23 марта 2012 года в столице Татарстана прошло заседание Казанского экспертного клуба Российского института стратегических исследований на тему «Исламский фундаментализм на территории пенитенциарных учреждений России: условия содержания религиозных экстремистов, распространение в уголовно-криминальной среде, меры противодействия государства и духовенства», организатором которого выступил Приволжский центр региональных и этнорелигиозных исследований РИСИ. Мероприятие прошло в формате круглого стола.
Основная тема, которую обсуждали эксперты, касалась ситуации с нахождением радикал-исламистов в тюрьмах и колониях России и, в частности, Татарстана и их влиянием на остальных заключенных.
Долгое время у Духовного управления мусульман Татарстана, равно как и у муфтиятов в других регионах России, не было определенной концепции религиозной работы с заключенными. Обычно данная работа велась спонтанно и усилиями отдельных представителей духовенства, бравших на себя обязанности по окормлению осужденных. В Татарстане, к примеру, такую работу осуществлял имам Касим Нуруллин (1934-2006), который с 1992 года и до самой смерти работал с заключенными во 2-й и 5-й исправительно-трудовых колониях Казани, где его стараниями удалось возвести мечети. Однако постепенно эта деятельность от непостоянства и индивидуального опыта отдельных имамов была поставлена муфтиятом на регулярную и правовую основу: в 2011 году между Духовным управлением мусульман Татарстана и Управлением федеральной службой исполнения наказаний (УФСИН) по Республики Татарстан было подписано соглашение о взаимосотрудничестве, после чего в структуре татарстанского муфтията появился Отдел по координации взаимодействия с УФСИН, в котором работают 3 штатных сотрудников.
Возглавляет этот отдел Айрат Зарипов, который на круглом столе озвучил интересную статистику: в Татарстане имеется 5 следственных изоляторов и 11 колоний, из которых одна для несовершеннолетних. В них располагается 7 мечетей и 7 молельных комнат, а всего, по мнению Айрата Зарипова, соблюдающих каноны ислама насчитывается 500 осужденных. 15 имамов в Татарстане (8 – из них в Казани) имеет допуск в тюрьмы и колонии, где встречаются с заключенными. Однако это происходит на не регулярной основе, поскольку мусульманское духовенство непосредственную работу ведет в своих мечетях «на воле», посещение мечетей или молельных комнат «на зоне» осуществляется лишь периодически, а трое штатных сотрудника Отдела ДУМ Татарстана по координации взаимодействия с УФСИН просто физически не в состоянии охватить все пенитенциарные учреждения региона, тем более, что многие из них находятся не в Казани, а в других городах республики. По мнению Зарипова, долгое время не существовало внимательного контроля за религиозной литературой, что имелась в тюремных мечетях, в результате нередко бывали случаи, когда заключенный, решивший приобщиться к ценностям ислама, брал в руки книгу ваххабитского содержания. Сейчас сотрудники татарстанского муфтията взялись за инвентаризацию всей тюремной религиозной литературы, удалив из мечетей и молельных комнат пенитенциарных учреждений ту, что не соответствует традиционному для татар исламу ханафитского мазхаба. Более того, Духовное управление мусульман Татарстана стало активно само печатать специально для заключенных книги об исламе и пополнять ими библиотеки тюремных мечетей. «Сотрудники муфтията на каждую мусульманскую книгу ставят специальной печатью штамп, что они разрешены ДУМ Татарстана и соответствуют традиционному для татар исламу ханафитского мазхаба. Руководство колоний и СИЗО нас в этом поддерживает, считая, что экстремистской литературы не должно быть в руках осужденных», — рассказал Айрат Зарипов.
Имам Бурнаевской мечети г.Казани Фархад Мавлютдинов, сам регулярно работающий с заключенными, рассказал, что руководство УФСИН по Татарстану прислушивается к мнению духовенства, когда решается вопрос об условно-досрочном освобождении заключенных. В то же время он рассказал, что нередко встречаются в среде заключенных, которые приходят в «зоновскую» мечеть, осужденные религиозные экстремисты, которые воздействуют на остальных зэков-мусульман, стараясь их обратить в радикальную версию ислама, а если этого не удается, то начинают избивать последователей традиционного ислама ханафитского мазхаба, пропагандируя вот таким образом правильность своей акыды (вероубеждения). «В 18-й колонии даже избили имама, который пришел выступить с проповедью о необходимости следованию традиционному для татар исламу ханафитского мазхаба», — отметил Мавлютдинов. Имам также поделился своим опытом работы в Казанской колонии для несовершеннолетних: «Для подростков-мусульман характерна „футува“ — рыцарство, или точнее сказать, юношеский максимализм, который проявляется порой в некотором стремлении бросить вызов всему обществу и государству. Этим, если не проконтролировать, могут воспользоваться религиозные радикалы. Вот почему важно до еще не окончательно сформировавшейся как личности молодежи донести ценности именно традиционного ислама ханафитского мазхаба», — считает Фархад-хазрат.
