Кризис отцовства

Прошедшие выборы и следующая перед ними кампания кандидатов показала традиционную проблему современной этнопсихологии и психологии взросления. Мы утрачиваем институт отцовства, который постепенно замещается социализацией регрессивного типа. Мужчины-отцы, кто отвечает за состояние мира, уходят, а их место занимают мужчины-животные, которые позиционируются как альфа-самцы человеческой стаи. И они пользуются чудовищным электоральным спросом!

Если просмотреть листовки кандидатов, то мы увидим на них типичный набор регрессивно социализированного мужчины: кожа нафотошоплена до опрятной чистоты попки младенца, почеркнуты его черты самца – широкие плечи, волевой подбородок. Кроме того, на фото он один. Если отец во всех культурах и на всех изображениях предстает как центральный образ коллективной фотографии, то современный кандидат не часть социальной панорамы, он одинокий охотник и ни за кого не отвечает.

Электорат в этом плане вопросов не задает, так как тонко чувствует деградацию антропологической фигуры отца. Его интересуют только «настоящие мужчины», то есть первоклассные животные, гарантирующие прямое или символическое размножение. Кандидаты представлены на фото в одиночку. Вакантно место спутницы, и средства фоторедакторов использованы для того, чтобы это подчеркнуть. Может ли такой человек управлять государством – вопрос открытый. Ведь на фото не видно, чтобы он управлял хотя бы своей семьей. Животные же только жрут и размножаются; проблема, знакомая России лучше, чем во многих странах-центрах цивилизаций.

Отцы

Наиболее впечатляюще на проблему отцовства обратил внимание итальянский психоаналитик Луиджи Зойя. Он видел в антропологической фигуре отца двухтысячелетнюю традицию, порожденную античностью, которая в настоящий момент переживает стремительный упадок под ударами христианства, массового общества и индустриальной экономики.

Luigi Zoja

Luigi Zoja

Если женские базовые архетипы, а также гормональные программы воспроизводства и воспитания потомства «прошиты» в женском организме, включаются и выключаются в определенный момент, то отец – фигура полностью культурна и нуждается в сознательных усилиях по поддержанию ее статуса. Если этого не происходит, мужчина становится «родителем номер два», как это сейчас юридически прописано во французских законах. К сожалению, большинство мужчин стран Евразии «родители номер два», так как утратили или утрачивают связь с этой традицией. Они разлучены со своими архетипами.

Альтернатива отцам, пишет Зойя, это фигура Ахилла. Преисполненный яростью и агрессией, он сражается только за себя и лишь терпит вокруг себя других греков, создающих декорации для его личной победы. Он человек толпы, даже если он для этой толпы лидер. Мужчина-неотец черпает силу из массовости. Он не центр, центра в толпе вообще нет. Его нет в стаде, косяке, стае. Рыба с поврежденным мозгом ничем не отличается от здоровой, так как ни она, никакая другая рыба в косяке не является центром. Оттуда, из массы, черпают свои силы женихи Пенелопы. Одни не альтернатива Одиссею, отцу, стратегу, человеку проекта.

Из своей массы черпают свои силы и «болотные люди», протестующие против результатов выборов. Они не альтернатива депутатам нового думского созыва. И те и другие социализированы как массовое общество, они друг другу релевантны, представляют собой один и тот же рассказ, и ничего не могут предложить миру нового.

Отцы – люди проекта. Мужчины регрессивного типа социализации борются за справедливость, под которой они понимают возможность самим занять места, на которых они будут насиловать «пенелопу» России, Украины или Киргизии. Мужчины прогрессивного типа готовят проект выхода из кризиса. Интересная деталь: в «программах» кандидатов, как правило, пятнадцать-двадцать нелепых тезисов, больше похожих на невразумительный поток сознания страдающего шизофренией. «Поддержу малый бизнес», «создам новые рабочие места», «дам новые возможности молодежи»… Расхожие и модные глупости, тезисы-отговорки, за которыми никогда не стояло и не могло стоять никакой конкретики. Человека, который в роли отца придет спасти Россию, мы узнаем сразу. Узнаем его по тысячестраничному тому, где по каждой проблеме с опорой на глубочайшую аналитику будет дано решение.

Кризис

Древние греки, которых можно на полном основании считать изобретателями фигуры отца, создали большое количество примеров и укоренили их в своих мифах. Одиссей, Гектор, Зевс, Агамемнон, Ясон, Аякс. Это культовые фигуры, выполняющие функции культурного героя. Они стоят за социально-политическим порядком, в котором живут люди.

IngresJupiterAndThetis

Греки же и показали неотцов, людей, которым нет места внутри полиса. Геракл, пользующийся таким успехом как силач и воин, жил и сдох как животное, он прыгал на всех женщин, и не только на них, и был отравленный ревнивой женой. Это человек под влиянием hybris, гордыни. Мало кто понимает почему гордыня смертный грех. Если у мужчины нет центра в фигуре отца, он утверждает небессмысленность своего существования в подвигах, не считаясь ни с какими жертвами. Это популярная фигура сегодня.

