Попытки царских властей дважды «вернуть» часть ногайцев на приуральскую границу в теч. XVIII в. : от Кизляра и Пятигорья – через Астрахань и под Оренбург.
В итоге – ногайский (“нугай”) этнический элемент среди служилых
мусульман — татар и у казахов — “букéевцев”
История государств и народов, их взаимоотношений – неисчерпаемая тема для отечественной гуманитарной науки. Особенно, на пространствах, составивших в векáх важную границу Евразии, а в XX в. – внутренние рубежи прежнего СССР и нынешнего СНГ.
Автор сообщения тепло и трепетно посвящает его небольшому, но значимому юбилею – 25 — летию Региональной научно — практической конференции «Социально — экономическое, политическое, культурное сотрудничество Казахстана и России : исторической опыт, современность, перспективы» (г. Уральск, Обком КП Казахстана и Уральский гос. пед. ин — т, 25 — 26 января 1990 г.).
Через полтора года не стало СССР – и готовившийся сборник докладов конференции не увидел света. Лишь несколько работ, в т.ч. и выступление автора – «Пришлые родовые группы в Букеевской орде», появились лишь в газетном варианте, не всегда принимаемом в строго научных ссылках [Викторин 1991. Б. 4].
Заметим ещё, к нашей немалой радости, что усилиями добрых коллег из г. Уральска именно та давняя работа вышла недавно, весной 2015 г. вновь в издаваемом на казахском языке областном журнале, теперь с возможностью дальнейш. цитирования [Викторин 2015. С. 29 — 32].
Минули годы, многое в прошлом. Но накопленный за четверть века был накоплен новый материал, который позволяет возобновить и продолжить исследование. Именно в этом контексте, мы вновь рассматриваем «переходные» своему по происхождению и этносоциальному служилому статусу группы населения, в разной мере адаптированные впоследствии, по сути связующие организованных переселенцев с другими тюркскими и иными народами – иногда даже сразу с несколькими из них.
Здесь мы обратимся к обозрению миграции группы ногайцев в Младший казахский жуз в сер. XVIII в. и их переход в Букеевскую орду, где как раз сложилась интересная по традициям этническая группа «нугай — казак», оформленная как совокупность нескольких родóв — ʺруʺ.
Сразу же отметим, что крупных планов переселений ногайцев в теч. XVIII в. на службу в степи по р. Яик (в конце периода – р. Урал) у Российского государства поначалу не было. Многое осуществлялось сперва стихийным регулированием, по факту наличной тогда ситуации. Идейное обоснование – «к своей старине, исконной прародине, в киргизские (если брать в тогдашних терм. – В.В.) степи» – появилось официально и позже. И самúми ногайцами, кроме группы мурз, это мало и редко поддерживалось. Зато реальность зачастую оказывалась далекой даже от ситуативных проектов.
Традиция научного постижения всего этого, «история об истории», складывалась постоянно, т.е. опыт изучения данной непростой проблемы был накоплен и имеется – и развивается он, обогащаясь и сильно усложняясь многими публикациями, она в XXI в. буквально «на глазах».
Сохраняют свою важность классические работы именно по формированию служилых групп и взаимоотношениям этносов границы юга России и степей, просторов Урала — Яика в XVIII в. тогдашних государственных деятелей и крупных учёных (И.И. Кириллов, В.Н. Татищев, П.И. Рычков и И.И. Неплюев, П.С. Паллас, С.Г. Гмелин, И.Г. Георги. П.И. Небольсин и др.).
Существенны межкыпчакские связи тюрок региона, аналогии в их родовом устройстве (Н.А. Аристов, учёные семьú Харузиных, В.В. Радлов, С.М. Абрамзон, Р.Г. Кузеев, З.Х. Хамидов, К.Ш. Шаниязов, Г.Е. Марков, Р.Х. Керейтов, М.Г. Ахметзянов, Л.Ш. Арсланов, А.И. Исин и др.).
Нельзя пройти мимо особенностей тюркских языков и диалектов, в особенности, на интересующих нас пространствах (Р.Г. Ахметьянов, Л.Ш. Арсланов, Ф.С. Баязитова, Ю.И. Каракаев, С.А-Х. Калмыкова — Джанибекова, Д.Б. Рамазанова, З.Р. Садыкова, Ф.Ю. Юсупов и др.).
Важен и продуктивен для дальнейшей разработки принцип «служилости» и казачества, в т.ч. с участием нерусских и неправославных групп, несения ими пограничной службы (Н.М. Карамзин и В.О.Ключевский, И.А. Бирюков, А.И. Ригельман, Ф.А. Щербина и Е.Д. Фелицын, А.С. Пушкин, М.В. Шолохов, Г.В. Вернадский и Л.Н. Гумилёв, К.П. Шовунов и М.П. Иванов, В.А. Иванов, А.И. Кортунов, В.И. Косянов, А.В. Курышев, Е.В. Кусаинова, , О.К. и О.О. Антроповы, Н.П. Горбунов, Е.В. Годовова, Ю.Д. Гражданов, А.М. Дубовиков, В.М. Казаков, П.В. Казаков и Е.В. Казакова, М.А. Кутузов, С.В. Любичанковский, Б.А. Моисеев, А.И. Назаров, А.А. Рыбалко, М.А. Рыблова, Д.В. Сень Т.В. Таболина И.В. Торопицын, С.В. Черницын, С.М. Чугунов и ещё мн. др.).
Отметим также встречавшийся иногда феномен сознательного «снижения статуса», из казачества – выхода, с продолжением службы иной (на Северном Кавказе – И.В. Бентковский, Б.А. Калоев, П.М. Дзадзиев и др, в Оренбуржье – Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов).
Значительную роль для нашей проблемы играет и развитие калмыков и Калмыцкого ханства (особенно, группы ʺторгоýт, тургýтʺ) в процессе их миграции с востока к рр. Яику, Волге, Куме и Кубани, связях с тюркскими этносами и группами (И.Г. Георги, В.М. Бакунин, Н.Н. Пальмов, У.Э. Эрдниев А.Г. Митиров А.В. Цюрюмов В.Б. Убушаев В.Т. Тепкеев А.Н. Басхаев, Г.О. Авляев, Ж.Б. Кундакбаева, В.И. Колесник, А.И. Исин, Л.Ш. Арсланов, П.Л. Юдин и др.).
Очень актуальными становятся вновь межрегиогнальные связи – к примеру, контекст российского укрепления на Северном Кавказе (П.Г. Бутков, В.М. Бакунин, Б.-А.Б. Кочекаев, Н.Н. Пальмов, А.В. Потто, И.Л. Щеглов, П.Л. Юдин, а также М.А. Асвацатурова, А.В. и В.А. Авксентьевы, А.В. Баранов, А.А. Вартумян, В.Б. Виноградов, Ю.А. Жданов, З.Н. Ибрагимова, А.В. Казанчеев и Ю.Ю. Клычников, В.А. Кузнецов, М.В. Савва, Н.Д. Чекулаев, В.В. Черноус и его школа, мн. др.). А также аспекты этнокультурного и миграционного взаимодействия Южноуралья и Нижневолжья (П.И. Небольсин, В.А. Мошков), этих регионов со Средней, Центральной Азией (Ж.Б. Кундакбаева, В.И. Колесник и др.).
