ко дню его рождения
1.
26 апреля был день рождения Габдуллы Тукая. Он стал национальным праздником татарского народа. В этот день не только в Казани, но везде, где есть места компактного проживания татар, люди собираются, читают стихи Тукая, поют песни. Тукаевский «Туган тел» («Родной язык») стал неофициальным гимном татар. Как невозможно найти русского, который не знал бы из Пушкина хотя бы строчки «Мой дядя самых честных правил», так невозможно найти татарина или татарку, которые не процитируют хотя бы: «И туган тел, и матур тел…». Тукай – классик татарской литературы – такой же как у русских — Пушкин, у англичан — Шекспир, у немцев — Гете… Это вроде бы очевидное утверждение, но важно уточнение: что такое классика?
Борхес писал, что классик – это литератор, книги которого представители данного народа читают так, будто они допускают бесчисленное количество толкований, они представляются им глубокими как космос. Книги классиков – самодостаточные миры (в отличие от книг обычных, пусть даже талантливых авторов). Один из пушкинистов писал, что книги Пушкина – духовная пища для всех возрастов, на всю жизнь. Если послать русского человека на необитаемый остров и дать ему лишь собрание сочинений Пушкина, этого будет ему достаточно ля полноценной духовной жизни до конца его дней. То же самое тукаеведы говорят про татарского гения. У него есть и стихи для детей, и стихи о любви, волнующие молодежь, и гражданская лирика, интересная людям зрелым. И даже старик найдет у этого юноши, умершего в 26 лет, зрелые, глубокие, философские размышления, заставляющие задуматься и того, кто отягощен грузом многодесятилетнего опыта…
Кстати, именно в силу самозамкнутости вселенной классика (изнутри бесконечной, как и требует квантовая механика) классики, в сущности, непереводимы. Я разговаривал с одной француженкой-славистской и она мне заявила, что поняла, почему Пушкин — великий поэт, только выучив русский, по французским переводам это не ощущалось. Вот и русские переводы Тукая не дают представления о его значении (не говоря уже о том, что они, как правило, весьма приблизительные).
Я уже упомянул, что Тукай умер совсем молодым, за 4 года до Октябрьской революции. Возможно и поэтому он остается «поэтом всех татар» – и советчиков, и антитсоветчиков, и клерикалов, и вольнодумцев, и западников, и «восточников». Потому что каждый у него найдет свое: ревностный мусульманин – задушевные строки о молитве, атеист – шутки над мулами и имамами, традиционалист – любовь к обычаям родного народа, демократ и коммунист — апологию просвещения и гражданских свобод. В ту эпоху (серебряный век русской культуры был золотым веком татарской и башкирской культур) все еще только рождалось, противоречия еще не заострились и, скажем, Гаяз Исхаки, который станет рьяным врагом Советской России, писал о благотворности русского влияния… Это потом, во время гражданской войны пути разных деятелей татарской культуры разошлись и один стал национал-коммунистом как Мулланур Вахитов, а другой национал-либералом как Садри Максуди… Лично я просто не могу представить, в каком лагере оказался бы Тукай, живи он дальше… Творчество Тукая ведь для всех – как солнце, как ветер… Разве можно разделить между партиями солнечный свет?
Я говорил о том, что классики непереводимы. Но именно Тукай одним из первых стал переводить на татарский русских классиков – Пушкина, Лермонтова, и классиков европейских – Гейне, Байрона. Тут, наверное, диалектика жизни и мой тезис нужно дополнить анти-тезисом – в мировой поэзии, как в стихах Лермонтова, обязательно «звезда с звездою говорит»… И поэтому день рождения Тукая – праздник не только для татар (как Пушкина – не только для русских, а Шекспира – не только для англичан).
2.
При этом мало кто обращает внимание на странный парадокс. Не только стихи Тукая, но и сама его личность страстно любимы татарским народом. А между тем он, чье творчество воплощает, по общему убеждению, глубинную суть татарской души … меньше всего похож на стереотипного татарина!
