Русская космическая революция на Тверской

По инициативе Центра Гумилёва и Движения «Новые Скифы» московские евразийцы и скифы открыли Московский Скифский Клуб. 7 ноября сего года, в день 100-летия Великой Октябрьской Социалистической Революции состоялась II Заседание Скифского Клуба по теме: «Русская космическая революция»

Капсулы времени

25 октября по юлианскому календарю, день Октябрьской революции. Второе заседание Московского скифского клуба прошло в приятной обстановке ресторана «Скандинавия» (что на Тверской), предоставленного его радушными хозяевами, которые держат руку на пульсе евразийской жизни. Павел Зарифуллин сообщил о своих впечатлениях от случившегося в этот день вскрытия «капсулы времени», заложенных 50 лет назад. Интересно было сопоставить пафос, сопутствовавший написанию тех текстов, с обстоятельствами сегодняшнего дня. А еще интереснее — заглянуть в скифское, футуристическое, космическое начало революции. Тот же Лев Гумилев, именем которого назван новоскифский центр, — сторонник панспермии. Обратно к звездам, пространство без горизонтов, кочевничество — вот, что предопределило вектор развития революции. Новые скифы — продолжатели этих великих идей. И поэтому они собрались 7 ноября 2017 года при свете огней, которым в России придают большое значение (к примеру, это единственная страна с «вечными огнями» в каждом городе).
Исторически сперва шли Александр Богданов и Алексей Толстой с идеями покорения космоса, потом уже началось их реальное оформление. Сначала «Черный квадрат» Малевича, которым он открыл новые бездны, потом исследование этого инобытия. Сначала супраморализм Федорова-Гагарина, потом супрематизм Малевича, затем уже Королев, Гагарин и остальные.
Те предчувствия космического порядка ушли. Но мечта еще есть. Вскрытые капсулы передадут запал. Только прыгнув выше себя, возвратившись туда, откуда когда-то пришли наши герои, короли, поэты, можно вернуть высокое достоинство человечества, оправдать его высокое предназначение.

Будущее — за скифской сетевой моделью общества, отметил Павел, противопоставив ее платоновской пирамидальной модели (к слову, никогда не реализованной в самой ее важной, верхушечной части — философов во главе государства). Кто-то даже склонен согласиться с тем, что повсеместное появление мощных новых источников энергии в быту (наподобие долгожданного холодного термояда) может сразу же поставить под сомнение необходимость в государстве в его современном понимании. Однако, кто сказал, что человечество своими усилиями заслужит открытие и применение подобных источников в ближайшем будущем? Сможет ли человечество перейти от современной полуохлократии к ноократии, проскочив меритократию Платона (а также Конфуция)? Возможно, ответ узнают только будущие поколения.

Октябрьская революция как предчувствие космоса

Осмыслить феномен революционного рывка с точки зрения космизма первой взялась Анастасия Гачева — пожалуй, главный на сегодня специалист по русскому космизму. Отметив, что наши отцы 50 лет назад не могли помыслить, что их коммунистические чаяния будут уже не востребованы их детьми и внуками, что советский проект придет к концу, она перешла к событиям столетней давности.