В общих, хотя и непростых, «межкыпчакских» вопросах трудно преувеличить роль ногайско — казахских и казахо — ногайских связей (В.М. Жирмунский, А.И.-М. Сикалиев, Б.И. Нурдаулетова, В.В. Востров и М.С. Муканов, А.И. Исин и др.).
Рассуждая о ногайцах и Ногайской орде, её подразделениях, связях и традициях этноса, невозможно пройти мимо общих вопросов и входящих сюжетов этого масштабного явления кочево, степной истории (А.А. Новосельский, М.Г. Сафаргалиев, А.И. Умеров, А.-Х.Ш. Джанибеков, Н.А. Баскаков, Е.А. Поноженко, А.И.-М. Сикалиев, В.В. Трепавлов, С.И.-А. Капаев и И.С. Капаев, В.М. Казаков, Б.-А.Б. Кочекаев, Д.С.-А. Кидирниязов. Р.Х. Керейтов и др.).
Отдельный тип развития и, соответственно, особая сторона нашей проблемы – у ногайцев дагестанского Прикаспия (Н.С. Семёнов, Г.М.-Р. Оразаев, К.Н. Казалиева, М.-Р.А. Ибрагимов, Ю.М. Идрисов, А.С. Шмелёв, С.Ш. Гаджиева, Х.О. (Х.А.) Омаров, У.А. Сеитов, Д.С.-А. Кидирниязов. З.Б. Кипкеева, Р.В. Ишмухамбетов и др.).
И, разумеется, важнейший, восстановленный из забвения аспект – о ногайцах в Нижнем Поволжье (С.Г. Гмелин, П.С. Паллас, И.Г. Георги, В.Н. Татищев, П.И. Небольсин и В.А. Мошков, А.И. Умеров и А.-Х.Ш. Джанибеков, В.Д. Пятницкий В.И. Трофимов, Е.В. Шнайдштейн, В.М. Викторин, С.Т. и И.С. Рахимовы, И.В. Торопицын, Э.Ш. Идрисов и др.).
Многое раскрывают собственно «этнические» и межэтнические стороны процесса переселения Букеевской (Внутренней) орды казахов в междуречье рр. Урала и Волги — Ахтубы в 1801 г. (А.Н. Харузин, А.И. Левшин, В.В. Востров и М.С. Муканов, М.П. Вяткин, В.Ф. Шахматов и мн. др.).
И «вписывается» как яркий и полезный в эти события фрагмент о возникновении субэтнической, межродовой группы «нугай — казак»: сперва в Младшем жузе, затем, с полным развитием, – в Букеевской орде (А.Н. Харузин А.А. Терещенко, В.И. Якушкин, А.М. Валиев (Ӯалиев), В.М. Викторин, А.Ш. и Н.Ш. Курумбаевы, Г.А. Ташпеков, Р.В. Ишмухамбетов и др.).
Выделим ещё специально нескольких молодых учёных, в большинстве своём, с высоким исследовательским потенциалом. В первую очередь, Эльдара Шамиг. Идрисова, кандидата политических наук, доцента, Президента Астрахан. обл. центра ногайской молодёжи ʺЭдигеʺ, и зам. директора по науке филиала Академии РАНХиГС при Президенте РФ – за исследования по ногайцам — карагáшам и тулугáновским кýндровцам, как и за практику межрегиональных связей области в РФ и СНГ.
Упомянем охотно также Рамиля Валит. Ишмухамбетова – аспиранта каф. истории России Астраханского гос. ун — та [Ишмухамбетов 2014. С. 136 — 140; Ишмухамбетов 2015. 10 с.]. Как и Айбулата Шамурат. Курумбаева – магистра истории, исследователя и зам. директора «Фонда поддержки научных исследований» из г. Уральска, члена Союза краеведов России [Курумбаев 2012. C. 70 — 72].
Не вызывают, к сожалению, однозначной оценки всё более многочисл. публикации Ильи Вас. Торопицына, кандидата исторических наук, доцента, отв. сотрудника одного из подразделений Правительства Астрахан. обл., в связи с «ногайской» темой [Торопицын 2011. С. 330 — 359; Торопицын 2014. С. 95 – 99 и неск. др.],. Собрав весьма богатые – неск. раз, мы увидим, уникальные – документальные данные в центральных и местных архивах России и Астрахан. обл., он (не тюрколог) допускает досадные передержки в их трактовках [Cм. об этом: Викторин 2014. С. 327 — 328].
Используемые коллегой, офиц. управленческие, русскоязычные документы привлекаются и цитируются нами – обычно, в интерпретации, отличной от предлагаемой им, как и с бóльшей долей осторожности. Ибо готовились эти реляции правительственными чиновниками царских времён, прямыми предшественниками нашего автора — земляка, по гос. службе России.
Притом оказывается, что зачастую данным работам предшествовали и наши собств., прежние публикации по проблеме (или же близко в связи с ней), но мл. коллегой обычно не учитываемые.
Пробел досадный, который в данных докладе и статье мы отчасти восполним. А также обратимся к аспектам «кочевой этнодемографии» и этнонимики (субэтнонимики), которые всеми предыдущими нам авторами затрагивались – но не рассматривались в целом и специально.
* *
*
Первые же годы XVII — го в. вызвали, в связи с миграцией калмыков из Центральной Азии через юг Сибири, крупнейшие пертурбации в степях от севера Прикаспия до Приазовья и Причерноморья. Заметно возросла политическая роль г. Астрахани (как и крепостей Саратова, Царицына, Кизляра), здешнего воеводского правления.
При крайне сложном внешнеполитическом соперничестве по линии «центральная власть России» / Калмыцкое ханство / Османская Порта — Крым — Кубань большие группы ногайцев переходили много раз (в различное время, но в течение XVII — XVIII вв.) буквально «из рук в руки», дробились (при исходном общем предании и самосознании) на совсем небольшие части.
Некоторые группы ногайцев считались вековыми противниками России – из состава Малой («Казыевой») ногайской орды, откочевавшей в 1552 — 58 гг. (Ср.: В.В. Трепавлов) в подданство турецкого султана и крымского хана, жившей с тех пор в Прикубанье. Другие – происходили из состава Большой ногайской орды, с прежним центром на р. Джайык — Яик, будучи союзными Российскому государству, либо даже зависимыми от него.
И те, и иные кочевали небольшими ордами под руководством «мурз» – потомков их родоначальника, ʺэмира — беклерибекаʺ Эдиге. Всё чаще объединялись они для передвижений и / или военных союзов, в своих сáмых (как мы убедимся далее) неожиданных сочетаниях.
