Очерк «Нагорный Карабах: хроника конфликта. Записки бакинского еврея» был написан в 1992 году, вскоре после переезда автора в Израиль и тогда же опубликован в израильской русскоязычной газете «Курьер».
Это было время, когда тон в культурной и общественной жизни русскоязычной общины Израиля задавали представители московской и питерской еврейской интеллигенции, и они же во многом определяли отношение израильского общества в целом к событиям, происходящим на территории бывшего СССР. В силу целого ряда причин в армяно-азербайджанском конфликте их симпатии были на стороне Армении. При этом, как выяснилось, большинство израильтян не имели никакого представления ни о предыстории конфликта, ни о подлинном ходе его развития. Позиция еврейской интеллигенции в этом вопросе формировалась на основе исключительно публикаций в центральной советской и, отчасти, западной прессе, а они, увы, далеко не всегда были объективны. Точнее, большая их часть строилась на откровенной лжи и дезинформации, а часть — на полуправде, которая, как известно, порой хуже откровенной лжи, так как вызывает доверие.
Все это и побудило меня написать «записки бакинского еврея». Разумеется, я был не совсем простым «бакинским евреем». Так случилось, что начало моей журналистской карьеры совпало с началом конфликта вокруг Нагорного Карабаха, и я невольно оказался в центре событий — много ездил, встречался с беженцами, с жителями Нагорного Карабаха и т.д. Все впечатления тех четырех лет (1988-1991) и нашли отражение в очерке. Конечно, я тогда многого не знал, да и не мог знать, и за эти два с лишним десятилетия наверняка было рассекречено множество документов, появились новые свидетельства, произошло множество различных событий, и потому его уже никак нельзя считать полной и предельно объективной хроникой конфликта, да я на этом и не настаиваю.
Как мне стало известно, в том же году очерк, без всякого участия с моей стороны, был перепечатан одной из азербайджанских газет, а затем и издан отдельной брошюрой — она есть в каталоге Центральной библиотеки Азербайджана. Надеюсь когда-нибудь подержать ее в руках…
“Для каждого азербайджанца сегодня Карабах является приблизительно тем же, чем Иерусалим для евреев, Троице-Сергиева лавра и Ясная поляна — для русских, Версаль и Булонский лес — для французов…
Сотни тысяч армян благополучно жили на территории всего Азербайджана; выходили газеты и книги на армянском языке, армянские школы были созданы не только в Карабахе, но и в Баку, Ханларе и других районах республики, где имелся даже незначительный процент армянского населения; армянский отдел существовал в каждой сколь-нибудь крупной библиотеке Азербайджана… Что же касается экономики НКАО, то темпы ее развития намного опережали среднереспубликанские, в результате чего НКАО превратилась в действительно богатый край. Все руководство было исключительно армянским, армяне были председателями сельских советов даже в азербайджанских селах НКАО. В Азербайджане о какой-либо дискриминации армянского населения не могло быть и речи…
А вот азербайджанское население действительно подвергалось самому беззастенчивому давлению со стороны руководства автономной области… Ежегодно около тысячи семей азербайджанцев переезжало из НКАО в другие районы республики. К 1985 году в области проживало 123 тысячи армян и 37 тысяч азербайджанцев, а к моменту присоединения Карабахского ханства к России в области проживало всего 90 тысяч жителей, из коих всего 4331 были армянами. В том же году (1985) армяне стерли цифру 150 с памятника, установленного в Мардакерте в честь 150-летия заселения армянами Карабаха.
Именно в Карабахе кроются истоки того сепаратизма, который за два года буквально разъел “Союз нерушимый”. Именно забастовки в Карабахе положили начало тому экономическому кризису, в котором сейчас пребывает бывший Союз, причем время их объявления приходится как раз на тот период, когда первые, осторожные экономические реформы уже начали давать результаты — в 1987 году впервые за полтора пятилетия было приостановлено падение темпов роста национального дохода.
