- зашейка Нивы, передала свое имя Зашеечная губа озера Экостровская Имандра, на берегу которой и стоит поселок, а уж губа получила название по зашейку реки Нивы. Станция Тайбола, находящаяся в 78 километрах к югу от Мурманска, а также порог Тайбола на реке Вороньей выше впадения в нее реки Умбы в своих названиях содержат старинное поморское слово тайбола, означаюшее перешеек между озерами, по которому можно было или проехать на оленьей упряжке, или перетянуть волоком лодку, карбас, шняку. Слово это заимствовано поморами из финского и карельского языков, где тайпале, тайвал переводится как дорога, путь. Например, порог Тайбола на реке Вороньей можно было обойти на лодке или карбасе только по суше, волоком. Об этом и сообщает нам топоним Тайбола. Много Тайбол разбросано по побережью полуострова: губа Малая Питькуля, лежащая вблизи Кандалакши, соединена с губой Большая Питькуля перешейком — Тайболой. Северная и Летняя (Южная) губыострова Ряшкова в Кандалакшской губе тоже соединены между собой Тайболой. Последнее название еще не успело дорасти до микротопонима, хотя перешеек нередко старики называли — Тайбола на Ряшкове. В микротопонимах довольно широко используется поморский термин суземок, означающий густой хвойный лес. Поморским термином луда обозначают обычно небольшие островки, обычно безлесные или с редкой растительностью, в сочетании с определенным словом (Крестовая луда, Киберенские луды, Седловатая луда и т. д.) или просто Луда, Лудка (островок Лудка при входе в Западную Нокуевскую губу, островок Лудка в устье Варзуги). Отдельно стоящие в воде камни, вблизи берега, поморы называют отпрядышами, а несколько удаленные от берега — баклышами. Но баклышами нередко обозначают и небольшие гранитные островки. Термин отпрядыш живет только в микротопонимике, термин баклыш вошел в топонимику: островок Баклыш на входе в губу Порью, три островка Баклыш у входа в губу Рынду. Баклыши, на которые любили садиться бакланы, называют бакланами, или бакланцами. И это слово встречается в топонимике: остров Баклан, или Бакланец, около устья Вороньей, входящий в группу островков Вороньи Лудки. Небольшие озерки поморы называли ламбинами. Этот термин по ходу книги уже встречался нам неоднократно в сочетании с другими словами. Однако он употребляется и самостоятельно. Например, через озеро, называемое Ламбиной, проходит река Каложная из системы реки Пиренги. Мелкий галечник поморы называют арстник, но это название распространяется лишь на галечник размером не более грецкого ореха. Термин этот редок в топонимике. Примером может служить название небольшой губки Арешня, или Арешня-лухт, в губе Вочеламбина озера Экостровская Имандра. А гальку крупнее арешника. зовут чевруй, или чеврай. Мыс Чевруй, разделяющий губы Сайда и Оленья в Кольском заливе, и мыс Чеврай, вдающийся в море у восточного конца Кильдинского пролива, сообщают своими названиями о наличии здесь крупной гальки. Для обозначения юга поморы широко использовали слово летний. Север же обозначали словом зимний. Применение слова летний в качестве южный не следует путать с другим его значением — летнее становище. Например, озеро Летнее, соединенное ручьем с Нотозером, явно получило свое название как озеро летних становищ. Также и в губе Летней, лежащей к западу от устья Харловки, вероятно, первоназыватели бывали только в летнее время. А вот Летние губы на островах Телячьем и Ряшкове и Летний (Карельский) берег в Кандалакшской губе названы по своему положению. Как мы не раз упоминали, появились названия объектов по-разному. Одни были переведены с другого языка, то есть калькированы, другие — наоборот, использовались без перевода в другом языке (например, озеро Яврь, река Йок. Если перевести эти названия, то получится — озеро Озеро, река Река). Кроме того, немало названий типа Ручей, Озеро и т. п. присвоено объектам, весьма далеким от таких названии. Несколько озер и рек названы Пахтой. Поморы так именовали отвесную скалу. В данном случае озера и реки расположены у хорошего ориентира — пахты или, как сказали бы поморы, под пахтой. И слово это еще не топоним, так же как и название одной из рек, протекающей вокруг пахты, а другой — вытекающей из озера Пахта. У поморов и саамов распространен обычаи называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них. Например, между Малым и Большим Березовыми островами в Кандалакшской губе лежит небольшая корга, названная Борисовой в связи с тем, что здесь умер в лодке старый помор Борис Артамонович Полежаев, поехав ловить селедку.

Поморы сейчас

Один из музеев поморской культуре находится в поселке Умба. Он существует уже 10 лет и располагается в деревянном доме, похожем на русскую усадьбу XIX века. Многие раритеты дарят музею местные жители. Чего здесь только нет: рыбацкие снасти и предметы быта, праздничные костюмы, и знаменитый терский жемчуг, отличавшийся высоким качеством и богатством цвета. Не случайно жемчуг, добитый в Кузомене и Варзуге, поморы поставляли в царские палаты и на патриарший двор. В коллекции музея — поморские лыжи, которые, в отличие от современных, не нужно было смазывать, катили при любой погоде или терский жемчуг и словарь наиболее употребительных саамских слов, составленный в прошлом веке помором Заборщиковым.