Так произошло, поскольку в 30 — 40 — х гг. XVII в. многие группы, непосредственно подчинявшиеся главе – ʺбиюʺ Большой ногайской орды, а также большие и вполне автономные объединения «джетисан», «джембойлык» и «джетишкуль», иные более мелкие орды были вытеснены в массе калмыками на запад, за р. Волгу и на Северный Кавказ. Большинство из них присоединились к своим родственникам — сразу и преж. противникам, из орды Малого Ногая.
Многие избежавшие калмыцкого плена или сумевшего освободиться из него, а также покинувшие «турецкую протекцию» (Ср. в док — тах) поселялись в «юрты» под г. Астрахань и к подведомственной гл. воеводе, затем (с XVIII в.) губернатору креп. Кизляр. Но это всегда был очень неспокойный, в любое время, как и в плане руководства им и надёжности, этнополитический элемент.
Опустевшие степи левобережья контролировались отчасти калмыками, отчасти – астраханскими стрельцами, затем казакáми. Всё чаще в теч. XVIII в. ближе к р. Ахтуба стали выходить, в их инициативном порядке, и казахи Младшего жуза.
Одной из средневеликих ногайских (примерно 3 тыс. юрт) из состава Большого Ногая стала орда «малибáш», очевидно, в значении – ʺскотоводыʺ (Ср. о них и об их раздробленной истории: А.Г. Митиров, Б.-А.Б. Кочекаев, затем И.В. Торопицын), расположившаяся, после своей откочёвки с Яика за Волгу, в царском подданстве, на землях ближнего зáпада Прикаспия, близ. крепостей.
Но до того практически все ногайцы — «малибáшцы», как отмечает И.В. Торопицын, на нек — рое время, в сер. XVII в., подчинились калмыкам. Затем освободились и поселились в северо — западном Прикаспии, в низовьях и у дельт рр. Кумы и Терека, вблизи Теркóв (Тюмéня), первого Ставрополя — Св. Креста и Кизляра (под властью России). И, как отмечается в статьях колл., многие из них до конца XVIII в. упоминали Прикаспий как своё «прежнее жилище».
Заглядывая вперёд своего же повествования, посчитаем, что прямые их всех территориальные потомки, утратившие, впрочем, свои прежние названия, – это давно оседлые и починившиеся в нач. XIX в. кумыкским князьям (по изв. «Прошению», к 1827 г.), т.н. «затеречные» ногайцы.
Согласно изданным архивным и полевым этнографическим данным («Прошение кумыкских, дагестанских ногайцев» от 1860 г., описат. и научн. книга Н.С. Семёнова от 1895 г.). к концу XIX в. они, в т.ч. вернувшиеся в подданство России, сохраняли ещё память о своём родовом устройстве, утраченную ныне. Среди них преставлены сейчас т.н. «аксáевские» и «костекóвские», перешедшие на язык кумыков как на родной, и приморские, «сулáкские», родной диалект свой сохранившие.
Возглавлял их всех, насколько ясно, живший на рубеже XVII — XVIII вв. мирза Темирбулат. Но в дальнейшем «малибáшцы» распались на неск. частей, во главе с мл. родственниками Темирбулата (добавим от себя : сохраняя и воспроизводя своё родовое деление и его терминологию. – В.В.), и оставили своих потомков на оч. обширных пространствах.
Основная часть собственно «малибашцев» в нач. XVIII в. (возможно, при городском восстании в Астрахани 1705 — 06 гг., тогда поддержанного гарнизоном и горцами в креп. Теркú) покинула Прикаспий и перешла в турецкое подданство, на р. Кубань. Другие отставшие «малибашцы» (к примеру, сулакские: см. далее) стремились идти и следовали за ними. Хотя после того, в теч. полувека, многие не раз намеревались вернуться назад – и, отчасти, небольшими группами возвращались.
Здесь, в сюжете о пост. расколах «по частям» когда ногайцам «приходилось разобщиться», мы вполне солидарны с нашим, астраханским, мл. краеведом — земляком и колл. — оппонентом [Ср.: Торопицын 2014. С. 98]).
Другой, сравнительно крупной (не менее 1 тыс. юрт) ветвью «малибáшцев» стали «кýндровцы, хóндровцы, кондырáусцы» (См.: А.Г. Митиров, И.В. Торопицын). Истоки выделения данной группы и её названия восстанавливаются лишь ретроспективно и, заметим, из нескольких гипотез. Это крайне важно нашему изложению.
Их своеобразие – в том, что они несколько раз длительное время проводили, как подчинённые и зависимые, в калмыцких улусах – то попадая в зависимость, то освобождаясь и избирая подданство иное.
А их особый этноним, как бытовой топоним на родном диалекте, сохраняется и поныне для двух селений вблизи гг. Астрахани и Оренбурга. По сообщениям самих жителей, и там, и там (наши экспедиции от июля 1973 г. и июня 1985 гг.) он переводится как ʺкундр — ау, кондр — ауʺ – «э, дай переночевать, пусти на ночлег».
Но любопытна версия изв. этимолога — тюрколога проф. Рифката Газизян. Ахметьянова (г. Бирск, Башкиртостан). Склонен он производить это название от калмыцкого ʺхөнд — хэрүлхʺ – «пасти овец» (любезное письмо с консультацией от уваж. проф — ра. автору доклада и статьи). Трактовка «овцеводы» – тоже в русле версии нашего рассмотрения. И начальное, характерное монг. «х» («хундровцы») в ранних документах – в её же пользу.
Но есть и вариант от тюрк. ʺкундыз / кундырʺ – «бобёр, выдра». Тем более, что перейдя на полуоседлость вблизи Астрахани, «тулугановские кундровцы» поселились вблизи ерика «Бобры», и оно из двух их селений имело второе название – «Бобровское» (П.И. Небольсин, В.Д. Пятницкий). Все возможности объяснения по — своему любопытны каждая. И внимание исследователей они, наверняка, ещё будут далее привлекать.
Обратимся теперь к известному, не раз цитированному в дореволюц. публикациях, но важнейшему и ключевому для нас тексту : «Во время Дербентского (Персидского) похода царя Петра в 1722 г. … один из внуков хана Аюки, Бату, захватил на обратном пути у Теркóв тысячу кибиток ʺкумыцких татар — хундровцевʺ и привёл их было в свой улус. Но они были в следующем году отобраны к Астрахани и присоединены к астраханским аульным татарам.
А два года спустя, в 1725 г., часть их была передана калмыцкому владельцу Досангу, пользовавшемуся покровительством губернатора кн. А.П. Волынского. Где и кочевала в его улусе вместе с группой ʺубогих татарʺ (джитсанские и джембойлукские – постоянные соседи малебашцев, по Большому Ногаю и после. – В.В.), не ушедших на Кубань в 1723 г.» (См., каждый раз чуть по — разному в словосочетаниях : П.Г. Бутков, Н.Н. Пальмов, И.Л. Щеглов, В.М.. Бакунин)
Важны, по данному периоду, документы от 1731 г. из работ нашего давнего и доброго коллеги, покойного элистинского этнолога А.Г. Митирова, приведённые И.В. Торопицыным.
