Евразийство сегодня сродни пиру победителей. Быть евразийцем нынче модно, слово популярное. В 2015 году наши руководители превратили Таможенный Союз в Союз Евразийский. Потому название не сходит с уст симпатичных дикторш и чиновников в галстуках.
Модная тема
Есть опасность тематизации, «замыливания» слова и термина. Когда за дебрями экономических банальностей мы потеряем смысл и значение Евразийства, его глубинную суть и мировоззрение.
С другой стороны, создание геополитического проекта говорит об определённой фиксации Евразийства, в некотором смысле о его «консервации». Когда к делу «не добавить — не убавить». Когда всё настолько понятно, что нужно уже не формулировать, но строить и осуществлять. Директивным образом — сверху. И общественно-сетвым — снизу.
С этой точки зрения можно говорить о законченности Евразийства, как проекта философского. И о создании «практического Евразийства». Так говорит Нурсултан Назарбаев. Но даже, если это и действительно так, то отправляясь в длинный путь евразийской интеграции, мы должны вспомнить из-за чего и ради чего «всё начиналось». Мы должны отделить зёрна от плевел. Чтобы не было впредь путаницы, что Евразийство, а что нет. И чтобы конкретные и адекватные активисты знали на каких основаниях стоит организуемый ими сегодня проект.
Различные идеи и уклоны почти перестали биться за ортодоксальность своего участия в идеологии. Неоевразийцы, «Красная Евразия», евразийцы-народники… Пестрота поисков предыдущего десятилетия теряется на фоне новой рациональной реальности Евразийского Союза. Метафорически похожего на айсберг и мамонта из айсберга выходящего — размером с континет! И Евразийство впервые за столетие представляется законченным мировоззрением.
Итак Евразийство. Закованное в формулу российское мировоззрение. Простое и понятное, как золотой ордынский ярлык на управление одной шестой частью света. Нет ничего более консервативного, чем этот ярлык. Выкованный интеллектуалами, почвенниками и революционерами «высокой русской культуры». Открытый в экспедициях Русского географического общества. Закалённый в горне Русской революции. Вобравший в себя все мыслимые и немыслимые противоречия «поисков национальной идеи»: славянофильство и революционность, областничество и воспевание государства. Евразийство как квинтэссенция русской мысли. Воплотившее в себе две крайности этой мысли: имперство и народничество.
Мы должны отметить причины его возникновения, отнесясь к Евразийству, как к древу. У которого были корни в Золотом веке русской культуры, ствол — классические евразийцы — гении белой эмиграции и страстотерпцы сталинских лагерей, а теперь на наших глазах проявилась и крона — Евразийский Союз.
Евразийская идеология была провозглашена частью белой эмиграции в 20-х гг. прошлого века. А для нашего исследования мы выберем наиболее известных его представителей: лингвиста Николая Трубецкого, геополитика Петра Савицкого и этнографа Льва Гумилёва. Они флагманы евразийских концепций и дум. По их представлениям и исследованиям мы попробуем понять, откуда взялось и чем явилось это оригинальное мышление. И как оно стало «единством противоположностей»,
«Coincidentia oppositorum» среди споров и политических войн нашего общества.
Целостным видением русского прошлого и будущего.
Идея Русской империи и идея свободных народов Евразии, бьющихся «за нашу и вашу свободу» в XIX-XX вв «вцепились друг другу в горло» и едва не утащили Россию на дно мировой истории.
Евразийство показало, как две эти принципиальные идеи могут сосуществовать. И не просто «толерантно» быть рядом, но дополнять и усиливать друг друга.
Для пониманию евразийского синтеза обратимся к двум метафорам, к двум «крайностям», из которых соткано Евразийство. К Империи и к Народничеству.
Начнём с Империи.
Часть 1. Империя
Евразия
Евразийское мировоззрение утверждает, что Россия — это не Европа и не Азия (в географическом и культурном смысле), но самостоятельная цивилизация Евразия. Это основа основ Евразийства. И географический контур Российской и Советской Империи. Поэтому те, кто утверждают, что мы за Евразийство «от Дублина до Владивостока» — это не совсем евразийцы. Они — «евро-восточники» (в терминологии Глеба Павловского). И наоборот: те, кто говорит, что мы за Евразийский Союз, в котором Турция, Китай и Филиппины — это тоже не евразийцы. Название пусть они сами для себя подберут.
Российская цивилизация, Евразийский Суперэтнос (в терминологии Льва Гумилёва) имеет чёткие и фиксированные границы. На Западе они примерно совпадают с границами СССР. На Востоке — проходят по южным и восточным погранлиниям Российской Федерации, Монголии, стран Средней Азии.