А начались эти события с того, что на проходившем в 1987 году в Париже очередном Армянском национальном конгрессе было принято решение использовать начавшиеся в СССР демократические преобразования для удовлетворения “законных требований армянского народа” о “воссоединении” НКАО с Арменией. В том же году в том же Париже тогдашний экономический советник Горбачева Абель Аганбегян встречается с представителями армянской диаспоры во Франции, после чего спешит дать интервью французским газетам, в котором заявляет, что Карабах, расположенный на северо-востоке республики (?! — П.Л.), стал армянским. Абель Аганбегян говорил: “Как экономист, я считаю, что он более связан с Арменией, чем с Азербайджаном. Я представил одно предложение по этому поводу. Я надеюсь, что в условиях перестройки и демократии эта проблема найдет свое решение”. Одновременно в армянской и всесоюзной прессе одна за другой появляются статьи армянских публицистов, в которых проводится мысль о том, что азербайджанцы — пришлый народ в Закавказье, не имеющий исторических корней и собственной культуры, а вся его нынешняя территория, оказывается, является… исконно армянской землей. Некоторые из этих авторов доходили до того, что пытались объявить величайшего азербайджанского поэта Низами Гянджеви армянином.
Наибольшего размаха эта антиазербайджанская истерия 1987 года достигла после публикации в журнале с выразительным названием “Дружба народов” стихов известной армянской поэтессы Сильвы Капутикян, призывающей своих читателей повторить путь “славного Андраника” и пройтись с “берданкой и саваном” по азербайджанским селам.
Вскоре после этого массовым тиражом вышла в свет книга 3ория Балаяна “Очаг”, в которой Карабах вообще объявлялся “очагом” армянской нации. В этой же книге азербайджанцам предъявлялась претензия в том, что они… слишком быстро размножаются, а потому в качестве превентивной меры предлагалось стерилизовать азербайджанских женщин.
В Азербайджане поняли, что надо отвечать. Десятки историков и литературных критиков — от маститых до начинающих — написали рецензии на эту книгу, но тогдашнее азербайджанское руководство категорически запретило публиковать что-либо на эту тему под тем предлогом, что такие публикации могут нанести “урон дружбе между братскими армянским и азербайджанским народами”…
И тут в Степанакерте начинаются митинги с требованиями присоединения НКАО к Армении, которые тут же были поддержаны в Ереване. Сначала в этих митингах принимали участие всего несколько сотен человек, но уже через несколько дней их число составило десятки тысяч. И в Ереване, и в Степанакерте требования и лозунги были удивительно похожими: пора исправить “ошибку Сталина” и “воссоединить” народ НКАО с “матерью Арменией”. После армянских демонстраций 1987 года, прокатившихся по Армении и Нагорному Карабаху, Москва растерялась…
…Молчание Москвы и предоставление “полной свободы” митингов и демонстраций в Армении и НКАО было расценено как поддержка “правого дела армян” и укрепило организаторов “карабахской кампании”, да и весь армянский народ, в мысли, что победа не за горами — нужно только придерживаться избранной линии — давления на Москву…
Вскоре митинги перешли в массовые забастовки, остановились практически все предприятия НКАО и Еревана. А в самой Армении в это время антиазербайджанские настроения достигли, как тогда казалось, своего крайнего накала. В селах Зангезура начались самые настоящие азербайджанские погромы. Вооруженные охотничьими ружьями группы людей врывались по ночам в дома азербайджанцев и давали 10—15 минут на сборы. Сберкнижки и купчие на дома брать запрещалось… Подчас все происходило гораздо страшнее — женщины вытаскивались за волосы, выбрасывались на январский снег дети, жестоко избивались мужчины. Нередко толпа погромщиков скопом насиловала все женское население б дома, в то время как пара-тройка держала его хозяина, проверяя, сколько времени он выдержит зажженную зажигалку под подбородком…
После этого родителей и детей сажали в грузовики, довозили до республиканской границы и там ссаживали на мерзлую землю. Тысячи избитых и изнасилованных, зачастую в одном нижнем белье, шли по снегу до сел своих сородичей… Сотни, не выдержав холода, погибали в пути… Об этом не писала мировая пресса, молчали и советские средства массовой информации. Только позднее, газета “Советская Россия” поместит снимки босоногих ребятишек в белых рубашонках, пробирающихся по заснеженным горам в сторону Нахичевани с весьма расплывчатой подписью: “не будем гадать, чьи это дети…
Это наши дети…” Но это были азербайджанские дети, многие из которых просто не выдержали тяжести перехода.
