Кавказ, с глубокой древности известный полиэтничностью своего населения, может продемонстрировать многочисленные примеры эт-ноконтактных зон разного рода, на территории которых встречались и взаимодействовали различные народы — как близкие в языковом и культурном отношении, так и достаточно удаленные по данным параметрам друг от друга.
Зона этнического пограничья создает, как правило, особенно благоприятные условия для этнических контактов и развития этнических процессов, а возможность тесного и постоянного межэтнического общения определяет их интенсивность и динамичность. Длительные этнокультурные контакты обычно приводят в ходе этноэволюционных процессов к взаимному обогащению культур взаимодействующих народов новыми, заимствованными у соседей элементами. Если же влияние одного из этносов преобладает в течение достаточно долгого периода времени (в силу экономических, политических, демографических и иных причин), то возможен и переход от количественных изменений к качественным — к смене этнического самосознания у определенной части этноса в результате этнотрансформационных процессов [Бромлей 1988, с. 233—234].
Особая сложность этнической структуры населения пограничных районов определяется тем, что в ходе этнического взаимодействия и этнических процессов здесь могут формироваться переходные этнические группы, в ряде случаев не имеющие четкого этнического самосознания, четкой этнической идентичности. Смешение этнических признаков, сопровождаемое широким распространением двуязычия, может достичь таких масштабов, что трудно бывает определить, к какому из контактирующих этносов ближе данная группа населения [Кушнер (Кнышев) 1951, с. 7].
Подобной контактной зоной, где этнический состав населения характеризовался значительной сложностью, являлся исторический Самурзакано — территория между реками Ингур и Галидзга, где уже по данным XVIII в. фиксируется смешанное абхазо-грузинское (абхазо-мегрельское) население. Традиционно-бытовая культура населения Самурзакано в XIX в., как свидетельствуют литературные и архивные материалы, во многом была результатом длительных этнокультурных контактов этих народов. При этом следует учитывать значительную близость многих сторон традиционно-бытовой культуры абхазов и грузин/мегрелов [См.: Этнографические параллели 1987].
Пограничное положение этого района в зоне этнической границы абхазов и мегрелов, особенности его исторической судьбы, миграционные процессы, тесные хозяйственные связи, межэтнические браки — все эти факторы определяли глубокие и разнообразные абхазо-мегрельские связи, проявлявшиеся в различных областях традиционной культуры.
Этническое своеобразие — одна из причин того, что в XIX — начале XX в. население этого района обозначали в различных документах, переписях, статистических обзорах особым термином — «самурзаканцы», отделяя их тем самым как от абхазов, так и от мегрелов. Конечно, в значительной степени это определялось некоторым политико-административным обособлением Самурзакано (подробнее см. [Анчабадзе 1959; Эсадзе 1907]). Но сыграло свою роль и то обстоятельство, что царские чиновники не смогли отнести население этого района ни к одному из соседних народов. Показательно высказывание Д. Кипиани (1865 г.), что самурзаканцы — это «мингрельцы, или, пожалуй, и не мингрельцы, потому что не входят в состав Мингрелии; да и не абхазцы, потому что и в состав Абхазии не входят; а просто себе самурзаканцы» [Кипиани 1865]. Вопрос о том, кто такие самурзаканцы, оставался открытым и в начале ХХ в. Так, в 1906 г. Канцелярия экзарха Грузии поручила церковным властям Сухумской епархии определить, «какой национальности жители Самурзаканского округа». Но Сухумская епархиальная канцелярия не смогла дать четкий ответ, так как с мест приходили разноречивые донесения: одни священники писали, что самурзаканцы — абхазской национальности, другие — что они «грузинского племени», как и мегрелы [ЦГАА—1]. Видимо, именно незавершенность проходивших здесь этнотрансформационных процессов, распространенное здесь абхазо-мегрельское двуязычие давали основание для подобных полярных суждений.
В данном сообщении я остановлюсь на одном из аспектов указанной темы — развитии в Самурзакано языковых процессов.
Языковая ситуация в Самурзакано ХК — начала ХХ в. была довольно сложной. В отличие от других районов Абхазии, здесь значительное распространение среди населения получило двуязычие. Характер двуязычия (а порой и многоязычия), развитие его в определенном направлении, изменения в языке — во многом все это было отражением процессов исторического развития населения Самурзакано. Поэтому важно проследить, в каком направлении происходило здесь изменение языковой ситуации.