В революционный 1917 года деятели искусства стояли на острие мечты. Слова Маяковского, о том, что грядет третья революция духа, — ключ к октябрьской революции 1917 года. Первые пять революционных лет лейтмотивом идет мысль о том, что произошло освобождение от социального гнета и прекращение участия в мясорубке Первой мировой войны, которая являла собой «черную» планетарность столкновения. Неслучайно первым декретом Ленина был «Декрет о мире». Ученики Богданова, главного теоретика пролеткульта, живописали космическую стройку мирной жизни. Иван Филипченко, автор «Эры славы», в своей поэзии пишет о всепланетном труде и обустройстве, переходящем в конечном итоге на всю Вселенную. Человек там выступал как значимая часть целого, обуславливающая своего рода секуляризированную христианскую соборность, пронизанную духом творчества.
А поэт Михаил Герасимов в поэме «На фронт труда» призывает на космическую стройку не только людей, но и животных, космические светила. Разработанный план ГОЭЛРО — мощнейший план внесения света во все сферы жизни, в т.ч. в темные крестьянские избы — еще одно основание «Черного квадрата». Появляются биокосмисты с их идеями иммортализма и интерпланетаризма (а победа над временем и пространством, по Федорову, — две наиважнейшие задачи). Трепещет поэзия Клюева, Есенина с его знаменитыми «Ключами Марии», Орешина с его Николой-мужиком, осуществляющим космическую революцию.
Революция дала всеобщий доступ к знаниям. Образование всех ступеней стало возможным для каждого. На улицах были грандиозные афиши с мечтами о межпланетных сообщениях. Создавались чертежи домов-коммун Николая Ладовского, взмывающих ввысь домов Лазаря Хидекеля, летающего города Георгия Крутикова. В этом чувствовался вертикализм. Т.е. помимо горизонтального освоения окружающего пространства — проектов освоения пустынь, целины — были сильны и вертикальные устремления, которые позволили творческому разуму Алексея Толстого описать революцию даже на Марсе.
Тогда имело хождение представление о неком мессианизме революции.
Валериан Муравьев, философ-космист, отыскивал параллели между Октябрьской революцией и Великой французской революцией и утверждал, что социальная революция связана со сдвигами планетарного масштаба. Например, полет братьев Монгольфье случился как раз накануне Великой французской революции. По этому поводу маркиз Виллеруа воскликнул: «теперь остается человеку только победить смерть». И в эпоху становления Советов были увязаны темы освоения космического пространства и продления жизни, регуляции сил природы. В 1960-е гг. вопросы продления жизни снова живо дискутировались в советской прессе.
Президент Белорусской академии наук Купревич говорил: «Человек, живущий несколько десятков лет, так же неспособен овладеть космическим пространством, как бабочка-однодневка не может перелететь океан». Этот вектор от Homo sapiens к Homo cosmicus и далее к Homo immortalis задали как раз космисты.

 

Почему же захлебнулся советский проект (вместе с захлебнувшейся же Перестройкой) — и это после стольких лет жертвенности советского народа? Произошло это, по-видимому, от того, что не было дерзаний в полную силу. Николай Сетницкий, споря с Павлом Новгородцевым, утверждает, что идеал — реальная сила прогресса и что все предыдущие массовые идеалы были дробными. Тогда как полный идеал — всеобщий, должен быть развернут, по Федорову, ко всем жившим и живущим. Отсюда еще раз возникает тема бессмертия. А революция постепенно выдыхалась, и даже Троцкий со своей идеей всемирной революции становится менее заметен. Муравьев в своих спорах с Троцким указывал, что масштаб социалистической революции с ее Третьим интернационалом, являющимся неким оскопленным, секуляризованным Третьим Римом, мог получить оправдание только при наличии «большого масштаба» на повестке дня. Пускай ряд эмигрировавших представителей эмигрантов (Дмитрий Мережковский, Иван Ильин и многие др.) и утверждали, что революция — наносное явление (в ход шли и домыслы о немецком спонсорстве большевиков), народные массы наложили на революционный проект о мире, о хлебе, о земле, о свободном труде (важно новое качество труда) свои чаяния о праведной земле, о Беловодье, о царстве Пресвитера Иоанна. Об этом в 1920-е гг. как раз и писал Муравьев.
Важно было расширять целостный фундамент, на котором вырос сплав революции и народных устремлений. Философы русской эмиграции, признавшие русскую революцию как самоценный феномен истории, призывали ценить и изучать советские нововведения: плановое хозяйство, трудовую культуру, всеобщее образование. Но необходимо было расширять мировоззренческий горизонт — из этого исходили евразийцы, новоградцы, те же младороссы. Но этого не случилось, и уже в 1930-х годах советская власть выбрала порочный путь устрашения общества. Многие выдающиеся представители общества оказались в застенках, но даже и там не переставали думать о способах принести пользу Родине.
В 1935 г. из эмиграции в Харбине возвращается Сетницкий, вскоре после этого расстрелянный. Он с горечью пишет письмо Горькому, о том, как грустно осознавать, что развитие социализма не увязывается с достижением человеком бессмертия, ведь достижение коммунизма невозможно без победы над смертью. Но и сейчас, на новом технологическом витке, человек мыслит с позиции себя как существа, живущего 70 лет, отсюда и возникают идеи о делегировании всего того, что ему не под силу, аппаратам и о киборгизации вообще (как у трансгуманистов). Соответственно, биологическое начало, воплотившееся в кочевническом мифе о слившихся с природой кентаврах, уступает началу техническому. Именно здесь идеи русского космизма, открытого людям практически всех убеждений, могут консолидировать планету, продвинуть все сферы нашей жизни вперед. К тому же, на Западе действительно в последнее время возрос интерес к русскому космизму, который видится как нечто аксиологически более значимое по сравнению с другими современными веяниями, в т.ч. трансгуманизмом.
Русские космисты уловили необходимость регуляции природы в планетном масштабе и еще в 1920-е голодные годы пытались обратить внимание властей на то, что строить новое общество, не постигнув силы природы, невозможно. Космист Александр Горский проводил анализ блоковских «Скифов» и опрашивал, кто как понимает строки «И дикой сказкой был для вас провал и Лиссабона, и Мессины!» А ведь они о том, что разрушительные землетрясения в Лиссабоне и Мессине показали, как в несколько мгновений с лица земли исчезает великолепие казавшейся непоколебимой европейской цивилизации: она попросту не владеет бытием, не владеет природой, что и поныне демонстрируют неподвластные «успешному человеку» подземные силы. Борьба со стихией космоса отвечала в России подспудным образом этой поставленной перед страной космистами задаче.
И успех советского строя, продлившийся некоторое время, был обязан во многом двум факторам: благословению, оправданию радости труда и идеям братства. Вместо навязываемой ныне повсеместно конкуренции, в конечном итоге устраняющей «слабое звено» не только из трудового поля, но и нередко из всего жизненного процесса, тогда было в значительной степени более гуманное социалистическое соревнование. Поэтому социалистический проект более перспективен в плане выращивания из него целостного идеала, нежели капиталистический, построенный на обезличивании человека, конкуренции, неравноправии, на принципиальном признании невсеобщности доступа к чему бы то ни было.