Ушедших от власти России на запад, к её противникам, сулакских малибашцев возглавлял Довей (Девей, Дегой) — мирза (очевидно, арабо — тюрк., в разных диал — тах, ʺДу’äиʺ – «вымоленный, прошенный»), племянник мурз Темирбулатовых. Он и его группа, оставшись у крымцев и кубанцев на неск. десятилетий – и упросивших о возвращении к Каспию лишь в 1752 — 54 гг. (П.Г. Бутков, А.Г. Митиров и Б.-А.Б. Кочекаев, ныне – И.В. Торопицын и Р.В. Ишмухамбетов).
Более того, в 1733 г., в ходе турецко — персидской войны почти что все оставшиеся малибашцы и кундровцы запада Прикаспия (1 тыс. юрт) были вовлечены крымско — турецкой агентурой к самовольной откочёвке на р. Кубань. Возвращаться иные из них стали лишь к 60-м и в 70-х гг. XVIII в. Не исключено, что улус Темиргалиевых в массе ушёл на запад (получилось, что на неск. лет) именно тогда.
А вот с 1735 г., при имп — це Анне Иоанновне и затем при имп — це Елизавете Петровне, наметился обратный процесс. Большие группы ногайцев – потомки выходцев и из Большой, и из Малой орды – начали разными путями сосредотачиваться при Астрахани.
В именно этом году группа кýндровцев, ранее кочевавшая в улусе зайсанга Досанга, покинула калмыков и переселилась именно к г. Астрахани (очевидно, на рр. Рыче или Бузане). В 1735 г. калмыки – торгоýты и хошеýты – «отпустили» их и приняли новых зависимых ногайцев — малоордынских карагáшей (А.И. Умеров ; С.Т. и И.С. Рахимовы).
После всего этого, в 1737 г. Адиль — мирза Темиргалиев, в ходе теперь ужé русско — турецкой войны, сдался российскому гарнизону во вновь взятом Азове и был с аулом в 120 юрт кундровцев (П.Г. Бутков) препровождён к Астрахани.
А ещё в 1743 г., вместе с ногайцами прежней Малой орды, служившими крымцам и кубанцам, ещё одна группа кундровцев («280 повозок») была доставлена войсками в Нижнее Поволжье, но подчинена калмыкам (Н.А. Попов, затем И.В. Торопицын [Торопицын 2014. С. 97]).
Так или иначе, численность кундровцев в пределах Астраханской губ. могла составить к 1744 г. до 400 юрт, или свыше 1 тыс. чел.
Известны с конца 30-х гг. XVIII в. 3 кундровских аула: Адиль — мирзы и его брата Ак — мирзы Темирбулатовых, а также сына последнего Али — Салтана. В любом случае – это был неспокойный элемент, весьма привычный к самовольным дальним откочёвкам.
Поразительно то, что пункты прежнего перемещения нынешн. кундровского аула «Тулугановка» в теч. XIX в. почти что совпадают с местами, куда в профилактических целях переводился аул Адиля — мирзы (властями за 5 — 6 лет). То находился он в левобережье р. Волги (полагаем мы, что при урочище ʺСолянка — Сүлǝнкеʺ, где всегда располагались новопришельцы) – но переведён был, в связи с попыткой нового бегства на р. Кубань. То встречаем его в «крепких местах» (защищённых от побега) по р. Бузан. То обнаруживался аул у Красного Яра на границе соприкосновения с казахами Малой орды, когда последние в 1739 г. захватили почти 100 чел. (четверть аула !) и полтысячи голов скота – и людей, и стада мирза после выкупал. То предполагался размещением между рр. Болдой и Кутумом («мелким», т.н. ʺБелькескéнʺом). И, наконец, побывал он рядом с ногайскими татарами группы ʺджитсанʺ мурз Урусовых и Тимбаевых (Тинбаевых), при ʺТрёх Протоках — Джǝмелéʺ, т.е. в правобережье, вблизи Астрахани [Ср.: Торопицын 2011. С. 345 — 347].
Заметим, как важную деталь, что эти кундровцы контактировали и с иными переселёнными сюда ногайцами. Прежде всего, это были ногайцы — «карáгаши» из состава Малой ногайской орды (абс. ведущий у них в составе род, ног. ʺкоьп, эльʺ. астр. — ног. ʺруʺ, – ʺнаймáнʺ). Эти ногайцы к 1735 г. были захвачены калмыками немного севернее Пятигорья и приведены к Волге. Здесь они сменили в зависимости отпущенных калмыками «ранних кундровцев» нойона Досанга.
По некоей, пока что малопонятной «инерции названий» карагашей власти стали именовать … тоже «кундровскими татарами». Непосредственно к Астрахани они впервые «пристали» в 1764 г. (изв. архив. документ, нами цитированный в 1983 г.) – и освободились, поселившись невдалеке от оставшихся в регионе «кундровцев реальных» в конце XVIII в., имели с ними родственные связи.
Кундровские ногайцы из остававшихся на крымско — кубанской стороне, «280 телег». были доставлены к калмыкам же вместе с другими, качественно иного происхождения, малоордынскими ногайцами – «салтанаульскими», сменившими перед тем карагашей севернее Пятигорья.
Последние были захвачены сложной войсковой операцией, но подчинены не калмыкам – а переведены (решением губернатора В.Н. Татищева : от почти 3 тыс. до, в итоге, 856 чел.), с апреля по позднюю осень 1743 г., сперва в известные нам места по р. Тереку под Кизляром в Прикаспии – почти свободные тогда от большеордынских малибашцев, а затем и непосредственно к Астрахани [Торопицын 2011. C. 341 — 345].
Встал вопрос – что делать с многочисленными кочевниками : салтанаульцами и кундровцами прямо в центре Астраханской губ. Предполагалось направить их (вместе), как было сделано в 1737 — 38 гг. для калмыков — христиан, определяемых в казачью службу, «в верховые губернии».
Их всех планировалось привлечь к земледелию : знатных салтанаульских мурз разместить почётно в Татарской слободе г. Казани, а простолюдинов, салтанаульцев и кундровцев, – направить иным путём в правобережье, Свияжский уезд, под опеку местных властей, подыскав им «порожние» земли.
Между тем, Адиль — мирза и Ак — мирза Темирбулатовы, по приводимым И.В. Торопицыным интереснейшим данным из внешнеполитического архива России, добились возможности дважды побывать в г. Санкт — Петербурге при царском дворе: в 1740 — 41 гг. и с лéта по осень 1744 г. [Торопицын 2011. С. 348 и сн. 13]. Потому основные вопросы судьбы кундровцев решались с их участием, но в Астрахани – мирзой Али — Салтаном самостоятельно, без старших.
Подряд было принято несколько противоречивших друг другу высших управленческих решений. И главным направлением движения оказалась не Казань – им стал Оренбург.
Город Оренбург, напомним, был основан в апреле 1743 г., между рр. Яиком и Сакмарой. А 15 марта 1744 г. была высочайше утверждена Оренбургская губерния.