Как свидетельствуют разного рода источники, в пределах этого района в XIX — начале ХХ в. были известны следующие типы двуязычия: абхазо-мегрельское, когда абхазоязычноее население владело мегрельским языком; знание населением турецкого языка; знание населением грузинского языка; знание населением русского языка.
Каждое из намеченных типов двуязычия развивалось под действием определенных факторов: социально-экономических, политических, демографических. Кратко остановимся на трех последних типах, менее распространенных в этом районе.
Турецкий язык был известен местному населению в результате давних экономических и политических связей Самурзакано (как и остальной Абхазии) с Турцией. Политические связи (особенно в начале XIX в.) способствовали тому, что турецкий язык осваивали феодальные круги. Связи экономические (торговцы из Турции жили в Очамчи-ра, Окуми, Зугдиди; турки арендовали земли для выращивания табака, они нанимались строить дома, рыть колодцы) делали его известным и в крестьянской среде. В большинстве случаев турецкий язык знали только мужчины, в ведении которых и находились вопросы хозяйства.
Знание грузинского языка охватывало в основном социальную верхушку общества: этот язык имел давние письменные традиции, только грузинскую грамоту знали, в большинстве своем, абхазские феодалы (первая школа в Абхазии, где преподавание шло на русском языке, была открыта в 1851 г. в Окуми). Служба в самурзаканских церквах также шла на грузинском языке.
Русский язык, как язык администрации, получает распространение со второй половины XIX в., но также в основном в среде господствующих классов. Некоторые крестьяне осваивали русский язык во время службы в российской армии. Но в широких массах он не был известен, тем более что в этом районе практически не было русского населения.
Основным типом двуязычия, долгое время устойчиво существовавшим в Самурзакано, было абхазо-мегрельское двуязычие, которое охватывало значительную часть коренного населения. На его развитие оказывали влияние следующие факторы: пограничное положение Са-мурзакано, особенности формирования населения этого района, миграции значительных масс населения из соседней Мегрелии, давние политические и хозяйственные контакты с Западной Грузией (главным образом с сопредельной Мегрелией). Наконец, немалое значение имело и длительное пребывание Самурзакано под управлением мегрельских владетельных князей Дадиани, т.е. политическое главенство мегрельского языка. В силу сложившихся обстоятельств мегрельский язык стал насущно необходим как язык общения местного населения. Даже после выделения Самурзакано в отдельное приставство почти все здешние чиновники (переводчики в суде, священники, учителя) были выходцами из Западной Грузии. Часто они не знали ни русского, ни тем более абхазского языка. Симон Басария, например, считал это обстоятельство главной причиной того, что самурзаканцы забыли абхазский язык и перешли на мегрельский, поскольку только на этом языке они могли общаться с чиновниками [Басария 1923, с. 101].
Мегрельский язык был широко распространен и в быту, так как местные абхазы часто брали в жены мегрелок. Еще более усилил значение этого языка рост товарного обращения, поскольку население в основном было связано с экономическими центрами, которые находились на территории распространения мегрельского языка: Зугдиди, Сенаки, Очамчира, Гудава. Вся внутренняя торговля в Самурзакано также была в руках мегрелов. Мегрельский был языком общения с отходниками, приходившими из Западной Грузии (даже со сванами и рачинцами нередко общались на мегрельском). При выяснении причин того, почему «международным» (по определению авторов XIX в.) языком в Самурзакано стал мегрельский, видимо, следует учитывать и чрезвычайную сложность абхазского языка (особенно его фонетики).
Данные об абхазо-мегрельском двуязычии населения Самурзакано имеются начиная с 1830-х годов. Так, Ф. Торнау отмечал, что «трудно определить, какого именно происхождения народ, ее населяющий», так как там говорят «частью абхазским, частью мингрельским языком» [РГВИА, л. 7], о том же сообщал Дюбуа де Монпере. К. Мачавариани, чьи детство и юность прошли в Самурзакано, утверждал, что в 1850-е годы здесь «редко можно было слышать говор на мингрельском языке, все изъяснялись на абхазском наречии» [Мачавариани 1900]. Иные сведения находим о территории Набакевского и Саберийского участков (между реками Ингур и Эртисцкали): в 1860-е годы здесь преобладал мегрельский язык [Мачавариани, Бартоломей 1864, с. 76]. В то же время большинство авторов говорят о распространении билингвизма: многие жители Окуми и Бедия, где преобладал абхазский язык, знали и мегрельский; а в Илори 160 дворов «старинных крестьян мингрельского происхождения», постоянно говорившие по-мегрельски, знали и абхазский язык [Из путешествия 1869; Анчабадзе 1959, с. 297].
