Террористический акт против сотрудников сатирического издания Charlie Hebdo породил сильную прямую реакцию: международную кампанию гражданской солидарности с жертвами (только 11 января на улицы Франции в память о жертвах последних атак вышло более 3 млн человек) и всплески фундаменталистской солидарности с террористами – полной или частичной (в формате «террор – не метод, но сами виноваты»). Не менее интересна, однако, рефлексия по поводу случившегося.
Границы свободы
Первой проблемой, обсуждаемой в связи с происходящим, является проблема границ свободы. Так, Росс Даутет (Ross Douthat) из New York Times пишет о принципиальной роли богохульства для свободного общества.
Дэвид Брукс (David Brooks), озаглавивший свой комментарий «Я не Charlie Hebdo» напоминает, что мы в своем большинстве далеки в своих действиях от погибших карикатуристов, мы ограничиваем себя разного рода словесными кодами, но функция сатириков достаточно важна.
Сегодня в здоровом обществе не ограничивают свободу слова, а плюрализм мнений по разным поводам даже поощряется, пишет колумнист. При этом большим уважением пользуются мудрые и взвешенные суждения ученых, менее однозначно относятся к сатирикам. С неуважением и даже презрением относятся к антисемитам и расистам. Люди, которые хотя быть услышанными внимательно, должны заслужить это своим поведением.
В 13 лет можно «эпатировать буржуа», высмеивать авторитеты и чужие религиозные воззрения, позже это уже кажется ребячеством, большинство их нас приобретает более сложные взгляды и становится терпимее к другим. Однако это не снижает полезности роли тех, кто своими насмешками, выходом за рамки корректности демонстрирует нам наши слабость и тщеславие, когда мы чувствуем гордость.
Расправа с «Шарли Эбдо» — основание для того, чтобы покончить с ограничениями высказываний, теракт должна напомнить нам о необходимости терпимого отношения к оскорбительным для нас мнениям, даже если мы социально дискриминированы, считает Дэвид Брукс.
С ним соглашается и associate professor Школы общественных и международных отношений Университета Джорджия (США) Кас Мудде (Cas Mudde): «Прежде чем говорить о свободе слова, мы должны оставить наши слоганы и позволить выражаться всем, включая антисемитов и исламфобов! В то же время, мы должны критиковать и сатирически описывать всех, от атеистов до христиан, от евреев до мусульман и от зеленых до ультраправых. Это позволит нам не только громить экстремистов в публичном пространстве, но также защитить тех, на кого они нападают… еще до того, как кто-то из последних будет запуган или даже убит».
По мнению Мудде, «мы не Charlie Hebdo — это проблема всей либеральной демократии в мире. Многие сегодняшние защитники газеты являются исламофобами или ультраправыми по своим убеждениям, а до недавних пор обзывали это издание «коммунистической газетенкой». Более того, многие не могут цитировать упомянутый лозунг, поскольку в действительности напуганы. «Многие люди никогда никого открыто не критиковали и очень боятся это делать, — утверждает он. – Даже среди профессиональных критиков, комедиантов и интеллектуалов, самоцензура все чаще оказывается нормой».
Директор-основатель Этической международной сети Эйдан Уайт (Aidan White) в своем комментарии на сайте Open Democracy отметил, что событие в Париже – лишь часть уже идущей битвы в журналистике, которая началась почти десять лет назад. Тогда датская газета «JyllandsPosten» опубликовала карикатуру на пророка Мухаммеда, начав международные дебаты о балансе между религиозной чувствительностью и правом на свободу слова. «Настало время медленной журналистки, когда каждый сотрудник СМИ – даже вне редакции – должен с большой серьезностью относиться к последствиям, которые могут его ждать после того, как он что-то написал или нарисовал», — заключил Уайт.
Но сакральное нуждается в защите, полагает директор Центра социального мозга Королевского общества искусств Джонатан Роусон (Jonathan Rowson). С одной стороны, свобода слова предполагает бескомпромиссность. Но с другой стороны, задетое религиозное чувство может не просто обидеть, но даже ранить чью-то честь, идентичность или чувство сопричастности с миром. «Важно не отбрасывать сакрального, потому что это вообще не только о религии, но о фундаментальной человеческой необходимости в основаниях, без которых мы с трудом обретаем смысл нашей жизни, — пишет Роусон. – Лично я не знаю, как отреагировать на произошедшее в Париже, но я искренне убежден, что осознание всей сложности и вездесущности сакрального было бы хорошей точкой для начала размышлений».
