Дагестан – регион уникальный в масштабах России, что связано с необычайной этнической и конфессиональной «пестротой» его населения. Еще с советских времен здесь сформировалась этноклановая система управления, при которой вся территория региона, по сути, была позделена на зоны влияния отдельных национальных групп. Сегодня, когда перед дотационной республикой остро встала задача опережающего развития, обозначилась и основная проблема, тянущая Дагестан назад, – отсутствие политических лидеров. В регионе нет институтов плюралистического поиска и выдвижения на решающие политические и государственные посты новых людей, способных на социальные преобразования в угоду личным интересам.
ФИНАНСОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СРЕДА
Чтобы понять, каким образом функционирует экономика Дагестана, обратимся к официальным показателям Росстата. По данным за 2013 год, в валовом региональном продукте (ВРП) доля различных отраслей выглядела следующим образом – на оптовую и розничную торговлю и сферу бытовых услуг приходилось 24,9%; на долю строительства – 16,6%; на долю сельского хозяйства – 15,2%; общепита и гостиничного бизнеса – 7,1%; транспорта и связи – 7%. А вот обрабатывающие производства занимали в структуре экономики лишь 4%.
В то же время на долю бюджетного сектора (государственное управление, безопасность, образование и здравоохранение) суммарно приходилось 18,8%. Хотя это и значительно ниже, чем в двух других регионах Восточного Кавказа (в Чечне бюджетный сектор занимает 41,6%, а в Ингушетии – 38,4%), но, с иной стороны, в Ставропольском крае бюджетный сектор занимает (по состоянию на 2014 год) лишь 14,3% в структуре ВРП.
Однако цифры не должны быть обманчивы. Дагестан остается одним из самых дотационных регионов страны: в 2015 году объем федеральных трансфертов в республиканском бюджете составлял 71%, а в 2016 году немного снизился до 69%. Таким образом, именно процесс распределения трансфертных поступлений остается одним из ключевых факторов экономики, а заодно и публичной политики.
Достаточно вспомнить, что до недавних пор одним из наиболее влиятельных людей в регионе считался руководитель (с 2010 года) отделения Пенсионного фонда России (ПФР) Сагид Муртазалиев, в прошлом известный борец вольным стилем. В июле 2015 года в отношении него было возбуждено уголовное дело по факту финансирования терроризма, после чего Муртазалиев покинул Россию (сейчас проживает в ОАЭ, объявлен в федеральный розыск, заочно арестован Басманным судом Москвы).
Территориальный Фонд обязательного медицинского страхования (ФОМС) Дагестана с 2010 года возглавляет Магомед Сулейманов, который ранее был председателем Народного собрания республики и также считался одним из самых влиятельных деятелей региона. С должности директора фонда он был рекрутирован временно возглавлять администрацию Дербента, второго по величине города в Дагестане, но спустя год вернулся обратно в территориальный ФОМС (также Сулеймановостается депутатом Народного собрания республики).
При этом, важно отметить, Дагестан является и единственным регионом округа, где имеется специальный контрольный орган – Служба государственного финансового контроля (СГФК). Она появилась в 2011 году по инициативе тогдашнего главы Магомедсалама Магомедова, была подчинена лично ему и следила за исполнением контрактов (и это не считая Счетной палаты республики).
В настоящее время Дагестан финансируется целевым образом в рамках утвержденной в декабре 2012 года госпрограммы «Развитие Северо-Кавказского федерального округа» (на период до 2025 года). Причем Дагестан стал первым регионом, для которого в рамках госпрограммы была утверждена отдельная, «территориальная» подпрограмма.
В первую пятилетку реализации этой подпрограммы (с 2016 до 2020 года включительно) средства будут тратиться на строительство объектов образования и здравоохранения. Задача крайне важная, учитывая, что в Дагестане сегодня не хватает трети больничных коек, а имеющаяся инфраструктура способна удовлетворить потребности только 70% детского населения. Также на средства госпрограммы должны быть решены как минимум две из множества этнотерриториальных проблем – по переселению лакского населения Новолакского района в новые дома, а также жителей анклавных лезгинских сел Храх-Уба и Урьян-Уба в Азербайджане обратно на территорию селения Новоаул (Магарамкентский район) в Дагестане.
Влиятельных лоббистов у Дагестане ни в Минкавказа, ни в аппарате полпредства в СКФО, практически нет (в отличие, скажем, от Чечни, бывший председатель правительства которойОдес Байсултанов, двоюродный брат Рамзана Кадырова, является заместителем министра). Из значимых фигур стоит отметить только бывшего вице-премьера правительства ДагестанаРизвана Газимагомедова, который в настоящее время является советником министра по делам Северного Кавказа Льва Кузнецова.