Эти идеи закреплены в евразийских манифестах 20-х гг прошлого века и во многочисленных научных работах Николая Трубецкого, Петра Савицкого, Льва Гумилёва и других евразийцев. Корнями они уходят к трудам «апостола славянства» Николая Данилевскего, к его бестселлеру «Россия и Европа».
Мыслить цивилизациями
Пожалуй одна из самых главных идей в наследии почвенника Николая Данилевского, благодаря которому его по сию пору изучают, как классика все ведущие мировые школы истории и социологии – это учение о культурно-исторических типах. Это учение произвело настоящий переворот в науке о человекознании.
Николай Данилевский выделял несколько существовавших и существующих по сию пору «типов»:
Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) новосемитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский.
Россию Николай Яковлевич определяет, как самый молодой культурно-исторический тип. И по причине молодости и витальности – самый перспективный из ныне существующих.
В своём жизненном цикле — пишет Данилевский в «России и Европе» — культурно-исторический тип проходит следующие стадии своего развития: первоначального формирования, складывания государственности и обретения способности защищаться от внешней опасности, а также возникновения наивысшего расцвета, сопровождающегося появлением искусств, наук, религии, и, наконец, постепенного превращения в «этнографический материал» из-за ослабления созидающих начал, что выражается в утрате государственной независимости и культурной самобытности.
Представления Данилевского очень сильно повлияли на германского исследователя Шпенглера. Благодаря найденным «ключам к жизни народов и культур», Освальд Шпенглер и прогнозировал гибель и распад собственной западной цивилизации в фундаментальном бестселлере «Закат Европы». Шпенглер изучал русский и читал Данилевского на французском, влияние Николая Яковлевича на Шпенглера (а через него – на Тойнби) неоспоримо. «Русский след» в естествознании, гуманитарных науках, мировой научной мысли не всегда бросается в глаза. Очень часто его старательно затушёвывают ревнивые западные коллеги, но…
Геополитик и основатель «теории цивилизаций», на чьём понятийном аппарате живут и строят свою философию и стратегические разработки геополитики сего дня (Хантингтон, Фукуяма, Фридман, ведущие эксперты американских институтов и госдеповских учреждений), Николай Данилевский в мировой науке по сию пору недооценён, на Западе его называют «одним из», «через запятую» с другими авторами. Хотя объективное исследование показывает, что Данилевский именно тот человек, что придумал и научил Человечество «мыслить цивилизациями».
Иное дело у нас – в нашей евразийской исторической школе. Основатель Евразийства князь Трубецкой считал Данилевского своим учителем. Он развил его мысли в масштабном труде «Европа и Человечества». Эту книгу можно было бы назвать продолжением Данилевского, следующей серией «мышления по-Данилевскому». И если Николай Яковлевич сравнивал Европу с Россией и Славянством и на этой основе рационально обосновал деструктивность «европоцентризма» и «европейничанья» для нашего народа, то Трубецкой пошёл дальше – он проследил разрушительное влияние Запада на весь мир. Трубецкой развивал и цивилизационный подход Данилевского. Он именовал «культурно-исторические типы» – «многонародными личностями». Ну а полную историю бытия нашей цивилизации от гуннских корней до славянских времён описал великолепный ученик Данилевского и Трубецкого – Лев Гумилёв.
Имперская этнография
Евразийцы никогда не расстаются с картами, начиная с отцов-основателей. Картами экономических путей, атласами изменчивых циклонов, этническими картами кочующих и оседлых народов. Они первые предложили соединить изучение климата и геополитику. Например Пётр Савицкий взял и начертил границу Европы и Евразии по линии «изотермы января». Восточнее она отрицательная, там больше холодных дней с минусовой температурой. Западнее — положительная. Поразительно, но эта карта, смахивающая на полярность магнита, легла точно по западной границе Советского Союза.
Но евразийские находки не пришли к нам с иной планеты. Корнями они уходят в экспедиции Императорского географического общества, поставившего и реализовавшего перед собой беспримерные геодезические и картографические задачи.
Империя всегда обозначает свой интерес к Народам и Регионам, областям, в которых народы живут. Империя, в отличии от национальных буржуазных государств новейшего типа, пытается не гуманизировать и унифицировать население, но, наоборот, разделить, различить, выделить своих подданных по этническому, региональному и сословному принципу. Так легче большим пространством управлять. В центре Империи всегда буйным цветом расцветает картография и этнография. Королевское географическое общество возникло в Лондоне в 1830 году. Как калька с него Петербург обзавёлся таким же в 1845. Британская и Российская империя отправились в длинный состязательный путь друг с другом.