Национальные меньшинства и религия
Вопрос о границах свободы смыкается с вопросом о статусе меньшинств – этнических и религиозных. Научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге Элла Панеях на InLiberty отметила: «Вопреки заклинаниям о свободе слова, в современном обществе полноценное гражданство подразумевает не только право на то, чтобы тебя не убивали и не насиловали за политические взгляды или сексуальную ориентацию, за сказанные слова или нарисованную картинку, но и обязательство окружающих не топтаться по нежному: не обзывать унижающими словами; не атаковать твои верования и ценности; не отодвигать от жизненных шансов по не относящимся к делу основаниям вроде пола, возраста и этнической принадлежности и не эксплуатировать уж очень в наглую». Панеях пишет, что сегодня в обществе сформировался негласный общественный договор, согласно которому если нас обижают, то мы не беремся за оружие, а терпим, но также имеем право ожидать, что за нас вступятся, апеллируем к более широкой публике и требуем от нее защиты своих неюридических прав.
При этом из нового общественного договора можно выйти, обозначив это конкретным поступком или фактом принадлежности к идейному или религиозному течению, не принимающего общественных ценностей. Поэтому получается, что издевка над евреями считаются сегодня моветоном, а карикатуры на Магомета — нет, поскольку взрывы и теракты как раз являются таким поступком, выписывющим из общественного договора.
«Однако, поскольку сам он существует не в юридических документах, а в головах людей, как разделенная ценность, как часть социального сознания, — он и сам не чужд, увы, того самого группового мышления, принципа солидарной ответственности, которому, казалось бы, должен быть противопоставлен», — отмечает исследователь. Отсюда проблемы защиты тех, кто страдает от такой солидарной ответственности.
Директор Центра исследований миграции и этничности Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Евгений Варшавер предположил, что свобода бить по авторитетам – является безусловной ценностью либеральной системыи в то же время ценностьюпостоянно проблематизируемой. «Противоречие идеологических систем, однако, не мешает людям дружить «через идеологические границы», — пишет он. — Большинство людей, тяготеющих к той или иной идеологической системе, не будут ни убивать за пророка, ни рисовать карикатуры, потому что вообще-то это мешает нормальным отношениям у себя в районе или на рабочем месте».Если для людей дороги отношения, считает Варшавер, можно попробовать вытеснить «своих» радикалов на границу консенсуса, не затрагивать идеологию. «Идеологические системы невозможно объединить логически. Зато у их представителей могут сложиться близкие отношения, которые сделают возможным сосуществование на одной территории – не теоретическое, а очень практическое и повседневное. Без того кошмара, который произошел в Париже».
Этому взгляду отчасти противостоит позиция британского мыслителя индийского происхождения, приглашенного старшего научного сотрудника Университета Суррея Кенана Малика. Лозунг «I am Charlie Hebdo», по его мнению, появился слишком поздно. Имели бы его журналисты и политические активисты лет 20 назад, убийства в редакции никогда бы не произошло, — написал он в своем блоге. «Отчасти это вопрос страха, нежелания взять на себя долю тех рисков, которые взяли на себя редакторы французской газеты, и за которую они заплатили тяжелую цену, — считает Малик. – Но с другой стороны за прошедшие два десятка утвердилась вера в то, что мы живем в плюралистическом обществе, и что мы обязаны публично обсуждать любую культуру и веру, формулируя свою речь так, чтобы не обидеть собеседника». В таком случае осмеяние религии и защита свободы слова не кажутся атакой на национальные меньшинства. Наоборот: без этого невозможно защищать свободу мусульман или любых других людей, у каждого должна быть возможность не только высмеивать другого, но и быть высмеянным самому.
Charlie Hebdo как символ
Произошедшее с «Charlie Hebdo» сделало его символом. Редакционный директор французской газеты «Le Monde» Сильвия Кауффманн (Sylvie Kauffmann) в своей статье в The New York Times написала: «Это не слепой терроризм. Это терроризм, направленный в самое сердце французской идентичности: Мухаммед Мера застрелил (в 2012 году – А.Н.) иммигрантов-мусульман, которые вступили во французскую армию и детей в еврейской школе, потому что они были символами нашего разнообразия. Атаки 7 января на Charlie Hebdo произошли потому, что эта газета была символом нашей свободы». Она также напомнила, что следует отличать современный, умеренный ислам от радикального, интегрировать первый в состав ядра французских ценностей. И только при его помощи можно бороться с исламом радикальным. «Это будет долгая битва. Но мы хорошо подготовлены, мы остались не покорены, у нас нет табу. Также, как у Charlie Hebdo», — заключила Кауффманн.
Колумнист Open Democracy Дэвид Криванек (David Krivanek) считает, что французская газета – символ «самовыражения, свободной прессы и прямого отказа от насилия». Уступки экстремистам с каких бы то ни было сторон, заглатывание приманки антагонизма (скажем, между мусульманами и немусульманами, что превратило бы концепцию столкновения цивилизаций в самосбывшееся пророчество) было бы крайне непродуктивно, кроме того, это предало бы память двенадцати погибших в редакции Charle Hebdo.
Переводы в тексте — Анастасии Новак. polit.ru