От спутников до космической теологии

Культуролог Роман Багдасаров продолжил общение на заданную тему в виде исторического экскурса. Вплоть до самого запуска первого искусственного спутника в 1957 г. граждане СССР, в основном, не знали о космической программе страны. Поскольку первые громкие успехи на космическом поприще совпали во времени с эпохой развенчания культа личности и реабилитации невинно пострадавших, осуждением массовых казней и депортаций, отказом от наиболее варварских форм дискриминации, с утверждением института всеобщего и равного гражданства (тотальной паспортизации, в т.ч. всевозможных лишенцев), то освоение космоса однозначно оказалось связанным с этим определенным этапом в так называемом деле коммунистического строительства. Космос стал ассоциироваться с поворотом к лучшему, новому миру, изживающему атмосферу страха или взаимной ненависти. Начавшись в космической гонке вооружений, космический проект открыл некое параллельное измерение вне антагонизма политических систем. Однако же милитаристский аспект продолжал быть актуальным до самого конца советского проекта. В то время как советские фантасты уже отказались от идеи военной конкуренции в космосе, эта архаичная идея фактически вернулась в политический оборот во времена рейгановских звездных войн. Это было досадным для советских людей, потому что к середине 1960-х годов космос начал восприниматься именно как место сотрудничества, а не арена военных столкновений.
Что касается космистской философии, то после войны она не могла развиваться из-за монополии марксистско-ленинской философии. Но продолжали возникать предпосылки для развития космизма в будущем. Это была сфера научной фантастики — как литературы, так киноискусства, картин и т.д. Эта область культуры продолжала транслировать образ не разделенного политическими системами единого человечества. Вторая область, связанная с трансформацией человечества, стала появляться после хрущевской оттепели, т.е. относительной либерализации духовной жизни людей. Возникли клубы и массовые движения духовного поиска, наиболее мощной частью которого стали рерихианство и клуб «Космос» Яна Колтунова, год назад отошедшего в мир иной. Колтунов, с его идеями космического самопрограммирования, также был интересен тем, что он с единомышленниками отрабатывал социальные модели, т.е. изучал пути достижения человечеством, по Федорову, космического совершеннолетия.

