Россия и судьба наций в XXI столетии

Политика редко проблематизирует имеющиеся в ее распоряжении «конструкции». Почти всегда она эти конструкции лишь использует. Однако именно «почти всегда». Существуют редкие исключения. Но они для нас очень важны. Потому что именно наша нынешняя ситуация, в силу двух основных причин, попадает в разряд таких исключений.

Одна из этих причин – распад СССР. Того государства, в котором мы жили. И вытекающая из этого необходимость строить новое государство. То есть, выбирать конструкцию, а не использовать имеющуюся. Это – причина внутренняя.

Есть и внешняя, общемировая. Суть ее состоит в том, что основной наличествующий конструкт – национальное государство – начинает рассматриваться не как абсолют (окончательный итог исторических поисков, самый оптимальный вариант государственного устройства из всех существовавших в мире), а как проблема. Причем не абстрактная, а сугубо и исключительно злободневная.

Книга Генри Киссинджера «Нужна ли Америке ее внешняя политика?» вышла прямо на историческом переломе. По свидетельству газеты «Таймс» (интервью Эндрю Биллена от 19 октября 2004 года), эта книга Киссинджера была выпущена (цитата) «за несколько дней до терактов 11 сентября».

Есть конспирологи, специалисты по заговорам, которые в этом склонны видеть «происки мировой закулисы». Мне это все кажется смешным, нелепым и недостойным. Для меня апелляция к данной книге (а также к последующим высказываниям указанного лица) – просто дань научной корректности.

Ведь я только что сказал о том, что национальное государство в настоящий момент – не абсолют, а проблема. Сказав это, я обязан привести доказательства. То есть определить, кто проблематизирует этот конструкт, с каких позиций и так далее.

В силу этого я и адресуюсь к Киссинджеру и его высказываниям. Вновь оговорюсь, что для меня Киссинджер не является ни абсолютным авторитетом, ни, тем более, научным «Левитаном», озвучивающим сводки какого-то всесильного «информбюро». Так сказать, органа всемогущей и зловещей «мировой закулисы». Этого фантома, будоражащего сны наших антиамериканских «почвенников».

Но все понимают, что в той же степени, в какой Киссинджер не является этим вымышленным сверхмонстром, он не является и безответственным маргиналом. И апелляция к его высказываниям в этом смысле вполне корректна. Поскольку высказывания такого лица – репрезентативны. Мне здесь важна эта репрезентативность. Только она – не более, но и не менее, так сказать.

Так что же именно утверждает Киссинджер в своей книге «Нужна ли Америке внешняя политика?» («Does America Needs a Foreign Policy?»). Здесь недопустим свободный пересказ. Необходима прямая цитата:

«Вестфальский порядок находится сегодня в состоянии системного кризиса. Невмешательство во внутренние дела других стран отброшено в пользу концепта всеобщей гуманитарной интервенции. Или всеобщей юрисдикции. Не только США, но и многие западноевропейские страны это осуществили».

Тем, кому недостаточно такой цитаты (мало ли что Киссинджер имеет в виду под Вестфальской системой?), я предлагаю прочитать его же интервью газете «Ди Вельт» (май 2003 года). И вновь – прямая цитата:

«Принципы Вестфальского мира», которые «базировались (внимание!) НА СУВЕРЕНИТЕТЕ ГОСУДАРСТВ И РАССМАТРИВАЛИ НАРУШЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ГРАНИЦ МЕЖДУНАРОДНЫМИ СТРУКТУРАМИ КАК АГРЕССИЮ, – уходят в прошлое».

Я мог бы ограничиться этой доказательной базой. Тем более, что все понимают – все к ней никак не сводится. Но поскольку автор апеллирует к таким понятиям, как Вестфальская система, то мне кажется неуважительным любой анализ его суждений без детального раскрытия содержания вводимых понятий. Тем более, что это содержание в целом – вовсе не тривиально.

Вестфальская система стала результатом Вестфальского мирного договора 1648 года, которым была подведена черта под Тридцатилетней войной 1618-1648 гг. Это была фактически первая в истории человечества война общеевропейского масштаба. Поводом для войны стали противоречия между испанскими и австрийскими Габсбургами и Францией. В орбиту войны на разных сторонах конфликта были вовлечены Швеция, Дания, различные германские княжества.

В результате Вестфальского мира произошел фактический передел территориальных сфер влияния между Швецией и Францией, получил признание своего суверенитета Швейцарский союз, а также была закреплена территориально-политическая раздробленность Германии. В рамках системы международных отношений, построенных на основе Вестфальского договора, впервые заявлено суверенное государство в качестве основного «конструкта» (иначе – актора) международных отношений. А также определены принципы взаимоотношений такого государства с другими подобными ему государствами, как основными акторами на международной сцене.

Сформированная система мироустройства ответственно декларирует мир как совокупность наций-государств, обладающих суверенитетом, т. е. распоряжающихся всей полнотой власти на своей территории и одновременно ведущих самостоятельную внешнюю политику.

Дополнительно подчеркнем, что именно в рамках Вестфальской системы (более чем за сто лет до Великой Французской буржуазной революции) суверенитет впервые становится атрибутом государства, а не монарха.

Таким образом, высказывание «Вестфальская система рухнула» в точности тождественно тому, чтобы сказать: «национальный суверенитет – это не аксиома, а предрассудок, взятый из прошлого, неадекватного нынешним мировым реалиям».

Нельзя выводить такие высказывания из сферы рефлексий, и при этом оптимистично провозглашать, что «у нас в России суверенная демократия»… Можно и должно говорить о суверенной демократии. Но – только сопрягая эти высказывания с подобным (согласитесь, не лишенным внутренней противоречивости) международным контекстом.

Вестфальская система заложила основы международных отношений. Но, конечно же, она в дальнейшем подвергалась историческим корректировкам. Обычно говорят о трех основных корректировках.

Первая была проведена в рамках обустраивания пост-наполеоновского мира. На этом этапе Вестфальская система 1648 года была дополнена Венской системой 1815 года.

Венская система просуществовала с изменениями до Первой мировой войны. Ее принципы были заложены решениями Венского конгресса (1814–1815) – первого общеевропейского (за исключением Турции) мирного урегулирования. Она неоднократно подвергалась критике за допущение возможности коллективного вмешательства в дела тех государств, которым угрожают революции (принцип легитимизма), равно как и требование дипломатических консультаций по территориальным и пр. проблемам. Но принципы государственного суверенитета при этом под сомнение не ставились.

В результате Первой мировой войны на смену Венской пришла Версальско-Вашингтонская система международных отношений. В ней вестфальский принцип суверенитета был дополнительно укреплен. И в этом укрепленном виде существовал до Второй мировой войны.

Итоги Второй мировой войны закрепила Ялтинско-Потдстдамская система международных отношений. Эта система иногда также именуется Ялтинско-Потдстдамско-Хельсинской системой (в 1975 году в Хельсинки был подписан документ, окончательно закрепляющий послевоенное устройство границ).

Таким образом, не только сама Вестфальская система, но и все системы международных отношений, следующие за Вестфальской, сохраняли вестфальский принцип раздела мира между суверенными национальными государствами. И единственный универсальный международный орган современности – ООН – в этом смысле является строгим «наследником» Вестфальской системы.

Заявление о том, что Вестфальской системы больше не существует, можно было бы списать на несерьезность и легкомысленность заявителя. Но в случае Киссинджера это, безусловно, не так. А коль скоро это не так, то серьезность заявителя (и главное, его заявления) должна быть дополнена серьезностью тех, кому это заявление предъявлено.

Я говорю именно о серьезности. А не о взвинченности, агрессивности, конфронтационности, неуважительности, наконец. Напротив, именно несерьезность в подобном вопросе граничит с неуважительностью. Чего я и предлагаю избегнуть.

Итак, политика обычно использует наличествующие конструкты.

Она нарушает этот обычный подход тогда, когда наличествующие конструкты рушатся (внутренняя причина). А также подвергаются глобальной исторической проблематизации (внешняя причина). Именно в этих случаях политика реально вынуждена обратиться к стратегии.

Часто говорится, что без стратегии нет политики. Я лично считаю, что это действительно так. Но политикам хотелось бы, чтобы это было не так. А поскольку очень часто правила игры задаются именно их хотениями («если нельзя, но очень хочется, то можно»), то очень часто политика осуществляется без стратегии. Что для меня синонимично безрефлексивному употреблению наличествующих конструктов.

Такое употребление становится абсолютно невозможным только в условиях, о которых я уже говорил. А значит, именно в этих условиях без стратегии уже никак нельзя обойтись, хотя по-прежнему очень хочется.

Проблематизация Вестфальской системы и суверенитета как такового сразу же рождает цепную реакцию проблематизаций, а значит, и стратегических рефлексий. Простейший элемент такой цепи достаточно очевиден. Если проблематизируется суверенитет, то проблематизируется и носитель (субъект) этого суверенитета, то есть национальное государство. Можем ли мы сводить всю эту проблематизацию к вопросу о суверенитете? Конечно, нет. Суверенитет – лишь один из проблематизированных аспектов, не более.

В том же интервью «Ди Вельт» господин Киссинджер констатационно-уважительно (хотя, как мне кажется, несколько иронически) отзывается о Юргене Хабермасе, возражающем против девальвации суверенитета и всего, что с ним связано. Юрген Хабермас – единственный из «философских патриархов», кто, по сути, все еще отстаивает Проект Модерн как социокультурный способ существования современного Запада да, в общем-то, и почти всего человечества.

Между тем, цепная реакция подрывов, запускаемая проблематизацией суверенитета, неизбежно ударяет и по самому Проекту Модерн (рис.1).

Что же мы получаем? А вот что.

Жил-был конструкт. И назывался он «национальное государство». С помощью размножения этого конструкта создавался «мир» (мир национальных государств). Политики пользовались этим конструктом как данностью. Они не рефлексировали по его поводу.

А потом конструкт «приказал долго жить». Или, как минимум, серьезные, осведомленные и далеко не глупые люди стали говорить, что он «приказал долго жить». А значит, этим конструктом уже нельзя пользоваться, как данностью. По крайней мере, глубоко ошибочно пользоваться, как данностью. (Вновь – если нельзя, но очень хочется, то можно. Но каковы будут последствия?).

А раз нельзя, раз ошибочно и катастрофично пользоваться этим, как данностью (то есть безрефлексивно), то политике и политикам приходится из удобной ниши безрефлексивной прагматики выбираться в очень неудобную (но единственно жизнеобеспечивающую в этих условиях) среду стратегической рефлексии (рис.2).

Через что, в принципе, осуществляется такой выход в пространство стратегической рефлексии? Прежде всего, через диверсификацию используемого понятийного аппарата. Использовалось понятие «национальное государство». Оно имело абсолютный характер. И ему не должно было существовать никаких равновеликих по позитивности альтернатив. Альтернативы могли быть только бесперспективными, деструктивными, демоническими (функции идеологических мифов).

Если теперь этот конструкт из абсолюта превращается в проблему, то должны возникнуть «проблемно-равномощные» конструкты. И рефлексия должна осуществляться (и будет осуществляться) только постольку (и только исходя из того), что такие альтернативные конструкты заменяют собою абсолют безальтернативности.

В виде простейшей оппозиции национальному государству всегда существовала империя (рис.3).

 Эта оппозиция разным способом существует в двух разных контекстах.

Контекст #1 – безальтернативность. Если национальное государство – это очевидно оптимальный конструкт, то все другие конструкты могут быть лишь неоптимальными (в пределе демоническими) дополнениями (рис.4).

Контекст #2 – проблемность. Если национальное государство, национальный суверенитет, современность как среда, в которой все это существует, ставятся под вопрос, то и асимметрия между национальным государством и империей как простейшей оппозицией тоже трансформируется (рис.5).

После такой проблематизации естественным образом рождается потребность в содержании. Когда есть нормальное и аномальное, то ни то, ни другое как бы не подлежит описанию. Нормальное – это то, в чем мы живем. Аномальное – это то, что не является нормальным. Это не-нормальное.

Но если на самом деле есть просто конструкт А (национальное государство) и конструкт Б (империя)… Если оба конструкта проблемны… Если проблемность уравнивает конструкты… Тогда недостаточно сказать, что один нормальный, а другой – нет. Надо на содержательном уровне описать, чем одно отличается от другого. И, прежде всего, это касается альтернативных, ранее дискредитируемых, конструктов. В нашем случае, империи.

Не вдаваясь тут в подробности, скажу, что с содержательной точки зрения империя – это наднациональное идеократическое государство. Идеократия может быть разной. Соответственно, и империи могут быть разными. Католическими (империя Карла Великого, Священная Римская Империя Габсбургов), православными (Византия, Российская империя), исламскими (Арабский Халифат, Османская империя).

Образно говоря, народы, которые объединяются такими империями, как люстры, висящие на потолке (рис.6).

 Когда хоть один народ обрывает идеологическую связь с «имперским потолком», к которому он прикреплен, империя начинает рушиться (рис.7).

 В этом смысле понятно соотношение коммунизма и СССР. И полная иллюзорность возможности сохранения СССР без коммунизма. Единственный эфемерный шанс на нечто подобное – «новая общность людей – советский народ», заявленная Брежневым в период загнивания идеологии. И фактически повторяющая американский тезис о «плавильном котле». Но всем было ясно, что в реальности до этой новой общности – как до Луны.

Но к СССР все не сводится.

Протестантское отпадение от католической империи (той же империи Габсбургов) страшно расшатывало конструкцию. И требовало каких-то подкреплений. Войны католиков и гугенотов во Франции действовали сходным образом. Именно в силу этого и понадобилась Вестфальская система с ее опережающим предъявлением новой конструкции – национального государства. И суверенитета (вместо монарха-суверена – народ-суверен).

Предъявляя нечто подобное, архитекторы Вестфальской системы подпирали рушащийся идеологический потолок национальными паллиативами. Но как только эти паллиативы окончательно выходили на исторический простор (а их туда выводили, конечно, буржуазные революции), империи рушились. Буржуазные нации действительно несовместимы с империями. Ссылка на Британскую империю некорректна, ибо здесь речь идет о сугубо колониальном феномене. А значит, необходима еще одна оппозиция (рис.8).

 В полной мере заявка на оппозицию может быть принята только тогда, когда есть одно без другого. А именно – империя без империализма и империализм без империи.

Что касается империи без империализма, то СССР являлся очень ярким примером, кто бы что бы ни говорил. СССР (для кого-то это плюс, для кого-то – минус) развивал окраины в ущерб метрополии (если Россию можно было назвать метрополией). Достаточно мысленно сопоставить Таджикистан 1980 года с Афганистаном того же года, чтобы понять разницу. И никакой идеализации здесь нет. Империя, которая газифицировала окраины и лишала газа народ-держатель (и, вдобавок, обладатель) этого самого газа – наглядное подтверждение правомочности выдвинутой мною дихотомии (рис.9).

 Возвращаясь к мэйнстриму имперской темы, считаю необходимым оговорить ряд вопросов, касающихся того, как имперское соотносится с националистическим. Национализм, безусловно, является врагом империи. И наоборот – империя является врагом национализма. Для тех, кто хочет одновременно демонизировать и империю, и национализм, возникает сложная ситуация. Именно национализмы (чешский, венгерский, да и немецкий тоже) взорвали Австро-Венгерскую империю. Кто-то считает, что не без помощи Британии (политика Пальмерстона и прочее). Но это уже в какой-то мере по части «теории заговора». Главное, что это ничего не меняет в нашей основной теме.

Национализмы (буржуазные – ну, как тут выкинуть это слово из песни?) взрывали империи самым беспощадным образом. И самым трагическим – ибо в этом взрыве не было ничего от бескровного триумфа благородных антимонархических, антиреакционных сил. Всем известно, что евреи, например, из последних сил цеплялись за Австро-Венгерскую империю, понимая, что сулят им национальные триумфы в каждой отдельной точке этой империи.

Распады империй стали трагедией для миллионов и миллионов. Неважно, касается ли это Австро-Венгерской империи, Российской империи, Османской империи или любых других имперских образований. Судьба осколков империи тоже далеко не безоблачна.

