«Кавказ в условиях новых вызовов и угроз»

05 мая 2015 года, Москва. В Российском Институте Стратегических Исследований (РИСИ) состоялась III Международная научная конференция «СТРАТЕГИЯ РОССИИ НА КАВКАЗЕ».

Ниже приведен доклад на данном мероприятии директора Фонда поддержки христианских церквей «Международный фонд Христианская Солидарность», сопредседателя Международной Ассоциации «Христианство и Ислам» Дмитрия Пахомова на тему «БЛИЖНИЙ ВОСТОК — БОЛЬШОЙ КАВКАЗ: РЕЛИГИОЗНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ».

1. Геополитический контекст

Актуальная стратегия действующей администрации США на Большом Ближнем Востоке (под которым, помимо собственно Ближнего Востока, понимается регион Северной Африки и Иран) базируется на принципах теории управляемого хаоса, чем существенно отличается от стратегии предыдущих администраций, нацеленной на установление прямого контроля за критически важными нефтеносными регионами через военную оккупацию и управляемые режимы. Смена стратегии вызвана как необходимостью сохранить глобальное лидерство при углубляющихся диспропорциях глобальной финансовой системы, так и соображениями разработки более экономной стратегии глобального доминирования, позволяющей сократить военные, управленческие и финансовые издержки.

Основная задача США в целом в глобальной политике – эскалация глобальной нестабильности с целью снижения темпов роста стран БРИКС и стимулирования вывода капиталов с развивающихся рынков в экономику США, а также сохранение доллара в качестве доминирующей мировой валюты. В рамках этой глобальной стратегии применительно к региону Большого Ближнего Востока реализуются две локальных стратегии. Первая стратегия – управляемая дестабилизация с целью контроля за нефтяными ценами и путями транспортировки углеводородных энергоносителей в Европу и динамично развивающиеся страны АТР (прежде всего, в Китай). Вторая стратегия – контроль за ключевыми государствами региона по принципу divide et impera («разделяй и властвуй»). В период 2010-2013 г. реализовывался первый этап дестабилизации макрорегиона, условно называемый «арабской весной». В настоящее время наблюдается переход к следующему этапу, характеризующемуся резким усилением ультрарадикальных исламистов, прежде всего, группировки «Исламское государство» и её сателлитов, и вовлечение всех ключевых государств макрорегиона в затяжную борьбу с ними. Одновременно наблюдается актуализация угрозы экспорта нестабильности за пределы макрорегиона – в частности, в Среднюю Азию и Северный Кавказ, что формирует уже непосредственную угрозу для национальной безопасности Российской Федерации. Ключевым организационным и финансовым спонсором «Исламского государства» является Катар, находящийся в военно-политической зависимости от США. После смены эмира в июне 2013 г. уровень лояльности Катара к США значительно возрос.

Согласно имеющейся информации, Катар в последние несколько лет активизирует исламские миссионерские программы в Эфиопии. Несмотря на внешне мирный и просветительский характер, проповедуется салафитская версия Ислама, при этом переход в Ислам стимулируется материально.

Эфиопия и Джибути находятся в состоянии территориальных споров. При этом в г. Джибути, являющимся важным портом в Аденском заливе, под предлогом обеспечения защиты от сомалийских пиратов находится военный флот НАТО, по мощности сопоставимый с 5-м флотом США расквартированном в Бахрейне. В Джибути также находится военная база США с контингентом порядка 25 тысяч человек, при этом база оснащена, в том числе, боевыми беспилотниками. Данная база и флот могут быть использованы в качестве «запасного» в случае конфликта с Ираном, так как они недосягаемы для флота и воздушных (в том числе ракетных) средств поражения данного государства, а также в качестве инструмента силового давления в регионе, в том числе в целях давления на Йемен, Саудовскую Аравию и контроля за морским транзитом через Красное море (имеющим стратегическое значение для Европы). Дополнительная дестабилизация ситуации в Сомали или Эфиопии, в том числе, через появление и активизацию ИГИЛ в регионе, может послужить предлогом для наращивания военного присутствия США и НАТО в Джибути.