В середине 2000-х годов наметилась конвергенция между вектором религиозного возрождения в стране и пониманием того, что причастность к космическому проекту является очень важной социально-политической «эмоцией». По этому поводу у Романа были попытки взаимодействия с представителями Церкви с целью разработки некой космической теологии, но они в итоге лишь обрели форму присутствия священнослужителей на космических стартовых площадках и отправки икон в космос. Изначально же рассматривалась, среди прочего, идея соотнести космические корабли со священным пространством храма, провести функциональные параллели главного отсека, орбитального отсека и отсека с оборудованием космического корабля с трехчастной композицией храма — алтарем, средней частью (кораблем) и нартексом (или притвором с папертью). Подобная операция культурного скрепления была проведена в Средние века, когда готический храм стал воплощением идей корабельности Церкви, стал судном для отплытия к земле обетованной. В теперешних условиях подобное слияние религиозного и исследовательского могло бы означать новый акт творения (к примеру, как это было показано в «Интерстелларе», появление человека в кардинально новых для него частях космоса равнозначно творению). При этом само путешествие космонавта, своего рода паломничество, не может быть осуществлено без внутренней трансформации. И на этих путях может быть рождено новое явление космической культуры, в конечном счете интернациональной.

Космос и кино — хроники подвига

Над вопросами эстетизации космизма продолжил размышлять живущий в Королеве, центре российской космонавтики, режиссер Владислав Быков, который снял несколько документальных фильмов о космосе и космонавтике. Он с сожалением констатировал, что влияние Голливуда на умы подрастающего поколения, ощутимое особенно в 8–12-летнем возрасте, приняло неимоверный масштаб; что многие негативные события нашего времени впервые были рождены именно на экранах телевизоров и кино и позже лишь нашли удобное вместилище в реальной жизни; наконец, помимо всего этого, вирус потребительства поразил массовое кино по всему миру. Несмотря на эпизодические всплески интереса широкой российской публики к теме космоса, последним из которых был кассовый успех фильма «Союз-7», многие важные аспекты подготовки и пребывания человека в космосе остаются для нее малоизвестными. Документалистика в некоторой степени восполняет эти пробелы, но даже она в данное время не способна актуализировать накопленный массив информации о качественно ином переживании некоторых вещей в космосе. А ведь люди, связанные с космосом, — довольно необычные люди.

Будучи стимулируемыми экстремальностью условий космоса, они проводят социальные эксперименты в миниатюре над новыми формами жизни человеческих общностей. И в этой связи тема продления человеческой жизни хотя бы за рубеж 110–140 лет действительно важна для развития человечества в космическом направлении. Т.е. тема иммортализма действительно имеет существенное значение, другое дело, что человек не осознает присущего ему бессмертия, которое он в силу некоторой неразборчивости свел до теперешних 70–80 лет жизни и пытается теперь восстановить поскорее чисто в физиологическом измерении, что отнюдь не для всех космистов имеет смысл. Есть отдельные счастливые исключения, когда выдающиеся люди приближаются к своему вековому рубежу не просто в достаточно здравом уме, но также в силах передать свой опыт и знания будущим поколениям. Например, известный академик-филолог Е.П. Челышев, занимающийся также проблемами космического мышления. Вообще же, в будущем, возможно будет вполне естественно прийти к разработке проекта под условным названием «Космические старики», который позволит сохранить патриархов человеческого знания для ускоренной эволюции человечества.

Антропорелигиозные источники космологии

В продолжение разговора в прямом включении из Лондона философ Владимир Видеман рассказал о некоторых вещах из древнеиндийской философии в отношении космического человека. Религии и древние учения действительно отражают знания о космосе, но в них для исследователя важно уметь вычленить из корпуса их текстов как можно более исходные сведения, отфильтровав их от искажающих наслоений. Например, Пураны говорят о семиоболочечной Брахманде — вселенной, созданной Брахмой, и указывают на ее размеры. Их конкретная величина может быть сопоставлена с данными современной космологии. Вместе с тем, уточнить индуистские представления можно, продолжая сопоставления с представлениями буддизма, в частности о трех телах Будды: Нирманакайе (макрокосмическом аналоге стхула-шариры человека в индуизме) — теле всего материального космоса, явленном теле Будды, и двух других телах, находящихся вне пределов Брахманды, — Самбхогакайе (микрокосмически соответствующей сукшме-шарире), или сновидении Нирманакайи, и Дхармакайе — теле глубокого сна Нирманакайи. Разнообразие (на фоне неминуемого сходства) подобных представлений нашло отражения и иных формах мифологического и религиозного сознания, во множестве шаманских практик и магических культур мира. Причина подобного разнообразия лежит в мультирегиональном происхождении человека — то есть параллельном существования палеоантропов (неандертальцев, денисовцев, синантропов, протокроманьонцев), из которых оформилось современное человечество. Как известно, один из самых известных ныне живущих российских антропологов академик Деревянко является сторонником именно этой теории.