Титаническая борьба Алжира за освобождение от как бы французского ига – после освобождения обернулась многолетним террористическим кошмаром, который не закончился до сих пор. И стремлением арабских граждан Алжира переехать во Францию. Причем стремлением, сопряженным с очередными коллизиями. Мы имели возможность это наблюдать. Кто по телевидению, а кто и воочию.

Трагедия распада Российской империи, извлеченная из советского контекста и сопряженная только с процессами «буржуазной революции» февраля-ноября 1917 года, еще ждет своего объективного научного описания. Резня, националистические погромы, хаос, – все это мало напоминает банальные (кстати, заимствованные из советского пропагандистского арсенала) «национально-освободительные идиллии».

И все же, национально-государственная модель имеет свою фундаментальную легитимность. Эта легитимность полностью определяется словом «модернизация». Действительно, для того, чтобы постфеодальная общность могла выйти в формат линейного прогресса и набрать соответствующий воспроизводственный потенциал, ей приходится жертвовать привычными устоями и переходить на «национальные рельсы».

Но мало подобной констатации. Надо дать какие-то объяснения причинам такой фатальной необходимости. Эти объяснения отчасти содержатся в тех моделях, которые уже были мною предъявлены (рис.10).

 Как это для кого-то ни странно, но фактически единственным исключением указанного правила являлся советский опыт. Поскольку в идеологическое ядро советской империи была положена не религиозная доктрина, отрицающая самоценность прогресса, а парарелигия этого самого прогресса (коммунизм). Подробное изучение подобной парарелигии может сказать о многом. Как о природе совесткой исторической динамики (обеспеченной накалом парарелигии), так и о природе советского торможения (обеспеченного остыванием этой же парарелигии).

Но обсуждение всего этого, опять же, не входит в задачу данного доклада. Предельно сжатая констатация этих моментов нужна лишь для того, чтобы перейти к анализу той теоретической проблематики, которая имеет самое непосредственное значение для сегодняшней политической практики.

При этом неважно, затаскана эта проблематика разного рода банальностями или является абсолютно новой. Важно лишь то, какова её роль в поиске путей развития, по которым двинется Россия в самое ближайшее будущее. А то, что она куда-то двинется, не вызывает у меня никаких сомнений. Вопрос – куда?

Ответ на этот вопрос будет складываться из решений, принимаемых под давлением многих обстоятельств. Конечно же, в первую очередь, абсолютно вне и даже антитеоретических. Но и теоретических тоже. Ментальные матрицы будут иметь меньшее значение, чем интересы. Но меньшее – это не значит нулевое. И иногда даже малая гирька смысла, положенная на ту или иную чашу весов «почти уравновешенных интересов», может слишком многое склонить в свою сторону.

Итак, о практически значимой теоретической проблематике (она же стратегия). Ее обсуждение начинается для меня рефлексией на известный тезис о вхождении в мировую цивилизацию. Этот тезис («Россия должна войти в мировую цивилизацию», «Россия входит в мировую цивилизацию» и так далее) является самым устойчивым кодом той мегапрограммы, которая, при всех ее вариациях, осуществляется в России (СССР, РФ – неважно) уже более двадцати лет.

Изменить этот код – значит, кардинально трансформировать всю мегапрограмму. Если кому-то кажется, что это не так, и в условиях этого изменения мегапрограмма будет просто в очередной раз несколько отварьирована, – то это глубочайшее заблуждение. А поскольку двадцать лет – это не шутка, это уже почти исторический период, легкомысленно подходить к этому вопросу нельзя.

Между тем, есть попытки так к нему подойти. И эти попытки очень опасны. Нельзя бездумно и безответственно играть такими вещами. Тем более, нельзя превращать их в пресловутый «пиар».

Итак, что значит вхождение в мировую цивилизацию? И каковы альтернативы, если они могут быть?

Давайте рассмотрим это все внимательно под политико-семантическим углом зрения (рис.11).

 Дешифровка этого словесного шифра («мировая цивилизация») не представляет особого труда. Нужно только признать, что это шифр, а не самодостаточное понятие. А это нельзя не признать. В противном случае (что и показано на рис.11), мы немедленно оказываемся в порочном круге самых грубых и тупых логических противоречий.

Признать же, что вхождение в мировую цивилизацию – это шифр, значит перефразировать известный анекдот советской эпохи: «Мы говорим: «Ленин» – подразумеваем «партия», мы говорим: «Партия» – подразумеваем «Ленин», и так уже 70 лет. Говорим одно, а подразумеваем другое».

Такой анекдот с пародированием Маяковского ласкал диссидентское ухо. А вот насчет его необходимой перелицовки (при том, что необходимость прямо вытекает из доказанной логической порочности понятия «вхождение в мировую цивилизацию»)… вот тут не знаю… Потому что сказать-то придется следующее: «Мы говорим: «мировая цивилизация» – подразумеваем нечто другое. И так уже 20 лет. Говорим одно, а подразумеваем другое».

Кто-то увидит в этом идеологический подкоп. Но я пытаюсь решить проблему неизмеримо более серьезную, чем любые подкопы. Хорошо, говорим одно, а подразумеваем другое. Может, вся речь, кроме ее компьютерных суррогатов, так устроена. Что именно подразумеваем? Вот ведь на что важно ответить (рис.12).

 Признав, что нечто подразумеваем, мы быстро понимаем, что именно. Мы подразумеваем некий Запад, куда надо войти. Под Западом мы, в свою очередь, понимаем некую мировую реальность, которую советская идеология описывала как глобального антагониста СССР и мировой коммунистической системы. На языке советской идеологии эта антагонистичная мировая реальность называлась «буржуазной», «капиталистической». Советская идеология представляла эту реальность как антисистему. А свою реальность – как систему.

Понятно, что такая черно-белая картина является идеологическим мифом. Но создание мифов, где есть «полюс добра» и «полюс зла», – задача любой идеологии. Идеологическая борьба с советской системой создала зеркально отраженный миф. В этом мифе реальность, антагонистическая советской, – это добро (норма, правильное устройство общества, царство разума, квинтэссенция окончательной эффективности).

Итак, есть «Царство Добра», и туда надо войти из «Царства Зла». А внутри Царства Добра продвинутое диссидентское сознание выделяло еще «Царство Царств» (или «Дворец»). Это уже был не весь капиталистический мир, а его продвинутая часть – «восьмерка», системы развитых стран Европы и Северной Америки, евро-атлантическая лидирующая группа.

Все перечисленные мною поименования – относительны. Но я пока и не хочу здесь что-то детализировать. Я только настаиваю на том, что начавшая свое триумфальное шествие в начале 80-х годов и победившая в августе 1991 года политическая стихия – полностью программировалась на момент победы (и, что наиболее важно, в дальнейшем):

а) идеологическим мифом;

б) именно мифом-антагонистом (то есть отраженной копией того мифа, с которым боролись);

в) мифом, в котором подразумеваемое под «мировой цивилизацией, куда надо войти», – это «Царство Добра» (капитализм) и «Царство Царств», или «Дворец» (то есть особо продвинутое евро-атлантическое единство, оно же Запад). Этот промежуточный результат я и зафиксирую (рис.13).

 Если проследить динамику последних двадцати лет, то все, конечно, вначале вращалось вокруг программы-максимум. Обещалось одномоментное выполнение этой и только этой программы-максимум немедленно после сброса неразумных коммунистов и передачи власти их разумным антагонистам.

Затем понадобилось эту одномоментность растянуть во времени. Разумные антагонисты к власти пришли, а мы почему-то в ту же секунду не оказались в «Царстве Царств» (описанном, кстати, вполне лубочно и хилиастически, как абсолютный земной рай).

Такое растягивание во времени осуществлялось с помощью двух известных технологий.

Первая технология – объяснение задержек кознями врагов (пережитков коммунистического безумия). Говорится следующее. «Да, власть нам передана. Но не до конца. Враги шевелятся и мешают. Надо расстрелять Белый дом, зачистить все…». Дальше в разных вариантах говорилось, докуда. Мне это всегда напоминало только фразу моего старшины: «Копать отсюда и до обеда».

Вторая технология – объяснение задержек косностью людей. Людям, чтобы привыкнуть, нужен переходный период. Они не сразу осваивают идеальные комму… прошу прощения, капиталистические нормы поведения. Поэтому сразу в комму… прошу прощения, капитализм не прыгнешь. Если это не напоминает известные прописи предыдущей эпохи – то что это напоминает?

Но дальше оказалось, что как-то все с вхождением вообще не вытанцовывается. Что никто тебя не хочет видеть, по крайней мере, во «Дворце». Что все залы во «Дворце» уже распределены, и никто тесниться не хочет.

Тогда (пусть не во весь голос, но с помощью элитных перешептываний) было сказано: «Ну, хорошо, не войдем в Царство Царств, войдем хотя бы в само Царство Добра, а там посмотрим». Если от сказочных метафор (Царство Царств, Царство Добра) переходить к научным определениям (чего никто не делал по идеологическим причинам, но что сделать было вполне нетрудно), то речь шла о вхождении в ядро капиталистической мир-системы (Бродель, Валлерстайн и их последователи) или на периферию этой же мир-системы.

Ядро – это Царство Царств. Периферия – Царство Добра. Когда возникли проблемы с ядром, началась ревизия по отношению к периферии.

Иначе говоря – началось отмывание тех или иных «латиноамериканских сценариев». И соответствующих образов и фигур. Однако вскоре и с этим возникли какие-то неполадки. Эти неполадки, сбои, несостыковки составляют суть всех сегодняшних политических неурядиц. И рано или поздно это придется признать. Но пока надо зафиксировать ситуацию (рис.14).

 В любом случае, нужно разобраться в технологиях. Это представляет собой решающий момент в том, что касается практически значимой теоретической проблематики.

Какова технология вхождения в ядро такой системы? В общем-то, технология известна. Она называется «сущностная» (иногда говорят «осевая») модернизация. Подобная модернизация всегда имеет в качестве одного из своих «автопериодов» диктатуру. И называется это «авторитарная осевая модернизация».

Каноническим героем этой модернизации является Наполеон Бонапарт. Поэтому авторитарную осевую модернизацию еще называют «бонапартистской». Если реальной целью является вхождение в ядро капиталистической мир-системы, то реальными технологиями не могут не быть технологии сущностной модернизации (автомодернизации, осевой модернизации, первичной модернизации). А где-то на этом пути возникнет все, что связано с бонапартизмом.

Какова технология вхождения на периферию? Это тоже известно. Такая технология называется технологией вторичной модернизации. Иначе – догоняющей модернизации. И там тоже есть свои герои. Только это уже не Наполеон, а Пиночет.

В любом случае, предполагается, что речь будет идти об осевом (нуклеарном) или периферийном капитализме. Соответственно, об осевой или периферийной модернизации. Что и следует зафиксировать (рис.15).

 Обрушение данного мегапроекта – отдельная тема. Об этом сейчас очень много говорят в связи с разного рода инновациями. Тут есть и экзотические сюжеты (посткапитализм, меритократия, нетократия, постпроектное существование, постистория, постгуманизм, постмодернизм). Это, так сказать, одна адженда. Ее, конечно, нужно детально обсуждать. Но это все же «пирожные». А сейчас хотелось бы о хлебе насущном.

Хлеб же насущный – это глобализация. К сожалению, в вопросе о глобализации как новой мегатенденции господствует технократический фатализм. Мол, «инфраструктура глобализируется, и что поделаешь?»

Инфраструктура никогда не глобализируется сама по себе. Глобализируются труд и капитал. А также все составляющие капитала, прежде всего, финансовая. Либо глобализированный капитал уходит в зону дешевой рабочей силы (на периферию). Либо дешевая рабочая сила приходит в ядро. Это лишь один из неизбежных моментов. И все это на практике сейчас «разминается» в виде пока еще не слишком острых конфликтов, подобных французским. А также в наших доморощенных играх вокруг так называемой «ксенофобии».

Еще важнее то, что глобализация никак не связана ни с культурой Модерна, ни с политикой Модерна. Глобализация – это вообще слово для внешнего потребления. Внутри круга игроков употребляется другой термин – «глокализация», то есть соединение глобального и локального.

Национальные государства переживают непростое время. Я говорю о национальных государствах ядра указанной мир-системы. Регионализм нарастает всюду. Транснациональным системам национальные государства начинают очень серьезно мешать. И тезис Киссинджера о потере суверенитета – это только слабое политкорректное оформление реальной неполиткорректной тематики, которая в этой связи обсуждается все чаще.

Короче – возникают очень серьезные проблемы с тем, куда входить. Я только вкратце назову эти проблемы.

1. О развале евро-атлантического единства говорят уже все. Включая того же Киссинджера. Это очевидность. А идеология вхождения предполагала, что Дворец един, Царство Царств едино. Если в зоне этой благодати начинается война – как входить-то?

2. Ядро мир-системы начинает оформлять себя иначе. И дистанцироваться от периферии. Если ранее периферийная модернизация предполагала все же модернизацию, то теперь такой установки нет. Характерный пример – смена установок мировых финансовых институтов, выраженная в динамике «глобального долга». Задача помогать модернизации – фактически снята. Поставлена задача смягчать издержки немодернизации.

3. Возникло новое задание на периферию. Периферия теперь нужна не модернизированная, а вторично архаизированная. На повестку дня реально поставлен регресс – как технология демодернизации, как технология обеспечения нового содержания периферии.

4. Социопроектная палитра меняется и еще более глубоко. Когда-то я и мои коллеги начали проблематизировать сам термин «новый мировой порядок». Теперь такая проблематизация стала общим местом. Кто только не говорит о новом мировом беспорядке. Весьма высокие (и вполне нормативные) фигуры предлагают в качестве нового рецепта управления глобальным сообществом – динамический хаос. Это вытекает из серии глубоких провалов, из невозможности установить нужный формат мирового порядка. И из невозможности адаптироваться к ненужным форматам такого порядка. Соответственно, оказывается легче снять саму парадигму порядка, чем оказаться между молотом и наковальней двух невозможностей.

5. Модерн, который казался внутренним содержанием того, куда надо входить, а также технологией вхождения, оказывается сейчас под глубоким вопросом. Он сжат с двух сторон – Постмодерном и Контрмодерном. Грубо говоря, глобализацией ядра и глобализацией (архаизацией) периферии. При этом сам термин «постмодерн» говорит о том, что у Запада как сообщества, присягнувшего когда-то Модерну, нет содержательных альтернатив: любое «пост-» – это всегда жизнь на обломках.

6. Если под вопросом Модерн, то под вопросом же и нация как его дитя. А также национальное государство. СССР распался в силу внутренних проблем и внешних воздействий. Но не все внешние воздействия можно редуцировать до происков геополитических конкурентов или подрывных безумств малых периферийных народов. Россия, соблазнившаяся сущностной модернизацией и рвавшаяся из регламента коммунизма, должна была освобождаться от империи и окраин. В этом был соблазн. И этот соблазн поддержала так называемая «русская партия» внутри советской номенклатуры. Под советской номенклатурой я понимаю не только номенклатуру партийную, но и другую. Особенно чекистскую (имею серьезные основания так утверждать), а также в целом спецслужбистскую, хозяйственную и так далее.

В условиях, когда альтернативой глупой империи казалось умное национальное государство – многие державники соблазнились отказом от империи во имя лучшего (то есть национального государства). Если империю державники отдали сами, а национальное государство у них отберет история (или постистория), то в чем итог? Я понимаю все проблемы, связанные с предъявлением такого теоретического «зеркала для героя». Но это всего лишь «зеркало».

7. Если с повестки дня снята модернизация (а по факту она не проводится вообще, и в своем осевом модусе – в особенности), то что на повестке дня? Если же модернизация проводится – то что значит «входить в нечто»? Ведь в этом «нечто» не только идет война всех против всех. Там еще все более активно и даже агрессивно отрицается модернизация как таковая. А также закрывается дверь для вхождения.

Заключительный вопрос: не окажется ли в итоге, что надо либо входить в нечто, понимая, что это вхождение равносильно архаизации, контрмодернизации, демодернизации и глокализации (то есть развалу своего государства), либо осуществлять модернизацию (а то и какие-то более сильные варианты) путем не вхождения, а выхода?

Мне такая возможность отнюдь не представляется оптимальной. Я очень хорошо понимаю ее издержки. Но одновременно я не могу считать данную альтернативу только плодом своей фантазии. Может быть, мне и хотелось бы так считать. Но слишком многое говорит о другом. Предъявленное в этом докладе – увы, лишь малая часть этого «говорящего о другом».