Лоббистами интересов Дагестана на федеральном уровне являются не чиновники, а бизнесмены – выходцы из республики, которые входят в список Forbes. Это, в частности, владелец компании «Нафта-Москва» Сулейман Керимов (по национальности – лезгин), с 2008 года член Совета Федерации от Народного собрания Дагестана. Его благотворительный фонд в течении многих лет финансировал поездку жителей республики на хадж, Сулейманов был инвестором запущенного в 2013 году Каспийского завода листового стекла (КЗЛС), вкладывал средства в строительство Московской соборной мечети.
Наибольшее влияние у Сулеймана Керимова во внутренней политике республики было в период президентства на федеральном уровне Дмитрия Медведева, а в Дагестане – Магомедсалама Магомедова (2010-2013 годы). Одной из ключевых фигур в этот период в истеблишменте региона был вице-премьер правительства, курировавший вопросы инвестиционного и экономического развития,Олег Липатов (ранее – генеральный директор компании «Нафта-Москва», контролируемойСулейманом Керимовым).
Нельзя не упомянуть про братьев Зиявудина и Магомеда Магомедовых (по национальности – аварцы), владельцев финансово-промышленной группы «Сумма». Контролируемая группой махачкалинская компания «Мостоотряд-99» получила крупнейшие тендеры на реконструкцию Дагестана при подготовке к празднованию его 2000-летия; также «Сумма» занималась и еще одной крупнейшей стройкой в республике – реконструкцией международного аэропорта Махачкалы, открытого в 2015 году.
На федеральном уровне Магомедовых связывают с группой влияния вице-премьера Аркадия Дворковича. Ранее в данную группу также входили братья Магомед и Ахмед Билаловы (двоюродные братья Магомедовых). Ахмед Билалов был генеральным директором и председателем совета директоров государственной компании «Курорты Северного Кавказа», а его младший брат – владельцем сочинского горнолыжного комплекса «Горки город». В отношении обоих братьев в 2013 году были возбуждены уголовные дела, они покинули Россию и ныне проживают предположительно в одной из стран Евросоюза.
По оценкам делового журнала «Эксперт-Юг», в число крупнейших по объему выручки компаний на территории Дагестана входят в основном предприятия, интегрированные в вертикальные холдинги (консолидированные группы налогоплательщиков). В группу «Газпрома» входят «Газпром трансгаз Махачкала» (добыча топлива) и «Газпром газораспределение Дагестан» (транспортировка топлива); в группу «РосГидро» – «ЧиркейГЭСстрой»; в группу «МРСК» – «Дагэнергосеть»; в группу «Роснефть» – «Роснефть-Дагнефть», «Каспий-1» и «Каспий-2»; в группу госкорпорации «Ростех» – оборонный завод «Дагдизель».
В олигархические бизнес-группы из числа крупнейших налогоплательщиков региона входит только махачкалинская строительная компания «Мостоотряд-99» («Сумма» братьев Магомедовых). Ранее в этом списке были и «Авиалинии Дагестана» (под контролем Сулеймана Керимова), признанные банкротом в сентябре 2013 года, вскоре после ухода с оста президента республики Магомедсалама Магомедова.
Среди других известных московских бизнесменов, связанных с Дагестаном, необходимо упомянуть действующих депутатов Госдумы от «Единой России» Балаша Балашова (строительная компания «Элинстрой»); Умахана Умаханова (агропромышленная компания «Евроинвест»); Мурада Гаджиева(Дербентский коньячный комбинат), Мамеда Абасова («Монолитхолдинг»). Брат последнего, Разим Абасов, является депутатом горсовета Красноярска, в котором и зарегистрирована группа «Монолитхолдинг».
От компартии в Государственную Думу был избран Сергей Решульский (в советское время – первый секретарь Махачкалинского горкома КПСС, второй секретарь Дагестанского обкома КПСС).
Также от двух разных партий (соответственно, «Справедливой России» и «Единой России») и двух разных регионов (Ростовской области и Дагестана) избраны братья Джамаладин и Магомедкади Гасанов, выходцы из села Леваши, родственники бывшего мэра Махачкалы Саида Амирова, осужденного за терроризм. Они имеют значительные бизнес-интересы на территории разных регионов Северного Кавказа, и в первую очередь, Ставрополья.