Космическое возрождение России

Возвращаясь к современности, Александр Марусев, основатель фестиваля «Космофест», сразу же пригласил к участию в конференции «Революция и Космос в русской литературе, искусстве и философской мысли XX века», которая организуется вместе с Музеем-библиотекой Федорова и Музеем космонавтики в декабре. Революция как призыв к движению в космос вызвала к жизни многие творческие импульсы. У Александра Богданова, например, была своя «революция» — он считал, что это «революция творчества», и между февралем и октябрем он собрал съезд театров, коих собралось больше ста. А среди эсеров, которые были близки скифскому движению, были фантаст Александр Беляев и певец романтики Александр Грин. Также в связи со скифскими степями, широкими просторами, полными звезд, вспоминается фигура Чижевского, который ощущал землю неразрывной с космосом. Памятник известному деятелю революционной эпохи, Велимиру Хлебникову, тоже стоит в степной части страны — на его родине, в Калмыкии.
Вообще, для России космический прорыв завершился в 1972 году, когда положили под сукно большой российский космический проект — пилотируемые полеты на Луну. Это в значительной степени перекрыло путь России в большой космос, так же как и перекрыло путь вообще всему человечеству. Сейчас говорить о космосе потихоньку становится даже модно, но в отсутствие гениев наподобие Королева нужно искать иные пути возврата в «ту же реку» (в обход Гераклита).

Культура космического порядка — будущее орудие российской пропаганды

Художник-систематист Андрей Верещагин, любящий рисовать летающие города (а ранее иллюстрировавший сказки), продолжил тему онтологически космичного искусства, напомнив, что мир скорее не дуален, а триедин. О триединстве в космическом масштабе потрясающе пишет писатель Валентин Сидоров в книге «Семь дней в Гималаях» (он же автор «Знаков Христа» о т.н. белом сестринстве). Любовь как объединение противоположностей и есть, по сути своей, основание триадологии. Та любовь, которую излучает рублевская Троица, та, что запечатлена в трех арках и человеке с зажженной свечой посередине, идущем спасать мир у Тарковского, и та, что красной нитью проходит как основной ориентир в произведениях Толстого. Революции происходят как раз из-за дуальных столкновений «свой-чужой».
Язык художества доступен людям в наибольшей степени, он определяет массовую культуру, поэтому и в деле мирного строительства значение его неоспоримо. После революции особо расцвел авангард, бывший характерной особенностью тогдашнего российского искусства, однако в СССР он вскоре сошел на нет. Малевич попал в немилость, зато поиски новых путей активно пошли в США, где визуальное искусство, формирующее по нужному лекалу восприятие человека, развилось очень сильно. Западный авангард победил соцреализм, как бы «переиграл» искусством в холодной войне.

Систематизм, базирующийся на диалектике триединства, может стать на некоторое время оплодотворяющим фактором для ближайшего рывка российского искусства к новым высотам, проявиться своего рода метанойей. Ренессанс страны и мира возможен, когда культура станет приоритетом в политике государства. У России появились сейчас возможности прервать эпоху представления страны в современном мировом искусстве в негативном духе, перестать восприниматься как вторичный источник искусства. Крупнейший центр искусства, науки, духовности, созданный новой Россией, скажем, где-то на территории Сибири в глубинке, мог бы коренным образом усилить роль страны в будущем человечества.

Космический Афганистан

О стране, которая могла бы в будущем выступить партнером России в деле освоения космоса (и, как говорят предчувствия Павла Зарифуллина, даже построить на своей территории совместный космодром со знаковым названием «Заратустра»), рассказал основатель «Кабул джан», афганского «фейсбука», Сохраб Гайрат, окончивший когда-то МГИМО. Для России Афганистан и сам по себе является неким космосом — достаточно далеким и непонятным. Не совсем очевидно и давнее стремление крупных держав закрепиться на территории Афганистана в ходе «Большой игры». Хотя исследования генетической генеалогии говорят о том, что своеобразие гаплотипов, зафиксированных в Афганистане, может многих «притягивать» на уровне «генетической памяти»в эту точку мира. Кроме этого, страна, как оказалось, идет в тренде ряда ИТ-инноваций и в чем-то, например в платформе социальных сетей, может, даже опережая соседние гораздо более крупные и в целом продвинутые в ИТ-технологиях страны (Индию, Пакистан). Афганистан — единственная страна Средней Азии, где представлены семь активно действующих сотовых операторов. И афганские гуру ИТ раздумывают, как можно было бы состыковать искусственный интеллект и органические устремления человека.