В этом году в утвержденном специально для переписи населения алфавитном справочнике появилась новая национальность — помор. И если прежде помором можно было себя только ощущать, то теперь это гордое звание можно носить совершенно официально. Индивидуальный код национальности — 208. Под номером один значатся русские. Всего же в перечне более 800 национальностей. Причем в замешательстве не только рядовые жители Архангельской области, но и сегодняшние коллеги самого знаменитого помора России Михайло Ломоносова. Павел Журавлев- начальник управления науки ПГУ «Большинство наших ученых считают, что помор — это не этнос, а субэтнос.

Хотя, с точки зрения самосознания, поморы не называли себя ни русскими, ни норвежцами, а поморами». С одной стороны, национальность, какой бы она не была, сегодня не указывается и не учитывается нигде, кроме документов переписи. Но, с другой стороны, принадлежность к малым народам — это дополнительные рыбные квоты и право на специальные платежи за использование природных ресурсов.

А в заключение хочу привести мнение историка, доктор исторических наук, профессор, автор пятитомного труда «Русский Север» В. Н. Булатов:
— Русский Север с ХУ1 века носил название «Поморье». В его территорию входили земли, лежащие в бассейнах рек Северная Двина, Сухона, Онега, Мезень, Печора, но также Кама и Вятка. Поморские волости были в свое время независимы. Но, начиная с возвышения Москвы и создания централизованного российского государства, «добром и злом, силой и ласкою, — по выражению историка С. Ф. Платонова, — собирала Москва Северную Русь».

Не лишено оснований предположение директора Института географии Российской Академии наук академика В. М. Котлякова: «И если бы республиканские и иные традиции не были бы жестоко подавлены в ХУ1 — ХУ11 веках Москвой, кто знает, может быть, вместе с русскими, украинцами и белорусами мы имели бы четвертую по счету восточнославянскую нацию — северороссов…»

Действительно, налицо были почти все признаки нации: общность территории с выходом к морю (Поморье); общность экономической жизни поморских уездов, волостей и городов; особые черты характера, психологического и духовного облика поморов; своеобразие северной культуры. Складывался северорусский язык, от которого нам остались в наследство местные говоры, диалекты и наречия, ставшие предметом тщательного изучения филологов, диалектологов и этнологов. Вполне возможно, титул российских царей звучал бы так: «Великий государь, царь и Великий князь всея Великие и Малыя и Белыя и Северныя России самодержец и прочее, прочее, прочее». Но этого не случилось. Поморы — субэтнос.
————————
[1] Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера (религиозно- мифологическое пространство северорусской культуры). Архангельск, 1993. С.
155, 161.
[2] Пришвин М. За волшебным колобком. Петрозаводск, 1987. С. 334-335.

Патриот Поморья 

Читать далее...

«Балканы Евразии»: угроза «арабской весны» в Центральной Азии

Постсоветская Азия достаточно чётко делится на две категории государств: имеющие историко-культурную традицию оседлого существования в рамках государственных структур (Узбекистан, Таджикистан, Туркмения) и республики, образованные номадическими титульными этносами, не имевшими полноценного государственного оформления вплоть до присоединения к России (Казахстан, Киргизия). Два данных блока существенно отличаются по многим параметрам, среди которых и отношение к РФ и интеграции под её эгидой.

При этом государствообразование в полной мере не закончено ещё ни в одной стране Центральной Азии. Властным элитам постсоветской Азии пора чётко понять: становление их государств непременно будет происходить в жёсткой, а судя по последним событиям, кровавой и жестокой борьбе. И исход её отнюдь не предопределён «признанием мировым сообществом» или иностранными инвестициями.

В регионе имеет место множество тенденций, входящих в прямое противоречие с любыми официально заявляемыми элитами «модернизаторскими» векторами развития обществ республик региона. Эти тенденции обобщенно можно назвать «демодернизацией».

а) После распада СССР на территории ЦА стали складываться авторитарные политические режимы с уклоном в укоренённую местными вековыми традициями и ценностями модель государственно-патерналистского толка. Политический лидер постулирует себя сверху и воспринимается снизу как «отец нации». Вся система власти выстраивается под эту схему. В четырёх из пяти республик ЦА имеет место не просто властная вертикаль с президентом во главе, но «суперпрезидентские» формы правления.

б) В качестве несущих политико-институциональных конструкций выступают механизмы и процедуры сильных президентских республик, где главы государств фактически закрепили за собой властные полномочия и прерогативы «пожизненных президентов», которые не просто рассматриваются как гаранты конституций, но как находящиеся над ветвями власти «конституционные монархи», объём полномочий и возможностей которых близки к абсолютным. В максимальной степени это проявилось в феномене «Туркменбаши» Сапармурата Ниязова и сменившего его Гурбангулы Бердымухамедова, а также в «узбекской модели» и в Казахстане.