В числе наиболее влиятельных в силу статуса бизнесменов необходимо также упомянуть владельца ОАО «Дербентский завод игристых вин» (ДЗИВ) Магомеда Саадуллаева и проживающего в Москве бизнесмена Омара Муртузалиева, владельца крупных торговых объектов в столице и городах Дагестана (в частности, через фирму «Илиевы» участвовал в управлении Черкизовским рынком вместе с Тельманом Исмаиловым).
Также Муртузалиев является первым вице-президентом Федерации спортивной борьбы России (ФСБР), курировавшим женскую борьбу. Федерация борьбы (региональная и федеральная) в политической жизни Дагестана играет очень важную роль, являясь своего рода «точкой сборки» для влиятельных политиков и бизнесменов, которые ранее также занимались самым популярным в Дагестане видом спорта. Первым вице-президентом ФСБР являлся Магомед Гаджиев, генерал-майор налоговой службы, ранее заместитель начальником Межрегиональной инспекции ФНС по ЮФО, а ныне – депутат Госдумы от «Единой России».
СОЦИАЛЬНЫЕ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
Дагестан является одним из самых «пестрых» регионов Российской Федерации, на территории которого проживают представители 29 крупных этносов (среди них наиболее многочисленный – это аварцы, на долю которого, по данным переписи-2010, приходилось 29% населения).
Несмотря на то, что большая часть населения региона исповедует ислам, религиозная картина в Дагестане также очень пестра: здесь есть как представители суфизма (шафиитский мазхаб), так и салафиты (некоторые села стали почти полностью салафитские: все женщины там носят хиджаб, алкоголь не продают и на свадьбах не танцуют) и даже шииты (азербайджанцы в южных районах Дагестана).
В 2010 году, вскоре после того, как республику возглавил Магомедсалам Магомедов (в настоящее время является заместителем главы президентской администрации), в Дагестане была создана комиссия по адаптации боевиков и легализации салафитских общин под председательством вице-премьера Ризвана Курбанова (в настоящее время депутат Госдумы). Аналогичные комиссии появились и почти во всех районах Дагестана. Исправно работавшая система была упразднена после сочинской Олимпиады со сменой главы на Рамазана Абдулатипова.
Пестрота этнической и конфессиональной картины в Дагестане формирует и разнообразие конфликтов, из которых чаще всего проявляются земельные. Так, в регионе есть множество сельских населенных пунктов, оказавшихся поглощенными близлежащими городскими округами – их растущее население испытывает трудности в получении земельных участков для ИЖС (наиболее остро это проявляется в Махачкале).
Нехватка земель провоцирует различные формы протестной активности граждан – помимо привычных митингов и пикетов это также массовые голодовки и создание палаточных городков. События в Дагестане позволили ученым-конфликтологам на практических примерах сформулировать понятие о «блоковом», сложносоставном, конфликте, который проявляется на фоне «тлеющего» противоречия между старожилами и приезжими, представляющими если не разные религии или нации, то как минимум разные уклады жизни.
Триггером таких конфликтов, как правило, являются бытовые вопросы, но практически всегда у них быстро появляются политические бенефициары. В 2014 году по всему Дагестану прошли протестные акции, связанные именно с распределением земель. В частности, голодали жители Новолакского района, которые должны были освободить место для возвращающихся сюда после депортации чеченцев-аккинцев, а жители махачкалинского предместья Караман голодали в знак протеста против обезземеливания кумыкских поселков, территории которых якобы и должны получить переселяемые лакцы.
Бенефециаром протестов попытался выступить Гаджимурад Омаров, председатель регионального отделения партии «Справедливая Россия», активисты которой также объявили голодовку – в знак солидарности с другими протестующими и с требованием отправить в отставку Рамазана Абдулатипова. Важно напомнить, что именно Омаров стал ключевым спонсором состоявшегося в октябре 2012 года в Москве Съезда народов Дагестана, на котором был объявлен вотум недоверияМагомедсаламу Магомедову.
Похожий сценарий был и в конфликте вокруг Самурского леса в Магарамкентском районе (единственного субтропического лианового леса на территории России, в котором можно встретить пробковые деревья и платаны, фундук и мушмулу) в 2013-2014 годах. По территории леса планировалось строительство водовода от реки Самур до Дербента. Сугубо экологическая проблема была быстро политизирована после вмешательства различных организаций, в том числе партии «Яблоко» (традиционно включает большое число лезгин) и Федеральной лезгинской национально-культурной автономии (ФЛНКА), членом правления которой является депутат Госдумы Мамед Абасов.