2. Угроза экспансии ИГ в Российскую Федерацию, в Среднюю Азию и на территорию Макрорегиона Большой Кавказ

В 2014 году Россия вступила в жесткий геополитический конфликт с США, имеющий тенденцию к углублению. Президент США Барак Обама в 2014 году провозгласил «агрессию России на Украине» одной из трех главных угроз для мирового сообщества. Активность антироссийской кампании в глобальных информационных СМИ, политическое давление на ЕС и мировое сообщество в целом, направленное на экономическую изоляцию России, а также попытки дипломатического «перехвата» союзников России указывают на глобальный характер и системность антироссийской политики США. Логика политики США предопределяет активизацию работы, направленной на дестабилизацию внутриполитической ситуации в Российской Федерации, как минимум — с целью значительного ослабления экономического, оборонного и внешнеполитического потенциалов России, как максимум – с целью свержения действующего Президента РФ и фрагментацию России на несколько государств.

Как показывает опыт «цветных революций» на постсоветском пространстве и так называемой «арабской весны» на Ближнем Востоке, основными методами внутриполитической дестабилизации являются поддержка радикальной оппозиции и разжигание межнациональных, межплеменных и межрелигиозных конфликтов. Первый способ избирается при наличии сильных оппозиционных настроений и кризиса популярности высшего политического руководства. Второй способ оказывается предпочтительным при консолидированной политической системе и популярных верховных руководителях, но опирающихся на хрупкий или потенциально разрушаемый консенсус изначально не доверяющих друг другу национальных или религиозных групп.

Ситуация в России приближается ко второму варианту из описанных – в России наблюдается высокий рейтинг её президента Владимира Путина, как официальные, так и несистемные оппозиционные партии слабы и не имеют большой популярности у населения. Наиболее прозападные либерально-оппозиционные круги пользуются популярностью только в Москве и Санкт-Петербурге, при этом основной круг их сторонников составляет служащие и интеллигенция, в целом не способные к активным «силовым» мероприятиям.

При этом ситуация с межнациональным и межрелигиозным миром, а также с распространением экстремистских идей в исламской упаковке в России далека от идеальной. Несмотря на купирование в большинстве случаев наиболее радикальных форм экстремистских проявлений – прежде всего, террористической деятельности радикальных групп исламистского толка – уровень бытовой ксенофобии среди русского населения, равно как и проникновения экстремистских учений в исламскую среду, следует признать достаточно высоким. Этническое и религиозное разнообразие России является как преимуществом, так и уязвимостью: продвижение экстремистских националистических и религиозных идей в таком обществе значительно облегчается, а при значительном ухудшении социально-экономической обстановки с высокой вероятностью приводит к внутриполитическому взрыву. Примером такого варианта развития событий может служить история межнациональных конфликтов на пространстве СССР – постсоветском пространстве в период конца 80-х – начала 90-х годов. При этом в настоящее время, в отличие от указанного периода, значительно большую роль приобретает не национальный, а религиозный фактор.

Немаловажен и тот факт, что как в среде сторонников радикальных исламистских идей, так и в среде русских националистов наблюдается наибольшее количество людей, готовых к активным «силовым» мероприятиям. Во всех этих средах приветствуется и активно практикуется спортивная и военная подготовка. Соответственно, участие в социальных конфликтах представителей этих сред, тем более организованных в движения, значительно повышает их остроту и возможные негативные последствия.

На территории Российской Федерации экстремисты исламистского толка наиболее активны на территории Северо-Кавказского Федерального округа (Северного Кавказа). Именно на этой территории наиболее часты проявления самой радикальной формы экстремистской деятельности – терроризма. Такое положение дел обусловлено как историческими причинами (первая война в Чечне, период существования независимой «Ичкерии», контртеррористическая операция и стабилизация ситуации в Чеченской республике с последовавшим затем уходом исламистских радикалов, в частности, представителей «Имарата Кавказ», в другие регионы Северного Кавказа), так и специфическими условиями существования республик Северного Кавказа. Таковыми условиями являются демографические (высокая доля молодежи среди населения), социальные (высокое значение этно-клановых и родственных связей, в том числе при формировании органов власти и бизнес-элиты, и, как следствие, ограниченность социальных лифтов для молодежи) и культурно-исторические (традиционный уклад жизни, уважение личной силы и смелости, исторический опыт межнациональных конфликтов и конфликтов с Российской Империей) особенности региона. В этих условиях исламские республики Северного Кавказа оказались восприимчивы к влиянию салафитских проповедников и пропаганде экстремистских организаций салафитского и ваххабитского толка (в том числе и уже упомянутого «Имарата Кавказ»), призывавших к джихаду — под которым они понимали борьбу с властями Российской Федерации за построение в будущем на территории Северного Кавказа независимого исламского государства.