Этнополитика породила и новый культурный тип, супермена XIX века — этнографа, путешественника, друга народов мира. Первым наиболее раскрученным имперским идеалом оказался знаменитый Дэвид Ливингстон — миссионер, врач, непримиримый борец с рабством. Он в одиночку обследовал добрую половину Африки и нашёл там Эльдорадо — плоскогорье Батока — уникальную колонию с волшебным климатом для бедных шотландцев, как и он сам. Его записки о приключениях, чёрных культах и ужасах работорговли имели мировой эффект. Выйдя в 1858 году «Путешествия и исследования в Южной Африке» немедленно оказались бестселлером. Они повлияли на отмену рабства в России и США не меньше, чем «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и «Записки охотника» Тургенева. Добавим ещё, что «житие и хожения Ливингстона» сотворили путешественнику и мифических двойников. Героя английских сказок «Доктора Дуллитла» и детских стихов Чуковского — нашего родного «Доктора Айболита».
В России «директорами и флагманами этнографии» подвизались знаменитые братья Перовские. Перовские — незаконнорождённые дети графа Алексея Разумовского — министра просвещения в царствование Александра I. И внуки последнего гетмана Украины Кирилла Разумовского. Из плеяды братьев стоит особо выделить Льва Перовского — главу МВД, превратившего своё ведомство в этнографический институт. А также его брата — Василия Перовского — героя ориенталистских мифов и беллетристики. Василий губернаторствовал в Оренбурге и слыл горячим сторонником захвата Россией (в пику Англии) Средней Азии. Среди его самых заметных деяний прославленный (хотя и неудачный) поход на Хиву 1839-1840 гг. Братья с благословения императора развязали с британцами «Большую игру» (термин казнённого в Бухаре английского разведчика Конноли) за обладание Азией. Для нужд имперских амбиций учредили Географическое Общество, которое официально называлось РГО при МВД. Редактировал ведомственную газету (сейчас бы её назвали главной «милицейской») основатель русской теоретической этнографии Надеждин, главный мировой академический специалист по скопцам.
Империя как глагол
Вообще имперское МВД было мало похоже на современное. Оно по своей деятельности и задачам скорее напоминало комиссарский орган (неподотчётный никому, кроме царя). Основной его целью представлялось сохранение и расширение Империи. Сейчас мы могли бы придумать неологизм «Об-империвание пространства». «Империя» превращалась из существительного в глагол. Ведь деятельность «перовского МВД» состояла из комиссий и экспедиций. Тайные комиссии до смерти пугали российских чиновников (в стиле гоголевского «Ревизора»), этнографические экспедиции изучали различия между народами, губерниями, сословиями Империи. Для столь масштабных замыслов Перовские подключали лучшие перья России. На МВД работали в разное время Пушкин, Кавелин, Надеждин, Лесков, Тургенев, Аксаков, Мельников-Печёрский, Данилевский, Бэр, Потанин, Ядринцев, Щапов, Даль. Большинство гениев русской литературы, этнологии и философии оставались вольнодумцами, либералами, областниками или славянофилами. Это Перовских не пугало. Они мыслили широко и глобально.
Это всё равно, что современные власти отправили бы Лимонова изучать (реально, а не по текстам а Сети) любезных для писателя чукчей, снабдив его за казённый счёт видеокамерой, оператором, а также «золотой картой», вполне работающей в Анадыре. Или «заслав» этнического грузина Акунина для реального исследования грузинских субэтносов: сванов, мегрел, кахетинцев, имертинцев, гурийцев. В составе мощного телепроекта для «1 канала». Сейчас это не мыслимо. Но Перовские вели «Большую игру», а нынешние властители пока ведут «Маленькую».
Из практики привлечения гениев к имперостроительству возникла литература, подарившая обществу «Очарованного странника», «В лесах» и «На горах», «Капитанскую дочку», а также словарь «Живого великорусского языка» секретаря Льва Перовского — Владимира Даля.
В этажах
Основатель структурализма и основатель евразийства князь Трубецкой однажды определил особенность русской культуры в виде метафоры многоярусного дома. Он выделял в ней «верхний этаж» романо-германизированной элиты и «нижний этаж» «народа» или «народов». Такой структуралистский подход, призван нам наглядно объяснить, кто такие эти странные жители «нижних этажей» Российской империи и культуры. Это во-первых собственно, русские, а во вторых — все остальные этносы. И те и другие — объекты колонизации «верхних этажей» петербургской знати.