К концу февраля 1988 года толпы этих обездоленных вместе с изуродованными трупами близких потянулись в Баку, чтобы там “найти правду и защиту”. Однако прибытие десятки
тысяч беженцев в столицу республики не могло не вызвать антиармянских настроений в городе и не дестабилизировать обстановку, и это тогдашнее правительство Азербайджана прекрасно понимало. В результате было принято решение остановить их в Сумгаите…
Рассказывают, что по возвращении из поездки в США, где он помимо всего прочего, встречался с представителями армянской диаспоры, Горбачев как бы мимоходом спросил
у прибывшего в командировку азербайджанского аппаратчика: — Скажите, что вы за народ такой — азербайджанцы?
Михаил Сергеевич, — ответил тот, не раздумывая, — азербайджанцы — это спящий тигр.
Когда он спит, это милейшее существо, но если его разбудят…
21 февраля 1988 года “тигр” начал просыпаться — возбужденные слухами о беженцах, раздраженные молчанием Москвы по поводу территориальных притязаний, тысячи людей вышли на митинги в Баку и Сумгаите под лозунгами “НКАО — неотъемлемая часть Азербайджана”. Часовой механизм Сумгаитской трагедии был запущен…
За эти четыре с лишним года о Сумгаитской трагедии написаны сотни, если не тысячи статей, и все-таки происшедшее в конце февраля 1988 года в Сумгаите остается загадкой. Кто был организатором и вдохновителем этих погромов. Почему за несколько дней из города выехали армяне-цеховики и прибыли армянские кинематографисты?
Откуда у погромщиков были точные адреса домов и квартир, в которых проживали армяне?.. Вопросы, вопросы, вопросы…
Ответы на них, очевидно, надо искать как в событиях тех страшных дней, так и в том, что за ними последовало. А началось все с митинга на центральной городской площади, где ораторы с гневом говорили о беспрецедентных решениях “воссоединении”, принятых обкомом НКАО и поддержанных ЦК Армении, о молчании Москвы, о бесчинствах в азербайджанских селах Армении. И тут в центр толпы выскакивает обнаженная женщина с распущенными волосами и, раздирая себе лицо ногтями, кричит о том, что была зверски изнасилована армянами. “Где ваша честь, мусульмане, где ваша честь?!” — беспрестанно повторяла она…
Для наэлектризованной толпы беженцев и подростков этого было достаточно… Толпа двинулась по улицам города, круша по дороге магазины и водяные будки. Затем она разделилась на два потока, один из которых повел некий Григорян (армянин по национальности), человек, за спиной которого было три судимости. Именно эта группа отличалась наибольшей жестокостью, именно на ее совести — все 28 жертв Сумгаитской трагедии, зверские изнасилования… Члены другой группы занимались тем, что врывались в армянские дома, переворачивали мебель и забирали ценности. Когда погромщики из этой группы заглянули в квартиру старухи Шушаник и поняли, что грабить нечего, они, заметив в шкафу два тома “Истории Армении”, под общий хохот стали топтать книги…
— Да не огорчайся ты так, бабушка Шушаник, сказал ей на прощание один из погромщиков. Эти два тома были неправильно написаны. Садись, пиши третий…
Сумгаитские милиционеры бежали от толпы, и если бы не сотни азербайджанцев, прятавших в своих квартирах соседей-армян, жертв, возможно, было бы значительно больше. Интересно, что квартиры армян, покинувших город до этих событий, остались совершенно не тронутыми…
Пётр Люкимсон, “Курьер”, Израиль, № 28—32, июнь 1992 года