Но параллельно поступило предписание Коллегия иностранных дел предписала В.Н. Татищеву от 14 января 1744 г. – готовить к отправке мурз и знатных старшин из Астрахани для переселения в Казанскую губернию [Цит. по : Юдин П.Л. / www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1760-1780/Kalmyki_Turc/text. htm].
В астраханском ногаеведении за 2014 — 15 гг.. наметились две версии передвижения кундровцев и салтанаульцев в северном направлении – «одним» или «двумя» караванами. Автор доклада и статьи – уверенный сторонник позиции о «двух караванах».
Старшие кундровские мурзы сами выехали в г. Санкт — Петербург. А мурзы и старшины салтанаульские были отправлены в Казань, с конвоем из волжских (волгских) казакóв, 1 марта 1744 г. (См.: А.В. Курышев [Викторин 2014. C. 328]).
Сообщим специально, как неслучайную связь, что 1 марта – это день весеннего праздника у астраханских тюрок (включая ногайцев, ногайских татар и казахов), а для полукочевников это был срок выхода на кочевье, «летóвку» (ʺҗǝйлǝү, жайлáуʺ).
Вскоре вышел и Указ от 6 июня 1744 г. о переводе оставшихся при Астрахани салтанаульцев и кундровцев в Свияжский уезд Казанской губ.
Но пока в пути была одна группа присоединившихся к Астрахани тюрок и готовилась к отправке другая, последовал Указ имп — цы Елизаветы Петровны от 27 июля 1744 г. «О зачислении в Оренбургское казачье войско всех пришельцев, поселившихся в крепостях Оренбургской губ.». Служилые мусульмане тоже получали статус приписных казакóв. А полвека спустя, желающие из них стали, по Сенатскому указу имп. Павла I от 12 октября 1799 г. казакáми потомственными, по званию.
Документы внешнеполитического ведомства империи вновь дают нам наиболее ценную информацию. Из Астрахани 19 сентября 1744 г. во главе с Али — Салтаном выступили кундровцы (два аула и, возможно, часть третьего) и вместе с ними оставшиеся салтанаульцы – число тех и других можно оценить поровну : по 600 — 650 чел.
Документом от 6 июля 1744 г. братьям Темирбулатовым было определено оставаться в Москве и ждать продвижения каравана вверх по Волге. Но Адиль — мирза подал своё встречное прошение от 11 октября 1744 г. избавить его и подвластных от непривычного проживания «при городах на пашнях». Он с братом и племянником был бы готов выставить «полусотню» бойцов при Оренбургской крепости, вместе и рядом с казаками, если его аулу отведут там места для проживания и выпаса скота [Обо всём этом подробно см. у : Торопицын 2011. С. 348 — 349],
Просьба вызвала интерес. Караван был остановлен (документов о том не сохранилось – или они пока ещё не обнаружены), очевидно, на повороте р. Волги под Самарой или Хвалынском. И переориентирован в оренбургском направлении.
Возник ещё один предмет дискуссии. Хотя бы часть салтанаульцев присоединилась к кундровцам (если имели родственные связи с ними) или же нет.
Во всяком случае, в Свияжский уезд (вопреки, насколько ясно, работам И.В. Торопицына до 2010 г.) не попал из ногайцев вообще никто. Наше уточнение позволило лишь выявить, что в южной части Свияжского уезда – затем Буинском уезде по «пограничным засéкам» от кочевников мишарей ногайского происхождения, из крымско — кубанских пленных, взятых в XVII в. (Ср. наши экспедиции в правобережное Средневолжье ; А.Б. Булатов, Л.Т. Махмудова, Р.Г. Мухамедова, Ф.Л. Шарифуллина — Фаттахова, по её родств. происхожд. из тех мест). Но эта защитная служба давно не была больше актуальной в сер. XVIII в.
Салтанаульские мурзы же недолго пробыли городскими и пригородными жителями в г. Казани. Они – «110 семей мирзы Мизама (это явный ʺНизáмʺ. – В.В.)», согласно справочнику Б.А. Моисеева про Оренбуржью (Ср. краткое упоминание у И.Г. Георги) в 1768 г. присоединились к оставшимся кундровцам и вероятной части своих сородичей – по р. Сакмаре, между ними и г. Оренбургом.
Кундровцев определили на службу при границе со степями казахов Младшего жуза, условно подведомственными России с 1731 г., – во второй ряд крепостей по р. Сакмара, в 12 — 13 км («11 вёрст») севернее креп. Озёрная – ныне с. Верхнеозёрное Беляевского р — на Оренбургской обл.
Здесь и возникли редут и селение Кондурóвка, затем ж.д. станция Кандурóвка (ныне всё – Саракаташского р — на Оренбургской обл.), а в неск. км выше, к горам, на границе с Башкирией – Кандурóвский лесной заказник.
Но возглавивший служилых «кондуровцев» тот же мирза Адиль Темирбулатов повёл себя по крайним опасением властей. Бросили свою службу и бежали к казахам 23 сентября 1747 г. 25 семей, или 100 юрт (около 400 чел., или 2/3 ото всех переселенцев — кондуровцев. Та самая «полусотня воинов» – В.В.) [Цит. по : Торопицын 2011. С. 349 и сн. 15].
В развитие сюжета, наш др. мол. коллега из соседнего Казахстана А.Ш. Курумбаев привёл важный и редкий текст – неопубликованную рукопись изв. учёного А.Н. Харузина «Этнографическая книга», из архвного фонда Музея истории Букеевской Орды (пос. Хан Орда Бокейординского р — на). В нём указано : «Род (казахский. – В.В.) ногай получил своё начало в 1745 — 47 гг., когда назначенный, по подозрению, к переселению на р. Сакмар, к креп. Озёрной, 25 семей кундаровских татар бежали к киргизам (так. – В.В.) за Урал. Поймать их велено было Абулхаирову сыну Нуралы. Но тот сего не исполнил» [Цит. по: Курумбаев 2012. С. 70-71].
Предшествовавшие события здесь изложены, как можно убедиться, достоверно, но вкратце. Итак, кундровцы / кондуровцы (не исключено, что с небольшим добавлением салтанаульцев) и оказались в основе родовой группы ʺнугай — казакʺ в составе Младшего жуза, а через полвека – Букеевской орды.
И снова ценные внешнеполитические документы. Правительство возмутилось самовольностью оставления службы – и поручило знатоку местных взаимоотношений, ген. – майору, татарину А.И. (К.-М.М.) Тевкелеву договориться и беглецов вернуть.
Престарелый хан Абулхаир (Айтаков) дал на это согласие. Но, действительно, воспротивился его наследник Нурали (Абулхаиров). Как одну из основ невозможности возвращения, молодой лидер интересно сообщал в 1748 г., что за год — два совместной жизни «киргисцы на их, кундровских татар, дочерях переженились» [Цит по : Торопицын 2011. С. 354 — 355]. Иными словами, будущая группа родóв ʺнугай — казакʺ, на кундровско — казахской основе, начала формироваться ещё в Малом жузе.