Тем, кто умудрялся бывать в разных мирах и на разных «этажах» самоя культура (через её толкователей) отводила роль чудесных посланников, миссионеров неизведанных религий, трикстеров-оборотней и чуть-ли не античных богов. Погружаться по шамански из одного мира в другой должны особые люди, обладающие исключительными навыками. Во времена Золотого Века — такими «котами учёными» предстали сливки русской культуры. Например, Пушкин и Даль, путешествующие по оренбургским степям в поисках «народного царя» — таинственного и чудовищно привлекательного Емельяна Пугачёва. Степи эти стали путеводными и для генерала Василия Перовского, деяния коего попали в башкирские народные песни и праздники. Мобилизация башкир и человеческое обращение с ними, а также ношение генерал-губернатором башкирского костюма произвели неизгладимое впечатление на уральцев. По сию пору башкиры пляшут «танец Перовского», он в памяти этноса уподобился былинным богатырям.
Именно он учился сам и учил других «пасти народы», уметь различать, «понимать и принимать» другие народы, «разруливать» этнические конфликты. И строить Империю, где в идеале должно «цвести сто цветов».
Евразийский Арийский Иудейский проект
Знаменитые русские географы остзейского происхождения (потомки германцев, датчан и шведов) Литке, Врангель, Крузенштерн, Берг, Рикорд, Гасфорд, вместе с Перовскими учредившие Русское Географическое общество, вынашивали свой глобальный геополитический и теологический план на «имперский счёт». Германцы на русской службе черпали свои прозрения из историй Сибири Герхарда Миллера и Петра Слопцова.
Конспиролог и евразиец-народник Анатолий Беднов прослеживает «евразийский проект» среди немцев — основателей РГО. Речь шла не много ни мало о реставрации древней цивилизации «размером с Российскую империю и более». Считалось, что эта тайная цивилизация подарила миру универсальные знания и глобальное континентальное мышление. Немцы, генералы и адмиралы, связанные, как с Генштабом, так и с МВД активно спонсировали все проекты и поиски в этом направлении, не взирая на чины и взгляды участников. Так они вошли в жёсткое противоречие с жандармским корпусом, надзиравшим за неблагонадёжными лицами. Интрига вокруг русских регионалистов-областников XIX века — Потанина и Ядринцева, находившихся до конца жизни на царёвой службе, не смотря на ссылки и политические обвинения — эта интрига ещё ждёт пера великого исследователя. Заметим лишь, что по мнению Беднова, за народниками-областниками стояли высокопоставленные «германцы из Генштаба и РГО», бредившие древней цивилизацией. Именно они не дали жандармам «сожрать» областников, как потенциальных сепаратистов. И областники (некоторые авторы считают их основателями политического евразийства) не разочаровали своих кураторов. В одной из экспедиций Николай Ядринцев раскопал столицу Монгольской Империи Каракорум, подтвердив догадку географов и историков о существовании на нашей территории Империи «на порядок большей Российской». А также старинные легенды немцев-тевтонов о Царстве Пресвитера Иоанна — далёкого христианского государя Востока. (Средневековые монгольские ханы покровительствовали христианам). Отметим, что этими идеями впоследствии вдохновлялся Унгерн, восстанавливая Монгольское государство.
Во время очередной экспедиции Ядринцев сыскал «ольхонские знаки» — тюркские руны, официальную письменность Тюркского каганата. Империи VI века — на месте нашей страны, размером с Россию!
Открытия «областников» предопределили тюркофилию и монголофилию в русской культуре. Они буквально «выкопали» из-под каракорумских черепах (стелл хана Удэгея для оглашения царских указов) грядущий Евразийский Союз.
Но что было бы, если бы Потанин и Ядринцев сыскали на 150 лет раньше археологов Здановича и Генинга Аркаим и Синташту? Древне-арийскую страну городов на Южном Урале, вся материальная культура которых оформлена различными изображениями солярных свастик? Возможно, что «русский восточный проект» зазвучал бы по-иному…
Имперские географы в далёких экспедициях искали этнофутуристический чертёж российского будущего.
