Один из наиболее дискуссионных аспектов евразийской интеграции – вопрос единой валюты. Каждый раз, когда он актуализируется в повестке встреч высокого уровня и экспертных форумов, он сопровождается жаркой полемикой, в которой противники идеи оперируют аргументами о рисках утраты государствами-членами ЕАЭС части суверенитета. Но есть и иная точка зрения: создание единого рынка и функционирование единого экономического пространства Евразийского экономического союза невозможно без перехода к единой денежной единице. Такую позицию отстаивает финансовый аналитик, директор аналитического департамента Инвестиционной академии «Альпари» Александр Разуваев.
— Александр Юрьевич, вас заслуженно считают одним из самых авторитетных финансовых экспертов. При этом не всем известно, что вы лично и ваши коллеги из «Альпари» разрабатывали концепцию единой евразийской валюты. В том числе предложили и ее название – алтын. Как вы оцениваете перспективы воплощения в жизнь плодов коллективного интеллектуального творчества? Быть или не быть алтыну?
— Справедливости ради нужно отметить, что впервые идея единой евразийской валюты была высказана президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым во время знаменитой лекции в МГУ еще в 1994 году.
Что касается названия, оно как-то само собой утвердилось в процессе работы. Было несколько вариантов. Но, например, «евраз», нам показалось, каким-то «автомобильным» названием. А алтын «прижился» и с легкой руки журналистов пошел в народ.
Более того, вскоре уже и премьер-министр Дмитрий Медведев на одном из форумов констатировал: если будет евразийская валюта, то это будет алтын.
Но назвать – назвали, а когда она появится, пока неизвестно.
Исходя из тех соглашений, которые были подписаны в 2014 году президентами Лукашенко, Назарбаевым и Путиным, Евразийский центральный банк должен быть создан в Алматы. И, вероятно, сначала появится безналичная денежная единица, здесь есть некоторая аналогия с евро. Другое дело, что Европейский центральный банк – это монстр, который, в принципе, никому не подчиняется. Это, как говорят сами европейцы, суверенная монетарная власть.
Евразийский центральный банк таковым не будет. Я думаю, решения в нем будут утверждаться единогласно либо премьер-министрами, либо руководителями национальных банков государств-членов ЕАЭС. И это вовсе не означает, что Банк России или Нацбанк Казахстана прекратят свое существование. Евразийский центральный банк – прежде всего, эмиссионный центр.
— Из ваших уверенных констатаций напрашивается вывод: вопрос введения единой валюты из интеграционной повестки не выпал, подготовка к процессу идет…
— Более того, не всегда правильно цитировать биржевые слухи, но один из них очень упорно витает в финансовых кругах: та деноминация, которая прошла в Белоруссии летом этого года – очередной шаг по продвижению к будущей единой евразийской валюте. Несмотря на то, что господин Лукашенко всегда относился к этой идее осторожно по ряду причин.
В начале нулевых годов была идея, что Белоруссия должна перейти на российский рубль. Но у Александра Григорьевича были очень сложные отношения с правительством Касьянова, в итоге не договорились.
Второй момент: и Казахстан, и Россия – рентабельные республики, то есть живут на кровно заработанные, выражаясь простым языком. А Белоруссия – республика «дотационная». Я имею в виду не только кредиты, которые Минск получает в рамках ЕАЭС, но и различные схемы поставок нефтепродуктов по льготным ценам, продаж по рыночным и так далее.
На самом деле, это неплохо, потому что и единая валюта, и различные хозяйственные связи скрепляют пространство эффективнее, чем любые политические заявления и действия.
Но, возвращаясь к нашему предмету, подчеркну: сформировать полноценный единый рынок товаров, услуг и капитала без единой валюты невозможно. Если есть единые деньги, есть и единый рынок. Если деньги разные, единого рынка не будет.
— И каковы в связи с этим ваши прогнозы относительно роли и места евразийской валюты в мировой финансовой системе?
— Есть такая точка зрения, что через 10-15 лет глобальный долларовый мир распадется на несколько валютных зон. Очевидно, это будет северо-американская зона – зона доллара или амеро, возможны варианты. В нее войдут США, Канада и Мексика. Само собой – зона евро, в том или ином виде. Она уже состоялась, и не столь важно, перейдет Польша на евро или нет. Будет также латиноамериканская зона с Бразилией в основе, азиатская – в основе с Китаем. И, надеюсь, будет евразийская зона.
Нужно трезво смотреть на вещи: наша единая валюта будет сырьевой, это понятно. Ничего в этом страшного нет, в мире есть уважаемые сырьевые валюты – норвежская крона, канадский доллар и так далее.
Но, так или иначе, от сырья мы будем зависеть, и поскольку место стран Евразийского союза в глобальной экономике не столь велико, претендовать мы можем только на региональный «статус» единой валюты ЕАЭС.