Скифо-космистские стихотворения

Поэт и новоскифский лоббист Алексей Иноземцев, возвращаясь к истории Афганистана, напомнил, что Афганистан — кладбище империй и что, по визионеру Гейдару Джемалю, афганцы и таджики — хранители неба. Участники заседания имели возможность заслушать и его поэзию, пронизанную мыслями о небе и общем космическом будущем:

Звучит орган в соборе Нотр-Дама,
О вечности затеяв разговор.
Мозаики причудливый узор,
И колыбельная, что пела мама,
Вдруг вспомнилась, как таинство Земли,
Ее проникновенные объятья,
Как заговор от будущих заклятий,
Как разговор, что мы с тобой вели
О будущем Земли, о том, что сможем
Мы сделать для нее для блага всех…

«Чудеса отменены, а чудесность бытия стучится во все двери»

Дивно сплела человеческие судьбы в венок истории российская революция октября 1917-го. Кого-то она обрекла на непримиримое противостояние, кому-то даровала новые смыслы. Но как «поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия», так «поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к познанию Космоса», как написал когда-то яркий представитель русского космизма Николай Рерих в сборнике своих верлибровых сюит (Максим Горький их назвал «Письменами», Леонид Андреев — «Северным сиянием”), средства от продажи которых он распорядился отдать голодающим Поволжья.

Серебряный век русской культуры во многом развивался в параллель частной его же ветви — русскому космизму — и приобрел вместе с ней новый импульс развития с приходом революций 1917 года. Но уже до революции мир узнал новое качество русской культуры. И наиболее массовым влиянием на культурные круги зарубежья в ту пору оказались дягилевские сезоны. Однако даже их принятие западноевропейской публикой было не всегда легким, что связано с особым новаторским характером отдельных балетных постановок. Так, в 1913 г. «Весну священную» на музыку Стравинского с либретто и сценографией Рериха на премьере не спасла даже широкая известность хореографа Нижинского. Необычная, местами резковатая хореография и местами диссонансная музыкальная ткань произведения вызвали у публики освистание. Однако же человеческая психология такова, что те, кто еще вчера топал ногами в негодовании, уже через некоторое время с видом знатоков расхваливали все достоинства новации.
Были и откровенно бунтарские явления, неминуемые в предгрозовой час. Футуристическая опера «Победа над Солнцем», соединившая воедино супрематизм Малевича, диссонантность музыки Матюшина и заумь Крученых, покусившихся на запечатленный в веках и народах образ красоты нашего светила, можно рассматривать именно как подобное проявление. Исконно народное, глубоко-человеческое вступило в разнообразные сочетания с космическими устремлениями того времени. Кого-то нерв эпохи вдохновлял на довольно нерадостные размышления о судьбах человечества (о чем писал Горький, говоря о черных мантиях «космического пессимизма героев» Андреева), кого-то — стимулировал искать новые инструменты для самовыражения (так, Малевич и Кандинский, пытаясь работать с отдельными элементами цвета, линии и формы, в т.ч. чтобы обосновать свое собственное восприятие на основе довольно популярных тогда идей антропо- и теософии, решили жестко изолировать свои художественные наработки от их естественного содержания).
Несколько выдающихся изобретений театральной жизни, в некоторой степени противопоставляемые друг другу, революция помогла закрепить: биомеханику Всеволода Мейерхольда, поклонника инженерного подхода, — преимущественно в СССР, технику Михаила Чехова, содержащую в качестве одних из ключевых элементов антропософские концепции, — преимущественно в США, систему Константина Станиславского — во многих странах с развитой театральной культурой, в т.ч. в России (последний, кстати, во многом базировал свое видение творческих процессов исходя из представлений теософии, а также применял определенные элементы йоги). Даже несмотря на то, что система Станиславского, возможно, — самая именитая актерская техника, но и она находит своих отрицателей (например, Юрия Любимова и Николаса Кейджа). Хотя это в определенной степени характеризует их как личностей, само их отношение, по выражению Владислава Быкова, скорее столь же способствует укреплению важности идей метода Станиславского, сколь порой настойчивые попытки иного атеиста непременно доказать отсутствие Бога приводят лишь к большей видимости обратного. Любопытно, что мало кто из читавших духовный роман-эпопею «Две жизни» солистки Большого театра Конкордии Антаровой (выдержки из него впервые в СССР опубликовал как раз В. Сидоров в «Семи днях в Гималаях») знает, что в нем она в ряде мест почти дословно воспроизводит записанные ей наставления Станиславского для оперных певцов, лишь расширяя круг сверхзадач актера до всего жизненного потока человека.