Председатель Совета улемов Российской ассоциации исламского согласия (РАИС), директор Центра изучения Благородного Кора и Пречистой Сунны Фарид Салман считает, что среди заключенных-мусульман только 1% придерживаются исламского фундаментализма в форме ваххабизма, идеологии Хизб-ут-Тахрир или других зарубежных течений ислама, но именно этого числа религиозных экстремистов достаточно, чтобы они задавали тон в уголовно-криминальной среде. «На практике мы получаем следующую картину: в тюрьму садится один ваххабит, он создает джамаат (общину) вокруг себя из зэков, нередко обращая в радикальную форму ислама и этнически немусульман – русских, и на свободу уже выходят десять ваххабитов», — обрисовал татарский богослов картину распространения нетрадиционных для России течений ислама.
Тему исламского прозелитизма среди русских заключенных продолжил председатель Общества ревнителей истории Василий Иванов. По его мнению, причина перехода в ислам русских зэков связана со слабой работы Русской Православной Церкви и конкретно Казанской епархии в пенитенциарных учреждениях. «Нередкими случаями на “зоне“ являются принятие русскими не традиционного для Поволжья ислама ханафитского мазхаба, а как раз радикальных зарубежных форм под влиянием своих сокамерников из числа салафитов или хизб-ут-тахрировцев», — полагает эксперт, добавляя, что нередко неопротестанты из числа баптистов или пятидесятников работают эффективнее среди зэков, чем православные священники. Сам Василий Иванов склонен видеть причину успеха вахабитского прозелитизма среди русских в том, что у русских нет культурного фундамента для ислама: «Этнические мусульмане, даже светские по мировоззрению, все-таки стремятся к традиционному исламу, поскольку их национальная культура исторически развивалась в рамках конкретного мазхаба (в России – это ханафитский у мусульман Поволжья, Сибири и Северного Кавказа и шафиитский у некоторых народов Северного Кавказа), у русских же нет такого „культурного кода“, что дает при умелой манипуляции фундаменталистам обратить их в радикальные формы ислама».
Руководитель Приволжского центра региональных и этнорелигиозных исследований Российского института стратегических исследований Раис Сулейманов считает, что ценности криминального мира не противоречат базовым основам исламского фундаментализма. «Точно также, как уголовники говорят, что есть „закон воровской“ и есть «закон ментовской», в той же форме ведут свой дагват (пропаганду) радикал-исламисты, говоря, что есть «кяферские законы», а есть «шариат», — дал описание ученый мировоззренческим установкам исламских фундаменталистов. В результате происходит сращивание религиозного экстремизма с криминалом. Подобный симбиоз ваххабизма и преступного мира имеет место быть не только на «зоне», но и на «воле»: сегодня среди организованно-преступных группировок (ОПГ) встретить ваххабита не редкость. Само учение ваххабизма не требует от вчерашнего «светского» преступника отказываться от бандитского образа жизни: рэкет на торговых рынках в пользу братвы теперь именуется сбором «закята» (пожертвований) в пользу «братьев»; убийства оправдываются, поскольку убить кяфера – это нормально, а если жертва был мусульманином, то его кровь объявляется халяльной (разрешенной для пролития) и его можно назвать мунафиком (лицемером: вроде внешне мусульманин, но на самом деле не мусульманин, потому что мусульманами, по мнению салафитов, являются только последователи «чистого ислама»); сотрудники правоохранительных органов вместо «мусоров» и «ментов» именуются теперь «муртадами» (те, кто не служит делу ислама, как считают фундаменталисты) и т.д. Даже романтизация религиозного экстремизма у радикал-исламистов напоминает романтизацию криминального образа жизни: шансон и заунывные песни про «нелегкую жизнь воровскую» Михаила Круга или Ивана Кучина у ваххабитов имеют свой аналог в виде творчества салафитского барда Тимура Муцураева, чьи песни посвящены «нелегкой жизни моджахедов». Эстетика и этика уголовного мира в глазах самих уголовников легко перекликаются с эстетикой и этикой ваххабизма: общие представления о добре и зле, о правильном и плохом, а жизнь «по понятиям» легко подменяется жизнью «по шариату» в фундаменталистском его понимании.