Десятилетия спустя воспринимались как возможные и браки с казашками самúх ногайцев, кундровцев — кондуровцев (сохранявших, как мы убедимся, свою особую родовую структуру).
Мы только весьма усомнимся в косвенном предположении колл. И.В. Торопицына, что вновь возникшие кундровцы яицких степей стремились к своему «прежнему жилищу» в Прикаспии – и, хоть отчасти, возвращались туда [Ср.: Торопицын 2011. С. 355 и сн. 19]. Этот путь на сáмом деле совершали близкородственные им малибашцы (аксаевцы и костековцы, позже сулакцы) – уходившие ранее к Крыму и Кубани, либо подчинявшиеся калмыкам.
Такой возврат на оренбургскую службу, либо к местам исхода постепенно переставал быть насущно важным : в связи с множившимися упомянутыми родственными связями в орде хана Нурали, а ещё больше – откочёвкой калмыков в Китай в 1771 г. и переселением казахов султана Букея Нуралиева в 1801 г.
Оставшиеся при Оренбурге «кондурóвские ногайские татары» в 1799 г. получили казачье звание – но воспользовались им лишь в начале наполеоновский войн России. По обнаруженным казанскими исследователями данным ГосАрхива обл. в г. Оренбурге, в 1813 г. почти все они – 26 душ муж. пола (т.е. до 100-150 чел. населения) – отказались от казачества и перешли в охотничье, ясашное, т.н. «башкирское сословие» (Д.М. Исхаков, И.Л. Измайлов) – с обязанностью временной (в бóльшей мере, кордонной, а не реальной боевой) службы.
Потомки салтанаульцев (расположившиеся нас форпостах — редутах ближе к г. Оренбургу), именовавшие себя «крымские», сохраняли прелюбопытные традиции в своей памяти о былом переселении (В.А. Мошков). Как и приданный им статус потомственных мусульман — казакóв, вплоть до 20- х гг. XX в.
В конце тех же голодных 20- х гг. жители переехали из с. Кондуровки (где сейчас русское население) почти на 15 км восточнее – в пос. Чулпан с более плодородной землёй, у ж.д. ст. Дубиновка, в Кувандыкском р — не Оренбургской обл. (наши полевые экспедиционные сборы от 23 июня 1985 г. и 7 июля 2015 г.). Где они проживают, «чулпанские кондурóвцы» (до двухсот чел.) и ныне, считая себя татарами, но происхождением «из ногай».
Оставшиеся под Астраханью «тулугáновские кýндуровцы» (сейчас – около трёхсот чел.) окончательно оформились и пополнились после откочёвки калмыков в 1771 г. Но подчинены они были лояльным России и властям «джетисанским» мурзам Тимбаевым (в прежние векá и в хрониках – Тинбаевым).
По обнаруженным нами ранее в ГосАрхиве Астраханской обл. итогам ревизии 1782 г., в губернии числились 339 чел. (181 муж., 158 жен.) «тулугановского роду Миятца — мирзы (это явный ʺНияз — мирзаʺ. – В.В.) Тимбаева».
Первое поселение Тулугановка (ныне в Ахматовском с/с Наримановского р — на, второе стар. название – «Бобры, Бобровское») возникло тогда, к концу XVIII в., по р. Рыче вблизи правого бéрега р. Волги и сев. пригород. Астрахани (теперь здесь живут казахи и ещё предст — ли этносов Северного Кавказа).
Но оно постоянно затопляясь в половодье (П.И. Небольсин) и после сер. XIX в. было перенесена вглубь по реке, юго — восточнее, на 20 км. Кстати, на земли именно Ходжетаевской волости ногайцев — карагáшей, малоордынских прежде, поселившихся вблизи ещё до тулугановцев, а в 1788 г. обустроивших неподалёку свой большой полукочевой аул — уездный центр (дата установлена нами).
Сохраняя старинное название среди народа, в быту селение называлась «Куяклы — Кундрау». В 1895 г. село было передвинуло ещё на неск. км и, под обычным именем «Кушкары — Кундрау» расположено на р. Старая Рыча – где и находится теперь (в Володарском р — не Астраханской обл.).
Местный диалект стал татаро — ногайским, притом с небольш. карагашскими, согласно новому соседству, чертáми – если в их истоках, то малоордынскими, кубанскими. По трём последним переписям населения, от 50-и до 200 жителей села обозначают себя то как «ногайцы», то как «татары». Свыше сотни пишутся «татарами», как долго (1939 — 79 гг.) было принято, всегда. Остальное население в селе, 300 — 350 чел., – казахи (преобладающие в этом низовом р — не) и ещё одна русская семья, где все абсолютно и с детства знают два тюркских языка.
Но вот родовую структуру «тулугановские кýндуровцы» обрели новую, в период с сер. XVIII в.. Нет больших сомнений, что вместе с мурзами Тимбаевами состав низовых кундровцев пополнили нек — рые ногайцы — «джетисан», им близкие, большеордынские, но всё ж с отличиями. Название ведушего рóда (кундр. ʺорлыкʺ) «тулуга, тулга», в с. Килинчи, неподалёку, – «джетисан — тулга» отсылает именно к их влиянию. «Тулгá» (литер. — ног. ʺтувылгаʺ, казах. ʺдулығаʺ) – это «боевой шлем, каска», головной убор воинов. Имя второго сельского рóда — ʺорлыгʺа – «балтá» – могло бы принадлежать и джетисанцам, и кундровцам из малибашцев.
Что же касается ʺнугáй — казáкиʺ, то они, формируясь длительное время, перешли вместе с султаном Букеем в 1801 г. р. Урал — Жайык; поселились западнее всех, в нынешн. пос. Жаныбек и вокруг него.
Предельно важнен тот факт, удачно отмеченный астраханским асп. Р.В. Ишмухамбетовым, что родовую структуру (ног. ʺэльʺ. астр. — ног. и казах. ʺруʺ) беженцы с р. Сакмара из — под г. Оренбурга сохранили, в новой, казахской этносреде, … именно прикаспийско — ногайскую, т.е. кундровско — малибашскую [См. : Ишмухамбетов 1914. С. 137, 140].
Только в окрестностях Жаныбека (здесь очевидно доселе) и в терском Прикаспии (встречалось ранее, в 1860 г.) заметно системное сочетание четырёх ʺэлей — руʺ : «кояс», «уйсен» (казах. «уйсин»), «косманбалы» (ног. «костамгалы») и «казан — колак» [Ср.: Ӯǝлиев 2003. Б. 14, 24, 40, 47, 52, бас.].
Таким образом, обе кыпчакские группы сохранили обозначения своих структурных частей при многочисленных и сложных переселениях (в Прикаспии – ещё и с возвращениями назад).
Имеются некоторые предположения, что к ʺнугáй — казáкамʺ присоединялись многообразные семьи и мелкие группы ногайского же происхождения, разной судьбы, но блуждавшие по казахским степям. Браки первоначально заключались между «четырьмя родáми — ʺруʺ», а затем (позже) равноправно и за их пределами.