В отношении мирового кинематографа достижения режиссеров, поднявшихся на гребне революции, были тоже существенны, однако чисто космическая тематика, — кроме «Аэлиты» Протазанова, вернувшегося из эмиграции, — почти не звучала; зато сама “Аэлита” была, как минимум, одной из первых полнометражек на эту тему. Вопросы заселения других планет, впрочем, всегда с тех пор оставались в кинофантастике одной из главных сюжетных линий, и не только советской. При этом весьма редко ставится вопрос этичности такого освоения, даже среди русских космистов (точнее, многие из них решили, что грядущее поколение «творян» самим уже фактом своих дерзновений имеют на то моральное право). Одним из последних фантастических фильмов на тему распоряжения иными мирами стал очередной бурлеск режиссера Люка Бессона «Валериан и город тысячи планет». Духовная, нравственная, но не слишком отягощенная интеллектом (в его современном земном проявлении) раса человекоподобных существ, способных в момент гибели физического тела сосредотачивать свою тонкую основу в особом энергетическом образовании сродни мыслеформам, подвергается уничтожению цивилизованных варваров из космоса, то есть землян. В фильме выпукло показано, что эта живая форма разумной жизни была обнаружена сенсорами космического корабля и разрушение было чудовищным преступлением. А как же быть с другими, не изучаемыми в антропоцентристской науке формами жизни? Неизученными не значит всегда необнаруживаемыми.

Еще в тютчевском космизме читаем:

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…

Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.

Знаменитая фраза Циолковского гласит: «Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». В смелых и по-земному наивных мечтаниях даже говорится, что можно будет создавать сферы Дайсона, которые «перекроют кислород» небесным телам и ассоциированными с ними формами жизни ради пребывающих внутри них. А ведь даже сейчас ученые, заточенные на поиск белково-нуклеиновых форм жизни, знают планеты, где такая жизнь в принципе возможна. Конечно, межпланетные перелеты не останутся всего лишь несбыточной мечтой, несмотря на сложность решения вопросов безопасности для человеческого организма. Однако законы экологии по отношению к астроинженерным сооружениям не менее суровы, чем к геоформациям.
Философ-космист Николай Уранов писал: «Рассматривая всё окружающее только с точки зрения человеческого сознания, человечество ограничило свое восприятие Космоса. Если люди, например, говорят о “жизни” на дальних мирах, они имеют в виду существование там именно человеческой жизни. <…> Между тем каждое космическое тело имеет свои формы жизни, и разнообразие этих форм беспредельно. <…> Идущий путем Беспредельности не мечтает размножить человечество до такой степени, когда, пожрав все ресурсы Земли, оно будет вынуждено искать их на дальних мирах. Все дальние миры есть дома, где обитают свои человечества. Грабить эти дома ради своего бессмысленного беспредельного размножения есть перенесение захватнических, грабительских тенденций с планеты в Космическое Пространство. Эта тенденция антикосмична и, конечно, обречена на уничтожение». Что ж, и такая точка зрения имеет свои основания в опыте высших достижений человечества. А из древних и чудесных камней, как известно, складываются ступени грядущего.
Первое космическое государство Асгардия, насчитывающее сейчас полторы сотни тысяч граждан и не имеющее пока международного признания, хотя и имеющее уже собственный символический спутник, по мысли его создателей сможет стать первым государством эры открытого космоса (хотя глава нации не видит возможностей колонизации небесных тел далее Луны). Кстати, в дискуссиях о будущей форме государственности этой (пока) конституционной парламентской монархии речь идет как раз об идеальном государстве Платона.
Пока же человечество не имеет возможности оторваться в далеком полете от Земли, чтобы, быть может, лишь прервать земную интроспективу, можно напомнить себе о следующей мудром речении: «И в самые трудные дни один взгляд на звездную кра­соту уже меняет настроение; беспредельное делает и мысли возвышен­ными».

Егор Турлей

 

Иллюстрации — художников-систематистов Андрея Верещагина и Дмитрия Гаева-Орлова

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>