Земельные конфликты нередко становятся трансграничными, как в случае с Бакресскими пастбищами на территории Нефтекумского района Ставропольского края площадью 57,4 тысячи гектаров. Этот земельный массив с 1954 года постановлением Совмина СССР был закреплен за колхозами из Дадахаевского и Каякентского районов Дагестанской АССР, однако в 1994 году власти Ставрополья ограничили к нему доступ животноводам из республики, что не раз приводило к массовым беспорядкам. Конфликт не разрешен до сих пор.
Как прогнозируется в докладе Глобального экономического форума (Швейцария) «Russia and the world: scenarios to 2025», социально-конфликтная ситуация как на Северном Кавказе в целом (так и в Дагестане в частности) будет в значительной степени определяться нисходящим демографическим трендом в масштабах страны.
На фоне падения рождаемости в большинстве регионов России в северокавказских республиках, напротив, будет сохраняться высокая фертильность. Увеличение коренного населения приведет к усилению дерусификации региона и увеличению мусульманской уммы, причем и за пределами Северного Кавказа: если в 2005 году доля этнических мусульман в населении России составляла 14%, то к 2025 году она увеличится до 19%, а к 2050 году – до 23%.
Наиболее значительными будут темпы прироста молодежи именно в республиках Восточного Кавказа, где доля русского, и в том числе казачьего, населения уже сейчас исчезающе мала (в частности, в Дагестане, по данным переписи-2010, русских 3,6%, в Чечне – 1,9%, в Ингушетии – 0,8%).
Американский социолог Гэри Фуллер описал это как youth bulge («молодежный пузырь») – большая доля в населении молодых людей, которые не учатся и не работают, то есть не получают реализации своих экономических устремлений и, соответственно, все чаще сталкиваются с безработицей, отсутствием жизненных перспектив и коррумпированностью бюрократического аппарата.
Социо-демографические причины способствуют массированному распространению идей политического ислама. Причем целевым источником воздействия исламистских «мифов» является именно мусульманская молодежь консервативных религиозных взглядов со средним и низким уровнем социальной компетенции, находящаяся на ассимиляционной границе разных культур (например, сельской и городской, горской и равнинной) и тем самым наиболее остро переживающая социальную аномию.
На современном этапе развития Дагестана эти тенденции и проявились в формировании салафитских анклавов, которые светская власть под руководством Рамазана Абдулатипова пытается сегрегировать, а не интегрировать в социально-политическую жизнь республики. Примерами крайне неудачной религиозной политики властей Дагестана могут служить, в частности, закрытие в январе-феврале 2016 года в течение двух дней крупнейших салафитских мечетей в Махачкале (пригород Шамхала) и Хасавюрте, что спровоцировало массовые протесты молодежи.
Противостояние светской номенклутары с известными салафитскими лидерами в Дагестане также связано с тем, что последние нередко обличают нравственную деградацию общества, социальную несправедливость и коррумпированность силовиков и политиков. Но важно помнить, что этническое и конфессиональное разнообразие Дагестана с наличием большого количества латентных этно- и геополитических конфликтов делает регион «притягательным» и для различных деструктивных формаций – начиная от преступных группировок и заканчивая ячейками международных террористических организаций.
Как отмечает «Международная кризисная группа» (International Crisis Group), теневой сектор зачастую крепко связан с криминалом, который, в свою очередь, вовлечен в финансирование терроризма (в Дагестане была широко распространена практика вымогательства денег джихадистскими группами у подобного неофициального бизнеса).
Накоплению избыточного деструктивного потенциала в Дагестане (особенно в его западных районах) на протяжении многих лет способствовало, как и в случае с Ингушетией, соседство с такой мощной конфликтогенной зоной, как воюющая Чечня. Роль сыграло и соседство Дагестана с Азербайджаном, находящимся в зоне геополитического влияния Турции, которая пыталась играть все возрастающее влияние в регионах Северного Кавказа (в случае с Ингушетией и в меньшей степени Чечней таким «раздражающим» фактором являлась Грузия, взявшая курс на вступление в НАТО, военные инструкторы которой занимались подготовкой для специалистов Службы внешней разведки страны).
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ
В Дагестане с 1994 по 2006 год существовала коллегиальная форма правления, при которой верховная исполнительная власть принадлежала Государственному совету (в него входили по одному представителю от 14 этнических групп), а координирующим органом являлось Конституционное собрание.