Интересные сведения о взаимоотношении языков в Самурзакано собрал лингвист А. Цагарели, изучавший этот вопрос во время своей поездки в 1877 г. Он отмечал, что на территории от Ингура до Галидзги «одинаково господствовали» абхазский и мегрельский языки, причем двуязычие населения достигало значительной степени. Поскольку в этой пограничной области обычно говорили на двух языках — на родном и на «пограничном», то он порой затруднялся «отличить родное от неродного». Абхазский язык знали и многие мужчины из селений по левому берегу Ингура, относившихся к Зугдидскому уезду: Пураши, Этцери, Джвари, Пахулани, Ганарджиашмухури, Коки, Хетуш-мухури [Цагарели 1877, с. 209; Цагарели 1880, с. VII — VIII].
В восточной части Самурзакано (от р. Ингур до Эртисцкали) мегрельский язык преобладал, служил «языком семьи и общества», но мужчины часто знали и абхазский язык. Таким было положение дел в селениях Саберио, Дихазурга, Цхири, Чубурисхинджи, Тагелони, Набакеви, Баргеби, Отобаия, Дихагузубе, Этцери, Барбала, Этцери-Мухури. Примером этого могут служить те, кто помогал А. Цагарели в сборе сведений: князь Кважи Акыртава из с. Чубурисхинджи и князь Бахва Чикоавани из с. Джвари одинаково хорошо владели абхазским, мегрельским и грузинским языками [Цагарели 1880, с. VII].
В селениях, расположенных на территории между реками Эртисц-кали и Охури, по данным А. Цагарели, мегрельский также был «языком семьи», но в обществе говорили на обоих языках. Эти сведения относятся к селениям Абжигдара, Кумузи, Атабжа, Абжа, Наджихеви, Сагургулио, Сачина, Река, Сахухубио, Бедия, Эшкети, Чхортоли, Реч-хи, Окуми, Туарче, Репи, Гали, Мухури, Шешелети, Гудава. В полосе от р. Охури до р. Галидзга полностью — и в семье, и в обществе — господствовал абхазский язык, но мужчины почти все говорили и на мегрельском или по крайней мере понимали его. Женщины и дети мегрельского не знали. Исключение составляло селение Илори, жители которого говорили только по-мегрельски [Цагарели 1880, с. VIII].
Судя по имеющимся сведениям, абхазский язык в некоторых случаях дольше сохранялся в среде высших сословий: по словам А. Цагаре-ли, в 1880-е годы им «щеголяли» князья и дворяне. Д. Кипиани в 1860-е годы назвал абхазский «языком моды» у самурзаканцев. Важные позиции сохранял абхазский язык в культовой практике: даже по данным конца XIX в., многие молитвы (например, при обращении к божеству Жини) полагалось произносить по-абхазски [Альбов 1893, с. 305, 324; Окумели 1894; Мачавариани 1889, с. 74].
В течение всего XIX в. в Самурзакано постепенно утверждалось преобладание мегрельского языка. Процесс этот — переход от абхазо-мегрельского двуязычия к новому одноязычию, т.е. к мегрельскому языку в качестве родного — шел неравномерно. По данным конца XIX в., например, в окрестностях Окуми больше говорили по-мегрельски, но встречались и знающие абхазский язык. В селениях по Ингуру (Сабе-рио, Дихазурга, Чубурисхинджи) этот переход уже завершился, но старики еще помнили, что «в старину здесь говорили больше по-абхазски» [Альбов 1893, с. 305]. О совершившемся сравнительно недавно переходе от абхазо-мегрельского двуязычия к мегрельскому языку говорил в начале ХХ в. языковед И. Кипшидзе, отмечавший, что в Самурзакано еще недавно наряду с мегрельским был распространен и абхазский язык [Кипшидзе 1914, с. XVII].