в) Через укоренившуюся клановую систему происходит постоянный процесс самовоспроизводства элиты: никакие образовательные программы пока не повлияли на качественное изменение системы контролирующих власть и бизнес ФПГ. Явление клановости сохраняет устойчивые позиции в жизни общества и правящего класса благодаря сохранению доминирующего положения традиций в структуре социальных отношений. Однозначно можно прогнозировать, что какого-то «преодоления кланов» в обозримой перспективе в ЦА ожидать не следует. Эта ситуация, осложняемая нерешённым вопросом о преемственности власти в Казахстане и Узбекистане, неизбежно будет способствовать перманентному состоянию борьбы между ведущими группировками внутри узбекской и казахской элиты.

Эта тенденция теоретически может быть изменена только при условии массированного предъявления требований на место во власти и бизнесе нового поколения политиков и избирателей — без багажа интернационализма, преимущественно не говорящих на русском, менее компромиссных, более радикальных в устремлениях и методах. Но подобный «всплеск пассионарности» невозможно прогнозировать: в каждой из республик он может произойти в любой момент (или не произойти вовсе).

В целом всю эту систему трудно назвать хоть как-то ориентированной на модернизацию: всюду наблюдается архаизация — и в идеологической, и в практической государственной жизни. Естественно, клановая система общества и элиты, улавливая все эти властные импульсы, также, в конечном итоге, ориентируется на различные антимодернизационные, «традиционные», «государственно-консервативные» и т.п. ценности.

Инфраструктура, дороги, электростанции, больницы и школы, построенные в советское время, медленно, но неуклонно разрушаются, а следившее за их состоянием последнее поколение советских специалистов постепенно исчезает. Через пять-десять лет в классах не будет учителей, в больницах — врачей, а отсутствие электричества станет нормой. Вероятно, правительствам всех стран ЦА казалось, что советское наследство будет приносить свои плоды вечно. Именно разрушение инфраструктуры может стать главной причиной падения ослабленных режимов, что создаст огромную неопределённость в одной из самых хрупких частей мира.

Сложно найти ещё один такой регион, как Центральная Азия, где подрыв любого из пяти государств способен спровоцировать обвал всей пирамиды. Поэтому для тех, кто готов подорвать эти «Евразийские Балканы», вопрос лишь в том, какое из государств следует подтолкнуть первым для достижения максимального эффекта.

Представляется, что «коллективный Запад», несмотря на разницу в тактических оценках и шагах в ЦА, будет в обозримой перспективе придерживаться единой стратегии в данном регионе.

Западные региональные организации (ОБСЕ, НАТО и ЕС) ориентируются на либеральную идеологию. Она подразумевает либерально-демократическое управление в самих государствах-членах и организации в целом, а также многостороннее разрешение конфликтов. Эти ценности ведут к оценке политических систем в ЦА, как «неполноценных», требующих существенной коррекции. Запад оценивает режимы в странах ЦА, как фактор перманентной дестабилизации.
Исходя из данных посылок (даже если не рассматривать очевидную заинтересованность Вашингтона и Брюсселя в геополитическом и ресурсном потенциале Центральной Азии) ожидать «безразличия» к ситуации в ЦА со стороны США и ЕС не представляется возможным. В краткосрочной перспективе скорее следует ожидать попыток трансляции модели «арабской весны» (либо некой собственной «среднеазиатской модели» смены политического режима) как минимум, в Узбекистане, Казахстане и, возможно, Туркмении.

При этом вне зависимости от итогов будущих выборов в США, политика американцев будет более «наступательной» и активной, чем у «затухающего» ЕС, скорее заинтересованного в сохранении в регионе состояния стабильности, для сохранения своих экономических позиций. Для американцев же их тактические решения в ЦА будут зависеть от ряда факторов. Во-первых, динамики расширения влияния в регионе РФ и КНР, во-вторых, возможности сохранения и расширения своей военно-политической, логистической и прочей инфраструктуры в регионе в ходе предстоящего сокращения западного присутствия в Афганистане.

Сейчас США делают ставку на Узбекистан, который в геополитическом плане наиболее удобен: смыкаясь со всеми странами региона, узбекская площадка даёт существенное увеличение контроля за всей ЦА. Вопрос в том, как этот контроль реализовывать: с помощью действующей власти или инициировав появление новой. Пока идёт «вывод» войск, вероятнее «дружба» с Каримовым, а далее будет видно. Тем более, что судьбы бывших лидеров стран, переживших «арабскую весну», наглядно продемонстрировали простой факт: никаким гарантиям Вашингтона верить нельзя.

За Казахстан РФ и КНР будут бороться по-настоящему, используя все имеющиеся у них возможности, поэтому «утилизировать режим» скорее всего не получится. «Арабские» методики здесь в чистом виде не пройдут, и можно попытаться организовать масштабную внутриэлитную войну (что, судя по всему, постепенно уже и происходит).

Через Таджикистан (как и в случае с Киргизией), даже при наилучшем для внешних операторов раскладе, можно воздействовать на ЦА лишь частично: как и в период пика гражданской войны в 1992-1993 гг., соседи просто блокируют таджикские проблемы внутри этой страны, плотно закрывшись от неё.
Туркмению — и её газовые ресурсы — можно «освоить», только «освоив» Иран. Пробовать раскачивать «нейтральную» Туркмению изнутри дорого и долго — гораздо эффективнее сменить правящую элиту в процессе «демократизации Тегерана».