Татары – народ семейственный, любящий родственников, посиделки и праздники в кругу родных, признающий священным долгом помощь родному человеку. Татары не мыслят жизни вне доброжелательного родственного окружения (как русские не мыслят жизни без круга задушевных друзей). Но Тукай мало того, что сирота, оставшийся в 5 месяцев без отца, а в 4 года без матери. В семье деда, куда мальчика отдали на воспитание, его откровенно не любили и считали обузой…. Сам поэт вспоминал: «Меня все толкали и шпыняли. Были у меня слёзы — без утешения, детские шалости — без одобрения, еда и питьё — с укором и злобой». Дошло до того, что его – маленького мальчишку, родня привезла в Казань на Сенной базар и отдала первому попавшемуся чужому человеку, который сказал, что готов взять сироту. Ясно, что если бы он попал в руки к изувера и погиб, семья бы сильно не огорчалась….
Далее, татары очень ценят домашний уют, стремятся обустроить дом, домашнее хозяйство. Поэт так и не женился и не обзавелся домом. Он всю жизнь скитался по знакомым, в Казани много лет прожил в номерах гостиницы «Булгар»…
Среди татар очень высоко ценится идеал материального благосостояния. Татары считают себя народом торговым и действительно, в истории татарского народа мы видим много успешных предпринимателей, купеческих семейных фирм. Однако татарский народ задушевно и глубоко полюбил все же не Рамеева – богатого купца-филантропа, владельца золотых приисков, который в ту же эпоху писал замечательные стихи под псевдонимом Дэрмэнд, а неприкаянного, всегда плохо одетого Тукая… Сегодняшние тукаеведы, следуя новым веяниям, доказывают, что бедность Тукая — советский миф, что у него были большие гонорары, что он платил 50 копеек в день за номер, а это тогда были немалые деньги! «Богатый» Тукай, который так и не сумел купить себе захудалый дом! Смешно! Но если бы и так! Расскажите какому-нибудь «новому татарину» с коттеджем и иномарками о юнце, который иногда хорошо зарабатывает, но вместо того, чтоб копить рубль к рублику, вкладывать в акции… живет в гостинице, играет на бильярде, кутит с друзьями.. Тот поморщится и бросит: «юньсез» (безолаберный, негодный человек)…
Далее, татар принято считать конформистами. Это, конечно, преувеличение, но, действительно, средний татарин лишний раз спорить с сильным не станет, он согласится и тихо сделает по своему. Свое мнение он оставит при себе и поделится им разве что с родственником или близким другом. Принцип жизни обычного татарина (немыслимый для русского!) – «худой мир лучше доброй ссоры». Но и тут Тукай – полая противоположность! Он резко и в лицо критикует других поэтов, он вечно лезет в оппозиционные издания, он не соглашается с властью и призывает к реформам, к революции, у него врагов больше, чем собак на улицах Казани – и его это ничуть не смущает….
Наконец, диссонанс к рационализму и прагматичности татарского среднего обывателя — яркий, почти детски наивный романтизм Тукая…
Как же так? Весь облик татарского национального поэта противоположен образу стереотипного татарина. Причем, образу, распространенному не только среди соседей татар – башкир, русских, чувашей, но и пестуемому самим татарами, которые часто с гордостью говорят: «да, мол, мы – люди миролюбивые, торговые, дипломатичные, любим, чтоб все было разумно, умеренно, по расчету и по уму…»
Великий эллин Платон (татарам и башкирам известный по тюркизированному арабскому его имени — Альфлатун) писал, что любим мы то, чем с одной стороны не обладаем, а с другим стороны, причастны к нему (иначе бы к нему и не стремились вовсе). Так, невежда не стремится к мудрости, потому что он и не знает, что такое настоящая мудрость (он принимает за мудрость свои глупости и заемные штампы). Но и мудрец не стремится к мудрости, потому что она у него и так есть. Стремится к ней философ, который и не невежда, и не мудрец, но вследствие этого он и любящий мудрость («филиа» по-гречески – любовь, а «софия» — мудрость). То же самое и тут.