Очень показательно, что вплоть до начала ХХ в. в народе сохранялась память о том, что ранее большинство населения Самурзакано говорило по-абхазски. Конечно, народные предания могут ошибаться в хронологии, но направление процесса — переход от одного языка к преобладанию другого — они подчеркивают верно. Несомненный факт наличия в данном районе значительного массива абхазоязычного населения подтверждают и данные топонимики, свидетельствующие о лингвистически смешанном населении Самурзакано.
Н. Альбов в 1890-е годы отмечал, что названия гор и рек здесь — исключительно абхазские. В ХХ в. абхазские топонимы в основном сохранялись в предгорьях и горной полосе района, а мегрельские преобладали в равнинной, прибрежной полосе [Циколиа 1959, с. 193; Бжания 1973, с. 31]. Следует отметить, что некоторые исследователи отрицают древность абхазских топонимов в Самурзакано [Цхадаиа 2000].
Судя по всему, к ХХ в. многие местные абхазские топонимы были заменены мегрельскими (нередко это был просто перевод абхазского названия на мегрельский) — вслед за переходом населения на мегрельский язык. Ш.Д. Инал-ипа приводит следующие подобные примеры: абхазское название реки Юардзы сменилось на мегрельское Ерцкар, Хуажвкуара (абх.) — на Ходжкуара (мегр.) [Инал-ипа 1976, с. 381]. В архивных материалах сохранились данные о том, что вследствие двуязычия населения топонимы могли какое-то время существовать в двух вариантах — абхазском и мегрельском. Так, по материалам 1860 г. в селении Окум одна из речек называлась Уча-галь (мегр. Черная река), или Акуара-икуа (то же по-абхазски). Поляна возле этого села именовалась и Окум-арха (абх. арха — долина, равнина), и Окумиши-зен (мегр. зени, рзени — равнина) [ЦГАА — 2, л. 72].
Тесное взаимодействие в Самурзакано в течение длительного времени абхазского и мегрельского языков отразилось на особенностях речи местного населения. Оба языка в результате совместного развития приобрели определенное своеобразие. Так, фонетические и лексические особенности мегрельской речи Самурзакано, возникшие под влиянием абхазского языка, отмечал уже А. Цагарели. По его словам, самурзаканский мегрельский не считался «хорошим мегрельским языком», так как в нем было немало абхазских слов, а также наблюдалось усиление и учащение некоторых звуков (часто вместо «и» употреблялось «у» и т.п.). И. Кипшидзе выделял в мегрельском языке самурзакано-зугдидский говор, отличавшийся фонетическими особенностями. В ХХ в. лингвисты также отмечали значительное влияние абхазского на мегрельскую речь населения Гальского района. С другой стороны, «самурзаканское наречие» в абхазском языке выделяли еще Н.Я. Марр и Н.Ф. Яковлев. Ш.Д. Инал-ипа также отмечал существование самурзаканского говора абхазов Гальского района (селения Оку-ми, Чхортоли, а также селения соседнего Очамчирского района — Бе-диа, Река) [Цагарели 1880, с. IV; Кипшидзе 1914, c. XVIII; Циколиа 1959; Марр 1920; Яковлев б.г., с. 13; Инал-ипа 1965, с. 51].
Многочисленные данные подтверждают сосуществование и взаимодействие в Самурзакано абхазского и мегрельского языков, причем территория распространения последнего постепенно расширялась. Переход части населения от двуязычия к использованию одного языка, видимо, оказывал решающее воздействие на этническое самосознание. Но смена языка и самосознания, судя по всему, не всегда совпадали по времени. Имеются свидетельства и о том, что решение вопроса этнической идентификации нередко было обусловлено теми или иными конъюнктурными соображениями. Отмечают современники и наличие своего рода «локальной» идентичности самурзаканцев: они не причисляли себя ни к абхазам, ни к мегрелам, но «с гордостью называли себя особым племенем Самурзакань» [Альбов 1893, с. 306]. Об особенностях идентичности населения этого района говорит и следующий факт: в 1918 г. меньшевистское правительство Грузии пыталось присоединить Самурзакано к Кутаисской губ., но через два месяца вынуждено было вновь включить его в состав Абхазии, так как местные жители сочли это «территориальное и культурное отторжение от всей Абхазии» чрезвычайно несправедливым [Басария 1923, с. 103].