В перманентно нестабильной Киргизии это бессмысленно — республика лежит на краю региона, являясь самой демократичной (с точки зрения Запада) страной: здесь нет пока пожизненных президентов. Через Киргизию можно влиять на Китай и его планы по экономическому доминированию в ЦА, однако, с точки зрения контроля над регионом, это не самая удачная площадка. Поэтому ещё одна «революция» мало что решает в региональной проекции.

И во всей ЦА многое можно решить с помощью вооружённой исламистской оппозиции (или маскируясь под неё). При этом наиболее опасным местом является Ферганская долина, находящаяся в эпицентре проблемного сплетения границ Узбекистана, Киргизии, Таджикистана. Удар в эту точку решает много проблем сразу и без всякой «арабской весны».

Андрей Грозин, зав. отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ
ИА REX

Читать далее...

Взойдет ли солнце над Евразией?

100-летие со дня рождения Льва Николаевича Гумилева отмечали не только в России. Так сложилось, что своим Льва Гумилева в первую очередь считают в азиатских республиках России и странах Средней Азии. В Казахстане евразийство – официальная идеология, а какое евразийство без Льва Гумилева? «Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство», — сказал Лев Гумилев в одном из своих последних интервью в 1992 году.

Сын двух ярчайших русских поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой Лев Николаевич Гумилев прожил драматическую жизнь. Его дважды арестовывали до войны, еще совсем молодым человеком – авансом за расстрелянного отца. Выйдя из лагеря, он добровольцем пошел на войну, а, вернувшись с войны, был снова арестован и отправлен в лагерь, где пробыл семь лет. Его теория пассионарного этногенеза родилась в заключении. Вернувшись в конце концов из лагерей, Гумилев тоже оказался не ко двору. Академическая среда не любит пришлых со стороны, а для нее он был чужой, непонятный, с опасным прошлым, да еще с идеями не в русле принятых концептов.

Надо ли удивляться, что многие «маститые ученые» отнеслись к нему предвзято? И, хотя вскоре понятие пассионарности стало одним из популярнейших в общественно-политических дискуссиях, немалое количество российских научных столпов продолжали и продолжат объявлять Гумилева сомнительным ученым. Во многом это связано с тем, что его идеи идут против считающегося хорошим тоном в российской научной элите европоцентризмом и против ряда принципиальных положений европейских научных авторитетов. В частности, в силу прежде всего идеологических причин, европейская наука со скепсисом относится к понятиям этнос, менталитет. Западноевропейцам удобнее считать эти понятия умозрительными конструктами и объявлять, что на самом деле все люди одинаковы и никакого специфического менталитета нет. Соответственно любой народ может взять западный образец построения жизни и построить то же самое у себя.

По Гумилеву же все ровно наоборот. Он дал материальную основу понятиям этнос, менталитет, доказывая, что этнос, нация формируются в рамках определенного природного ландшафта и несут в себе его особенности. Сама эта идея идет поперек строго политкорректного европейского подхода. А тех, кто идет поперек, до сих пор принято предавать анафеме. Что собственно и пытались сделать с Гумилевым некоторые российские ученые, стремившиеся быть вписанными в европейский научный контекст. Предать анафеме Гумилева не получилось, он пожалуй самый популярный автор на территории пересечения истории и географии. Его идеи, сколько бы его ни критиковали, позволяют по-новому видеть суть национальных архетипов, взаимоотношения разных этносов… А между тем его докторскую диссертацию об этногенезе так и не утвердил ВАК.

Гумилев полагал, что современная Россия сильна сплавом русских и азиатов, и именно этот сплав может обеспечить сохранение и развитие страны. Это тоже многим не нравится.

Сейчас руководство России вслед за Казахстаном как будто повернулось лицом к евразийству, всерьез обсуждается создание полноценного евразийского союза. Как же тут без идей Гумилева? А уж если идеи Гумилева станут цитироваться руководством страны и близкими к нему политологами, то либеральная научная общественность точно объявит его врагом прогресса. Так устроена российская общественная жизнь. В общем, Лев Гумилев со своими идеям и спустя сто лет после рождения и двадцать лет после смерти остается на острие злободневности.

«Росбалт» решил отметить 100-летие Гумилева дискуссией «Судьба Евразии в 21 веке». Дискуссия прошла в петербургском Доме книги, среди участников были директор центра Льва Гумилева Павел Зарифуллин, писатели Герман Садулаев и Андрей Столяров, социолог Зинаида Сикевич, журналист Максим Шевченко.

Поначалу казалось, что участники дискуссии разделены на два лагеря – проевразийцев Зарифуллина, Садулаева и Шевченко и относящихся к евразийству со скепсисом Столярова и Сикевич. Павел Зарифуллин в своем выступлении предложил от имени Центра Льва Гумилева и Московского Евразийского Клуба экспертам и общественным движениям стран Содружества начать дискуссию по формированию Евразийской Конституции и Евразийской Хартии «Новая Евразия». По его мнению необходим новый союзный договор, необходимо сформировать принципы, вокруг которых народы могут объединиться на основе братского союза.