Сергей Кургинян, Выступление в Общественной палате РФ

Читать далее...

Мигранта неохотно принимают как соседа, но хорошо — как коллегу

Мало у нас таких запутанных тем, как тема мигрантов. И мало таких простых по существу. Путаница везде и во всем. И в народных умах, и еще того больше – в начальственных. Путаница, возникшая сама собой, и путаница, искусственно создаваемая. Взять, к примеру, миграционную амнистию, о которой сейчас столько говорят.

В глазах широкой публики это десять миллионов нелегалов, которые встанут в очередь и запросто возьмут российские паспорта. И пара миллионов легальных мигрантов, надо полагать, тоже. Именно так это преподносится буквально во всех публикациях, именно так обсуждается и в сети. Величественное, согласимся, зрелище, одним махом поднимающее число российских граждан далеко за 150 миллионов.

Какие-то околоправительственные структуры сочиняют проект этой амнистии. Федеральная миграционная служба, с этими структурами вполне себе сотрудничающая, в своих заявлениях планы такой амнистии почему-то отрицает. И никто не трудится объяснить, что речь вроде бы идет все-таки не о повальной раздаче российского гражданства, а только о предоставлении легального статуса, т. е. права временно у нас проживать и работать тем, кто фактически и так живет в России и работает на благо российской экономики.

Напускание тумана в таких делах – фирменный прием наших властей. Может, это делается нарочно, чтобы еще больше распалить страсти, которые и так распалены. А может быть, просто из-за того, что никакой государственной миграционной политики в стране нет, зато есть множество коммерческих интересов. Нефтяной бум создает в России много рабочих мест, а в постсоветских странах создано много бедняков. Гигантская потребность в дешевых рабочих руках подомнет под себя и не такую государственную машину, как у нас.

Сегодняшнюю российскую экономику без гастарбайтеров просто не представить. Особенно там, где больше всего процветания.

В Москве, по грубым прикидкам, каждый четвертый-пятый работник – легальный или нелегальный гастарбайтер. Притом уже каждый десятый рождающийся ребенок в столице – из семей иностранцев, и каждый тридцатый школьник из них же.

Так что вопрос о легализации гастарбайтеров уже малость перезрел. Но, судя по свежему опросу фонда «Общественное мнение», рядовые россияне предпочитают в большинстве скорее закрыть глаза на то, что есть, чем признать свершившийся факт.

Хотя вопрос о миграционной амнистии задавали очень аккуратно и специально подчеркивали, что речь идет вовсе не о гражданстве, а только о получении «разрешения на временное пребывание и работу в России», 46% опрошенных сказали «нет» и лишь 28% эту идею одобрили.

Отказчики ссылались по большей части на миф, будто мигранты отбивают работу у россиян, а также приводили не поддающееся логическому опровержению соображение, что они в России – чужие люди.

А те, кто за амнистию, говорили, что нуждающимся следует позволить заработать на кусок хлеба, а также приводили довольно правдоподобный довод, что если гастарбайтеры перейдут на легальное положение, то порядка будет больше, чем если останутся на нелегальном.

Любопытно, что мысли о резком росте в случае амнистии суммы уплачиваемых налогов, а также и о том, что мигранты в большинстве выполняют работы, которые не привлекают местных, высказывались гораздо реже. Реальные аргументы у нас не в моде. Все больше философские.

Клубок чувств, вызываемых мигрантами, был исследован недавно тем же ФОМом в подробнейших опросах, охвативших десятки тысяч человек в полусотне субъектов федерации, включая и часть этнических автономий, например поволжские. Но не Северный Кавказ. Об отношении к мигрантам в Дагестане и Чечне остается поэтому только догадываться. Но что касается остальных краев, то общая картина предстает во всем своем разнообразии.

Тут пора уточнить, что приезжие работники у нас делятся на два отряда. Те, о которых говорилось до сих пор, это гастарбайтеры в официальном смысле слова, т. е. иностранные граждане, приехавшие на заработки. Но в народном, а фактически и в начальственном понимании, северокавказцы, поселившиеся в русских городах, – это тоже гастарбайтеры, хотя по паспортам они и россияне. А это еще миллионы в добавление к вышеупомянутым десяти-двенадцати.

В какой-нибудь Франции жителя Эльзаса, который устроился на работу в Париже, вряд ли назовут мигрантом. Но у нас свои тонкости, и исследование ФОМа эти тонкости учло. Было изучено отношение ко всем, кого в народе считают мигрантами, и притом в двух ипостасях – как соседей по дому и как коллег по работе.

Мигрантов разбили на шесть групп: северокавказцы (чеченцы, дагестанцы, черкесы); украинцы; молдаване; закавказцы (азербайджанцы, армяне, грузины); среднеазиаты (киргизы, узбеки, таджики); восточноазиаты (китайцы, вьетнамцы, корейцы). Участников опроса спрашивали, как бы они отнеслись к тому, чтобы рядом с ними поселилась «обычная семья мигрантов».

Ответить можно было трояко: «отнесусь к этому положительно», «безразлично» или «отрицательно».

Скажу от себя, что ответ «безразлично» кажется мне более зрелым, чем ответ «положительно». С какой стати люди должны радоваться появлению соседей, которых они не знают? Сначала неплохо бы с ними познакомиться. С другой стороны, неприязненное отношение, вытекающее только из осведомленности о племенной принадлежности незнакомой семьи, тоже информирует о многом. Поэтому дальше здесь будут сравниваться суммы положительных и безразличных оценок, с одной стороны, с отрицательными оценками – с другой.

Вернемся к нашим шести группам мигрантов. Увы, только две из них могут у нас рассчитывать на конструктивное восприятие себя со стороны большинства соседей. А именно украинцы (82% положительные плюс безразличные оценки, 15% отрицательные оценки) и молдаване (70% на 25% соответственно). Что же до всех прочих, то больше половины местных, по крайней мере на первых порах, примет их неодобрительно. Закавказцы – 43% на 53%. Среднеазиаты – 39% на 56%. Восточноазиаты – 37% на 58%. Северокавказцы – 34% на 60%. То есть хуже всего воспринимают не иностранцев, а как раз тех, кто имеет право сказать, что просто переехал из одной точки собственной страны в другую. Это очередной раз напоминает, что формальные государственные связи с Северным Кавказом не подкрепляются человеческими связями.

Впрочем это отдельная тема.

Видно зато, что, представая перед мигрантами, наши россияне, при всей своей многоликости, образуют довольно-таки однородную массу.

Хотя и понятно, что Москва настроена куда более неприязненно, чем прочие (по всем позициям отрицательные оценки тут пунктов на 10–15 выше, чем в среднем). Но это и так известно. Как и то, что Петербург помягче. Ксенофобия здесь хоть и выше ординара, но ненамного.

Но если взять массив опрошенных в целом, то мужчины и женщины, молодые и пожилые, бедные и богатые, образованные и не очень – все мыслят удивительно однородно. Как правило, любая из этих групп по любому из вопросных пунктов не отклоняется от среднего дальше статистической погрешности.

Правда, при других способах классификации проступают нюансы. Скажем, те, кто определил себя как мусульмане (таких 5% опрошенных) показывают чуть более высокую терпимость к мигрантам, особенно из мусульманских регионов, чем православные (76%) и полностью совпадающие с ними в этнических установках неверующие (16%). Слегка толерантнее к приезжим также те опрошенные, кто назвал себя нерусскими (их 14%).

Но это именно нюансы. Ни один из перечисленных слоев не идет против большинства. Всерьез выпала из обоймы всего одна группа, а именно те, кто обозначен как приверженец «других конфессий» (жаль, что ФОМ не уточняет, каких именно). Тут действительно симпатии к мигрантам не просто сильнее, а сильнее существенно. Даже по поводу соседства с семьей, приехавшей с Северного Кавказа, у приверженцев «других конфессий» зафиксирован легкий перевес одобрительных и нейтральных оценок над отрицательными – 48% : 47%. Но эта группа лишь исключение, подтверждающее правило, и к тому же совсем малочисленная (что-то около 1% опрошенных).

Интереснее всех других, может быть, данные по Краснодарскому краю, где, с одной стороны, ксенофобия – официальная региональная идеология, а с другой, совместное проживание людей разного происхождения – давняя и устоявшаяся реальность. ФОМ регистрирует здесь пониженное количество как отрицательных, так и положительных оценок и заметно повышенную против среднероссийской долю оценок нейтральных.

Возможно, это из-за того, что соседство разноплеменных семей тут обыденное дело. Люди привыкли и убедились, что это не такая уж страшная штука. Со временем такие настроения могут распространиться и в других краях, если, конечно, поток мигрантов не будет непомерно большим и этнические балансы не станут меняться слишком быстро.

Но пока это лишь намек на возможность смягчения проблемы в будущем.

На сегодня северокавказские и иностранные мигранты (за вычетом украинцев и молдаван) не могут рассчитывать на теплый прием. В российском обществе не просматривается ни одной весомой группы, которая стояла бы за изменение отношения к ним.

Поэтому на ближайшую перспективу история мигрантов в России будет разыгрываться как коллизия между нежеланием соседствовать с ними и готовностью использовать их труд.

Вопросы о согласии увидеть мигранта в качестве «ближайшего коллеги по работе» дают совершенно другой расклад по сравнению с перспективой житейского с ним соседства. Положительно или нейтрально отнесутся к появлению в качестве коллеги «мигранта из других регионов нашей страны» 75% опрошенных россиян и только 16% – отрицательно. Причем в Москве и Петербурге эта трудовая благожелательность даже чуть выше средней.

Правда, закрадывается подозрение, что часть опрошенных просто не поняла, что в «мигранте из других регионов нашей страны» кроется, вероятнее всего, все тот же приезжий с Северного Кавказа. Но зато другой вопрос – о «мигранте из других государств» в качестве «ближайшего коллеги» – поводов для двойного прочтения не дает. И тут расклад по стране тоже достаточно позитивный – 64% на 26%, и даже в Москве такой же. Иначе говоря, гастарбайтера весьма неохотно принимают как соседа, но достаточно легко – как коллегу.

Неприятная, но по сути простая ситуация. И рецепт прост – не распалять взаимную рознь, регулировать приток и помогать ассимилироваться тем, кто хочет остаться в России надолго. Жаль только, что этот рецепт не для наших болтливых и импотентных властей. И даже не для общества в нынешнем его раздробленном состоянии. Поэтому проблема будет передана по наследству следующему политическому и гражданскому поколению. Хочется верить, что она еще будет решаема.

 Газета.ру

Читать далее...

Хайдар Алханов: «Благодаря спорту Чечня быстро возродилась и пришла к мирной жизни»

На лондонской Олимпиаде атлеты из Чечни показали захватывающие поединки, но местные специалисты говорят, что в следующий раз Чечня должна показать еще лучший результат. Министр спорта Чечни Хайдар Алханов в интервью «ВК» рассказал, как спорт влияет на нынешнюю ситуацию в республике и чего ждать от кавказских спортсменов.

— Хайдар Минералович, как выступили чеченские спортсмены на лондонской Олимпиаде. В каких видах спорта взяли награды?

— На Олимпийские игры в Лондон поехало четверо наших спортсменов. Это тяжелоатлет Апти Аухадов, борец вольного стиля Джамал Отарсултанов, боксер Артур Бетербиев и наш олимпийский чемпион по греко-римской борьбе Исламбек Альбиев. Причем Исламбек хотя и поехал в составе олимпийской сборной, но заранее не было известно будет ли он выступать, потому что лицензию Россия не получила в той весовой категории, в которой он должен был выступить. Это произошло не по вине Альбиева – ему в Польшу не дали визу, он не смог выехать туда, где мог заработать эту лицензию, а тот, кто поехал, проиграл. В итоге в этой весовой категории лицензию нам не дали, но все-таки руководители Олимпийского комитета и министр спорта Мутко надеялись, что ему дадут лицензию. Тем не менее ему не удалось выступить, и мы были очень все расстроены. Будучи олимпийским чемпионом, он ни одного бала не давал никому выиграть. Я считаю, что мы потеряли золотую медаль. Я на сто процентов был уверен, что он выиграет эти Олимпийские игры, но, видимо, так было суждено.

Что касается остальных спортсменов, то они очень успешно выступили, особенно тяжелоатлет Апти Аухадов и борец Джамал Отарсултанов. Один стал серебряным призером, другой — золотым. Что касается Бетербиева, то ему не повезло. Он мог бы добиться большего. Хотя в весовой категории 91 кг он впервые выступал, но показал хороший бой. Его соперник — украинец, которому он проиграл, стал золотым призером Олимпийских игр. По-моему, судья неправильно дал предупреждение Бетербиеву, а это значит минус бал нашему спортсмену и плюс бал сопернику. В итоге Бетербиеву пришлось и тактику поменять (до этого счет был три-три), но в итоге он проиграл. Немножко схитрил здесь и украинский спортсмен. Да и судья не знаю насколько объективно подошел к этому вопросу. Считаю, что в этой равной схватке Бетербиев именно из-за этой хитрости или из-за не объективной оценки получив предупреждение, не смог выйти в полуфинал. Но он проиграл олимпийскому чемпиону. Он очень высокого уровня боксер. Я хотел бы пожелать ему в дальнейшем удачи. Пока почему-то ему не везет на Олимпийских играх, хотя в чемпионатах мира он выигрывает. Будем надеяться, что он еще себя проявит.

Что касается Апти Аухадова, он должен был стать золотым призером Олимпийских Игр, но была тренерская промашка, упущение. Кто наблюдал за этими соревнованиями, видел, что где-то за пять секунд Апти подошел к штанге и если бы за эти пять секунд он ее не дернул, ему естественно выставили бы баранки. Так он не то что призером, а вообще не попал бы никуда. Еще он не смог сконцентрироваться, хотя я знаю его возможности, ведь он спокойно 215 килограмм поднимал. Он сам мне потом в беседе сказал, что если бы его вовремя подвели бы, то он этот вес спокойно бы поднял. Просто не хватило времени ему. Не знаю, с чем это было связано, почему тренеры пропустили этот момент и плюс в рывке вы, наверное, видели, как он легко поднимал те «веса», которые ему ставили. Я даже разговаривал с руководством республики и в перерыве сказал, что я не понимаю, почему они ему 175-169 кг ставят, а не больше. Он очень легко поднимает эти «веса», потом это боком может выйти, так и получилось. Он спокойно мог бы и 180 поднять и 215. Тем более все видели 130 граммов разница в весе, я считаю, что это вообще неправильно.

Джамал Отарсултанов выше всех похвал — стал олимпийским чемпионом. Вольной борьбой он занимается с девяти лет, а сейчас 25. Вообще же продолжая славные традиции, он уже добился выдающихся спортивных результатов. Он уже считается одним из лучших борцов нашей страны, трехкратный чемпион Европы и победитель многих серьезных турниров международных и всероссийских. Напомню, что поездку на Олимпиаду он оспаривал с представителем Якутии Виктором Лебедевым, двукратным чемпионом мира. Была сильная конкуренция, но в ходе очной встречи Отарсултанов поборол и выиграл путевку.

— Согласны ли вы с тем, что кавказцы «вытянули» Олимпиаду, благодаря опоре на традиции, на национальные школы единоборств, которые десятилетиями формировались в республиках Северного Кавказа и которые до сих пор, несмотря на все трудности 1990-х, воспроизводят уникальные дарования?

— Ну, факт есть факт, вы же сами, наверное, видели, что все-таки в основном выиграли выходцы с Кавказа, кавказских национальностей. Хотя мы не делим на спортсменов по национальностям — мы все россияне у нас одна страна, общий дом, одни интересы, мы живем одними интересами, задачами. Тем не менее, бывает приятно, когда атлеты, близкие нам по духу, по традициям, по обычаям, по географическому расположению, представители выигрывают. Честно говоря, когда едешь на какое-то совещание в Минспорта, то там только и слышишь то Мордовия, то Рязань, то еще кто-то хорошо работают, а в принципе олимпийские медали приносят наши спортсмены, именно представители кавказских национальностей. Благодаря их успешному выступлению сборная России с десятого места подтянулась на четвертое. Многие знают, что традиционные виды единоборств — и в боксе, и в тяжелой атлетике, и в борьбе, и в дзюдо – развиты на Кавказе. Именно поэтому наши спортсмены и доминировали на самых крупных олимпийских соревнованиях. Радует, что мы духом крепки, сильны и технически, и тактически в этих видах. Здоровая кавказская нация очень радует всех нас, жителей Кавказа.

