Афганские лето и осень: некоторые факторы развития ситуации

Политолог и ученый-востоковед Александр Князев о кризисе власти в Афганистане и его последствиях

Зацикленность большинства современных авторов по афганской тематике на войне кабульского правительства против «Талибана» и угрозах со стороны ИГИЛ / ДАИШ оставляет в стороне большой ряд факторов, имеющих не меньшее значение для понимания как собственно текущего состояния Афганистана, так и для формирования представлений о хотя бы краткосрочных, не говоря уже о большем, перспективах.

Среди таких факторов на протяжении уже без малого двух лет едва ли не важнейшим является протекающий в различных формах кризис в самом кабульском правительстве, причем, кризис, имеющий имманентные, родовые корни, в основе которых — президентская электоральная кампания 2014 года.

Раиси Чумхур и Раиси Иджройя

Президентская кампания, утвердившая Ашрафа Гани в качестве президента (Раиси Чумхур) и Абдуллу Абдуллу — в качестве главы исполнительной власти (Раиси Иджройя, Chief Executive Officer), завершившаяся в октябре 2014 года, не была подкреплена собственно электоральными результатами, а была и остаются лишь итогом компромиссных договоренностей двух политиков, никто из которых победы на выборах не одержал. Именно из этого должна происходить оценка устойчивости всей конструкции государственного управления и всей политической системы Афганистана, созданной тогда и продолжающей существовать сегодня. Оптимисты в достигнутом в 2014-м компромиссе и в декларировавшемся Ашрафом Гани и Абдулло Абдулло «правительстве национального единства» видели способность ведущих политических сил к компромиссу и выражали надежду на сохранение этого баланса и его конструктивность в будущем. По существу, «раиси иджройя» — это премьер-министр с переданным ему рядом полномочий президента. В конституции такой должности нет, осуществление конституционных изменений, в свою очередь, является прерогативой Вулуси Джирги, а с учетом остроты вопроса может потребоваться и созыв Лойя Джирги. Схема взаимодействия президента и премьер-министра изначально до конца не была ясна, но сразу же ее некоторые условия вызывали ряд серьезных вопросов.

Согласно договоренностям, Абдулла Абдулла получал право назначать и курировать МИД, министерство обороны, министерство по делам границ и по борьбе с наркотиками, министерство финансов, всего под его контроль отдавалось 12 членов кабинета. При этом, предполагалось, что президент Ашраф Гани будет проводить ежемесячные общие заседания с министрами, а «исполнительный председатель» Абдулло Абдулло — руководить их текущей работой в еженедельном режиме. Противоречия возникали сразу: например, советник по национальной безопасности назначается президентом, а члены его совета — «раиси иджройя». Советником президента по вопросам внешней политики был назначен экс-министр иностранных дел Рангин Дадфар Спанта, находящийся в весьма непростых личных отношениях с Абдулло Абдулло, под контролем которого должен работать МИД…

О двоевластии

Другими словами, созданная в 2014 году политическая система есть классическое и, естественно, не вполне легитимное, двоевластие. Эта ситуация создала casus belli для любых, оппозиционных по отношению хоть к Ашрафу Гани, хоть к Абдулло Абдулло, сил. Как и любое двоевластие, эта ситуация вызывала и вызывает множество вопросов, особенно учитывая обилие политических сил, не задействованных в формируемом компромиссе. Впрочем, компромисс устроил внешних акторов афганской политики, всеми извне был признан с соответствующим соблюдением необходимых в подобных случаях формальностей, хотя в самом Афганистане на протяжении уже почти двух лет он устраивал лишь двух участников — Ашрафа Гани и Абдуллу Абдуллу, да еще узкий круг получивших в результате посты и должности.

Компромисс между пуштуном Гани и ассоциируемым с таджиками Абдулло в публичном пространстве оценивался как необходимый в достижении межэтнического согласия в стране между двумя наиболее крупными этническими общинами. Однако реальная межэтническая ситуация намного сложнее, а еще сложнее — от того, что ни Гани не является безусловным авторитетом в пуштунской среде, ни Абдулло не является единственным среди лидеров таджиков и, тем более, всех этнических меньшинств. Ярким примером недееспособности администрации в целом является, например, тот факт, что более полутора лет Ашраф Гани не мог утвердить своего кандидата Мохаммада Станекзая на пост министра обороны, впрочем, да и вообще с октября 2014 года до нынешнего времени в Афганистане так и нет до конца утвержденного правительства. Уровень контроля над страной, не говоря уже об управлении, все это время катастрофически деградирует, усиливая напряженность и по периметру границ.

В первые дни августа 2016 года Абдулла Абдулла подверг резкой критике политику президента Ашрафа Гани, обвинив его «в нежелании решать важные государственные вопросы». Заодно Абдулла охарактеризовал Гани как человека, неспособного вести конструктивный диалог, а потому и не готового исполнять обязанности руководителя. Ашраф Гани ответил на критику, разразилась полемика, имевшая большой резонанс в афганском обществе. Позиция Абдуллы была мгновенно поддержана «Шуроие Рахборони Джаход» — «Советом командиров джихада», в который входят большинство лидеров партий (в реалиях Афганистана каждая партия — это и военная организация), воевавших с «Талибаном» в 1990-х и даже еще с кабульским режимом и советскими войсками в 1980-х. Каждый из них силен поддержкой определенного региона, и именно они на протяжении почти двух лет актуализировали вопрос о внесении изменений в конституцию и правовом оформлении действующей де-факто в Кабуле власти. Получил Абдулло и поддержку преимущественно таджикской партии «Джамиати Исломи», бывшей его главным электоральным ресурсом, от которого он несколько оторвался, возглавив исполнительную власть. Появилась серьезная угроза перехода конфликта из политической, в основном вербальной плоскости, во вполне реальную на грани военной.