По данным переписи 1926 г., около 26% жителей Самурзакано считали себя абхазами (12 963 чел.), но родным языком для большинства был уже мегрельский. Только 10,6% населения Гальского уезда (5295 чел.) объявили родным абхазский язык, в основном в сельсоветах Агу-Бедия, Река, Бедия I, Бедия II, Чхортоли и др. [Всесоюзная перепись 1928, с. 100—101]. Видимо, это были в основном представители старшего поколения. Так, в 1925 г. Е.М. Шиллинг отмечал, что в Самурзакано «молодежь уже перестает говорить по-абхазски» [Шиллинг 1926, с. 61].
Таким образом, многочисленные данные подтверждают длительное взаимодействие на территории Самурзакано двух языков — абхазского и мегрельского, и в результате мегрельский язык стал преобладать. Но и в 1920-е годы процесс вытеснения абхазского языка мегрельским не был завершен окончательно. В 1925 г. четыре селения в этом районе потребовали устройства школ с преподаванием на абхазском и русском языках [Гурко-Кряжин 1926, с. 13].
Рассмотренные материалы свидетельствуют о важнейшей роли языкового фактора в формировании этнического самосознания населения Самурзакано. Довольно длительный период сохранения абхазо-мегрельского двуязычия способствовал происходившим здесь этническим процессам. Видимо, для локальной группы с этнически смешанными характеристиками традиционно-бытовой культуры, при условии значительной хозяйственно-культурной близости контактирующих этносов, именно язык имел решающее значение при осознании своей этнической принадлежности, а двуязычие способствовало сохранению на определенном этапе некоторой нечеткости этнического самосознания.
Соловьева Любовь Тимофеевна — старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, кандидат исторических наук
Источник: Кавказские Научные Записки. — 2011 г. — № 4(9).
Литература и источники
Альбов Н. Этнографические наблюдения в Абхазии // Живая старина. 1893. Вып. 3.
Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии VI — XVIII вв. Сухуми, 1959.
Басария С. Абхазия в географическом, этнографическом и экономическом отношениях. Сухум-кале, 1923.
Бжания Ц. Из истории хозяйства и культуры абхазов. Сухуми, 1973. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1988. Из путешествия епископа Имеретинского Гавриила для обозрения абхазских и самурзаканских приходов // Кавказ. 1869. № 13—14. Всесоюзная перепись населения 1926 г. Т. 14. М., 1928. Гурко-Кряжин В.А. Абхазия. М., 1926. Инал-ипа Ш.Д. Абхазы. Сухуми, 1965.
Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.
Кипиани Д. Еще по поводу статьи в № 154 «Московских ведомостей» // Кавказ. 1865. № 83.
Кипшидзе И. Грамматика мингрельского (иверского) языка. СПб., 1914.
Кушнер (Кнышев) П.И. Этнические территории и этнические границы // Труды Института этнографии. Т. 15. М., 1951.
Марр Н.Я. Племенной состав населения Кавказа. Пг., 1920.
Мачавариани Д., Бартоломей И. Нечто о Самурзакани // Записки Кавказского отдела Русского географического об-ва. Вып. 6. Тифлис, 1864.
Мачавариани К. Очерки Абхазии // Черноморский вестник. 1900. № 41.
Мачавариани К. Религиозное состояние Абхазии // Кутаисские губернские ведомости. 1889. № 14.
Окумели Акакий. Самурзаканские вести // Квали. 1894. № 27 (на груз. яз.). РГВИА. Ф. 482. Д. 57.
Цагарели А. Из поездки в Закавказский край // Журнал Министерства народного просвещения. 1877. № 12.
Цагарели А. Мингрельские этюды. Вып. 1. СПб., 1880. ЦГАА—1. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3859. ЦГАА—2. Ф. 57. Оп. 3. Д. 4.
Циколиа М. Абхазская речь Гальского района // Труды Абхазского института языка, литературы и истории. Т. 30. Сухуми, 1959 (на груз. яз.).
Цхадаиа П. К вопросу топонимической ситуации в Самурзакано // Артануджи. 2000. № 10. С. 67 — 86 (на груз. яз.).
Шиллинг Е.М. В Гудаутской Абхазии // Этнография. 1926. № 1 — 2.
Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907.
Этнографические параллели: Материалы VII Республиканской сессии этнографов Грузии (5 — 7 июня 1985 г., Сухуми). Тбилиси: Мецние-реба, 1987. 160 с.
Яковлев Н.Ф. Языки и народы Кавказа. Заккнига, б.г.
Сокращения
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив.
ЦГАА — Центральный государственный архив Абхазии