Каким ему быть, они не совсем представляли — пробовали образы и формы, интуитивно разгадывая тайны цивилизаций. Например, Густав Христианович Гасфорт, «хозяин» Казахстана во времена Николая I (он же — основатель Верного-Алма-Аты) считал, что религией грядущего великого геополитического проекта должно обозначить иудаизм. Гасфорт пытался завезти в Степной край евреев из Украины. Что двигало вестфальским дворянином? Пустынные пасторали, рождающие сцены из Ветхого завета, или мистические предания о Хазарском каганате? Этого мы никогда не узнаем. Хоть иудейский или арийский проекты не пошли, но на их примере мы должны заметить, что колонизация Российской Империи в культурном смысле была «фабрикой мысли» и цивилизационных планов не только в масштабе русской культуры, но и в масштабе планеты.
Погасшие, как звёзды империи прошлого, оказались не такими далёкими от отечественных этнографов, как народы и царства, попавшие под власть империи англичан. Поэтому обмен энергиями, синергия между нарождавшейся русской культурой и «подземными жителями» прошлого и настоящего проходили на порядок быстрее и действовали на психологию «культуртрегеров» удивительно эффективно.
Часть 2. Народы
Миссия Русского Человека
Разница между британским и русским мышлением не замедлила проявить себя при имперском строительстве.
В 30-х гг. XIX века впервые проявились идеи об «англизации» Индии и Африки, о первенстве английской культуры над всеми иными, и, наконец, о миссии английского «белого человека», который через английское образование и английский язык призван осчастливить весь мир (предварительно его захватив). Как выразился по этому поводу миссионер-протестант и губернатор Сьерра-Лионе Захария Маклей: «пришло время свету, свободе и цивилизации пролиться на мрачную землю». Как правило «свет и свобода» активно навязывались «мрачной земле» с помощью штуцера, а чуть позже пулемёта марки «Максим». Идеи церковных радикалов окончательно сформулировал в конце XIX века выдающийся колонизатор Сесил Джон Родс: «Мы — раса, первая в мире, и чем большую территорию мы приобретаем, тем лучше для рода человеческого».
Русская имперская мысль и представление русских о своей роли были иными. Русские видели Империю, как прообраз «вселенской гармонии». Миссия русского человека должна проявляться в соединении разрозненных элементов континентального космоса. Евразийское мировоззрение XX века закрепило эти идеи через систематизм структурной геополитики, через симфонию цветущей сложности Народов России-Евразии.
Известно, что евразийцы оказались творцами мирового структурализма.
Основатель структурализма Клод Леви-Стросс часто признавался, что основу своего научного метода он перенял у лингвиста Николая Трубецкого. Ну а структурализм предстал «заводной пружиной» всей европейской мысли XX века. Без структурализма не возможно представить Сартра, Лакана, Барта, Жирара, Делёза, Фуко… И вся эта интеллектуальная роскошь получается расцвела благодаря нашему великому соотечественнику князю Трубецкому. Часто ли об этом вспоминают? Редко, практически никогда.
Лев Гумилёв писал, что Николай Трубецкой ещё в 20-е годы предвосхитил открытие «общей теории систем» в науке Берталанфи. И здесь его вклад и научная ценность остались практически незамеченными.
Однако при «сооружении» новой идеологии системный метод и структурализм активно «пошли в ход». Пётр Савицкий пытался развить своё видение русской географии через изучение составных частей Русской Равнины и России-Евразии. Так родилась понятие «месторазвитии», представление о влиянии кормящего ландшафта на быт и этнопсихологию народа. Провидческая идея о том, что «почва выше крови» получила сугубо научное подтверждение. Евразиец Якобсон остроумно именовал методологию Савицкого «структурной геополитикой».
Николай Трубецкой видел существование России-Евразии, как симфонию народов и месторазвитий. Он именовал народ термином «лик» (тогда среди антропологов шёл серьёзный спор о научном имени для «народа», пока не победил термин Широкогорова «этнос»). Российскую цивилизацию Трубецкой именовал «многонародной личностью». Евразийцы были далеки от представлений националистов и унификаторов, пытавшихся превратить Россию в «россиянскую нацию», безжизненную и замороженную, будто рыба из ледника. Они всегда впереди ставили имперский подход, в котором «Россия состоит из различий». Впоследствии Лев Гумилёв использовал изречение, похожее на этнографический коан: «Сила системы в её сложности». Что роднит его с другим известным «систематистом» Эшби, написавшем «закон необходимого разнообразия».
Видение Русского мира как концерта, как космической гармонии произросло не на пустом месте. Гумилёв упоминает, что Трубецкой при написании своей евразийской концепции интересовался работами Александра Богданова.
Этот уникальный человек, основатель Пролеткульта и института переливания крови сформулировал свой «системный подход» раньше и Трубецкого и Берталанфи в виде науки «тактологии».