— Способны ли, на ваш взгляд, спортивные достижения чеченских спортсменов идеологически переориентировать кавказскую молодежь?

— Я всегда считал и говорил в самом начале своей деятельности на посту министра спорта, что именно через спорт мы должны вернуть свою молодежь к нормальной мирной жизни. Стабилизация в республике быстрее проходила, я считаю, в основном и из-за спорта, из-за успехов на этом направлении. Еще первый президент республики Ахмат-Хаджи Кадыров большое внимание уделял спорту. Он всегда говорил, что мы должны показывать свои силы, свои таланты на спортивных аренах, а не на полях сражений. Первый президент стимулировал, поддерживал развитие спорта, лучших наших спортсменов, и многие втянулось в занятие физической культурой, спортом высших достижений. Думаю, что именно благодаря этому наша республика быстро возродилась и пришла к мирной жизни. Естественно, все наши молодые люди — и дети, и юноши, и подростки — видят, как оценивают труд спортсменов, как их стимулирует и глава республики Рамзан Ахматович. Почет и слава не только в республике, но и во всем мире. Поэтому, я думаю, в умах многих молодых людей многое перевернулось. Во-первых, это здоровье, во-вторых, слава и почет. Все это имело большое значение, тем более, когда мы выигрываем на таких крупных соревнованиях как чемпионаты Европы, мира и Олимпийские игры.

— Сейчас говорят о том, что без развития юношеского спорта олимпийские достижения для России скоро станут невозможны. Есть ли в Чечне возможность выбора юных дарований. Какие дисциплины вы считаете приоритетными?

— Ну, естественно любой взрослый спортсмен становится таковым не сразу, он с юношеских лет тренируется, чтобы достичь больших достижений. Десятки лет надо трудиться днем и ночью. Только через труд в спорте можно добиться больших успехов, поэтому мы большое внимание уделяем детскому спорту, юношескому спорту. В республике много создано детско-юношеских спортивных школ, в целом по республике около восьмидесяти школ. Раньше в Минспорта Чечни не было ни одной школы, сейчас уже 22 спортивные школы мы открыли. Много видов культивируется в республике, в более 30 видах мы огромное внимание уделяем именно детско-юношескому спорту. В футболе, например, открыли академию, на глазах растут наши футболисты в плане мастерства. Они завоевывают самые престижные места на российских соревнованиях. Наши молодые ребята завоевывают всегда первые, вторые места. Это говорит о том, что мы на правильном пути. Точно так же в других видах спорта у нас много спортсменов призеров членов сборных команд России именно среди юношей. И глава республики много делает, чтобы молодежь занималась спортом, создает все условия для развития спорта. Поэтому мне очень легко работать в своей должности. Я думаю, что с каждым годом все больше и больше будет открываться и детских школ, и школу олимпийского резерва у нас уже намечено открыть. Это означает, что наши дети будут там проживать, будут обеспечены питанием, заниматься спортом, ходить в школоу. Это все, в конечном счете, дает результат, в лице таких наших спортсменов как Аухадов, Отарсултанов, Альбиев. Я думаю, мы делаем все, чтобы юношеский спорт был на должном уровне.

Беседовал Тимур Уцаев, Грозный. Специально для «ВК»

Читать далее...

В непризнанном государстве Азавад туарегов вытесняют исламисты

Ситуация в Мали, где весной туареги захватили север государства, близка к катастрофе. За прошедшие месяцы пустившая здесь корни «Аль-Каида» существенно укрепила свои позиции. Настолько, что теперь отвоевать север у исламистов практически невозможно без иностранной военной помощи. Однако Запад продолжает закрывать глаза на вопиющие нарушения прав человека и стремительное формирование шариатского государства в Западной Африке.

Да здравствует шариатский суд…

Африканские государства, входящие в организацию ECOWAS (Экономического сообщества стран Западной Африки) готовятся к проведению военной операции по вытеснению исламистов из оккупированных территорий Мали. С просьбой о помощи к ним обратился исполняющий обязанности президента Мали Дионкунда Троаре. Страна, находящаяся в затяжном экономическом и политическом кризисе, не способна самостоятельно вернуть свою землю.

Тем временем исламисты на Севере весьма продвинулись в деле создания шариатского государства. Они уже успели прогреметь на весь мир уничтожением мавзолеев мусульманских святых, внесенных в список ЮНЕСКО, введением практики отрубания конечностей за подозрения в воровстве, массовой вербовке детей в свои боевые отряды. Резонансным стал расстрел алжирского дипломата, который был захвачен исламистами для обмена на своих заключенных соратников.

Казалось бы, такие грубейшие нарушения прав и свобод человека должны вызывать немедленную реакцию Запада, тем более что они зафиксированы международными организациями. Однако ООН продолжает ограничиваться осуждениями и призывами к «возобновлению диалога». До сих пор только Франция пообещала оказать ECOWAS материальную и техническую поддержку в борьбе с исламистами, но не желает принимать непосредственное участие в военной операции.

Осуждаем, но не мешаем

Отстранённая позиция Запада в этом вопросе выглядит, по меньшей мере, странной. Как известно, саранчу нужно уничтожать до того как она встанет на крыло, но в данном случае этого не происходит. Ситуация на севере Мали всё более приобретает черты не спонтанного бунта малочисленных бандитских групп, а тщательно спланированного международного проекта. Посудите сами, если в начале мятежа численность исламистов в рядах туарегов составляла всего несколько десятков бойцов сомнительного уровня выучки, то теперь они контролируют площадь, равную двум Германиям, и на их ликвидацию бросают 3,3 тыс. военных ECOWAS. При этом остаются большие сомнения в успехе африканских союзников. А куда же делись туареги из числа бывших ливийских офицеров?

Напомним, что в марте этого года туареги без особого труда отвоевали у вооруженных сил Мали огромную территорию на севере страны. Дезорганизованные и деморализованные малийские бойцы предпочитали не ввязываться в бой или переходили на сторону сепаратистов, гонимые банальным голодом. Это привело к тому, что туареги довольно быстро заняли значительную территорию, включая несколько ключевых городов.

В то время совместно с туарегами, объединёнными в «Народное движение за освобождение Азавада» (НДЗОА), выступали туареги из радикального исламского движения «Ансар ад-Дин». Причем последние по численности сильно уступали первым, так что их ошибочно довольно долго не принимали всерьез. Цели двух крыльев туарегов на начальном этапе совпадали – вытеснить правительственные войска, захватив часть территории лелеемого ими Азавада. Однако планы на его дальнейшее обустройство уже существенно расходились. «Народники» выступали за сохранение автономии в составе Мали, а исламисты за создание собственного шариатского государства. Еще весной мы прогнозировали, что эта ситуация выльется в конфликт в рядах самих туарегов с непредсказуемыми последствиями.

Так и случилось. После захвата территории между исламистами и «народниками» началась борьба за власть, в которой безоговорочную победу одержали радикалы. В июне исламисты «Ансар ад-Дин» взяли штурмом дворец губернатора и дом генсека НДЗОА в городе Гоа. Если прежде близорукость Запада можно было списать на надежду договориться с НДЗОА (они позиционировали себя как цивилизованную силу, активно вели международные переговоры), то внезапный разгром «народников» исламистами должен был стать уже недвусмысленным сигналом. Договариваться теперь было не с кем.

Далее последовал захват исламистами города Дэунца и безнаказанная казнь алжирского дипломата, однако дальше привычных осуждений Запад так и не пошел.

Казалось бы, причем здесь Алжир?

Стремительный рост численности исламистов с нескольких десятков до неизвестного количества, против которого готовятся бросить 3 тыс. военных может говорить лишь о том, что их ряды пополняются бойцами из других государств. Известно, что «Ансар ад-Дин» связана с «Аль-Каидой», которая в свою очередь усилилась новыми участниками и вооружением благодаря войне в Ливии.

Объективно наибольшую опасность исламисты Мали сейчас представляют для северного соседа – Алжира. По многим прогнозам, именно эта страна является вероятным кандидатом на «приход демократии». Все предпосылки для этого имеются: развитый нефтяной экспорт в страны ЕС, престарелый президент Бутефлика, своя молодая поросль революционеров-исламистов и неуступчивость Западу по многим принципиальным вопросам.

Возможно, именно этим объясняется нежелание Запада рушить на корню зарождающееся государство джихадистов в подбрюшье Алжира. Ведь оно может стать хорошим подспорьем для проведения «арабской революции» в последнем оазисе Северной Африки.

Евгений Супер, ОДНАКО

Читать далее...

В ростовском РИСИ евразийцы провели круглый стол, посвященный 4-й годовщине признания независимости Южной Осетии и Абхазии

26 августа 2008 года после памятных и трагических событий в Южной Осетии Россией была признана независимость двух государств Закавказья — Южной Осетии и Абхазии. Исторический выбор был сделан — и руководством нашей страны, и, ранее, народами Южной Осетии и Абхазии.

Об историческом контексте провозглашения независимости этих стран, о перспективах и трудностях их государственного строительства рассуждали участники экспертного круглого стола, прошедшего на базе Черноморско-Каспийского центра РИСИ в Росове-на-Дону. В качестве соорганизатора мероприятия выступил Центр Льва Гумилева (г. Москва) во главе с известным экспертом и общественным деятелем Павлом Зарифуллиным. Южную Осетию на круглом столе представлял известный политолог, председатель партии «Справедливая Осетия» Коста Кочиев. Абхазия была представлена координатором Движения по защите прав народов Бесланом Кобахия. Также присутствовали ростовские эксперты и общественные деятели, в том числе, представители осетинского землячества Дона, известного своей активной гражданской позицией.

Перед участниками «круглого стола» были поставлены на обсуждение следующие вопросы:

—    4 года независимости Южной Осетии и Абхазии: оправданные надежды, обманутые иллюзии. Макро- и микроэкономические показатели.

—    Риски нового вторжения и террористическо-подрывной деятельности с территории Грузии.

—    Будущее Южной Осетии и Абхазии: методы дипломатического признания и направления интеграции.

В содержательном и эмоционально окрашенном выступлении К. Кочиева содержался исторический компонент, затрагивающий историю осетинского посольства 1774 года в Санкт-Петербург с просьбой принять под высокую руку российской императрицы Екатерины Великой народ Осетии. Тем самым подчеркивалось, что осетины сделали свой исторический, политический и цивилизационный выбор более 230 лет назад. Верность России во многом стала причиной первого геноцида осетинского народа, организованного меньшевистским правительством Грузии в 1918-1921 гг. Как подчеркнул К. Кочиев, Республика Грузия была провозглашена незаконно. Имеется в виду поспешное признание независимости Грузии в 1991 г. во внутренних границах Грузинской ССР, которые исторически не входили в состав Грузии. Самой Грузии как единого государства на момент вхождения различных ее территорий в состав Российской империи не существовало. Грузия (как и Украина и ряд других постсоветских государств) была создана в своих нынешних границах тоталитарным коммунистическим режимом Ленина — Сталина. В 1991 году Грузия не провела референдум, что являлось прямым нарушением действовавшей советской конституции о правах народов (в том числе, автономных республик и областей) на самоопределение, вплоть до выхода.

Однако основной акцент в выступлении К. Кочиева был сделан на современных реалиях. Не обошел он вниманием и острые проблемы, стоящие перед народом Южной Осетии спустя 4 года после признания ее независимости Россией. В частности, отсутствие (до недавнего времени) явного прогресса с восстановлением социальной инфраструктуры и народного хозяйства Республики Южная Осетия. В ходе откровенного обсуждения ряд критических замечаний был высказан и в адрес российской стороны. Руководитель Черноморско-Каспийского центра РИСИ Э.А. Попов, во многом признавая справедливость критического посыла К. Кочиева, обратил внимание на ответственность самой югоосетинской стороны за состояние дел в республике. В частности, подчеркнул необходимость развития институтов гражданского общества в целях контроля над механизмом расходования средств, перечисляемых Россией.

Напротив, в выступлении абхазского эксперта и общественного деятеля Б. Кобахия было сфокусировано внимание на позитивных переменах, произошедших за последние годы. По утверждению выступающего, «спустя 4 года в Абхазии произошло очень много перемен. Если вспомнить бюджет Абхазии 1999 года, то он составлял примерно 400 миллионов рублей. Сегодняшний бюджет Абхазии составляет почти 10 миллиардов рублей, что превышает уровень 1999 года примерно в 20 раз». Абхазский эксперт подчеркнул, что «по расходам бюджета на душу населения Абхазия выглядит предпочтительнее Грузии по этому показателю. И это при том, что Грузия получает значительную помощь от стран западного мира». Свидетельством динамичного, по мнению выступающего, развития Абхазии является развитие институтов демократии, в том числе, свободных выборов.

И в выступлении экспертов из Южной Осетии и Абхазии, и из сообщений их российских коллег явствовало, что непременным условием стабильного развития этих стран является нормализация отношений с Грузией и грузинским народом. Все присутствующие сошлись во мнении, что необходимо навсегда вычеркнуть из списка возможных вариантов попытку силой решить проблемы в этих отношениях. Однако на данном этапе участники «круглого стола» достаточно скептически оценили перспективы этой нормализации. В частности, в выступлении известного отечественного кавказоведа В.В. Черноуса прозвучала мысль, что ответственность за геноцид осетин в начале и конце ХХ века и в начале века текущего несет не только милитаристская группировка в грузинском правительстве, но и часть грузинской интеллигенции, зараженной идеей этнического превосходства в отношении народов Северного и Южного Кавказа. Эту тему развил в своем выступлении научный сотрудник Черноморско-Каспийского центра РИСИ А.В. Аверьянов. По его сообщению, в нынешнем грузинском политикуме нет реальных альтернатив решению проблемы нормализации отношений с «мятежными территориями» (по терминологии самой грузинской стороны). Это относится и к широко разрекламированному оппозиционному проекту «Грузинская мечта» миллиардера Иванишвили, а не только к проправительственному лагерю. Вместе с тем можно говорить, что в общественных кругах Грузии имеются здоровые силы, в потенциале способные сесть за стол переговоров.

В выступлении военного журналиста и историка А.В. Нетесова был сделан упор на военно-техническом и военно-политическом сотрудничестве России и «новых государств» Закавказья. Уровень этого сотрудничества таков, что даже милитаристский режим Саакашвили не пойдет на повторение военной авантюры августа 2008 года, чтобы не повторить позорного поражения и бегства грузинской армии и государственных структур и еще более позорного поведения самого «главнокомандующего» — Саакашвили.

Оживление и дискуссию вызвало озвученное руководителем Центра Льва Гумилева П. Зарифуллиным концептуальное предложение, способное, по мнению автора, примирить враждующие народы и государства Южного Кавказа. Суть предложения состоит в создании Закавказской федерации (или конфедерации) под эгидой России (по аналогии с Закавказской Социалисти́ческой Федерати́вной Сове́тской Респу́бликой, просуществовавшей в 1922-1936 гг.). Столицей нового надгосударственного образования, по мнению П. Зарифуллина, может стать Баку. И хотя озвученная идея была скептически оценена некоторыми участниками, было отмечено, что та или иная форма и модель интеграции всего Закавказья является требованием дня.

В целом участники «круглого стола» сошлись во мнении о необходимости и в дальнейшем коллективно обсуждать озвученные проблемы. Само мероприятие было оценено по итогам работы положительно. По завершению «круглого стола» состоялось знакомство гостей города с достопримечательностями Ростова-на-Дону.
РИСИ

Читать далее...

Русские не славяне (часть II)

Центр Льва Гумилева продолжает публикацию серии материалов по альтернативной этнографии под провокационным для многих названием “Русские не славяне”. В исторических статьях А. В. Галанина мы попробуем найти скифские, кимерийские, норманские корни нашего народа и их проявление в нашей жизни.