Рост межэтнических разломов

Эта ситуация была заморожена вмешательством экс-президента Хамида Карзая, за действиями которого внятно прослеживается общий интерес госдепартамента США: в предвыборный период в Вашингтоне очень не хотели бы демонстрировать избирателям отрицательный итог многолетней войны и всей американской афганской политики.

Еще одним фактором усложнения общей картины является, безусловно, и актуализировавшийся уже больше года межэтнический конфликт, провоцируемый в отношении таджикской «Джамиати Исломи» узбекской партией генерала Абдулрашида Дустума «Джумбеши Милли» при молчаливой поддержке президента страны. Интерес Ашрафа Гани здесь может состоять в ослаблении влияния таджикской партии и налицо все признаки управляемого межэтнического конфликта.

Дополнением к этому становится еще один межэтнический разлом с явными признаками управляемости: в отношении хазарейской общины Афганистана, его ярким проявлением стал теракт 23 июля на площади Дех-Мазанг в Кабуле, когда погибли более 80 человек и более 230 человек были ранены. Все пострадавшие были этническими хазарейцами, и существуют серьезные версии того, со стороны Арга (президентская резиденция в Кабуле) теракт был сознательно допущен. Мрачным символом произошедшего можно считать то обстоятельство, что к моменту теракта для демонстрантов были блокированы все выходы с площади Дех-Мазанг кроме одного — выхода на площадь Абдул Али Мазари, убитого в 1995 году лидера хазарейцев.

Подобный теракт с этнической и религиозной подоплекой мог иметь целью обострение имеющих глубокую историческую подоплеку противоречий между хазарейцами и пуштунами. Несмотря на то, что от теракта пострадали представители движения «Джумбиши Рушнои», не связанные, в отличие от основного большинства хазарейской общины с Ираном, целью его могло быть снижение общественной и политической активности хазарейской общины в целом, либо, напротив, провоцирование и втягивание ее в лице «Хезби Вахдат» в острую фазу конфликта.

Планы собственно «Талибана» и векторы активности ДАИШ

Все это происходит на фоне войны с разнообразными фракциями «Талибана», ассоциированных с ними или действующих автономно неафганскими группировками. Причем, уровень интенсивности этой войны все более возрастает. С утверждением в начале лета лидером «Талибана» муллы Хайбатуллы Ахундзада, как и следовало ожидать, произошла заметная радикализация движения: история кадровых ротаций в «Талибане» показывает, что каждый новый лидер, стремясь доказать свое право именоваться «амир аль-муминин», «повелителем правоверных», будет стремиться к военным успехам. Они очевидны: как в регионах традиционного доминирования на юге и на востоке страны, так уже и в северном Афганистане, что еще больше актуализирует региональное измерение афганской проблемы.

Резкое снижение централизованного управления «Талибаном» после смерти муллы Ахтара Мансура способствует большей хаотизации военно-политической ситуации в регионе, что, в свою очередь, создает условия для накопления в северных провинциях группировок неафганского происхождения, где важное место занимают выходцы из стран Центральной Азии, России и Китая. Многие из них действуют в координации с пуштунами-талибами, задача которых, судя по-всему — создать на афганской территории некий уверенно контролируемый анклав, где размещалась бы «кветтинская» («пешаварская») шура (совет), объявившая себя на афганской территории альтернативным правительством. В качестве таких плацдармов рассматриваются три провинции: Гильменд, Бадахшан и Фарьяб.

Определенный информационный ажиотаж вызвало недавнее сообщение о, якобы, заключенном между ИГИЛ и «Талибаном» соглашения о перемирии, трансформировавшееся во многих комментариях в соглашение о союзе и взаимодействии. Это сообщение было быстро дезавуировано самими талибами. Нельзя совместить не совмещаемое: ближневосточные конкуренты «Талибана» способны мобилизовать лишь немногочисленное число местных маргиналов или завезти группы наемников извне. Попытки талибского муллы Расула с группой отрядов слиться с ИГИЛ, жестко пресеченные еще покойным муллой Ахтаром Мансуром, пока не рискует повторять ни один из серьезных талибских командиров. Да и мотивации для подобного альянса немного — между талибами и пришельцами существует слишком много разностей — от простой криминально-экономической конкуренции до принципиально разных религиозных интерпретаций. И это с точки зрения влияния ИГИЛ в регионе пока остается неизменно главным.

Тем не менее, ИГИЛ продолжает оставаться наиболее артикулируемой из угроз безопасности в Афганистане. В рамках этих артикуляций важным вопросом является объявленное участие ДАИШ в осуществлении теракта на Дех-Мазанг. Что только подтверждает существующую оценку ДАИШ как явления преимущественно локального, ближневосточного, и имеющего в первую очередь антишиитскую и антииранскую направленность. Что, конечно, не исключает точечных экспериментальных попыток попробовать использовать его и в Афганистане, и в сопредельных странах региона.

Александр Князев

Центр Льва Гумилёва в Афганистане

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>