Средний, обычный, если хотите массовый (и потому отображенный в стереотипах) татарин бережлив, склонен к накоплению материальных благ, любит комфорт, рационален и прагматичен, дипломатичен, не желает ни с кем ссориться, «светиться», «высовываться», но … именно поэтому ему хочется стать порой беспечным, бесшабашным, неприкаянным, плюнуть на вечные заботы о материальном, жить как «перекати-поле», говорить всем в лицо правду-матку, не заботясь о том, что будут о нем говорить… То есть стать как Тукай…
Более того, чопорный, почеркнуто вежливый, тщательно соблюдающий все правила приличия «чин татар кеше» (настоящий татарин) внутри, в секрете ото всех (а иногда и от самого себя) … и есть такой Тукай. Чувствующий себя никому не нужным, всю жизнь скитающимся, задиристым правдолюбом-сиротой… Здесь ведь тоже диалектика – мы любим Тукая, потому что мы сами таковы. Но при этом мы и не хотим и не можем себе позволить всегда быть такими. И мы другие именно потому, что мы таковы.
Это легко объяснить, если обратиться к истории поволжских татар. Самой большой катастрофой для национальной памяти татар стало, конечно падение Казани и последующая попытка насильственной христианизация эпохи Луки Канашевича (неистового и жестокого миссионера, который лично вместе с солдатами ездил в деревни, крестя «инородцев» под страхом плетей и тюрьмы). Естественно, в реальности было не только такое, но в памяти народа события 18 века отобразились как величайшее насилие. И тысячи татарских стихов, романов, пьес потом будут пересказывать как государство отбирало детей у родителей-магометан, вернувшихся к своей вере (вспомните «Зулейху» Исхаки). Татары ощутили себя народом-сиротой, который оказался на попечении жестокого и несправедливого государства. Народ-сироту защитить некому (ближайшее мусульманское государство – Турция далеко!), остается рассчитывать только на свои хитрость и уживчивость, на свой ум и знания (отсюда культ учебы и знаний у татар, Тукай ведь тоже – не босяк какой-нибудь, а сын муллы и шакирд- студент!).
А в 19 веке татары сделали открытие, которые задолго до них сделали другие дискриминируемые меньшинства, например, евреи-иудеи и русские старообрядцы. Состояло оно в том, что в этом мире есть сила, перед которой пасует мощь и грубая сила империи, спесь чиновников и шовинистов. И эта сила – деньги. Если у тебя есть деньги, много денег, с тобой будут считаться и будут прилично обходиться, независимо от того, как они к тебе относятся на самом деле. И татарские отцы и матери стали учить своих детей: «обогащайся, сынок». И началась эпоха успешных татарских предпринимателей, богатых купцов-филантропов, татарских Морозовых и Третьяковых. Это – Рамеевы, Каримовы, Хусаиновы… На их деньги строятся школы, мечети, открываются газеты, журналы. Безо всякой помощи государства татарская культура в начале 20 века становится самодостаточной, живо и упрямо растущей внутри империи, которая, прямо скажем, была к ней не очень доброжелательна. Правые депутаты дореволюционной Думы на просьбы о государственных школах для татар и башкир, кричали: «уезжайте в Турцию, будут вам там школы!» Тукай, как известно, ответил на это стихотворением: «Китмибез!» («Не уйдем!»).
К концу 19 века национальная психология, даже поведенческие стереотипы татар уже сложились. И вдруг появляется юноша, почти мальчик, сирота, неприкаянный – живое воплощение внутреннего, заветного образа страдающего народа, да еще и юноша гениальный, сладкоречивый… Как же не стать ему любимым национальным поэтом? Как говорится, само небо это предопределило…
Рустем ВАХИТОВ