Кельты начали мигрировать в Западную Европу с востока. В IV веке до н.э. они обрушились на Италию и Грецию, угрожая похоронить эти государства вместе с их культурой. Риму тогда едва удалось устоять. А кельты тем временем смешались с народами, заселявшими центральную и западную Европу, — с иберийцами и с киммерийцами. К этому времени аборигены Шотландии уже научились делать предметы из бронзы, они изготовляли различные украшения из этого металла. Благодаря металлическим предметам стало возможным расчищать леса и более качественно обрабатывать землю. Чуть позже — уже в кельтские времена — в Западной Европе появилось железо, сначало с целью изготовления оружия, затем и для более мирного применения.

Кельты умели изготавливать ткани — археологи находят примитивные прялки на территории Шотландии. Они строили здания и каменные башни, остатки которых существуют и поныне по всей Шотландии. Это были башни высотой до 20 метров и диаметром 10-15 метров, сделанные из отлично подогнанных камней, толщина стен доходила до нескольких метров. Когда надвигалась опасность, все население поселка укрывалось в такой башне, в ней хранились запасы воды и пищи, с помощью которых можно было переждать, пока опасность отступит.

 В I тысячелетии до н.э. в Шотландии появился религиозный культ друидов. В качестве алтарей, около которых проходили ритуалы, использовались огромные камни, поставленные вертикально. По-видимому, эту религию, где обожествлялись природные силы и в первую очередь Солнце, принесли с собой с востока переселявшиеся племена кельтов. У друидов была хорошо отлаженая иерархическая система управления, часты были жертвоприношения, нередко в жертву приносили людей. Класс друидов обладал священной неприкосновенностью, он фактически управлял всем обществом древних кельтов. Священным растением у друидов была омела белая. В кельтской религии в качестве магических символов служили каменные круги и спирали. Таким образом, друиды были служителями культа — жрецами — у кельтов и управляли их обществом.

Похожие спирали, только большего размера, выложенные из камней, встречаются на берегах Белого моря, например, на Соловецких островах.
Раскопки почти 1000 древних захоронений, произведенные в центральной Европе, показали, что здесь в 700–500 гг. до н. э. существовала цивилизация, использовавшая железо. Пышные захоронения представителей могущественной аристократии и скромные могилы общинников говорили о том, что в то время здесь уже было существенное имущественное неравенство людей. Удивительно хорошо сохранившиеся оружие, орудия труда, ювелирные украшения, конская сбруя и боевые колесницы свидетельствовали о высоком мастерстве древних литейщиков и кузнецов. Это была цивилизация кельтов, а точнее, предков тех «исторических» кельтов, которые во всеоружии своей блестящей культуры выступили на сцену европейской истории около 500 года до н. э.

Кельты появились в Ирландии в V-IV веках до н.э. и доминировали на острове в течение тысячелетия, успешно сопротивляясь попыткам ассимиляции со стороны других народов и других культур. Кто были эти люди и откуда они пришли? Термин «кельтский язык » обозначает группу языков индо-европейской семьи. Кельты появились в Европе в начале I тысячелетия до н.э. и быстро распространились по территории современных Германии, Франции, Англии, смешались с иберами в Испании и всерьез угрожали Римской республике. Кельты четко отличались от германцев, которые жили севернее кельтов, и от праславян, которые жили восточнее.

О могуществе кельтской цивилизации говорят названия городов и областей в Европе: Галлия во Франции и Галиция в Испании, отдельные племена кельтов дали имена Бельгии, Богемии и Аквитании. Главнейший из богов кельтского пантеона — Луга (ударение на первом слоге). Вспомним, что так называется река в Прибалтике на границе Эстонии и России.

О кельтах писали греческие историки V века до н. э. — Гекатей Милетский и Геродот. В период между VI–III вв. до н. э. кельтские племена заселили северную Испанию, Британию, южные районы современной Германии и территорию современных Венгрии и Чехии. Отдельные кельтские племена проникли на Балканы. В III веке до н. э. отряды кельтов двинулись на Македонию и Грецию, они прошли с боями в Малую Азию, где образовали сильное государство Галатию.

Некоторые ученые считают, что карпатская Галиция — это также осколок древней кельтской цивилизации, подвергшийся последующей славянизации. Может быть, поэтому западные украинцы столь некомплементарны восточным украинцам, и эта некомплементарность сегодня раздирает Украину на две части?

Корень «гал» присутствует в названии города в Костромской области, который называется Галич. Неужели и там побывали галлы (кельты)?

Жилища кельтов были довольно примитивны: обычно это был каменный или деревянный дом с углубленным в землю полом (полуземлянка), покрытый соломой. Такие дома составляли деревню, не защищенную от набегов врага. От врагов укрывались в каменной башне. Позднее в периоды частых войн одного племени против другого поселяне искали убежища в городищах, которые устраивали на возвышенностях. Городище было защищенно валом, стеной, сложенной из бревен и камня, и рвом. Племенная знать кельтов строила себе более сложные жилища — замки.

Городища кельтов были центрами политической и экономической жизни. Важную роль играл такой город и в религиозной жизни, здесь находились капища и здесь священнодействовали жрецы.

Покойников кельты хоронили в земле, над могилами (погребельными камерами) насыпали курганы. В 1953 году было открыто захоронение кельтской княгини, относящееся к VI веку до н. э. Под курганом диаметром 42 м была устроена деревянная погребальная камера. Тело «княгини» покоилось на четырехколесной повозке. Голову увенчивала золотая диадема весом 480 г, на руках были надеты золотые браслеты, на шее — ожерелье из янтаря. Кроме погребальной колесницы, в камере находился огромный бронзовый котел высотой 164 см и весом 208 кг. Вероятно, в нем готовилась пища для тризны.

Ранние кельтские общества были организованы вокруг военных действий. Греческие и римские авторы писали, что кельты яростно безумны (главный признак высокой пассионарности этноса). Война для них не была средством территориального завоевания, она скорее была спортом, подобным охоте. Например, молодые воины из Ирландии уезжали из племенной области на какое-то время, чтобы осуществлять набеги и охотиться.

Когда кельты вошли в контакт с римлянами, они изменили свою манеру ведения войны. Именно эту манеру классические авторы считали безумной. Кельтский метод войны состоял в том, чтобы стоять перед противостоящей армией и с криком бросать копья на щиты врагов. Затем они начинали бежать на противостоящую армию и громко кричать, и это часто имело эффект запугивания противостоящих солдат, которые убегали; а борьба с убегающей армией являлась относительно легким делом.

На кельтских сосудах изображались сражающиеся мужчины, одетые в порты и плащи, ниспадающие свободными складками. На других сосудах изображали дерущихся женщин в расшитых юбках в форме колокола: они дерутся вцепившись друг другу в волосы. Рядом видим кудрявых красавиц в расширяющихся книзу платьях, которые сосредоточенно прядут и ткут. Другие захвачены буйной стихией танца и пляшут, самозабвенно раскинув руки. Одна из изображенных женщин играет на лире — любимом музыкальном инструменте кельтов. Другая в туго стянутой на талии юбке колоколом и узких шароварах восседает на коне. Изображались на сосудах и сцены погребения: тело усопшего везут к могиле на четырехколесной погребальной колеснице.

На всем пространстве, заселенном кельтами, господствовала единая культура и единый язык (разумеется, с диалектными различиями). Однако у древних кельтов не было письменности. Не то, чтобы они ее не знали, просто у них было наложено табу на изложение в письменном виде собственной истории, религиозных догматов, технологий и т.д. Все знания кельты хранили в устной форме, передавая их от одного поколения другому.

У кельтов была кровная месть. Кровный родственник убитого должен был отомстить за него. Многим такой обычай кажется варварским, но он останавливал людей в минуты ярости и желания убить соплеменника. Ведь этим самым он подвергал опасности мщения не только себя, но втягивал в нескончаемую войну весь свой род.

Положение женщин в кельтском обществе было довольно высокое. В самые ранние периоды истории кельтов женщины участвовали и в войне, и даже восседали на королевском троне. Но в более поздние времена кельты приняли строгую патриархальную модель социального устройства, но и тогда у них все еще сохранялась память о лидерах женщинах.

Каждое кельтское племя имело собственных богов и соответствующую мифологию, хотя в основе религия всех кельтов была единой. Существовали общекельтские боги, культ которых распространялся на значительные территории. В общекельтском пантеоне почитались бог неба Таранис, богиня покровительница коней Эпона, триада богинь-кормилиц. К числу главных божеств принадлежал Цернунос — Эзус, то уходящий в подземное царство мертвых и именуемый тогда Цернунос, то возвращающийся на землю как Эзус. Цернунос — Эзус символизировал также временной цикл год (холодную мертвую зиму и цветущее лето).

Кельты обожествляли явления природы, реки, горы, животных; среди их богов были триликие божества, змей с головой барана, маленькие духи-гномы; кроме того, существовало множество местных богов. При этом кельты не изображали своих божеств в человеческом облике. Когда в 278 году до н. э. кельты захватили знаменитое греческое святилище в Дельфах, их вождь Бренн был возмущен человеческим обликом греческих богов. Ему это показалось кощунством, так как кельты, обожествляя силы природы, всегда изображали их в виде символических знаков и фигур.

Кельты верили, что после смерти в «ином» мире их ждет новое рождение, поэтому у них отсутствовал страх перед смертью. Потусторонний мир кельтов нисколько не походил на мрачную и зловещую преисподнюю средиземноморских религий, он был местом, полным самых желанных для кельта радостей — пиров, поединков, набегов, охоты, скачек, рассказов об увлекательных приключениях, любви прекрасных женщин, наслаждений красотами природы.

С религиозными представлениями древних кельтов связан культ мертвой головы. Отрубленные головы врагов имели религиозный смысл, поэтому черепа хранились в святилищах. Обычай этот был настолько широко распространен, что можно пожалуй, сказать, что отсеченная голова является своего рода символом религии кельтов. В одном из сказаний валлийского эпоса «Мабиногион» говорится, что голова гиганта Брана (не от этого ли имени происходит наше слово «брань»?), отсеченная от тела по его собственной просьбе, продолжала жить и была добрым товарищем и распорядителем на пирах в мире «ином», где раздавала богам яства и напитки.

С культом отсеченной головы несомненно связан обычай изготавливать головы из тыкв во время праздника Хелувим. Столь устойчивы древние дохристианские обычаи и в Западной Европе!

Вспомните у А.С. Пушкина в поэме эпизод «Бой Руслана с головой». Я думаю, что в русские народные сказки этот сюжет попал из древнейших време от прапредков кельтов. Вероятно, и имя героя Руслан неслучайно, оно как-то связано с названием племени русь.

Кельтское общество делилось на три основных класса или касты: «благородных» (жрецы, прорицатели, поэты, воины), «свободных» (ремесленники и земледельцы) и «рабов», составлявших большинство населения. Отношения между тремя классами кельтского общества осуществлялись в рамках кельтского права — очень древней и сложной правовой системы, которую признавали даже римляне. Кельтское право устанавливало за каждым членом общества, каким бы низким не было его положение, определенные права; человек лишался защиты закона, только когда он совершал тяжкое преступление, тогда его отлучали от участия в жертвоприношениях, племя от него отрекалось, обрекая его на жизнь изгоя.

Игнорирование письменности практически не отражалось на уровне развития кельтского общества. Знания передавались устно, носителями знаний в кельтском обществе были друиды. Отсутствие письменности ставило касту друидов вне конкуренции, наверное поэтому они учредили табу на запись своих знаний.

Друиды управляли судами и преподавали в учебных заведениях. Желающий стать друидом должен был в течение 20 лет (!) устно запоминать инструкции и усваивать знания, и только потом он мог быть допущен в касту друидов. Друидов можно сравнить с ученым духовенством античности: жрецами Древнего Египта, индийскими браминами, пифагорейцами, халдейскими астрономами Вавилона, русскими колдунами, славянскими кудесниками. Юлий Цезарь, который изучал друидов очень много, писал, что они «многое знают о звездах и астрономических движениях, о размере Земли и вселенной, о природе вещей и назначении власти бессмертных богов; и эти вещи они преподают своим ученикам».

Мы все подпали под влияние высокомерия Древнего Рима и Византии, которые все неримское и невизантийское называли варварским. Кельтов и скифов римляне называли варварами, следовательно, эти этносы были дикими примитивными людьми по определению. Но то, что эти народы владели технологиями выплавки железа, изготовления превосходного оружия, то, что у них был известен плуг с металлическими лемехами, который передвигали пара волов, были шикарные украшения из золота и серебра, ткацкий станок, точный календарь, — все это заставляет нас усомниться в справедливости римских и греческих авторов. В общем, о кельтах и скифах мы судим по тому, что о них писали их враги. А о врагах хорошего, как известно, не пишут. Давайте вспомним, что о русских писали гитлеровцы во время второй мировой войны или что писали русские о немцах в это же время…

Украшения были страстью кельтов, их носили как женщины, так и и мужчины. Наиболее типичное кельтское украшение — «торквес», золотая шейная гривна. Это толстый металлический обруч, гладкий или свитый из нескольких полос, оканчивающийся либо шарами, либо простой прямоугольной пряжкой, либо сложным переплетением стилизованных листьев и ветвей. Золотые кельтские украшения, шейные гривны и браслеты отличаются удивительным разнообразием формы.

В ряде кельтских могильников были обнаружены шлемы из листовой бронзы, некоторые из них инкрустированы кораллами. Наиболее богатым является шлем, найденный близ Амфревиля-сюр-ле-Мон (Франция). Этот бронзовый головной убор украшен впаянным золотым обручем с тиснеными трилистниками из тонких спиральных линий. Такой узор очень характерен для кельтской орнаментики.

Посмотрите на эти украшения. Разве могли такие украшения изготавливать дикие варвары? По-моему, пора пересмотреть представления о древнем мире как мире, состоящем из цивилизованных Рима, Греции, Египта, Месопотамии, Урарту и Персии, окруженных варварскими народами. Пора расширить понятие о цивилизации, пора наконец-то заметить великие империи киммерийцев, скифов, кельтов, викингов, русов, монголов, китайцев, индийцев и многих других народов в Азии, Америке и Африке.

Кельты не были первыми обитателями Ирландии, которую до их прибытия населеляли племена доиндоевропейского происхождения. Однако у кельтов было большое преимущество перед аборигенами — железное оружие. Кельтская экспансия в Ирландию происходила двумя путями — через северо-запад Франции и север Испании, а также через Англию, к тому времени уже покоренную кельтами. Точную дату прибытия кельтов в Ирландию установить невозможно, скорее всего это 500 год до н. э., однако известно, что за столетие до рождения Христа весь этот остров был кельтским.

В период между 500–250 гг. до н. э. кельты достигли вершины своего расцвета. Затем этот этнос утратил былую пассионарность, и начался постепенный упадок кельтской цивилизации, снижение его влияния на окружающие племена… могущество кельтов пало под ударами быстро возвышавшегося Рима. Период кельтского господства в Европе закончился, империя кельтов пришла в упадок в первых столетиях нашей эры, на часть ее территории расширился Рим, часть захватили германцы, а значительную часть на востоке захватили азиатские мигранты — гунны. К тому времени, когда Рим пал перед захватчиками готами, кельты были уже отодвинуты далеко на запад и север, к Англии, Уэльсу и Ирландии, а позже к Шотландии и северному побережью Франции. Из кельтских земель только Ирландия и Шотландия остались неподвластными Римской империи.

Следует выделить два кельтских периода в истории Европы. Первый — это древние кельты — современники Древней Греции, современники империи Александра Македонского, которых римляне вытеснили на Британские острова. Второй поздний период — это кельты-христиане, жившие в Ирландии, Шотландии и Уэльсе. Кельты второго периода — это не что иное как реликтовый этнос. Мы обязаны кельтам первой «настоящей» европейской литературой: это ирландские и валлийские саги, сказания о короле Артуре, о Тристане и Изольде. Следовательно, корни современной западноевропейской цивилизации следует искать в кельтах.

Отступая под натиском Рима, какая-то часть кельтов могла уйти на северо-восток — в восточную Прибалтику и еще дальше, на Ладожское и Онежское озера и далее на Белое море. Здесь, покорив местные племена поморов и слившись с ними, они могли образовать новый этнос русь. По крайней мере, скандинавские викинги — это, скорее всего, преемники кельтов, не покорившихся Риму.