Вместе с тем, попытки институционализации проявлений этнополитики в конечном итоге вылились в столь извращенные формы, которые сегодня лишь тянут Дагестан назад. Как пишет политологКамиль Ланда, в настоящее время в Дагестане на фоне слабости федеральной власти сформировался уникальный, не имеющий аналогов более нигде в России, принцип политического руководства – кланово-клиентеллистский. Такие кланы оформились еще в СССР от численно доминирующих этносов, которые в советской системе традиционно выступали опорой центральной власти, контролируя ее основные рычаги на местах.
Однако в настоящее время многие кланы уже не являются моноэтническими (что отчасти связано с нехваткой кланово-этнических кадров). Тем не менее, они продолжают осуществлять силовой раздел территории республики на сферы влияния, которые непосредственно связаны с распределением властных полномочий и извлечением прибыли. Эта ситуация напоминает то, что было в Чечне до того, как политическую власть монополизировал клан Рамзана Кадырова: одна группировка федеральных чиновников практически открыто поддерживала Бислана Гантамирова, другая – Саламбека Хаджиева, третья – Доку Завгаева, четвертая – Умара Автурханова…
Для деэтнополитизации государственной и муниципальной службы, по мнению Камиля Ланды, необходимо квотирование национальных кадров в высших эшелонах власти республики, которое призвано не допустить их узурпацию представителями одной национальности. Так, исторически в Дагестане должности президента, премьер-министра и спикера занимают представители аварцев, даргинцев и кумыков (три наиболее многочисленных народа). В настоящее время глава республикиРамазан Абдулатипов – аварец, соответственно, спикер парламента Хизри Шихсаидов – кумык, а премьер-министр Абдусамад Гамидов – даргинец. Руководство республики требует придерживаться данного принципа и соблюдения аналогичного этнического квотирования и на низовых уровнях власти.
Ведущую роль в публичной политике республики играет глава Рамазан Абдулатипов, назначенный на эту должность в сентябре 2013 года. Сразу после назначения Абдулатипов вступил в открытое противостояние с представителями практически всех известных кланов и групп влияния в Дагестане, пытаясь внедрять принципы деэтнополитизации государственной и муниципальной службы.
В частности, результатом конфликта Абдулатипова с Сулейманом Керимовым стало то, что олигарх, сохранив пост сенатора, был вынужден отказаться от ряда активов внутри республики, переориентировавшись на другие регионы. Также было инициировано уголовное преследованиеСагида Муртазалиева (отделение Пенсионного фонда), Абусупьяна Хархарова (Махачкалинский морской торговый порт), а также руководителей многих крупных муниципалитетов Дагестана – Буйнакского района (Даниял Шихсаидов, сын спикера республиканского парламента Хизри Шихсаидова), Дадахаевского района (Джарулла Омаров), Кизлярского района (Андрей Виноградов), Кизилюртовского района (Багаутдин Аджаматов), Тарумовского района (Татьяна Абрамкина), Южно-Сухокумска (Валерий Хукиятов), Избербаша (Зубайру Мустафаев), Кизляра (Валерий Аржанухин)… Ну а наиболее напряженная борьба развернулась за пост главы второго по величине города Дагестана, в котором планируется развивать туристический кластер, – Дербента.
Из политических преобразований, которые были проведены в регионе при Рамазане Абдулатипове, необходимо отметить следующие. В августе 2013 года правительством были утверждены шесть приоритетных программ развития региона – «Обеление экономики, «Человеческий капитал», «Новая индустриализация», «Точки роста», «Эффективное государственное управление» и «Эффективный АПК». Они, в частности, предусматривали инвентаризацию земель и недвижимости, государственных учреждений и предприятий, оптимизацию бюджетной сети и сокращение количества чиновников (например, выполняющих дублирующие функции).
В ноябре 2013 года территория региона была разделена на четыре округа – Центральный, Северный, Южный и Горный округа (в каждый из них входит от 10 до 16 муниципалитетов – городов и районов). Однако по сию пору институт полпредов в полной мере так и не заработал.
Население же продолжает пребывать в ожидании от республиканских властей более решительных действий по наведению порядка в республике, борьбы с клановостью, организованной преступностью, политической коррупцией, терроризмом, экстремизмом… Однако стоит констатировать, что решить эти проблемы только лишь официальной Махачкале не под силу, нужно деятельное участие и федеральной власти, и самого дагестанского общества.
Антон Чаблин, кандидат политологических наук / ЗАМПОЛИТ.COM