Первоначальные, упомянутые выше «100 юрт», сильно возросли вскоре численно после 1801 г., в новой тогда, Букеевской (Внутренней), орде. Согласно А.Н. Харузину, данная родовая группа в 1829 г. насчитывала здесь ужé 500 юрт, а в 1889 г. – 2 тыс. юрт.
По известной нам статистике, перепись 1926 г. зафиксировала по всему Уральскому óкругу «Казакской» автономной республики почти 6 тыс. семейных хозяйств, главами которых были мужчины — «ногай». Некоторое количество ещё проживало в соседних «губерниях» РСФСР.
Характерная для северо — западного ареала проживания казахов, интересная, субэтническая межродовая группа казахского народа ʺнугáй — казáкʺ, таким образом, к нач. XX в. завершила своё оформление в её современном виде.
Но её представители, похоже, иногда сохраняют всё же переходное тюркское, «межкыпчакское» самосознание. Есть частные данные, что в Саратовской обл. их представители (от неск. десят. до сотен чел.) ужé дважды избирают допустимое по российским переписям обозначение «Ногаец. Родной язык — казахский».
В любых случаях, и ногайская, и казахская, и служило — татарская, приграничная между всеми ними этнические традиции очень богаты и многообразны – и их конструктивные проявления в жизни людей следует поддерживать и внимательно изучать.
* *
*
Первый опыт административного перемещения больших групп ногайцев из крымско — турецкой и калмыцкой зависимости в Приуралье реализовался в 1744 — 47 гг. «стихийно – по факту создания новой губ. и казачества», относит. успешно.
Кстати, о своём «крымском исходе» (кстати, б е з упоминания Казани как пункта транзита при этом) салтанаульцы долго ещё вспоминали. И побывать в присоединённом, через 30 лет, в присоединённом Крыму считалось достойным и почётным (в Польше, у солдат и казакóв, – В.А. Мошков, затем, по рассказам ему наиболее почтенных старожилов в бывш. станицах, – В.М. Викторин).
Но попытка его повторения, опыт второй в 1783 г., вызвали среди ногайцев бурю протестов и кровавый кризис, всё чаше вспоминаемый (как и возглавлявшие процесс лица : имп — ца Екатерина II, наместник кн. Потёмкин — Таврический, ген. — поручик А.В. Суворов и казачий атаман, ген. А.И. Иловайский) [Ср. о том же : Викторин 2013. С. 326 — 327].
Манифест имп — цы Екатерины II о присоединении Крыма и Кубани поступил 8 апреля 1783 г. Острой была проблема с большой (неск. десят. тыс. чел.) группой «степных», кочевых ногайцев (джетисан, джембойлык, джетишкуль). Большеордынские, они считались давними подданными России.
Прибывший тогда под креп. Ейск генерал А.В. Суворов на рубеже июня — июля 1783 г. принял присягу у неск. десятков мурз и устроил для подвластных им ногайцев (св. 6 — и тыс. чел.) огромный торжественный пир.
Затем ногайцам было объявлено о необходимости переселения на восток, «в уральские степи». Мнения ногайцев разделились – но опасение неизвестности возобладало. Первый караван около 10 тыс. чел. был отправлен, но прошёл лишь 100 вёрст (до 110-и км), и на р. Куга — Ейка 30 — 31 июля 1783 г. взбунтовался, охрану перебив. Присоединились и др. орды, открыв (в присутствии в юртах женщин и детей) военные действия. С 1 — 11 август начались нападения ногайцев на войсковые посты, а 23 августа ими осаждён Ейск.
Всё окончилось страшной и кровавой Лабинско — Керменчикской битвой 30 октября — 1 ноября 1783 г., полным поражением и массовой гибелью восставших ногайцев. Некоторые орды сдались и были замирены. Большинство удалилось через р. Кубань в принадлежавшие османской Турции пределы, Возвращались на Ставрополье в к концу XIX в. лишь некоторые.
О переселении к р. Урал речи ужé не велось. Так, шансы укрепления ногайского этнического элемента в Приуралье, перед сáмой букеевской миграцией, таким образом, сорвались и реализованы не были – да и едва ли могли в столь массовом порядке.
* *
*
Итак, нами затронуто рассмотрение нескольких тюркских этнических групп, связывающих собою – прямо или косвенно – несколько регионов РФ и соседних стран СНГ (до Закавказья и Средней Азии). Данные положения и сюжеты будут привлечены нами ещё более подробно в последующих исследованиях.
Этнические группы именно ногайского происхождения, ставшие предметом доклада и статьи – прикаспийско — сулакские, «затеречные» ʺмалибашцыʺ, астраханские ʺкундровцыʺ, оренбургские ʺкондуровцыʺ и ʺнугай — казакиʺ крайнего Западного Казахстана – оказываются тесно связанными историей и особенностями части их традиций (этот общий пласт ещё следует изучать).
Но пути их надолго разошлись, под влиянием соседних крупных этносов. Возникала «ассоциация» с кумыками – у сулакских «затеречных» ногайцев и «аккультурация» с ними же (при смене, даже, родного языка) – у соседних ногайцев, аксаевских и костековских. В совокупности их до 15-и тыс. чел. «Ассимиляции» с приуральско – средневолжскими служилыми татарами подверглись оренбургские ʺкондуровцы — чулпанцыʺ (от 200 чел.), «полуаккультурации» с теми же татарами казанского происхождения – астраханские ʺкундровцы — тулугановцыʺ (300 — 350 чел. ; с некоторым вторичным, соседне – ногайским, воздействием).
Сильно «ассимилированными» среди казахов — букеевцев стали ʺнугай — казакиʺ (около 20-и тыс. чел.). Притом их собственная роль во Внутренней (Букеевской) орде была временами весьма значительной, проявляется их субэтническая активность и сейчас.
Возникали и поздние, отличающие каждую группу «добавления», близкородственные и не совсем : у ʺнугай — казаковʺ, при их побеге с линии крепостей, к кундуровцам наверняка присоединились хоть нек — рые салтанаульцы. К поздним кундровцам Астраханского края явно добавилась группа «джетисан», а к концу XIX в. – и семьи карагáшей. У кондуровцев Оренбуржья очевидны браки с казанскими, по истокам, татарами – тоже служивыми. В группах потомков малибашцев – «затеречных» ногайцев заметны следы различных контактов с соседними кумыками.
Следовательно, фиксируем мы многообразные связи и новые «встречи» народов и групп, имевших общность судьбы когда — то ранее – либо приобретавшие её впоследствии. Богата древняя общекыпчакская традиция – необычны и своеобразны её региональные варианты. Включая, разумеется, и казахо — букеевский – и с его локальными формами тоже.
Из ближайших возможных целесообразными оказались бы физико — антропологические исследования всех перечисленных этногрупп, сравнительное изучение их диалектов и оттенков культурной традиции (скажем, свадебной «повозки невесты — ʺкелiн арбасыʺ» и мн. др.).