Андрей Столяров процитировал несколько высказываний идеологов австро-венгерской империи, до смешного совпадающих с рассуждениями об особой духовной миссии российской цивилизации, а потом указал на то, что если мы будем сейчас строить единое евразийское пространство, то окажемся союзниками дряхлеющих авторитарных режимов. Режимы эти идут к своему концу, но укрепление связей с Россией даст им новый импульс, позволит продержаться дольше. А это значит, что для набирающей силы оппозиции, новых лидеров Средней Азии Россия станет врагом, и они пойдут искать поддержку в другое место – кто-то на Запад, кто-то на Юг и Восток.

Зинаида Сикевич отметила, что попытки Петра Первого втащить Россию в Европу привели к расколу единого, на тот момент скорее азиатского народа, на две антагонистические общности – европеизированное дворянство и азиатский народ. По ее мнению, взвесь европейского и азиатского так и не превратилась в России в некую новую материю, она так и осталась взвесью. И эта-то неструктурированная взвесь и считается многими сущностью русскости. Также она отметила, что Евразия у огромной части российского населения ассоциируется с увеличивающимся числом рабочих-мигрантов, объединяться с которыми россияне отнюдь не стремятся по вполне понятным причинам: это шаг не вперед, а назад. Она привела интересные данные цветового психологического теста Люшера. Согласно тесту, Азия у россиян ассоциируется с негативными черным, коричневым и серым цветами, а Европа с позитивными зеленым и оранжевым. В общем, вывод из приведенных Сикевич данных получился однозначный: уж скорее россияне тяготеют к Европе, чем готовы строить совместное пространство с жителями Средней Азии.
В ответ были выдвинуты возражения, что никакие европейцы принимать к себе Россию не хотят и никогда не примут. Мы обречены стоять у закрытой двери и без конца пытаться приладить европейское платье, чтобы сойти за своих. Но платье всегда будет сидеть плохо и вызывать усмешки, потому что не по росту.

В ходе обсуждения, однако, в позициях сторон начали проявляться новые оттенки. Герман Садулаев начал с благодарности Льву Гумилеву за то, что тот научно доказал – родина существует. В самом деле Лев Гумилев, внеся и разработав теорию о месторазвитии этносов и неразрывной связи ландшафта с национальными особенностями, по сути подвел научную базу под ускользавшее от аналитического скальпеля понятие «Родина». Высказал Садулаев и интересную мысль относительно «не любящих нас европейцев». Европейцы, по его мнению, относятся к русским вполне хорошо, однако, они хотят, чтобы мы, русские, оставались на своем историко-географическом месте и выполняли свою роль – стабилизировали и организовывали необъятные просторы Евразии, объединяя непонятные и неведомые им кочевые и горские народы. Если мы будем успешны в этой роли, нас будут рады видеть союзниками, если же мы откажемся от этой роли, и станем настаивать, что мы не знаем никакой Евразии и просто такие же европейцы как немцы или французы, то понимания нас не ждет.

Андрей Столяров посетовал на утрату русского универсализма, который когда-то так привлекал инородческие элиты российской империи с удовольствием называвшие себя русскими. Теперь же, увы, никто русскими быть не хочет, быстро развивается этнонационализм. Но о чем это, если не о евразийстве? Павел Зарифуллин, кажется, главный евразиец из всех собравшихся, тут же записал Столярова к себе: «Евразийство — открытый проект, мы как раз прежде всего за универсализм, за отказ от этнонационализма».

В контексте разговора неизбежно встал вопрос о системе ценностей нашего общества, России, Евразии, Европы. Если мы претендуем на создание некоего особого политико-экономико-культурного пространства – Евразии, – значит надо прежде всего решить, на какую систему ценностей опирается эта общность. Без своей системы ценностей никакой субъект существовать не может. В этой связи интересны результаты онлайн-опроса об отношении к евразийской интеграции, проведенного «Росбалтом». Лидирующим оказался ответ: «Надо просто возродить СССР» (21%), на втором месте: «России надо сначала разобраться с собой» (15%), на третьем месте: «Лучше объединяться с Европой», последнее место занял вариант: «Ориентироваться на растущий Китай» (3%). Какие выводы можно сделать из результатов опроса? На наш взгляд, и ностальгия по СССР, и ответ: «России надо сначала разобраться с собой» и плюсующийся сюда же ответ: «Объединение без идеи и мировоззрения невозможно» (8%) говорят прежде всего о запросе на собственные ценности, которые утратила Россия, попытавшись механически перенять западную систему, настроенную совсем на иной менталитет. Потому что сколько бы ни пытались списать ностальгию по СССР на привычку к патернализму и нежелание полагаться на себя самих, главный мотив этой ностальгии иной, мировоззренческий. Из страны, которая претендовала на стремление построить справедливый мир дружбы и братства, мы превратились в страну, которая влилась в крысиные гонки, ориентируясь на призывы «потреби как можно больше» и «стань богатым любым путем». При этом, если у Западной Европы есть определенный иммунитет к крайним проявлениям общества потребления любым путем, то у России и Евразии в целом его нет.