С другой стороны, не стоит умалять и наших конкурентных преимуществ. Да, и Россия, и Казахстан имеют идентичные структуры экономик, где базовая отрасль – нефтегаз. Но наша «сырьевая отсталость» – миф! По технологичности нефтегазовый комплекс уступает только оборонной промышленности. Понятно, что самые лучшие технологии любая страна использует в первую очередь в ВПК.
И здесь у нас есть шанс стать фабрикой оборонных технологий для стран БРИКС.
На сегодня российский оборонный комплекс – это 60 млрд. долларов заказов и, грубо, ежегодный объем продаж на сумму 15 млрд. долларов. То есть второе место после США.
Но, известно, что американцы стараются свое политическое влияние конвертировать в деньги. Их союзники по НАТО обязаны «добровольно-принудительно» покупать их оружие. Поэтому сказать, что их первое место абсолютно «рыночное», не получается.
Россия же продает оружие только на условиях свободной конкуренции. При этом поставки союзникам, прежде всего Казахстану и Белоруссии, осуществляются либо на безвозмездной основе, либо по символическим ценам.
Что касается других преимуществ, то это география, транзит.
Теперь несколько слов о «высокой философии». Если открыть любой учебник по истории экономических учений, там написано, что капитализм, глобализация зародились в Европе. И это, в значительной степени, правда. Более того, англо-саксонский мир своим развитием, прежде всего развитием промышленности в XIX веке, создал базу для глобализации в ее современном воплощении.
Но, все-таки, первый опыт торгово-финансовой глобализации был реализован в истории человеческой цивилизации тюрками, чингизидами. Еще Бату хан утверждал не без гордости, что купец может проехать от Пекина до Киева, держа перед собой поднос с золотом и драгоценностями, и ему ничего не будет.
Когда анализируют опыт чингизидов, мало кто обращает внимание на то, откуда в огромной империи были деньги на армию, на иные нужды, словом – бюджет. Известно откуда: бюджет – это только сильная экономика.
Соответственно, наша задача – повторить этот опыт в XXI веке.
— По вашему мнению, обладает ли единый евразийский рынок потенциалом, чтобы стать в перспективе, ну, не империей, а, как сейчас принято говорить, центром влияния в современном мироустройстве?
— Есть различные исследования – российские, американские, европейские – по поводу того, что такое суверенный экономический центр силы. Это 250-300 млн. человек или, как именуют их «западники», потребителей.
Если посмотреть на цифры, то это Россия плюс тюркские государства.
Одна лишь Российская Федерация – это, условно, большая Польша с ракетами и с нефтью, и все. Равно, как и тюркские государства. Без единого рынка ничего не получится.
Повторюсь, экономика скрепляет лучше, чем любая политика. Суверенный экономический центр силы автоматом дает и суверенную культуру, идеологию и так далее. Очень хорошо, что сейчас идет движение в этом направлении.
— Создание единой налоговой системы – обязательное условие создания валютного союза?
— Это очень желательное условие. Да, есть пример Европы, где единая валюта существует в условиях разных налоговых систем. На мой взгляд, это плохо. Пример Греции, очень своеобразная история, это подтверждает. Когда в стране начались проблемы с долгами, премьер-министр, предшественник Ципраса, заявил примерно следующее: вы все так хотели вступить в зону евро, поэтому все те данные, которые мы подали в Европейский банк, мы, мягко говоря, придумали. Но это не потому, что мы вруны, а потому что нам американский финансовый консультант так посоветовал.
То есть в идеале необходимо иметь и единую налоговую систему.
Что такое империя XXI века применительно к Евразии? По моему личному убеждению, это единая налоговая система, единая валюта, единый рынок и единая внешняя политика.
Поясню. Это не жесткая централизованная система, в ней, с одной стороны, реализуется право народов на национальное культурное развитие, которое скрепляет единая экономика. Ну, а внешняя политика – грубо говоря, чтоб сюда никто не лез. У нас нет агрессивных планов лезть куда-то самим, да и населения не так уж много, чтобы это делать.
В принципе, все, что подписали в 2014 году главы трех государств-основателей ЕАЭС, работает. Другое дело, все можно делать быстрее. Но, как известно, ломать – не строить.
Динамика интеграции – это, во-первых, вопрос политической воли, во-вторых – вопрос, какую экономическую систему мы хотим построить.
Мое мнение таково: если во всех основных республиках бывшего СССР, объяснив людям все плюсы и минусы, провести референдум по этому вопросу, то в один тур подавляющее большинство ответило бы: наиболее привлекательным выглядит рыночный социализм Белоруссии.
То есть, пожалуйста, развивайте малый и средний бизнес, но вся крупная промышленность – прерогатива государства.
Как говорил в свое время Александр Лукашенко, близко к тексту: вы хотите вести бизнес в Белоруссии, хотите построить гостиницу или завод, у вас есть деньги – милости просим! А если вы хотите что-то украсть у государства – тоже милости просим: мы недавно ввели в строй две новые комфортабельные тюрьмы, они вас ждут!
Но это в идеале. А как будет складываться процесс в реальной жизни: поживем – увидим…