Сегодня около двух миллионов человек говорят на языках, принадлежащих к кельтской группе. Речь идет о народах, живущих на Атлантическом побережье Европы, куда входят Бретань (бретонский язык), Уэльс (валлийский), часть Шотландии (гэльский) и Ирландия (древнеирландский). Валлийский язык также назывался кимрским (от названия кельтского народа кимров) или камбрийским (от Камбрии, средневекового названия Уэльса). Несомненное родство словесных форм, ведущих начало от индоевропейского языка, является доказательством общих культурных традиций, относящихся к III в. до н.э. Хотя, в зависимости от определенных сочетаний гласных, языковеды выделяют две диалектные группы (Р-кельтскую и Q-кельтскую).

Например, термины, обозначающие загадочные магалитические сооружения, имеют кельтские корни: men — камень, hir — длина, отсюда menhir – длинный камень; crom – круг или окружность (в русском языке есть плотницкое слово «кромить» — обтесывать доску или бревно), lech – стоящий камень, cromlech – камни, расположенные по кругу. Но это не означает, что обитатели европейских областей, где много мегалитических сооружений, хотя и оставили названия этих известных им объектов, были искусными авторами данных величественных памятников или знали «секреты» их возведения. Эти сооружения могут быть еще более древними.

Генетический анализ населения Европы показывает, что наибольшая концентрация кельтских галлогрупп в человеческих популяциях имеет место в Скандинавии, Исландии, Финляндии, Югославии, Украине, Германии и Франции.

В германской «Песне о Нибелунгах» при встрече Кримхильды с её будущим мужем — королем гуннов, прямо перечислены этнические группы всадников, участвующих в свадьбе: «Из луков печенеги — они там тоже были — влет меткою стрелою любую птицу били. Вослед за их шумливою и дикою ордой бойцы из Киевской земли неслись густой толпой. То на дыбы вздымая своих коней лихих, то снова с громким криком пришпоривая их, скакали русы, греки, валахи и поляки. Бесстрашием и ловкостью блеснуть старался всякий». Здесь о русах сказано как о некоем самостоятельном этносе.

Первая раса, пришедшая в Ирландию, согласно эпосу кельтов, названа демоническими существами — ужасными и могущественными фоморами. Вам не напоминает это название русский субэтнос поморов — жителей побережья Белого моря?

Злые духи-демоны Ирландских островов — это древнейшие коренные жители Ирландии. Они приплыли сюда давным-давно в из загадочной далекой северной страны Лохланн, что означает в переводе Равнину озер или Озёрный край. Что это за страна? Скорее всего, это южный берег Белого моря и восточная часть теперешней Финляндии.

Думаю, что прямыми предками скандинавских и североевропейских викингов были не кельты. Берега Балтийского моря, Скандинавский полуостров и территория к северу от Северных Увалов до Белого моря, а также Кольский полуостров были территорией, на которой сформировалась цивилизация особого этноса пранорманов. Просто об этом этносе пока мало что известно, так как историки обычно историю северной Европы начинают с викингов. А откуда взялись на Севере викинги, об этом историки скромно помалкивают.

Вполне возможно, что какая-то часть кельтов, теснимая римлянами, действительно ушла на север — на Балтику и Белое море, принеся с собой умение выплавлять железо и строить морские суда. Здесь они смешались с местным древним субстратом, берущим начало от протоариев — тех арийцев, которые не ушли в свое время на юг — в Причерноморье, в Индию и в Иран. Не знаю, что превратило угасающий этнос кельтов в агрессивных викингов. Может быть, метисация с этим древним этносом, может быть, ухудшение условий жизни и, как следствие этого, жесткий отбор, направленный на выживание наиболее сильных, смелых и агрессивных. Но так или иначе, в VII-IX веках этносы, жившие в Скандинавии и по южному берегу Балтийского моря, становятся викингами. Племена разные — норвежцы, шведы, даны, русь — но все они викинги, варяги, веринги.

А. В. Галанин, История 

Читать далее...

Евразийцы-народники в посольстве братской Сирии

05.09.2012 года прошла встреча в Москве с Чрезвычайным и Полномочным Послом Сирийской Арабской Республики в Российской Федерации Доктором Риадом Хаддадом. Во встрече принимали участие Павел Зарифуллин— председатель Московского Евразийского Клуба, Беслан Кобахия— советник президента Всемирного Конгресса Абхазо — Абазинского (АБАЗА) народа, координатор Международного Движения по защите Прав народов, Аслан Хурай- сопредседатель Российского конгресса народов Кавказа.

На встрече обсуждалась ситуация в Сирийской Арабской Республике и положение наших соотечественников, проживающих в этой стране.

Выступивший Павел Зарифуллин рассказал о деятельности  Московского Евразийского Клуба, Центра Льва Гумилева и Международного движения по защите прав Народов,  об усилиях предпринимаемых  для мирного урегулирования в Сирийской Арабской Республике. В частности, этому вопросу был посвящен целый ряд мероприятий, проводимых указанными организациями с момента начала конфликта. Павел Зарифуллин высказал приверженность мирному урегулированию конфликта и возвращению Сирии к мирной жизни.

Беслан Кобахия проинформировал Посла Сирийской Арабской Республики о ситуации с прибывшими в Абхазию репатриантами из Сирии. В сообщении было сказано, что на сегодняшний момент в Абхазию прибыл 41 человек из САР. Все прибывшие обеспечены отремонтированными квартирами, в которых есть вся мебель и обстановка. Было так же сказано, что все дети из числа прибывших, пошли 1 сентября в школу, а те молодые люди, которые решили получить высшее образование, приняты в Абхазский Государственный Университет за счет средств Республики Абхазия. Было так же подчеркнуто, что прибывшие на историческую Родину люди очень переживают за свою вторую Родину Сирию, постоянно поддерживают  связь со своими близкими и родственниками, находящимися в САР.

Аслан Хурай рассказал о том, что Российский Конгресс народов Кавказа внимательно отслеживает ситуацию с соотечественниками в Сирии. Рассказал так же о том, что Республики Кабардино-Балкария и Адыгея приняли уже некоторое количество людей из САР, количество которых на текущий момент составляет 450 человек. Так же, Аслан Хурай обратился с просьбой в Послу Сирии в Российской Федерации с просьбой оказания помощи людям, желающим выехать на свою историческую Родину в оформлении всех необходимых документов, так как такие проблемы иногда возникают.

Все выступавшие выразили готовность посетить Сирийскую Арабскую Республику для проведения встреч с официальными лицами правительства Сирийской Арабской Республики и встреч с соотечественниками, проживающими в Сирии.

В своем выступлении Чрезвычайный и Полномочный Посол Сирийской Арабской Республики в Российской Федерации Доктор Риад Хаддад отметил, что руководство Сирийской Арабской Республики считает всех людей, проживающих в Сирии,  своими гражданами и , что все эти люди пользуются одинаковыми правами. Доктор Риад Хаддад отметил, что Сирийское руководство очень внимательно относиться к проблемам своих граждан и готово оказать всю необходимую помощь в разрешении их проблем. Так же, в выступлении посла было подчеркнуто, что он готов оказать помощь в решении конкретных проблем людей, желающих выехать за пределы страны.

В ходе встречи были затронуты  многие вопросы, касающиеся обсуждаемой проблемы. Достигнута договоренность о визите делегации представленных организаций в Сирийскую Арабскую Республику в ближайшее время.  Сама встреча прошла в очень теплой и конструктивной обстановке.

 Объединённая пресс-служба Центра Льва Гумилёва и Движения по защите прав народов

Читать далее...

От российской олигархии к российской аэрократии

Вопрос авиации сегодня в России – это вопрос системы и системного кризиса. Складывается ситуация, при которой первичным имеет смысл выделить вопрос – какого формата политики России действуют сегодня в стране в условиях, когда внешние силы проводят уже откровенную боевую и разрушительную деятельность в вопросе российской авиации.

Система нынешнего авиастроения прибывает в кризисе – следствии событий далекого 1988 года, когда на примере Прибалтики мир и тогда еще существующий Советский Союз стали свидетелями западной модели подрыва не только общественного сознания, но и промышленности, экономики, политики.

Сегодня не только в вопросе авиации, но в прочих сферах жизнедеятельности государства РФ нет концентрации, нет лидеров – связующего звена, которое смогли бы построить мосты между политикой, способной воплощать и экспертным сообществом – способным создавать.

Сегодня мы видим два метода – есть экспертное сообщество, всматривающихся в ситуацию и разбивающее ее на локальные точки проблемных зон, которые они знают от «а» до «я». И есть вторая категория людей – условно, публицисты, которые видят общий макет событий, но которым необходимы знания и навыки экспертного сообщества.

Возникает вопрос – если власть соберет за одним столом экспертов в области авиации, владеющих локальными точками проблемных зон по всем направлениям – будет ли результат?

На сегодняшний день ответ отрицательный. Во-первых, не понятна формация политиков – глупцы, подлецы, несведущие…? Определив этот аспект, необходимо будет начать выстраивать соответствующий механизм, причем, важным остается тот факт, что есть инициативы от бизнес-прослойки – группы людей, имеющих интерес в том, чтобы наладить диалог власть-общество.

Во-вторых, на сегодняшний день в российском обществе утрачено понимание ситуации и нет общего виденья того, что происходит. И это незнание умело используется стороной, работающей на дальнейшее разрушение не только авиации России, но и подрыв самой страны.

Общество должно научиться формулировать свой запрос и этим запросом манипулировать властью. Это второй аспект.

Стоит признать, доставшаяся современной России модель станко-, машино- и авиастроений утрачена, поскольку неспособна работать в новой системе, которая сложилась в стране. Другая политическая воля, иные требования на внутренних и мировых рынках. Оставшаяся прослойка кадров, владеющих знаниями на грани исчезновения, поскольку нет кадровой преемственности, идет огромная «утечка мозгов» на Запад, который, надо сказать на 70% в той или иной степени «питается» российским интеллектом.

Необходимо кардинальное перепроектирование, иными словами – выстраивание системы по-новой, исходя из тех реалий, который сложились.

Для обозначенной задачи крайне важно определить лидера. Лидера авиации, например – фигуру, способную навести мосты, создав тем самым базис понимания, что есть сегодня политическая власть и как с ней выстраивать диалог. Эта фигура должна быть харизматичной, способной привлекать внимание общественности к своим инициативам, которые, важно сказать, должны подпитываться помощью бизнес-прослойки, заинтересованной в налаживании диалога между, теми же авиаторами и властью, но сегодня не способные сделать этого ввиду отсутствия механизма.

Значимой задачей остается вопрос – что делать с ответом о природе качества нынешней политической элиты? При оптимистичном прогнозе – во власти несведущие, дальнейший механизм действий становится более ли менее понятным, сложнее будет решить задачу, если «подлецы»… Но без понимания этой базисной вещи остальные действия обречены на хаотично выстреливающие инициативы.

Развитие авиационного потенциала страны – это не только вопрос статуса государства и его военного и оборонительного потенциала, это еще и внутренний прогресс, возможность создания огромного числа рабочих мест, что, в свою очередь, меняет форму внутрирегиональной картины в стране. Иными словами, именно авиация способна породить новую общественность и новую власть (аэрократию), причем, говоря о последних, не стоит полагать, что это будет в форме «авиационного бунта», вопрос все еще остается открытым о качестве политиков.

Задача — изменить существующую систему естественными рычагами, в конце концов, такой стране как Россия просто губительно терять контроль над своими собственными территориями, особенно, когда вопрос новых интеграционных проектов активно выходит на первый план.

Причем, вопрос о контроле над территориями, о взаимодействии городов, населения – это проблема не только инфраструктуры (водной, земной, лётной), это проблема моделирования системы, в рамках которой обновленное государство (аэрократия) может и создает условия для реализации потенциала своих граждан.

Говоря о перепроектировании авиационной сферы необходимо в первую очередь дать системный анализ уже бывших городов-центров авиации. Насколько возможно восстановить подготовку кадров, какова политическая тактика местной власти, способно ли и готово ли общество к восстановлению авиационной сферы в своем регионе, какие результаты в сфере демографии, социально-экономических показателей можно спрогнозировать в ситуации запуска авиапрома в данном регионе, и что это даст и изменит в общем облике государства.

Речь идет о создании пилотной площадки, над проектировкой которой будут заняты экспертное сообщество авиации, местное население, политические верхи.Создание такой площадки «стянет» со всех концов России лучших специалистов, определит дальнейшее развитие выпускников соответствующих ВУЗов, создаст предпосылки для банковских инвестиций, изменит облик региона, сможет заложить базис для формирования нового типа сознания граждан – патриотичного и агрессивного. Именно такое сочетание может противостоять нависающей угрозе, поскольку речь идет о скрытом течение военного времени. Определив время создания площадки в 7-10 лет, государство обеспечит выбранный регион и кадровой поддержкой и инвестициями, что в конечном счете не будет иметь нулевого результата.

Это современный эксперимент, который, фактически проверит может ли российская нация, выдержавшая испытание временем, испытать саму себя в условиях, когда внешние силы прогнозируют ее исчезновение, и результат на сегодняшний день не предопределён.

Надана Фридрихсон, Предсдедатель Инситута демографии, миграции и регионального развития
МезоЕвразия

Читать далее...

Суры Корана в конституции Ирана

 Организация шиитским духовенством государственного устройства Ирана после исламской революции.

Начало:

Приход сокрытого имама Махди и доктринальные основы шиизма

 Рождение иранской теократии

Государственная структура исламской республики, предусмотренная положениями конституции 1979 года,  своеобразно разграничивает компетенции органов власти. Это оригинальное дихотомическое разделение властей — светской власти с властью духовной. Одни государственные органы, светские по форме (меджлис, президент), формируются в результате народного волеизъявления путём всеобщих выборов. Другие – Рахбар, Совет по Охране Конституции (Наблюдательный Совет), Ассамблея по определению государственной целесообразности, органы судебной власти – теократические, частично избираются, частью (и фактически) назначаются сверху. Наконец, Совет Экспертов представляет собой орган одновременно представительный (формируется путём всеобщих выборов) и сословный (состоит исключительно из духовных лиц)[1].

Характер государственной власти в Исламской Республике Иран можно определить как дуалистический, но его наличие, а вернее, сохранение дуалистического характера государственной власти позволяет поддерживать многолетнюю стабильность режима[2].

Практически, новая конституция отвергала все статьи конституции 1906-1907 года. В отличие от первой иранской конституции в основу новой конституции был положен теократический образ правления в Исламской Республике. Введение к конституции наполнено мыслью «об особой миссии Хомейни и Исламской Революции». Согласно Конституции 1979 года политика ИРИ основана на принципе «валайет-е факих», означающем, что руководство шиитской общиной осуществляется наиболее авторитетным и уважаемым духовным лидером, контролирующем её и стоящим над всеми органами власти: исполнительной, законодательной, судебной. Беспрецендентные права валийе факиха и рахбара (вождя) изложены в статьях 5-ой и 107-112[3].
Конституция ИРИ наполнена нормами-принципами, нормами-декларациями, нормами-лозунгами, нормами-программами. Порою трудно провести четкую грань между исламскими манифестами и классическими юридическими нормами.
Сама Конституция открывается нормой-декларацией:

«Конституция Исламской Республики Иран на основе исламских установлений отражает культурные, социальные, политические и экономические институты иранского общества, которые являются воплощением искренних стремлений исламской нации (уммы)».

В главе 1 конституции «Основные принципы» сформулированы общие принципы исламского правового мировоззрения. Данная сфера основополагающих общественных отношений в западных конституциях нередко именуется основами конституционного строя. Статья 1 открывается нормой-утверждением: «Система правления в Иране – Исламская Республика». В статье 2 идёт подробная расшифровка этого принципиального заявления:

«Исламская республика – это система правления, основанная на вере в:

1. Единого бога (Ла иллахи илла-ллах), в то, что Он устанавливает законы шариата и что человек должен покоряться его воле;

2. Божественные откровения и их основополагающую роль в толковании законов;

3. Страшный суд и его конституционную роль в человеческом совершенствовании на пути к Богу;

4. Божественную справедливость в Создании и установлении законов шариата;

5. Преемственность имамов (имамат) и их опека над обществом и основополагающая роль этого принципа в продолжении исламской революции;

6. Благородство и высшую ценность человека и свободы и его ответственности перед Богом, что обеспечивает равенство, справедливость и политическую, экономическую, социальную и культурную независимость, а также национальное единство и солидарность путем:

а) непрерывного исполнения законов шариата отвечающими всем требованиям факихами на основе Писания и сунны 14 непорочных. (Пророк Мухаммад, его дочь Фатима  и 12 имамов);

Имам Хомейни — творец теократической концепции «неошиизма», представшей своеобразной «матрицей» иранского государственного устройства после 1979 года, отец и основатель Исламской Республики Иран. Социальная структура в концепции Хомейни на практике означала образование теократического государства, верховную власть в котором осуществляет высшая элита духовных лиц, во главе с валийе-факихом имамом Рухоллой Хомейни (позже Али Хаменеи).