Юбилей – всегда и повод обратиться к памятному и уходящему из жизни наследию веков во всём его богатстве, иногда и предложить традицию новую. Продолжится сотрудничество учёных разного научного профиля, стран и регионов. Будут ещё увлекательные и полезные всем конференции, обсуждения, дискуссии.
Виктор Михайлович ВИКТОРИН – кандидат исторических наук, доцент каф. восточных языков Астраханского гос. университета и рук. обществ. Лаборатории этнополитики в Астраханском филиале Академии РАНХиГС при Президенте РФ. Пред. Учёного совета Астраханского ГОИА музея – заповедника
Викторин В.М. (г. Астрахань, Россия)
Викторин В.М. Российско — казахстанские межэтнические связи в «родовом» составе Младшего жуза и Букеевской орды : ʺкундровцыʺ — ʺкондуровцыʺ — ʺнугай — казакиʺ
(Кизляр — Астрахань — Оренбург — Уральск, сер. XVIII — XX вв.) // От истоков к современности. К 550 — летию Казахского ханства. Мат. М/н. научн. конф. (пос. Хан Орда, 26 августа 2015 г.) / Акимат Зап. — Казахстан. обл. – Упр. культуры, архивов и документации, ГККП “Зап.- Казахстан. обл. Центр истории и археологии, Адм. Бокейординского р — на. Уральск — Орал.: [Зап. — Каз. обл. ЦИиА]. 2015 – 20 с.
Л И Т Е Р А Т У Р А
Викторин В.М. Бокей Ордасында көшiп кельген рулар (Сырт — kөz) // Дана — kaz. Журнал. № 4 (18). Орал. 2015 – С. 29 — 32 / Электрон. ресурс : danakaz.kz/syrt-kөz
Викторин В.М. Ногайцы Астраханского края – ситуация в нач. XXI в. и исследователи – об их этноистории и субэтнокультурах (новейшее изучение: традиции и разрыв таковых) // Астраханские краеведческие чтения. Мат. М/н. научной конф. (г. Астрахань, АГОИА музей — заповедник, 23 мая 2014 г.). Сб. ст. Вып. VI / Мин — во культуры Астрахан. обл., ОГБУК ʺАстрахан. ГОИА музей — заповедникʺ. Астрахань : Изд — ль Ром. Вас. Сорокин. 2014 – С. 320 — 332
Викторин В.М. Казаки — нагайбаки и служилые ногайские татары в Оренбургском войске на границах казахских степей: XVIII – нач. XX вв., их потомки и родственные группы Поволжья (этномиграции, связанные по разным маршрутам) // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Научн. журнал. № 2 (Вып. 9) / МҚКК ʺБатыс Қазақстан областық тарих және археология орталыгыʺ. Уральск: [ГККП “Зап.- Казахст. ОЦИиА”]. 2008 – С. 3 — 17
Викторин В.М. Бөкей ордасында көшiп келген рулар (Өз тарихымызды бiлемiз бе?) // Орал өңiрi. Орал облыстық қоғамдық — саяси газетi. № 11. 1991, 16 қаңтар – Б. 4
Головнёв А.В. Феномен колонизации / Уральск. отд — ние РАН, Ин-т истории и археологии; Этнографич. бюро. Екатеринбург: УрО РАН, 2015. – 592 с.
Историко — культурное наследие Центрально-Азиатского региона. Вып. 1 Тр. участников Летнего ун — та – 2000 г. (Респ. Казахстан, г. Уральск, пос. Самал, 24 июля — 12 августа 2000 г.). Гл. ред. В.М. Викторин / Зап. — Казахст. ин — т менеджмента и языков «Евразия», Обл. отд. Ассамблеи нар. Казахстана, Отд. Фонда «Сорос — Казахстан». Уральск. [Зап. — Каз. ИМиЯ “Евразия”]. 2000 – 90 с.
Ишмухамбетов Р.В. Внутренняя (Букеевская) орда казахов – и этносоциальные аспекты «служилости» отдельных групп в её составе : основы статуса и проблемы изучения (нач. XIX — нач. XX вв.) // От истоков к современности. К 550 — летию Казахского ханства. Мат. М/н. научн. конф. (пос. Хан Орда, 26 августа 2015 г.) / Акимат Зап. — Казахстан. обл. – Упр. культуры, архивов и документации, ГККП “Зап.- Казахстан. обл. Центр истории и археологии, Адм. Бокейординского р — на. Уральск — Орал.: [Зап. — Каз. обл. ЦИиА]. 2015 – 10 с. (в данном же сб.)
Ишмухамбетов Р.В. К предыстории межкипчакской субэтнической группы ʺногай — казахʺ в составе западной части казахов // Ногайцы : XXI век. История. Язык. Культура. От истоков – к грядущему. Мат. I — ой М/н. научно — практич. конференции (г. Черкесск, 14 — 16 мая 2014 г.) / Федеральная нац. – культ. автономия ногайцев ʺНогай Элʺ, Карач. — Черк. гос. ун — т им. У.Д. Алиева, Карач. – Черк. ин — т гуманит. иссл. — ний при Правит — ве КЧР. Черкесск : [Карач. — Черк. гос. ун — т им. У.Д. Алиева]. 2014 – С. 136 — 140
Курумбаев А.Ш. Этнические группы Букеевской орды казахов //Актуальные вопросы истории и культуры ногайцев (Ногаеведческий сборник. Вып. 1) / Адм. — мэрия г. Астрахани, Астрахан. фил. РАНХиГС при Президенте РФ — ИНЦ этнополитики, ОМЦ нар. культуры Астрахан. обл., Област. «Молодёж. центр ног. культуры ʺЭдигеʺ». Астрахань : Изд -во “Color”. 2012 – C. 70 — 72
Курышев А.В. Волжское казачье войско (1730 — 1804) : создание, развитие и преобразование в линейные казачьи полки. Волгоград : “Издатель”. 2011 – 352 с.
Торопицын И.В. Кундровцы (ногаи) в Нижнем Поволжье // Ногайцы : XXI век. История. Язык. Культура. От истоков – к грядущему. Мат. I — ой М/н. научно — практич. конференции (г. Черкесск, 14 — 16 мая 2014 г.) / Федеральная нац. – культ. автономия ногайцев ʺНогай Элʺ, Карач. — Черк. гос. ун — т им. У.Д. Алиева, Карач. — Черк. ин — т гуманит. иссл. — ний при Правит — ве КЧР. Черкесск : [Карач. — Черк. гос. ун — т им. У.Д. Алиева]. 2014 – С. 95 — 99
Торопицын И.В. Россия и ногайцы : поиск путей самоопределения и сосуществования (I — ая пол. XVIII в.) // Тюркские народы в древности и средневековье (Тюркологический сборник. 2009 — 2010) / Ин — т восточн. рукописей РАН. М.: Издат. фирма “Восточн. лит — ра” РАН. 2011 – С. 330 — 359
Ӯǝлиев А.М. Ноғай — қазақ шежiиресi. Орал : [Орал ЖШС “Полиграфсервис”]. 2003 – 53 б.