Дельфин – не рыба, евразиец – не нацдем

В последнее время евразийцев-народников нередко отождествляют с т.н. национал-демократами. Дескать, одни за свободное развитие российских регионов, другие тоже. Однако на самом деле нацдемы и евразийцы-народники суть совершенно разные идеологические доктрины.

Так в чем же наши разногласия? Главные различительные черты можно свести к следующим тезисам:

1) Для евразийцев-народников Россия – самобытная цивилизация (по Дж.Тойнби), особый культурно-исторический тип (по Н.Данилевскому), месторазвитие множества уникальных этносов. Для нацдема она – лишь задворки «самой передовой в мире» западной цивилизации. Задача России и ее народов, в представлении нацдемов – поскорее выстроиться в эту «самую прогрессивную» ценой отказа от своей самобытности и уникальности.
2) В силу вышесказанного евразийство для нацдема – это «азиатчина», «ордынство», «азиопство», уход с магистрального пути универсальной цивилизации, коей представляется Романо-германская цивилизация (точнее сказать – Кельто-германская, если говорить об ее англо-американском подтипе, доминирующем в современном мире).
3) Более чем тысячелетняя история России представляется нацдемам как сплошное историческое недоразумение. В связи с этим, развенчанию подвергаются многие герои исторического прошлого – от Владимира Крестителя, приобщившего Русь к «неправильному» греческому христианству, Александра Невского, заключившего оборонительный союз с Ордой – и до наших дней. Соответственно, героями являются все те, кто безоговорочно ориентировался на Запад даже ценою измены кровным национально-государственным интересам Руси: от Андрея Ярославича до Андрея Власова и опять же до наших дней.
4) Для нацдема империя – абсолютное зло, причем именно Российская империя. Особых претензий к Римской или Британской империям они не предъявляют. Отсюда – уничижительные прозвища для оппонентов: «ымперцы», «имперасты» и т.д. Для евразийца-народника империя – вполне адекватный (хотя и не единственно возможный) способ существования и самосохранения в условиях исторических вызовов для многих народов Евразии. Для нацдема империя – вампир, высасывающий жизненные соки из русского народа, для евразийца – воплощение великой исторической миссии русских.
5) Нацдемы занимаются конструированием химер вроде «Залесской Руси» (когда-то этим именем жители Киевского княжества именовали Северо-Восточную Русь, расположенную за брянскими лесами; имя давным-давно забыто). Евразийцы-народники ориентируются на реально существующие региональные и этнические идентичности, например, поморов и староверов. Либо наполняют образы прошлого новым, адекватным эпохе духовным содержанием («скифство»).
6) Многие нацдемы – сторонники рыночного капитализма «без берегов», их экономические воззрения правее, чем у Анатолия Чубайса. В этом отношении их можно назвать скорее национал-либералами. Если бы нацдемы пришли к власти, в России воцарился бы самый дикий рынок, которого давно нет на Западе. Ближайшие единомышленники нацдемов – Юлия Латынина и Валерия Новодворская. Евразийцы же – сторонники русского социализма, неонародничества, базирущегося на артельных, соборных, объединительных началах, а не на западном экономическом индивидуализме и извечной войне всех против всех.
7) Нацдемы – противники Православия, с их точки зрения языческий или католический выбор русского народа были бы наиболее желательными альтернативами, позволившими Руси приобщиться к Западной цивилизации. С евразийской точки зрения тысячелетняя традиция Русского Православия помогла многим народам России выжить в исторических катаклизмах, и народ наш не нуждается ни в замене искусственно сконструированным неоязычеством, ни в приобщении к западным версиям христианства. При этом евразийцы-народники осуждают крайности клерикализма, не ставя, однако, знак равенства между Православием и дураками, которых заставили Богу молиться.
8) Нацдем мыслит как житель среднеевропейского государства и мечтает о превращении России в конгломерат Даний, Бельгий, Швейцарий, Латвий и Словакий (в реальности же распад России означал бы появление на месте России множества враждующих между собой Гватемал, Гондурасов и Уругваев с недемократическими режимами); нацдемы требуют от русского народа постоянно расшаркиваться перед «передовыми» нациями, каяться за реальные или мнимые обиды, когда-то нанесенные его правителями Латвиям и Словакиям; они готовы брататься со всеми русофобами – от необандеровцев до северокавказских сепаратистов, поскольку те выступают за дезинтеграцию империи, готовы стать агентами влияния Грузии или Молдовы. Мышление нацдема сродни мышлению галицийского или лифляндского хуторянина, его кругозор не способен охватить ширь евразийских просторов. Евразиец мыслит столетиями и континентами.
9) Наконец, евразийцы-народники выступают за объединение евразийских народов. Их кредо – это диалектика особо-областного (регионализм) и соединено-областного (федерализм) начал (концепция областника Афанасия Щапова). Нацдем признает только обособление.

Можно привести и другие «водоразделы» между национал-демократией и евразийством (например, отношение к таким периодам отечественной истории, как гегемония Золотой Орды, царствование Иоанна Грозного и т.д.). Но это уже частности. Так можно ли даже не отождествлять, а объединять нацдемов и евразийцев-народников в некую идеологическую общность? Ласточки и стрижи внешне очень похожи, но относятся к разным отрядам пернатых. В нашем случае «стрижи» — это чиновники и политики, спекулирующие евразийской фразеологией, не понимая сущности этого учения. Различия же между евразийцами и нацдемами еще глубже, чем между стрижами и ласточками. Дельфин внешне очень похож на рыбу, обитает в морях, однако он – млекопитающее. Так вот, евразийский дельфин лишь внешне может походить на нацдемовскую рыбину, имея принципиальные, сущностные, неустранимые отличия.

Анатолий Беднов