Понимает ли руководство России, что основа самостоятельности своя система смыслов, уходящая корнями в историю и географию страны? Похоже, не понимает. И до сих пор думает, что главное для возвращения России высокого авторитета — это модерниазция и нанотехнологизация. Впрочем, делаются еще неуклюжие попытки возвратить смыслообразующие функции русской православной церкви. Однако, церковь очевидно не готова и не способна справиться с этой функцией.

Возвращаясь к дискуссии. Отвечая на вопрос из зала, какова система русских ценностей, Зинаида Сикевич заметила, что главная ценность для россиян, лежащая кстати в русле подхода Гумилева, — привязанность к родным просторам, родной земле, бескрайней российской шири…

Можно ли строить систему ценностей, отталкиваясь от такого восприятия Родины? Конечно, можно, особенно в свете набирающего обороты экологического сознания. Россия и Евразия дают отличную пищу для построения нового мировоззрения единства человека и природы, которое безусловно должно прийти на смену психологии неудержимого истребления всех ресурсов. Вы никогда не задумывались об абсурдности борьбы за постоянный рост объемов производства и товарооборота?

Вопрос в лидерах, которые могли бы положить новый подход в основу развития страны. Пока же, увы, и российские элиты и весь российский народ соревнуются в потребительстве самого вульгарного пошиба.

В ходе дискуссии было задано немало вопросов из аудитории, набитой, надо сказать, до отказа. В частности, один из молодых людей, представившийся русским националистом, потребовал от Максима Шевченко ответа, почему тот высказывается за приток азиатского населения, размывающего русский народ.

На что Шевченко сказал, что он никогда не выступал за неконтролируемую миграцию, он вообще считает, что вопросы миграции, привлечения рабочей силы и ее обустройства должны решать муниципалитеты, объединения граждан на местах, а не олигархи, скупающие за бесценок рабочие руки и держащие людей в скотских условиях.

По мнению Шевченко, на просторах России веками идет война европеизированных элит против неевропеизированного народа, который все время не устраивает элиты, все время не такой, как им надо. Все, что приходило из Европы, приносило боль и кровь, полагает он. Также Шевченко заметил, что нынешние лидеры русских националистов — это по большей части потомки палачей русского народа.

Интересно, что состав аудитории был весьма евразийский, в числе выступивших слушателей оказался и президент Смольного университета Гейдар Иманов, призвавший создавать евразийскую партию, и молодой узбекский художник, не очень хорошо говоривший по-русски, но призывавший к интеграции и дружбе, и напомнивший, что из Азии в Россию не пришла ни одна война, все приходили из просвещенной Европы.

Президент Смольного университета Гейдар Иманов предложил создать евразийскую партию.

Вообще же состоявшаяся дискуссия показала широкую заинтересованность в обсуждении евразийской темы.

Татьяна Чеснокова, Росбалт

Читать далее...

Россию, Белоруссию и Казахстан объединит идея евразийства — итоги конференции в РИА-Новости

Президент России Владимир Путин в своем выступлении на прошедшем саммите АТЭС во Владивостоке позиционировал Евразийский экономический союз как новый центр регионального развития, предполагающий высокую степень интеграции между его членами, согласованную экономическую и финансовую политику. Историческим же и идеологическим базисом регионального объединения могла бы стать теория евразийства Льва Гумилева, закладывающая фундамент общности всех народов бывшего СССР. Эту ценностную концепцию эксперты из Москвы и Астаны обсудили в РИА Новости во время видеомоста «Исторические корни Евразийского Союза», приуроченного к столетию со дня рождения Льва Гумилева.

По сути, учение Гумилева можно определить как научно-патриотическую теорию, идеологию, актуальную для современных интеграционных процессов на евразийском пространстве.

«Гумилев хорош тем, что он показывает ценность разности — племена, затерявшиеся в лесах, ничем не хуже цивилизации Рима. Провозглашение ценности каждого элемента евразийской мозаики очень важно, это противостоит тенденциям унификации, причем не только в рамках западной модели общества потребления, но и в исламском мире, где ваххабитские движения зачесывают всех мусульман под одну гребенку. Такие вещи крайне опасны для всего человечества», — объясняет ЦВ старший научный сотрудник Центра исследований проблем стран ближнего зарубежья Российского института стратегических исследований Евгений Бахревский.

Директор Центра Льва Гумилева, председатель Московского евразийского клуба Павел Зарифуллин видит будущее Евразийского союза более оптимистичным, чем будущее ЕС. Он объясняет это рядом причин. Во-первых, Европа всегда объединялась тоталитарным образом и всегда не до конца: в средние века ни Папа, ни императоры не могли добиться полной консолидации, позже ни Наполеон, ни Гитлер не сумели присоединить Англию.

Во-вторых, Евросоюз сегодня объединяет совершенно разные с точки зрения исторической судьбы территории. «Целый ряд стран как Румыния, Болгария или Греция, находятся в ЕС совершенно не органично, представляя другую, поствизантийскую цивилизацию Балкан. От Кишинева до Афин — бесконечный Кустурица, — приводит максимально наглядную метафору Павел Зарифуллин. — Существует колоссальный разрыв между протестантской «прижимистой» этикой севера Европы – Швеции, Нидерландов, Германии — и романской, католической этикой жизни на широкую ногу в Италии или Испании. В Европе три разных цивилизационных кода – католический, протестантский и православный. Есть еще Великобритания, которая всегда была несколько отдельно и сейчас больше ориентирована вовне, на США».