Можно выделить следующие основные положения главы 1, которая характеризует установившийся в Исламской Республике Иран общественно-политический  строй:

  • Система правления в Иране – Исламская Республика, основанная на исламских принципах шариата под руководством справедливого и набожного, обладающего широким кругозором, смелого и имеющего организаторские способности Факиха (Богослова) в момент отсутствия «сокрытого имама» Махди.
  • Все гражданские, уголовные, финансовые, экономические, административные, культурные, военные, политические и другие законы и установления должны быть основаны на исламских нормах.
  • Никто не имеет права под любым предлогом, в том числе либеральных идей свободы и равенства нанести даже самый незначительный ущерб политической, культурной, экономической и военной независимости, а также территориальной целостности Ирана.
  • Иран должен прилагать максимум усилий к тому, чтобы способствовать политическому, экономическому и культурному единству исламского мира.
  • Официальной религией Ирана является шиитский ислам, отстаивающий существование 12 имамов, а также возвращение Махди.
  • Правительство Исламской Республики Иран и мусульмане обязаны с добротой и исламской справедливостью обращаться с не мусульманами и соблюдать их человеческие права.

Целый ряд статей Конституции Ирана основаны на сурах Корана и напрямую цитируют изречения из него. Само существование армии в исламском государстве объясняется кораническим аятом «и приготовьте для них, сколько можете силы и отрядов конницы; ими вы устрашите врагов Аллаха и вашего врага, и других, помимо них». (Сура «Добыча», 60) Статья 151.

Вообще ссылки на Суры Корана бисером рассыпаны по всему тексту Основного Закона Ирана. Они формируют «внутреннее тело» Основного Закона. Конституционные институты и принципы имеют своим источником кораническое божественное право. Например, необходимость работы советов (энджоменов) в ИРИ объясняется наличием их принципиальной возможности в Сурах «Совет» и «Семейство Имрана» «заповедовал им держать совет», «и советуйся с ними о деле». (статья 7).

Соответственно конституционные права женщин и религиозных меньшинств основываются не на «Декларации прав и свобод человека», как во многих западных конституциях, а на божественном праве. Права женщин на Суре Корана «Раскаяние»[4]: «верующие мужчины и верующие женщины суть наперсники друг другу: они призывают к признанному и удерживают от неодобряемого». (Статья 8)

 Конституционные принципы Исламской Республики Иран

Особого внимания заслуживает Введение к конституции. В данном случае Исламская Республика Иран последовал традиции азиатских социалистических стран (Вьетнама, КНДР, Китайской народной Республики) заменять преамбулу введением. Если преамбула — короткая, торжественная вводная часть конституции, которая обосновывает ее принятие и декларирует основные принципы, то введение — это небольшой рассказ  об историческом пути, пройденном страной и народом[5]. В нём изложен ход истории Ирана и революционных событий и разъясняются принципы подхода в ИРИ к различным вопросам, исходя из базовых принципов победившей неошиитской идеологии. Эти принципиальные подходы выделены в подзаголовки:

  • Заря народного Движения
  • Исламское правление
  • Гнев народа
  • Цена, которую заплатил народ
  • Способ правления в исламе
  • Правление справедливого богослова (факиха)
  • Экономика – это средство, а не цель
  • Женщина в Конституции
  • Aрмия ислама
  • Правосудие в Конституции
  • Исполнительная власть
  • Средства массовой информации
  • Депутаты Конституционного Собрания (Совета экспертов)

Основной текст Конституции состоял из 12 разделов, объединяющих 175 статей. После поправок, внесенных в 1989 году, число разделов увеличилось до 14, а принципов – 177. В них нашли отражение следующие принципиальные темы, выделенные в главы:

  • общие принципы государственности,
  • атрибуты государственной власти,
  • права народа,
  •  экономика и финансы,
  • права национального суверенитета и отрасли государственной власти,
  • законодательная власть,
  • Руководитель,
  • исполнительная власть,
  • внешняя политика,
  • судебная власть,
  • средства массовой информации.

Основная задача иранской Конституции предельно чётко очерчена в введении к ней: «роль Конституции заключается в осуществлении мировоззренческих основ революционного движения и создании условий для воспитания человека в духе высоких и всеобъемлющих исламских ценностей.

С учетом направленности Исламской революции в Иране на победу угнетенных над угнетателями, Конституция создает условия для продолжения революции в стране и за ее пределами и пытается путем развития отношений с другими исламскими и народными движениями найти путь образования единой мировой исламской уммы (нации) («Поистине, этот ваш народ – народ единый, и Я – Господь ваш, поклоняйтесь же мне!») и способствовать усилению борьбы за спасение угнетенных народов во всем мире» (Преамбула, Способ правления в исламе) .

Народный суверенитет

Теократический институт исключает всякую независимость политических институтов и общественных организаций в государстве, что делает разделение власти на три ветви несколько условным. (ст. 57 Конституции о суверенитете народа).

Всем конституциям эпохи Нового Времени присущие некоторые общие, совпадающие черты. В первую очередь, во всех мировых конституциях провозглашается лозунг народного суверенитета (в этом отношении едины как старые так и новейшие конституции);  Аятоллы, прошедшие курс обучения в западных университетах внесли в свою конституцию термин «народный суверенитет», необходимый институт практически любого действующего Основного  закона. Однако и этот термин они воспринимали своеобразно, через призму пресловутой исламской «модернизации без вестернизации».

Глава пятая «Суверенитет народа и органы власти, основанные на нем» толкует мусульманское понятие суверенитета следующим образом: «Абсолютная власть над миром и человеком принадлежит Богу, который дал человеку власть над общественной жизнью. Никто не может отобрать у человека это Божественное право, либо поставить его на службу какого-то человека, либо группы людей. Народ осуществляет это право данное Богом».  (Статья 56) В этой ценностной системе народ является «мыслью Бога» (в терминологии Гердера), соответственно народ и суверенен пока он с Богом. Суверенитет народа осуществляется вполне политкорректно с правовой точки зрения — согласно концепции разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Однако эти либеральные институты повергались серьёзной диверсификации на основании теории Хомейни: «Управление исламской республикой Иран осуществляется исполнительной законодательной и судебными властями, которые функционируют под контролем абсолютного правления имама (вали-е факих)». (статья 57)

Теория разделения властей приобретает в исламской конституции совсем не «монтескьевский» характер, в исламском государственном праве разделение властей преодолевается в синтезе хомейнистской теории «правления Богослова» — этого «абсолютного правления правления имама».

Экономика и финансы

В главе 4 Конституции ИРИ подробно регламентируются экономические и финансовые отношения внутри Исламского государства.

В основании экономической политики Ирана зиждется тезис «экономики божественной гармонии», в Конституции закреплён примат исламской идеократии над экономической сферой, в её преамбуле даже существует раздел, открывающийся хлёстким лозунговым утверждением: «Экономика – это средство, а не цель». В нём утверждается базовый принцип исламской экономической доктрины: «в деле укрепления экономического потенциала самое важное – это удовлетворение потребностей человека на пути его развития и духовного роста, что отличается от других экономических формаций, стремящихся к концентрации и увеличению богатства и преследующих корыстные цели. Согласно материалистическому мировоззрению, сама экономика является целью, а поэтому на различных этапах человеческого развития экономика становится фактором разложения и упадка. В то же время, в исламе экономика рассматривается как средство, от которого нельзя ничего ожидать, кроме лучшей производительности для достижения поставленной цели».

 

Целью Исламской революции и Исламской республики является создание правильной и справедливой экономики на основании исламских норм для  обеспечения достатка, устранения бедности и возможных лишений в питании, жилищных условиях, труде и здравоохранении, распространение страхования. (Конституция ИРИ, статья 3, 12)

На концепцию формирования статей конституции, касающихся экономики, преобладающее влияние оказал первый Президент Ирана Абольхасан Банисадр, человек из ближайшего окружения Хомейни, автор теории так называемой «тоухидной экономики», занимавший во Временном правительстве Базаргана (правившем в 1979 году в момент принятия Конституции) пост министра экономики. Его теория «тоухидной («божественной») экономики» весьма импонировала широким слоям мелких торговцев и лавочников иранского базара (по-нашему – средний и мелкий бизнес), что сыграло немаловажную роль в избрании его Президентом страны в 1980 г.

В самом кратком виде эта теория сводится к следующему: если в своей экономической деятельности каждый человек станет добровольно и сознательно руководствоваться положениями ислама то тем самым будет создано некое «общество божественной гармонии», без насилия, угнетения и эксплуатации. Этот тезис был закреплён в Конституции 1979 года: «Поэтому программа исламской экономики предусматривает создание благоприятных условий для проявления творческого потенциала человека. Поэтому исламское правление обязано обеспечить соответствующие равные возможности для всех, занятость и удовлетворение потребностей человека для продолжения его развития».

 Статья 4 Конституции утверждает, что все финансовые законы и установления должны базироваться на исламских нормах. Эти исламские экономические признаки придали иранской экономике существенное своеобразие, и в определённом смысле уникальность.

Результатом принятия этой «тоухидной» концепции стало то, что наряду с такими известными в мусульманском мире принципами,  как беспроцентные банки существенную роль стали играть исламские фонды, сочетающие в себе как экономические, так и социальные функции, поскольку они одновременно являются и крупнейшими холдинговыми компаниями и источниками благотворительности для многочисленных категорий «обездоленных», забота о которых объявлена приоритетным напрвлением в политике исламского государства[6].

В ИРИ конституционным образом запрещено ростовщичество (ст.49), конфисковываются накопления полученные за счёт ростовщической прибыли и азартных игр, организации мест разврата и т.д..

Экономическая система ИРИ основана на трёх секторах – государственном, кооперативном и частном.

Государственный сектор включает в себя львиную долю всей иранской экономики (ст 44)- всю крупную промышленность, основные отрасли промышленности, внешнюю торговлю, крупные горнорудные предприятия, банковское дело, страхование, обеспечение электроэнергией, плотины и крупные водопроводы, радио и телевидение, почту, телеграф и телефон, гражданскую авиацию, судоходство. Дороги, в частности железные и т.п. Всё это в виде общественной собственности находится в ведении государства.

Согласно статье 53 годовой бюджет страны готовится правительством и представляется в Меджлис на обсуждение и утверждение. Все доходы государства аккумулируются на счетах Генерального казначейства. (статья 53).

Финансовый суд, своего рода Счетная палата – ведомство подконтрольное законодательной ветви власти. В его задачи входит контроль за получением прибылей и расходованием средств, финансовая инспекция всех организаций и ведомств, получающих ассигнования из бюджета. Его структура и управление делами базируется в Тегеране. Финансовый суд представляет Меджлису ежегодный отчёт о выполнении бюджета. Этот доклад в обязательном порядке публикуется.
Говоря об экономике, надо отметить, что ст.46 и 47 Конституции Ирана закрепляет право каждого на частную и личную собственность, а ст. 43 запрещает превращение государства в «крупного и единственного предпринимателя».

Бизнес-сообщество может оказывать влияние на принятие решений в первую очередь благодаря тому, что крупнейшие торговые кланы связаны семейными узами с основными группировками внутри исламского духовенства. Скажем, политические соперники — бывшие президенты Хатами и Рафсанджани происходят из двух соперничающих торгово-промышленных кланов.

Правовое регулирование деятельности исламской армии

В Введении к Конституции Исламской республики Иран «Армия ислама» сказано: Основой и принципом деятельности оборонительных вооружённых сил страны является вера в исламское учение. Армия ИРИ и корпус стражей исламской революции создаются в соответствии с упомянутыми целями. Поэтому не только охрана границ и исламская миссия. То есть джихад во имя Бога, а также борьба во имя торжества Закона Божьего лежит на их плечах». Основополагающие концепции, касающиеся вооружённых сил ИРИ, определяются в Главе 9, часть 2 «Армия и корпус стражей исламской революции» статьи 143-151 Конституции страны. Основными принципами, которыми руководствуются в своей деятельности вооружённые силы ИРИ[7] согласно закону о вооружённых сила 1987 года являются

—            принадлежность к Исламу, предусматривающая «ответственность за осуществление пророческой миссии на пути к Бог»

—            принцип «велаят-е факих», определяющий абсолютное верховенство шиитского духовенства в решении судеб и управлении исламским государством, в том числе, естественно, и вооружёнными силами[8].

В соответствии со ст.110 Конституции исламской республики Иран Верховным Главнокомандующим всеми вооружёнными силами страны является духовный Лидер нации, глава шиитской общины – факих, он же политических глава государства – Рахбар. Рахбар обладает фактически неограниченными полномочиями во всех военных и военно-политических вопросах.

Рахбар (Лидер страны) правомочен:

  • объявлять войну, мир и всеобщую мобилизацию.
  •  осуществляет назначение, смещение и принятие отставки начальника Генерального Штаба ВС, главнокомандующих Корпуса стражей исламской революции (КСИР), Армии, командующих видами этих компонентов ВС, командующего силами охраны правопорядка (СОП).

Корпус стражей исламской революции (сепах), или КСИР является одной из составляющих компонентов вооруженных сил Исламской Республики Иран (ИРИ). В некоторых зарубежных источниках Корпус сравнивают с национальной гвардией США или внутренними войсками России. КСИР представляет собой хорошо вооруженную, подготовленную и идеологически обработанную часть вооруженных сил ИРИ[9].

Согласно статье 150 Конституции Исламской Республики Иран, «Корпус стражей исламской революции, созданный в первые дни победы этой революции, сохраняется для осуществления своей роли по охране революции и ее достижений. Функции и сфера ответственности КСИР в рамках других компонентов вооруженных сил ИРИ определяется законом с особым акцентом на их братское сотрудничество и взаимодействие».

Законом о КСИР, принятым в мае 1982 г., предусматривается, что «…целью (КСИР) является защита исламской революции Ирана, ее завоеваний, священная война на пути Божьем (джихад), распространение господства закона божьего в мире в соответствии с законами Исламской Республики Иран и всемерное укрепление оборонной основы Исламской Республики посредством взаимодействия с другими вооруженными формированиями, военного обучения народных масс и руководства народными массами».

Сегодня можно констатировать, что иранские вооружённые силы прочно вписались в структуру исламско-республиканского иделогизированного государства и стали его важнейшим и надёжным элементом[10].

СМИ

Особое внимание руководство ИРИ уделяет проблеме подконтрольности функционирования СМИ. Конституция Ирана редкий пример  конституционного закрепления статуса телевидения и радиовещания, как государственного. В преамбуле Конституции утверждает цели и задачи работы СМИ в Исламской республике: «средства массовой информации (радио и телевидение) должны служить распространению исламской культуры в процессе развития Исламской революции, используя конструктивное столкновение различных мнений и идей и решительно воздерживаясь от распространения деструктивных и антиисламских явлений». Работа и наличие СМИ в Иране регулируется релевантной ссылкой на Коран. «Исламская нация должна выбрать знающих правоверных должностных лиц и постоянно контролировать их деятельность, участвуя таким образом в построении исламского общества, которое с Божьей помощью стало бы образцом для подражания для всего мира». («И так Мы сделали вас общиной посредствующей, чтобы вы были образцом для людей[11]» (Сура «Корова, 143).

Согласно Конституции (ст. 110) Председатель государственной телерадиовещательной организации «Голос и образ Исламской республики Иран» назначается Рахбаром. Согласно ст. 175 Конституции, регламентирующей деятельность этой организации каонтроль за её деятельностью определяется специальным Советом, состоящим из представителей Президента. Главы судебной власти и меджлиса исламского совета (по два представителя от каждой из ветвей власти).