Для противодействия сращивания криминала и исламского радикализма эксперты предложили как выход создание отдельных тюрем и колоний для религиозных экстремистов с их изоляцией как от других заключенных, так и друг от друга, чтобы избежать объединения. Возможно, даже помещение фундаменталистов в камеры-одиночки. Тогда удастся избежать ситуации, когда распространение радикальных форм ислама в уголовно-криминальной среде будет идти по принципу «сажаем одного ваххабита – на свободу выходят уже десять ваххабитов». Более того, опыт показывает, что отбывшие наказание фундаменталисты, как правило, не исправляются. Известны случаи рецидива религиозного экстремизма, причем уже в террористической его форме. Так, в событиях 25 ноября 2010 года в Нурлатском районе Татарстана, в ходе которых силами МВД и ОМОНа была обезврежена банда вооруженных боевиков, планировавших в лесу создать военно-полевой лагерь по типу северо-кавказского ваххабитского подполья, участвовал в качестве моджахеда уже ранее осужденный и отбывший наказание член Хизб-ут-Тахрира Альберт Хуснутдинов, который не только не вышел из экстремистской организации, но даже решил пойти дальше и реализовать свои убеждения по строительству халифата, взяв в руки оружие. Нередко отбывшие наказание фундаменталисты, приходя на свободе в мечети, в глазах мусульманской молодежи начинают выглядеть как «пострадавшие за веру», и их образ начинает героизироваться, что дает больше возможностей для распространения религиозными радикалами своих убеждений. Ваххабиты-рецидивисты начинают в глазах подростков пользоваться уважением точно так же, как в 1980-1990-е годы для уличной шпаны бывшие зэки с татуировками на теле казались некими «правильными» и «живущими по понятиям» авторитетами.
Однако только такие меры не решат проблему полностью, если среди заключенных-мусульман не будет вестись пропаганда традиционного ислама ханафитского мазхаба. Для этого, по мнению экспертов, необходимо создание института тюремных имамов, которые на штатной и, соответственно, регулярной основе будут вести религиозно-просветительскую работу. Ситуация, когда на всю пенитенциарную систему Татарстана работает только три человека, а остальные имамы осуществляют это от случая к случаю, не решает проблемы противодействия распространению исламского фундаментализма в среде заключенных. Подобно тому, как в армии дореволюционной России существовал институт полковых мулл, находящихся на штатной основе, возможно, стоит поставить вопрос о создании института тюремного духовенства, причем не только мусульманского, но и других традиционных для России религий. Постоянно работающее мусульманское духовенство в пенитенциарной системе страны, занимающееся распространением среди осужденных-мусульман ценностей только традиционного ислама ханафитского мазхаба, позволит минимизировать проблему ваххабизации уголовно-криминальной среды.
Тюрьма – это зеркало общества, только те процессы, что происходят на «воле», еще сильнее и отчетливее порой проявляются за колючей проволокой. Сегодня отрицать проблему наличия исламского фундаментализма в тюрьмах и колониях России уже не приходится. Адептами этой идеологии являются не только осужденные религиозные экстремисты, но таковыми нередко становятся и другие заключенные, оказавшиеся под влиянием своих сокамерников-ваххабитов. В социальной иерархии тюремного сообщества России радикал-исламисты на сегодняшний день занимают касту «мужиков» и «фраеров»; «блатных» и «смотрящих» на «зоне» из числа ваххабитов пока не имеется. А значит, в уголовно-криминальном мире пока исламские фундаменталисты не задают тон. В тоже время проблема остается, и ее решение зависит от совместной работы государства и традиционного духовенства. В Татарстане в этом отношении на уровне как руководства Управления федеральной службы исполнения наказаний, так и Духовного управления мусульман есть полное взаимопонимание. Ведь самый страшный преступник – это преступник с идеологией.
Раис Сулейманов