А про Богданова известно, что помимо того, что он был большевиком и экспериментатором, он являлся ещё и осознанным «русским космистом».
Этой сверхидеей в начале XX века бредили лучшие умы России. Она же стала и «заводной пружиной» появления советской космонавтики. Космисты видели любое явление, в том числе мир, Россию, Вселенную через идеологию «монизма», «системной целостности», «разнообразия, формирующего небесную гармонию».
И у «мониста» Циолковского и просветителя имперской «многонародной личности» Трубецкого живёт общее видение мира, как сложной системы.
Космизмом Николая Фёдорова всерьёз интересовались «левые евразийцы» Эфрон и Карсавин. Ну, а настоящий синтез астрофизики и этнографии предложил Лев Гумилёв — ученик, как Трубецкого и «чингисхановеда» Хара-Давана, так и великого русского естествоиспытателя и космиста Владимира Вернадского. Кстати — сын Вернадского Георгий был евразийцем и написал великолепную историю России с точки зрения Евразийства.
Гумилёв обосновал этногенез народов земли через космизм и панспермию (предположение о небесном происхождении жизни). По Гумилёву свет сверхновых звёзд порождает мутации и рождение новых культур и новых этносов.
Заметим, что и здесь евразийцы двигались вполне по пути классической русской мысли.
Основатель идеологии анархизма народник Михаил Бакунин писал, что главная миссия нашего народа — это стремление к «всеединству» мира. Бакунинские принципы впоследствии подхватили философ Владимир Соловьёв, а также «русские космисты» Фёдоров, Вернадский, Королёв и Ефремов. Русский «духовный идеал» предлагал миру и другим народам не имперскую отстранённость «этноса как элиты» ото всех остальных (как его видели создатели Британской империи), но целостность и братоприимство. Вселенский идеал оказался сверхидеей для русской интеллигенции: западники и славянофилы, народники и «мракобесы» — все бредили идеей вселенской целостности и космического единства мира.
Стремление к единству с народами Империи, Земли, а также с собственным народом оказалось для русской элиты несравнимо более значимой и приятной задачей, чем «ношение по свету» «миссии белого человека».
Жар-птица
Образцовым примером торжества «русского мессианства» стал раскол в семье наших героев Перовских. Внучка четвёртого сына Разумовского — Николая (крымского губернатора) и дочь «второго Льва» — Льва Николаевича Перовского (губернатора Петербурга) — Софья Львовна Перовская станет венцом славного рода и венцом великой русской трагедии под названием «поиски национальной идеи».
Софья Перовская один из лидеров «хождения» русской интеллигенции «в народ». Уверившись в недостаточности методов этнографии для спасения России, Софья Львовна возглавит террористов в деле организации убийства императора Александра II.
Перовская отчаянно «идёт в народ», становится акушеркой, учительницей, а потом и террористкой. Это уже не «хивинский поход» Владимира Перовского и Владимира Даля с этнографическим саквояжем под мышкой. Это падение Солнца вниз в страну «несметного мрака» в «царство теней и хаоса», из коего родится всё. Софья Перовская будто сказочная Жар-Птица или крылатый Люцифер падает «в народ» с яростью самурая-камикадзе.
А за ней падает «туда же» целое поколение дворян и интеллигенции. Блестящие этнографы — русские народники, «делая революцию», написали и «русскую этнографию». Щапов, Серошевский, Тан-Богораз, Штернберг, Кропоткин, Бонч-Бруевич — выдающиеся авторитеты отечественной и мировой этнологии.
Народник Лев Гумилёв
Это было занятие обычное и приятное для народников в ссылке изучать народы и отправлять потом отчёты о путешествиях в Русское географическое общество. Серошевский записал у якутов эпос Олонхо, Тан-Богораз составил великолепное исследование о жизни чукчей, Штернберг исследовал сахалинских нивхов-гиляков.
Добавим ещё, что Николай Трубецкой считал себя учеником народника Богораза, восторгался его уникальными экспедиционными познаниями и открытиями.
А Лев Гумилёв написал в лагерях историю Внутренней Евразии. В одной ссылке — историю тюрок, а в другой — историю гуннов. Причём весть о том, что Лев Николаевич пишет гуннскую летопись разнеслась далеко от казахстанских концлагерей. Знаменитый синолог академик Конрад даже продумывал хитроумный план спасения и выноса рукописи из ГУЛАГа.
«Последний евразиец» (так он сам себя именовал) Гумилёв продолжал именно народническую традицию. Он «страдал за народы» и всю свою жизнь защищал «униженные и оскорблённые» этносы от исторической клеветы.