В преимущественно исламских регионах Северного Кавказа наблюдаются две противоположные тенденции – внешняя стабилизация ситуации, выражающаяся в формировании жестких региональных политических систем и снижения количества радикальных силовых проявлений исламского экстремизма (в том числе терактов) и скрытая экспансия экстремистских и джихадистских идей на фоне общей исламизации молодежи. Наиболее активен этот процесс в Дагестане, где смена власти и последовавшая попытка нового руководителя Рамазана Абдулатипова переформатировать систему неформальных клановых и властных квот в региональной власти в значительной степени потерпела неудачу. В настоящее время процесс скрытой экспансии экстремизма джихадистского толка конвертируется в повышение силовой экстремистской активности. Примером подобной тенденции можно назвать теракты в г. Грозном в декабре 2014 года. Таким образом, минимум вооруженной и террористической активности экстремистов, достигнутый в результате подавления прежних, существовавших ещё с «чеченского» периода, радикальных движений, оказывается преодолен вследствие нарастания новых негативных тенденций в исламском сообществе Северного Кавказа.

На глубокое вовлечение молодежи республик Северного Кавказа с преимущественно исламским населением (Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) в религиозную жизнь Ислама накладывается значительное повышение роли интернета и социальных сетей, делающих доступными агитацию иностранных радикальных джихадистских движений, а также агитация «миссионеров» этих движений непосредственно «на местах». Также негативную роль оказывает симпатия некоторой части имамов этих республик к салафитской версии Ислама, при этом данные представители духовенства не формируют негативное отношение к экстремистским джихадистским движениям и вооруженному экстремистскому подполью.

Особая ситуация сложилась в Чеченской Республике. Благодаря жесткой позиции руководства Чечни инфильтрация проповедников экстремистских структур практически полностью пресекается республиканскими силовыми структурами, а высокий уровень внимания руководства республики и республиканского исламского духовенства к религиозному образованию населения обеспечивает высокий уровень религиозной грамотности и профилактику вовлечения в экстремистскую деятельность.

Вместе с тем, экспансия экстремистов исламистского и джихадистского толка не исчерпывается Северо-Кавказским регионом. Схожим образом, посредством возможностей интернета и через агитацию миссионеров-экстремистов, происходит вовлечение в экстремистскую деятельность и в центральных регионах России. Здесь условиями, благоприятствующими такому процессу, является нелегальная миграция из государств Средней Азии и Закавказья (Азербайджан) с преимущественно мусульманским населением, влекущая формирование изолированных поселений мигрантов на производствах, строительных объектах, рынках и т.п., все более приобретающих признаки гетто. Необходимость отправления коллективной молитвы при небольшом количестве мечетей в столичных городах (Москва, Санкт-Петербург) и областных центрах центральной России, с одной стороны, формирует массовые скопления людей во время главных мусульманских праздников у мечетей, с другой – вынуждает создавать в мигрантских поселениях молитвенные дома, закрытые от внешнего мира, имамами в которых становятся либо некомпетентные в Исламе лица, либо непосредственно миссионеры экстремистских организаций. Возникает парадоксальная ситуация, когда исходно малорелигиозные мигранты из государств Средней Азии со светским режимом становятся сторонниками экстремистских исламистских движений в Москве или центральных регионах России.

В настоящее время в деятельности исламистского подполья в России и на постсоветском пространстве наблюдаются значимые негативные изменения. В основном они связаны со значительным усилением группировки «Исламское государство» (ранее известная как ИГИЛ), захватывающей новые территории в Ираке и Сирии и приобретающей черты реального государства – в частности, получающей контроль над нефтяными месторождениями и возможность финансировать свою деятельность за счет продажи нефти по сверхнизким ценам. Вторая важнейшая причина, актуальная для России – резкое увеличение спонсорской поддержки исламистских экстремистов в России из-за рубежа. В настоящее время США заинтересованы в дестабилизации ситуации в России и на постсоветском пространстве в целом. Таким образом, деятельность по стимулированию экстремистских движений исламистского и джихадистского толка в России и на территории постсоветского пространства осуществляется в соответствии с интересами США и имеет очевидную тенденцию к активизации.