Фактически Европа исторически фокусировалась на различиях, культивируя индивидуализм, а для Евразии более характерно коллективное мышление, понимание ценности жизни в едином пространстве. Таким образом, на фоне кризиса идеи европейского единства учение Гумилева может послужить не только основой для консолидации Евразии, но и источником новых ценностей для всего мира перед лицом глобальных процессов.

Сегодня идеи евразийства постепенно выходят на уровень глав государств. Всплеск интереса к ним произошел после объявления Владимира Путина о создании ЕврАзЭС к 2015 году. Давно и активно эту идею пропагандирует президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Еще в 1996 году в Казахстане появился Евразийский национальный университет имени Л. Н. Гумилева, где обязательный курс «Евразийство: теория и практика» слушают все студенты-первокурсники.

По мнению директора НИЦ «Евразия», доктора исторических наук Зиябека Кабульдинова, идеи тюрко-славянской комплиментарности необходимо преподавать и в старших классах. Не удивительно, что отмечать столетие со дня рождения Гумилева в Казахстане собираются с размахом: этой дате посвящен юбилейный Международный Евразийский форум в Астане, который пройдет 11-12 октября.

В России на международную арену планирует выходить Центр Льва Гумилева: скоро появятся его филиалы в Баку и Бишкеке. Русский этнолог весьма почитаем в тюркском мире как один из первых создателей последовательной истории тюрских народов в Евразии. Принцип культурной идентичности и равенства этносов в нашей стране и за рубежом активно продвигает и культурно-образовательный центр «Этномир» под руководством Руслана Байрамова.

Представляется, что если теория Гумилева о позитивной этнической «комплиментарности» тюркских, славянских и финно-угорских народов Евразии действительно станет идейной базой ЕврАзЭС, впоследствии мы сможем предложить ее международному сообществу как основополагающую ценность, приемлемую для всех без исключения наций и народов.

Ксения ЛАКТИОНОВА

 

Цена Вопроса

Читать далее...

Евразийцы открыли в МГИМО памятник Льву Гумилёву

Павел Зарифуллин, Алексей Леонов, Руслан Байрамов1 октября,  культурная и научная общественность России и Содружества празднует столетие со дня рождения одного из самых ярких, талантливых и неоднозначных русских ученых – Льва Гумилева, сына великих поэтов.
Несмотря на все выпавшие на его долю испытания, Гумелев стал ученым, причем на стыке областей – истории и географии, и автором оригинальнейшей теории этногенеза, основанной на изучении не только социальных, но и природных факторов формирования этноса. Теория получила название пассионарной и объясняла многие закономерности исторического процесса.Его слова оказались пророческими – в последнее время примитивно понятая теория пассионарности стала руководством для для разных организаций, проповедующих разные народнические теории, панславянство, отказ от европейской интеграции России в пользу интеграции с центральноазиатскими странами.Празднества памяти ученого и философа прошли в Санкт-Петербурге — Музей Анны Ахматовойв Фонтанном Доме организовали выставки «На фоне города. Петербург Льва Гумилева» и «Прошу рукопись не уничтожать». В честь памятной даты на могиле ученого в Александро-Невской лавре отслужили панихиду.В Москве в МГИМО открылась международная конференция, посвященная памяти великого историка, в открытии приняли участие Председатель ГД ФС РФ С.Е. Нарышкин, советник президента РФ по евразийскому сотрудничеству С.Ю. Глазьев, проректор по науке МГИМО А.И. Подберезкин, директор Центра Льва Гумилева П.В. Зарифуллин, генеральный директор Центра социально-консервативной политики, член Общественной палаты РФ Л.В. Шувалова, декан факультета международной журналистики МГИМО Я.Л. Скворцов и другие.Конференции началась с торжественного открытия бюста Л.Н. Гумилева работы скульптора Алексея Леонова. Этот бюст — подарок МГИМО от известного предпринимателя и мецената, президента благотворительного фонда «Диалог культур — единый мир», руководителя проекта «Этномир», Члена Попечительского Совета Центра Гумилёва —Руслана Байрамова.«Лев Николаевич Гумилев внес просто неоценимый, уникальный вклад в обоснование, в развитие евразийской идеи. Он показал всем общность судеб народов, живущих на этом огромном пространстве. Его труды хорошо известны во всем мире, причем не только ученым, но и политикам, а отдельные его научные идеи уже сегодня получают практическую реализацию. В том числе евразийская идея, которая воплощается на наших глазах — это огромный мегапроект Таможенного союза, Единого экономического пространства. Сегодня мы видим, что тысячелетняя история Евразии, о которой писал Гумилев, последовательно развивается. Этот бюст — дань памяти этому выдающемуся ученому, мыслителю, человеку», — отметил председатель Госдумы, открывая бюст ученого на территории МГИМО.

В Башкирии накануне юбилея был установлен памятник Льву Гумилеву по инициативе Международного благотворительного фонда «Диалог культур — единый мир».

В Международном пресс-центре РИА Новости в Астане прошел приуроченный к 100-летию мультимедийный видеомост Москва-Киев-Астана на тему: «Исторические корни Евразийского Союза».