Прямых доказательств связей Гумилёва с «недобитой» большевиками эсеровско-народнической сетью, нет. Зато много косвенных. У его матери — Анны Ахматовой многие годы было именно «народническое» окружение. А Николаю Гумилёву при советской власти покровительствовал Яков Блюмкин — левый эсер, бомбист, разведчик, позже «правая рука» Троцкого и ориенталист-путешественник.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
Но судьба Льва Гумилёва через ссылки, лагеря и войны «внесла» этнографа в народническую колею. Ведь «народничество» было закономерной частью «высокой русской культуры», которая никогда не терпит пустоты. Погибли одни народники — должны появиться новые.
Одно из главных понятий для наглядного описания целостности России-Евразии, приписываемое Гумилёву — это «общность исторической судьбы». Совместные героические деяния, успешные походы, совокупный энтузиазм при постройке заводов, кораблей и столиц — вот что связывает этносы воедино. То, что посильнее абстрактной общности крови или конкретной общности языка.
Так вот принцип «общности исторической судьбы» был элементом национальной доктрины партии социалистов-революционеров. Его озвучила великолепный этнолог и культуролог, прекрасная и умная дама Надежда Брюллова-Шаскольская.
У гумилёвской концепции пассионарности — учения о героях, толкающих государства и народы к подвигам, свершениям и великим достижениям искусства тоже есть свой прототип. Это народовольческий бестселлер блистательного писателя и критика Николая Михайловского «Герои и толпа».
Гумилёв синтезировал евразийство, русский космизм и народничество в уникальную идеологию. Эту идеологию он связал через исследование «общей исторической судьбы» народов Евразии. По сути он написал историю Внутренней Евразии, как цельную неразрывную летопись культурной и геополитической преемственности цивилизаций евразийского месторазвития. От скифов к гуннам. От гуннов к тюркам. От тюрок к монголам. И от монголов к русским.
Увлекательный стиль изложения сыскал невероятную популярность исторических и естественнонаучных книг Льва Николаевича. Миллионы сторонников интеграции стран Содружества, и грядущего Евразийского Союза выросли на его книгах. Ведь Гумилёв создал для Нового Союза настоящую социальную базу.
Последний его наказ звучал, как пророчество: «Если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через Евразийство».
Звериный стиль
Отметим, что различия между этнографами-имперцами и этнографами-народниками были не так велики, как кажется. И те и другие являлись сторонниками и носителями «живой этнографии». Имперцы лишь стремились сохранять дистанцию между собой (элитой) и «жителями нижнего этажа», вполне им симпатизируя. Народники пытались дистанцию преодолеть, «сливаясь с народом» на огромной скорости социологического падения с «верхнего этажа» культуры в «нижний».
Вспомним скифский «звериный стиль»: падающие с небес хищные птицы хватают лошадей, оленей, черепах и утаскивают их вверх — в небеса. Бездна энергий, искры конфликта, войны, любви и танца. Динамика общения аристократии и народа во все времена одинаковы. Но на её стыке, в процессе «экспедиции в народ» зародилась русская культура. И «русский мессианизм», полярно противоположный британской «миссии белого человека». Из него родилось и евразийское интеграционное мировоззрение, на наших глазах заменяющее собою для народов бывшего СССР классовую идею объединения пролетариата.
Часть 3. Империя Любви
Революционный консерватизм
Те, кто считают, что революционное народничество и имперство — это разные вещи, серьёзно ошибаются. Вот для примера лишь несколько документальных фактов из жизни российских интеллектуалов.
Летом 1849 г. по поручению Вольного экономического общества Николай Данилевский и Семёнов (впоследствии знаменитый Семёнов-Тянь-Шаньский) отправляются в Тульскую губернию исследовать границы чернозёмной полосы России, а также её флору. Но здесь же Николай Яковлевич был арестован за участие в кружке Петрашевского и препровождён в Петропавловскую крепость. И в итоге следственная комиссия около ста дней проверяла показания подозреваемого о его взглядах на социально-экономическую систему Фурье.
В это же время по делу «петрашевцев» проходил и Фёдор Михайлович Достоевский, впоследствии идейный соратник Данилевского на ниве почвенничества и русского патриотизма.