Наибольшую опасность в этой связи представляет усиление центрально-азиатских исламистских движений, таких, как «Исламское движение Туркестана», «Исламское движение Узбекистана», «Джамаат Ансарулла» а также формирующееся в настоящее время движение «Хорасан». В исламистских движениях Средней Азии в настоящее время наблюдается перегруппировка и переход от прежней лояльности и подчинения Талибану (и, соответственно, его лидеру Мулле Омару) к непосредственному подчинению «Исламскому Государству». Так, лидер «Исламского движения Узбекистана» Усман Гади публично присягнул на верность главарю «ИГ» Абу Бакру аль-Багдади и признал его в качестве халифа. Согласно имеющимся данным, на территории Ферганской долины (во всех трех государствах – Киргизстане, Узбекистане и Таджикистане) в целом присутствует уже около 20 тысяч боевиков.

Также поступают сведения об инфильтрации этих экстремистов, а также сторонников радикального движения Хизб ут-Тахрир из Таджикистана и Узбекистана в Центральную Россию, о возвращении на территорию РФ существенной части воевавших за «Исламское государство» в Ираке и Сирии. Здесь уместно упомянуть, что только согласно публичному заявлению директора ФСБ РФ Александра Бортникова, сделанному в ходе его визита в США, всего за ИГИЛ воюют около 1700 выходцев из России – при этом некоторые источники оценивают численность таких людей как минимум в 2 раза больше.

Отдельные эксперты не исключают переноса основной боевой активности «Исламского государства» на территорию Средней Азии или даже «ребрендинга» «Исламского государства» в пользу одной из среднеазиатских группировок.

При поддержке антироссийского руководства Украины происходит формирование радикального исламистского крымско-татарского движения в Крыму. Активизируется и пропагандистская деятельность исламистских экстремистов в этом регионе.

Таким образом, в настоящее время проходит стадия укрепления экстремистского подполья. Неизбежен переход этого подполья к активным действиям – особенно в условиях публично декларируемой заинтересованности США в смене политического режима в РФ. Участники этого подполья могут быть задействованы в самых различных мероприятиях, в том числе в массовых беспорядках и террористической деятельности.

Также особым образом стоит упомянуть о том, что настроения в националистических средах, националистическом и нацонал-патриотическом сегменте социальных сетей демонстрируют высокий уровень исламофобии, вызванный полным отождествлением всех верующих мусульман с агрессивными представителями Северного Кавказа и государств Средней Азии. Такое восприятие свидетельствует не только об искаженном восприятии Ислама в националистических средах и в целом среди русских, но и не в меньшей степени — о высокой степени самоизоляции кавказских землячеств, не говоря о сообществах мигрантов из государств Средней Азии и Закавказья.

Кроме того, СМИ, в том числе телевидение и федеральные газеты, чаще всего упоминают тему Ислама в связи с террористическими актами на Северном Кавказе или конфликтами на Ближнем Востоке, формируя представление о мусульманах как о потенциально склонных к терроризму и экстремизму людях. В центральных СМИ крайне мало представлена религиоведческая информация об Исламе как религии, об особенностях её религиозных школ – даже на базовом уровне. Данная ситуация не только не способствует межрелигиозному взаимопониманию, но и формирует у психопатических личностей интерес преимущественно к экстремистским вариантам исламского вероучения – так как именно о них они получили информацию в центральных СМИ.

С учетом текущей ситуации на Украине и возможности проникновения в Россию представителей экстремистских движений националистического толка, а также явно проводимой в националистических средах «античеченской» и антиисламской кампанией, указанная ситуация – при умелой организации провокаций — может привести к крупным межнациональным столкновением и внутриполитической дестабилизации в центральных регионах РФ, в особенности – в Москве и Санкт-Петербурге.

Для предотвращения подобных сценариев, а также для налаживания взаимодействия с общественно-активными сообществами, как русских националистов, так и землячеств Северного Кавказа, важную положительную роль может сыграть Русская Православная Церковь во взаимодействии с духовенством традиционного Ислама.

Особым образом, также стоит отметить то, что в РФ исторически сложившимся и естественным, но, к сожалению, плохо учитываемым во внутренней политики стабилизационным фактором является неоднородность религиозного состава титульных этносов в национальных республиках. В качестве примера можно привести Татарстан и Северную Осетию. По данным Члена президиума Региональной татарской национально-культурной автономии г. Москвы Бухаровой Динары (опубликованы в целом ряде православных СМИ): «крещеные татары – это часть большого татарского этноса, исповедующая православное Христианство, являющаяся также тюркоязычной органической частью большой русской (российской) нации. По некоторым оценкам их численность достигает до 30% от общего числа татар».

Уважаемые коллеги, благодарю за внимание!

© Директор Фонда поддержки христианских церквей

«Международный фонд Христианская Солидарность»

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>