Аргументы.ру

 

Читать далее...

Евразийский союз: «объединение будущего» или «прошлого»?

Визиты президента России Владимира Путина сначала в Казахстан на IX Форум межрегионального сотрудничества, а затем в Киргизию еще раз указывают на то, что страны постсоветского пространства остаются приоритетным вектором внешней политики России. Об этом глава государства говорил неоднократно — на недавнем саммите АТЭС во Владивостоке, на совещании послов и постоянных представителей Российской Федерации за рубежом в июле и еще раньше в своих предвыборных статьях.

«Евразийство – тесная интеграция на новой ценностной, политической, экономической основе», — писал президент осенью 2011 года в статье «Новый интеграционный проект для Евразии – будущее, которое рождается сегодня». Однако уже сам процесс интеграции выявил и ряд проблем, осложняющих создание наднационального объединения. Одна из них – кажущаяся второстепенной по сравнению с экономическими и юридическими вопросами, но на деле не менее важная – проблема восприятия евразийской интеграции среди потенциальных партнеров и в мире.

В рейтинге брендов государств Саймана Анхольта и маркетинговой компанией GFK в 2008 году Россия заняла только 21-е место. По «человеческому» измерению бренда наша страна оказалась только на 34-м месте. А в ответе на вопрос, где люди чувствуют себя наиболее комфортно, — лишь на 41-м! Претендовать на роль ядра притяжения государств на евразийском пространстве с такими показателями привлекательности и доверия в мире, мягко говоря, непросто. Не улучшают образ и периодически появляющиеся в глобальных средствах массовой информации статьи с заголовками а ля «План Путина: СССР-2» или «Back to USSR» – «Назад в СССР». Здесь евразийский союз рисуют не как объединение будущего, а как объединение прошлого.

Впрочем, единое экономическое пространство, образуемое «тройкой» – Россией, Белоруссией и Казахстаном, – уже работает. Создан рынок в 170 миллионов потребителей. В «тройке» самым широким спектром внешнеторговых связей обладает Россия. В активе Казахстана – энергоносители и геополитическое положение, Белоруссии – экспорт пищевой, обрабатывающей промышленности и продуктов машиностроения.

Впрочем, хочется видеть следующим шагом этого объединения — новую позитивную модель экономического развития с созданием взаимозависимых производств, продукты которых были бы конкурентоспособными на мировом рынке, модель, которая бы восстановливала социально-хозяйственные связи и главное — отходила бы от курса сырьевой экономики. В противном случае мы идем по пути создания наднационального рынка сбыта, который в будущем будет поглощен рынком глобальным.

Избежать этого можно, среди прочего, «подтягивая» экономически сильных игроков на постсоветском пространстве – богатый ресурсами Азербайджан и Украину. Без Украины на «великой шахматной доске» российские позиции ослаблены, а Азербайджан – жизненно важная «пробка», контролирующая доступ к «бутылке» с нефтью. Пока же желание присоединиться к единому экономическому пространству изъявляют экономически неперспективные Киргизия и Таджикистан, специализирующие на дешевой и неквалифицированной рабочей силе.

Постсоветское пространство – место столкновения различных геоэкономических потоков, а, значит, и различных внешнеполитических интересов. Поэтому нельзя упускать из внимания наличие внешних угроз – альтернативных путей интеграции для наших потенциальных партнеров со стороны других сильных игроков в Евразии.

Несмотря на кризис, Евросоюз планирует активизировать в 2013 году инициативу Восточного партнерства в отношении стран Восточной Европы. Турция предлагает тюркоязычным странам постсоветского пространства – Узбекистану, Киргизии, Азербайджану, Туркменистану – идею «тюркоязычного мира». Китай готов инвестировать в развитие транспортных сетей с Казахстаном и другими странами Центральной Азии, вкладываться в разведку и разработку залежей энергоресурсов и, разумеется, заинтересован в постсоветском пространстве как рынке сбыта своей продукции.

Поэтому вопрос привлекательности России в целом и евразийской интеграции в частности актуален особенно. В июле, выступая перед дипломатами, Владимир Путин подчеркнул, что интересы своего государства необходимо отстаивать не только методами традиционной дипломатии, но и путем «привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре, и в интеллектуальной сфере». А главное, подчеркнул президент, что «образ России за рубежом формируется не нами, поэтому он часто искажен».

В контексте евразийской интеграции «фобии по реставрации СССР» вызывают недоверие к партнерам, перестраховывание в действиях. Изменить ситуацию можно, выстроив на уровне государства грамотную информационную политику, где первым шагом будет стратегическое и интеллектуальное переосмысление прежних принципов выстраивания информационной политики в России. Далее хорошо бы разработать комплексную стратегию информационного сопровождения евразийской интеграции, в основу которой легли бы концептуальные принципы американского ученого Джозефа Ная о «мягкой силе», суть которых — привлекательность, нацеленность на сотрудничество. Необходима и евразийская идеология, основанная на ценностях и жизнеутверждающих смыслах евразийского культурного сценария, одинаково понятных культурам стран-участниц евразийской интеграции.

Наталия Иванова, InfoRos

Читать далее...