Арест двух русских гениев как бы повторился на следующем историческом этапе. В 1938 году по одному делу в питерские «Кресты» попали этнограф Лев Гумилёв и лингвист Теодор Шумовский. Эти два «подельника» прославились в России, чуть ли не как главные «восточники» и «ориенталисты» XX века. Поразительно, но истинные почвенники-патриоты начинают у нас свой политический путь в революционных кружках. Славянофил Самарин называл такой «подход» к почвенному делу «Революционным консерватизмом». Мережковский и Розанов оригинально развивали это направление. Они считали, что «консерваторы-декаденты должны возглавить революцию». Квинтэссенцией этого представления о животворности смешивания политических крайностей предстало в 1917 Движение «Скифы», состоявшее из лучших писателей и поэтов Серебряного века (Блок, Белый, Брюсов, Клюев, Есенин, Пастернак) и левых эсеров, революционеров-народников (Иванов-Разумник, Спиридонова, Блюмкин). «Скифы» сочетали революционный пафос с увлечением архаикой, наследием предков, воспеванием русской деревни.
Революционные увлечения и почвенничество действительно часто ходят рука об руку. Что и объясняет поразительное влияние Достоевского на русское общество и литературу и практически революционное влияние Данилевского на русскую научную и культурную элиту по сей день…
Сила убеждения «подельников»-петрашевцев, пассионарный задор, яркость образов и энергия бьющая через край текста – вот писательское кредо великих современников Достоевского и Данилевского. И генезис их авторского напора, их боевой почерк, возможно и следует искать в революционных увлечениях молодости.
Империя и Народы
Народничество и имперское евразийство были окончательно синтезированы в трудах Льва Гумилёва. Из его книг они как бы указуют путь строителям Евразийского Союза. С евразийской точки зрения, он видится как подлинная симфония Империи и Народов.
Это только так кажется, что евразийская интеграция не несёт никакой смысловой нагрузки. Бесцветные чиновники интеграции с хмурыми лицами и пустыми глазами доказывают нам, что за ними только графики, тарифы, президентские наказы и, наверное, советские счёты с костяшками. Но Евразийство — это мировоззрение. Попадая в него, с какой угодно стороны (хоть из пространства биржевых котировок и газовых откатов) активист, персонаж, герой или игрок оказываются (хотят они этого или нет) в пространстве с чётко очерченными идеями, значениями, мифами, этнополитическими правилами.
Евразийство априори несёт в себе имперскую идею. Но не только её. Евразийство говорит о структуре имперского космоса — о Народах. И об особой миссии Русской Империи и Русского Человека — «понимать и принимать другие Народы» (Фёдор Достоевский). Евразийское мировоззрение зафиксировало и зашифровало в себе диалектику Империи и Народов.
Евразийский Союз будет имперским образованием. Демократическим, сложносоставным, ассиметричным, и — имперским. По-другому у нас строить не получается. Но Евразийский Союз будет делаться не ради себя самого, не ради Путина, нефтяных контрактов и таможенных пошлин. Он рождается для того, чтобы сберечь народы Евразии от глобализации и унификации, чтобы сохранить их самость, лики, культуру, обряды и богов. И это будет главная и самая благородная сверхидея будущего Союза. Чтобы в этой Новой Империи жили Народы — на своей земле и по своим законам.
Евразийство — это Любовь
Евразиец-лингвист Роман Якобсон вычленил очень важную для нашей цивилизации деталь: языки народов Русской Равнины (славян, угро-финнов, тюрок, молдаван, евреев-ашкенази и русских цыган) обладают последовательным принципом противоположения палатализованных (или мягких) и непалатализованных (или твердых). Это фонологическая доминанта русского и соседних с ним языков. Т.е. разнообразные народы нашей страны объединены в в евразийский языковой союз по принципу мягкого произношения слов.
Россия – это территория мягкого знака и тихого голоса. Этим восторгались французские структуралисты, например Арто просто впадал в пляску от слова «деревььья». Мягкие знаки кончаются на Германии – там проходит граница между Россией-Евразией и Европой. А Россия-Евразия – цивилизация мягкого «душевного» произношения.Европейские расисты-филологи с презрением писали о нас в этой связи: «О, бедные русские! Всё то у них смягчено!»
Евразийцы, напротив утверждают абсолютное достоинство нашей «Мягкой Империи». Евразийцы — географы и лингвисты напомнили нам изначальные архетипы нашего уникального мира.
«Евразийство — это Любовь!» Любовь Империи к своим Народам. И любовь Народов к своей Империи. Не обязательно стремиться к тому, чтобы это изречение красовалось на гербе Евразийского Союза, как «Пролетарии всех стран соединяйтесь!».
Надо просто любить свою Родину и ценить её этническое разнообразие.
Тогда и расцветёт чаемая всеми нами «цветущая сложность» России-Евразии.
Павел Зарифуллин