Мистерия Новолетия под аккомпанемент гитары
Завтра наступит Новый год. Читатель удивится: позвольте, какой такой Новый год, сентябрь же на дворе? А между тем в допетровской России Новый год (Новолетие) начинался 1 (по новому стилю – 14) сентября.
Новолетие – Новое лето. Лето – как сезон года, и лето – как собственно год (недаром мы измеряем возраст летами). Осенью начинался Новый год у многих народов: у кельтов (Самайн), у евреев (Рош Гашана), у византийцев, у эфиопов Новолетие – 11 сентября (День Усекновения главы Иоанна Крестителя). Древнерусский Новый год брал начало в День Симеона Столпника. Что объединяет перечисленные народы при всей их внешней и духовной несхожести? То, что все они на протяжении многих веков решительно отстаивали свою самобытность, идентичность, особость. В России традиции празднования Новолетия дольше всего сохранялись на Севере, среди поморов и в некоторых уголках центральной и южной России (в регионах проживания однодворцев). То есть там, где жили свободные люди, сохранявшие верность традициям.
Осенняя мистерия гибели старого года-лета и рождения нового («конец и вновь начало»), казалось, напрочь позабытая современными русскими, неожиданно причудливо преломилась в творчестве тоже уже практически позабытого омского барда Вадима Медина.
Написанная где-то в семидесятых годах прошлого века шутейная песня поражает своим неожиданно открывающимся вторым дном, подтекстом. Итак, герой песни «13сентября» во сне видит череду сменяющих друг друга национальных архетипов в совершенно неожиданных образах и сочетаниях.
То Лермонтов с Пушкиным, пьяные в дым,
Хотели мне рифмой помочь,
Потом Чингисхан предлагал мне калым
И с ним капитанскую дочь.
Но перед этим – бесовщина, как на кельтском Самайне:
Сегодня тринадцатое сентября,
Мне снились кошмары всю ночь.
И черти кружили, в фанфары трубя,
Грозились в муку истолочь.
«Сон Татьяны», преломленный через сознание пьющего советского интеллигента. Пушкин, Есенин, Наташа Ростова, Чингисхан… И чем дальше, тем любопытнее: к лирическому герою приходит сам Емельян Пугачев и просит на опохмелку, а за ним не кто иной, как кардинал Ришелье и укорят героя: ты это зачем… «финансируешь экстремистскую деятельность»? На что герой вполне ожидаемо посылает нелюбимого персонажа пешим путем до Парижа. Так в столкновении глубинного народа, евразийской стихии (Пугачев) с западничеством (кардинал Ришелье) побеждает глубинный народ.
А потом происходит нечто совсем фантасмагорическое: приходит гробовщик и приносит гроб с покойником, который вдруг подает голос. В «гробах», вырезанных из репы и моркови, в день осеннего Новолетия поморки хоронили комаров и мух, то же делали тульские крестьянки – чтобы насекомые в будущем году не беспокоили их. Но они неизменно «восставали из гробов» следующим летом.
И уже в завершение мистерии является сосед. «бывший учитель, а ныне босяк, апостол, сошедший с икон», с которым герой песни распивает «Стрелецкую». Стрелец – последний полный месяц перед январским Новым годом, приходящим под знаком Козерога.
Сон Татьяны с чертями продолжился шествием героев в духе Бродског,о и песня на этом закончилась. Хотя мы знаем настоящий финал: «Стрелецкая» допита (с европейским Новым годом покончено), из гроба восстает Пугачев и протягивает стакан исконного «волжского вина» бывшему учителю, пропившему чужой Новый год. А тот преображается в Учителя, подобного апостолам. Как будто сам Симеон сошел со столпа и, нетвердо шагая отвыкшими от земной тверди ногами, идет навстречу русскому народу.
Мистериально, не правда ли? Жаль, автор оборвал песню на полуслове: под давлением КГБ Вадим Медин надолго прекратил сочинять и петь песни, и вновь вернулся к творчеству незадолго до своей кончины. Низкий поклон ему за то, что заставил народ вспомнить об исконном празднике – наверное, сам о том не подозревая. Кошмары кончатся – и грядет праздник!
Анатолий Беднов