Конституция предоставляет средствам массовой информации полную свободу в публикации материалов, за исключением тех случаев, когда они наносят ущерб основам ислама или общественным правам. (статья 24) Эти случаи определяются законом 1992 года о средствах массовой информации.

Павел Зарифуллин 

 


[1] Шувалов К. «О некоторых особенностях политической борьбы в высших органах власти Ирана» Специальный бюллетень АН СССР «Четыре года Исламской республики Иран»,М.1984

[2] Мамедова Н.М. «Эволюция государственного режима как фактор региональной политики Тегерана», журнал «Центральная Азия и Кавказ» №2 (26), 2003).

[3] Конституция ИРИ (неофициальный перевод) // Весна свободы. – М.: Пресс-отдел посольства ИРИ, 1994

[4] «Коран», превод Крачковского И.Ю., Душанбе, 1990

[5] Попова А.В. Курс лекций: «Конституционное право зарубежных стран», М. 2002 РУДН/ ред. П.А.Савченко

[6] Дружиловский С.Б. «Исламская модель развития, как альтернатива вестернизации восточного общества (вопросы теории и практики), «Мусульманские страны у границ СНГ (Афганистан, Пакистан, Иран и Турция – современное состояние, история и перспективы)», сборник, М., 2001, 105

[7] Сажин В.И.: “Россия и Иран: проблемы стратегической перспективы”.
Сборник “Ближний Восток и современность”, выпуск 4,
М., ИИИиБВ, 1997 г..

[8] Сажин В.И. «Исламкая Республика Иран: власть и армия», Сборник «Армия и власть на Ближнем Востоке» М.,  2002

[9] Вихрев М. «На кого могут опираться иранские консерваторы?» , М. 2003)

[10] Сажин В.И. «Исламкая Республика Иран: власть и армия», Сборник «Армия и власть на Ближнем Востоке» М.,  2002

[11] «Коран», превод Крачковского И.Ю., Душанбе, 1990

 

Читать далее...

«Скифская этика и дух коммунизма: экзистенция сверхмодерна»

В предыдущем эссе посвященном размышлению об этике было рассмотрено понятие «этоса» вообще, в его отношении к действию и деятельности человека, и был сделан основополагающий вывод, что этика, как таковая представляет собой, способ действия для достижения того или иного идеала. В отношении «скифской» этики таким идеалом является любовь, в связи с чем был сделан основной вывод о том, что главным положением «скифской» этики является познание во имя развития, развитие во имя любви, любовь во имя познания. Теперь же необходимо более подробно рассмотреть: что вытекает из этого положения, как это положение соотносится с объективной реальностью и как оно соотносится с господствующим в мире «духом капитализма», который рожден, если верить Максу Веберу из протестантской этики.

Протестантская этика зародилась в недрах Реформации, в первой половине XVI века. В основе практически всех религиозных течений протестантизма лежат идеи Мартина Лютера и Жана Кальвина, оказавших наибольшее влияние на все сферы духовной жизни тогдашней Европы. Главными положениями их учений являлось то, что согласно Лютеру посмертное спасение человека зависит не от выполнения церковных таинств и обрядов, а от искренности его веры, а главным источником истины является Евангелие; в то же время Кальвин полагал, что посмертное спасение или осуждение человека уже заранее предопределено Богом, из чего делался вывод, что только благодаря успехам в личной жизни человек может доказать, что он «божий избранник». Таким образом, протестантская этика содержала в себе утверждения, согласно которым человек является игрушкой в руках Проведения, все цело завися от воли Бога, от непознаваемого божественного замысла, и хотя благодать нисходит на человека минуя церковь, тем не менее, ощутить ее можно только благодаря личной вере и проявится она только в том случае, если достигается успех в земной жизни.

Кстати, известный психоаналитик Эрих Фромм, исследуя это главное утверждения протестантизма, не раз отмечал в своих произведениях, что из него вытекает потеря человеком экзистенциальной уверенности в своем будущем, порождая страх перед неизведанным «завтра».

Макс Вебер в своем труде «Протестантская этика и дух капитализма» пишет, что эта главная черта протестантизма легла в основу капиталистической организации труда, став его «духом», т.к. в конечном итоге, если божественную благодать можно познать только через непосредственный личный успех в земной жизни, и поскольку это никак не ограничивало и не запрещало накопление и преумножение материальных благ – то единственным возможным способом через который личность могла бы удостоверится в своей «избранности в царство божие» это и было накопление и преумножение капиталистического состояния, которое и являлось первым признаком успеха в этой жизни. В конечном итоге, в экзистенциальном вопросе о смысле и цели человеческой жизни, которым человек задавался во все времена, это явилось корнем западного индивидуализма и эгоизма – т.к. в конечном счете всякий христианин того времени безусловно был пропитан религиозным чувством и уповал на личное спасение, а в протестантской трактовке этого можно было достичь только личностным благосостоянием. «Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида. В решающей для человека эпохи Реформации жизненной проблеме — вечном блаженстве — он был обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе» — пишет Вебер о кальвинистском учении об предопределенности «спасения», которое отразилось практически на всех течениях протестантизма.

Другой известный мыслитель, Карл Маркс, писал: «Лютер победил рабство по набожности только тем, что поставил на его место рабство по убеждению». Действительно, лютеранская, протестантская, этика предполагает, что человек может спастись только при неукоснительном исполнении своего профессионального долга, который сравним с аскезой; только при постоянном подавлении каких-либо спонтанных порывов личности, через постоянное подчинение отдельного члена какой-либо протестантской общине[i].

Естественно, что подобная этика порождала и чувство страха и безысходности отдельного индивидуума, а вместе с тем и чувство глубокого индивидуализма, сыгравшими свою роль в деле «заката Европы», когда после всех надежд на освобождение человека от феодального гнета, принесенных рационализмом, Просвещением, Великой Французской революцией – словом после всего того, что Ницше назвал «убийством Бога» — европейцы так и не пришли к разрешению духовных и социальных противоречий, когда вслед за «убийством Бога», настала пора «убиения человеческого, слишком человеческого».

По большому счету, в протестантской этике проявилась извечная борьба личного и общественного, в которой одно было противопоставлено другому, в которой одно проявлено в виде желания, а другое в виде долга. В таком ключе любой моральный поступок может быть рассмотрен либо как выполнение долга вопреки личному желанию, либо как выполнение личного желания вопреки выполнению долга – речи о том, что желание и долг могут совпадать не идет. Рассматривая это соотношение с позиций психологии и философски анализируя его, один из основоположников отечественной психологической школы С.Л. Рубинштейн замечал: «Человек может, во-первых, совершить моральный по своему объективному значению поступок вовсе не по моральным мотивам, а в каких-либо иных целях (так же как, с другой стороны, иногда движимый субъективно моральными мотивами человек может совершить и объективно не нравственный поступок), ошибочно придавая субъективно моральный смысл поступку, который лишен морального значения. Во-вторых, совершая объективно моральный поступок, человек может сделать это, подчиняясь тому, что общественно признано как должное, но вопреки основным своим личным устремлениям. Он в данном случае склоняется перед моральной нормой, но не возвышается до нее. Она выступает по отношению к нему как чужая внешняя сила, которой он покорно подчиняет свои влечения, а не как самое глубокое и интимное выражение его собственного существа. Здесь в мотивации человека господствует крайнее расщепление: человек выполняет свой долг, но действует вопреки своему влечению. Наконец, осуществление поступка, заключающее в себе определенное моральное содержание, может быть для человека и осознаваемым им долгом, и вместе с тем непосредственно испытываемой потребностью – когда общественно значимое становится для него и личностно значимым…

…Различное внутреннее отношение индивида к совершаемому им поступку является всегда и различным отношением индивида к нормам, фиксирующим объективное моральное содержание поведения. В одних случаях индивид, совершая моральный поступок, может подчинять свое поведение нормам общественной морали и права как некоей силе, которая как долг противостоит его личному влечению; долг осуществляется вопреки личным влечениям и мотивам. Для И.Канта именно такое отношение характеризует моральное сознание и моральное поведение как таковое…

…Получившее философское оформление в этике Канта, традиционное внешнее противопоставление общественно и личностно значимого, морального и природного (которое уходит корнями в христианское представление о радикальном зле человеческой природы) получило своеобразное преломление в психологически трактовке мотивации человеческого поведения».

Из этих слов известного ученого видно, что Кант в своем этическом учении противополагал нравственность, мораль, общественное мнение личностным влечениям и потребностям человека, находя высочайшее проявление этики в противопоставлении долга и личных потребностей. В этом Кант весьма близок к протестантской этике.

Но, как было указано в предыдущем эссе, основополагающим для любой этики будет понимание и отношение к человеческой природе – постоянно саморазвивающейся системе, которая только через саморазвитие, через творчество, через деятельность и действия проявляет себя. При этом деятельность, действия человека, сама человеческая природа никогда не носила, не носит и не будет носить, пока человек является человеком, внеобщественный характер; природа человека, как бы не были бы глубоки индивидуальные различия между членами социума, всегда носит общественный характер – любое действие, деятельность, творчество все это делается в обществе и относительно общества. Поэтому противопоставление общественного и личного хоть и необходимо, но вместе с тем взятое без их единства, неполным и не точным образом отразит морально-нравственные и этические отношения.

И если величайшим этическим идеалом является любовь проявляемая деятельностью человека, то такая деятельность, такие действия будут носить характер в котором нет однобокого противопоставления личного и общественного – в этих поступках, в этом «этосе» личное и общественное будут взаимопроникнуты одно в другое; человек будет поступать так или иначе не потому, что этого так желает общественная мораль, вопреки его личным желаниям, но потому, что он сам желает того, чего желает общество – и личные, и общественные идеалы будут слиты воедино, что будет воистину побуждать людей на подвиги и героические свершения, т.к. люди объединенные общим идеалом, общим целью и общим помыслом – как минимум друзья, а ведь, как известно, нет больше чести чем «умереть за други своя».

В психологической литературе об этом сказано: «Становясь личностно значимым для индивида, общественно значимое порождает в нем динамические тенденции более или менее значительной силы, которыми психология не в праве пренебречь. Не учтя их, нельзя адекватно отразить действительную мотивацию человеческого поведения, понять его подлинную природу. Действенная сила этих тенденций долженствования, возникающих у человека, когда общественно значимое становится и личностно значимым для него, проявилась с изумительной мощью в несметных героических делах советских людей на фронтах Великой Отечественной войны. Подвиг Н.Гастелло, который бросил свой загоревшийся самолет на вражеские цистерны, чтобы уничтожить их, и последовавшие его примеру Шевчук и И.Черных, 28 панфиловцев, 16 гвардейцев во главе с В.Д.Кочетковым, 12 краснофлотцев во главе с Трушкиным, краснофлотец М.А.Паниках, который, превратившись в пылающий факел, сжег в объявшем его пламени немецкий танк, красноармеец Гладкобородов, собственным телом закрывший амбразуру вражеского дзота, огонь которого не давал двигаться вперед нашей пехоте, и столько других всем памятны» (Рубинштей С.Л. «Основы общей психологии»).

Именно такое единение личного и общего является проявлением истинно «скифской» этики, когда во время мобилизации народ сливается в одно целое, в один гигантский организм, противостоящий как единое внешнему врагу. В «скифской» этике общность переживается как личное – «скифская» этика это соборность, это вечевой набат, это тризна на кургане павшего скифского воина, это и полная глубокой сосредоточенности литургия, и вместе с тем темная языческая вакханалия, это и чуть ли не полное раболепие перед царем-батюшкой, и вместе с тем разудалый лихой бунт – это все разные «этажи», разные способы проявления единства.

Если следовать Гегелю, то такая этика является проявлением героической этики, а кем, как не героями, не как новыми демиургами, являются скифы, приходящие в темные времена распада и хаоса.

Гегель усматривал различие между добродетелью римлян и добродетелью греков в том, что для первых, как для граждан своего города, общественные нормы возвышались выше индивидуального; для вторых – для греков героической эпохи — моральное и личностное переживалось как непосредственное единство, как целостное и единое выражение его собственной индивидуальности. Гегель усматривал в этом героический тип характера – по сути пассионарность: ведь пассионарность проявляется как способность к сверхнапряжению ради некоего идеала победы, как способность к жертвенности ради этого.

Эпоха Модерна, бурного развития западной модели капиталистического мира – это дитя протестантской этики, поставившей идеалом подчинение человека: и хотя эта эпоха и охарактеризовалась бурным ростом и развитием науки и техники, чудесным временем Великих Географических открытий, развитием гуманистической философии и вообще временем открытий – тем не менее, эта эпоха, пропитанная рационалистическим духом, видела прогресс в тотальном покорении всей природы, в том числе и природы человеческой. Протестантская этика породила самоотречение человека в пользу предопределенности, лишив его надежд и развития, оставив ему возможность только копить; но развитие наук, рационалистическая философия, Просвещение – рано или поздно, но они смели саму религиозность, но не смогли уничтожить этику, т.к. она вошла в плоть и кровь европейцев, вошла в архетип европейского общества; в итоге «Бог был убит», «Бог мертв» — констатировал Ницше – предвидев страшный и мрачный сценарий дальнейшего развития. И действительно начало ХХ века ознаменовалось Первой Мировой войной.

В поэме Александра Блока «Возмездие» о ХIХ веке говорится:

Век девятнадцатый, железный,

Воистину жестокий век!

Тобою в мрак ночной, беззвездный

Беспечный брошен человек!

В ночь умозрительных понятий,

Матерьялистских малых дел,

Бессильных жалоб и проклятий

Бескровных душ и слабых тел!

С тобой пришли чуме на смену

Нейрастения, скука, сплин,

Век расшибанья лбов о стену

Экономических доктрин,

Конгрессов, банков, федераций,

Застольных спичей, красных слов,

Век акций, рент и облигаций,

И малодейственных умов,

И дарований половинных

(Так справедливей — пополам!),

Век не салонов, а гостиных,

Не Рекамье, — а просто дам…

Век буржуазного богатства

(Растущего незримо зла!).

Под знаком равенства и братства

Здесь зрели темные дела…

А человек? — Он жил безвольно:

Не он — машины, города,

«Жизнь» так бескровно и безбольно

Пытала дух, как никогда…

Казалось бы, что бурное развитие должно было вести человечество к прогрессу, в том числе и к прогрессу духовному, к осознанию себя как творца и преобразователя реальности – но вместо этого за «убийством Бога» следует «убийство человека». «Человеческое слишком человеческое» закономерно приходит к своей антитезе – наш век, эпоха Постмодерна, в человеке пытается отрицать все человеческое: ювенальное право стремится сделать ребенка собственностью общества; понятие пола меняют на гендер, замещая «маму» и «папу» на «родителя 1» и «родителя 2»; происходит сращивание человека и машины, превращая человека в киборга; реклама и искусство пропагандируют и воспевают в человеке животные инстинкты, вместе с тем играя на них, получая с этого прибыль; сытая и довольная жизнь, подобная жизни домашней свиньи, стала для многих идеалом уюта и смысла человеческой жизни; удовлетворение первичных потребностей, за счет получения прибыли, стало главнейшим смыслом и целью; человек утратил главнейшее свое свойство – умение мечтать о «прекрасном далеко», о Вавилонской башне, о желании «быть Богом», хоть это и трудно.

В противоположность этому «скифская» этика предполагает экзистенциальное восхождение человека, постоянное развитие своей человеческой природы. «Скифство» по своему содержанию космично и воздушно, оно стремится поднять человека вверх, призывает людей стать космическими номадами; «скифская» этика пропитана духом истинного коммунизма – она не отрицает ни человека, ни общества, она построена на соборности, на симфонии личного и общественного, не на их противопоставлении, а на их единстве.

«Скифство» является внутренней основой, экзистенцией, Сверхмодерна – эпохи осознанного и постоянного восхождения человечества.

Виктор Рябов

[i] Стоит, конечно, отметить, что подобная этика была свойственна, главным образам, различным течениям протестантизма, отпочковавшимся, как и от кальвинизм, так и от лютеранства, и взаимосвязанных между собой, таких как методизм, пуританство, пиетизм и др.

Читать далее...