Образ мужчины прогрессивного типа, порождающего, несущего огромную ответственность за дело, которое выбрал, человека стратегического, утверждающего культурную и социальную норму, подвергался нападкам на протяжении двух тысяч лет. Христиане отменили отцов, создав одного отца – на небе – доверив отцам на земле быть операторами связи с Единым Отцом. Следом за ними пришли публичные отцы – Муссолини, Гитлер, Сталин – усыновившие свои народы и проклявшие простых порядочных и добросердечных отцов. Вовлекая молодые поколения в массовое общество и массовые движения, они отрывали сыновей от отцовского проекта. Мужчины утратили свое достоинство.

Кризис отца сегодня касается всех сфер общественной жизни. Даже насилие, направленное, созидающее, утверждающее, которое казалось прерогативой мужчин и отцов, сегодня проявляется в феминных истеричный террористических актах. Насилие перестало быть формой коммуникации и превратилось в припадок, который не щадит никого и никакой цели не достигает.

Сегодня все пишут о нехватке ритуальности в посвящении мужчины. Юнгианцы, фрейдисты, социологи, фименисты, кибернетики. Такой огромный запрос, а отцов, которые вводил бы их в мир мужчин, нет. Пышным цветом цветёт псевдоритуальность, которая обещает мужественность: армия, городские банды, первый секс с проституткой, наркодилер с посвятительным порошком, школа. Сегодня вряд ли на этом фоне может появиться реальное посвящение — с ритуальным священным пространством и проводником. Только отец может дать такое посвещение, только эта фигура обладает инициатической силой. И пока его нет, остается псевдоинициация, исходящая от банды братьев – мужчин, социализированных по регресивному типу.

Никто кроме отца не может благословить. Не то, как мы понимаем благословение в мире без отцов, как благословение на брак. Благословение отца – это конечный пункт процесса, когда отец создает отца в своем ребенке, царя в его голове. Но если нет отца, и в своем ребенке «родитель номер два» никакого отца создать не смог, то в чем благословение? Скоморошье ужимки, указывающие молодому человеку его место в стае, возглавлять которую претендует отец невесты?

Уход отца создал ситуацию, при которой за состояние мира никто не отвечает. В крайнем случае отвечает Бог-отец. Если его безумные дети обменяются ядерными ударами, Бог-отец придет и деактивирует зараженную почву. Если они убьют Землю, он подарит им новую на день рождения. Это звучит смешно, но именно так мы и относимся к нашей жизни. Кто отвечает за то, если в ближайшем подвале безумец создаст новый штамм сибирской язвы?

«Государство должно отвечать» — говорят те, кто поглупее. Они не понимают, что государство — это автоматика, очень сложная машина, в которой ответственность лишь в процедурах правильного заполнения бумажек. Велосипед, который едет по асфальту, не отвечает за состояние этого асфальта. Государство не отвечает за дела людей, лишь функционирует в темном свете их последствий.

Отвечать за состояние мира может лишь отец. И вопрос заключается в том, как его найти.

Кризис отцовства-2

В мире, который оставляют отцы, мужчинам уготована роль, прописанная модернистами и феминистками. Это роль второй женщины в семье. «Руки по хозяйству». Сегодня женские интернет-группы взрываются восхитительными в своем слабоумии и простодушии цитатами: «Как прекрасно, когда муж встал ночью, чтобы поменять ребенку памперс». Для их подписчиц мужчина это такое существо, которое кормит, развлекает, моет, причесывает и укладывает спать ребенка во время их отсутствия. То есть выполняет комплекс мероприятий, который греки называли «педерастия» (до того, как это понятие в бытовом сознании было отмежевано от педагогики и отождествлено с педофилией).

Само понятие «педерастия» означает, что мужчина любит ребенка подобно женщине, как хаотическая мать-материя, безусловно и безропотно, в отрыве от какого бы то ни было социального контекста и конструкта. Это очевидный ролевой остаток для мужчины, у которого последовательно отнимались отцовские функции.

Если раньше отец должен был выстроить отношения с ребенком, усыновить его, даже если он и казался его собственным, то сегодня волевой акт не требуется. Мужчина признается отцом ребенка вне зависимости от его готовности, способностей, психологического состояния, желания или понимания отцовских психоролевых функций. Если раньше он передавал ребенку права, так как был их носителем, то сегодня существует миф «естественных прав», которые возникают на пустом месте просто по факту рождения нового человека. И они подвергаются чудовищной инфляции, так как не обеспечены отцовством. Также как происходит инфляция ничем не обеспеченных денег, появляющихся «из пустоты» печатного станка. Если раньше отец был носителем инициатической или благословляющей функции, то теперь инициировать может банда братьев, а благословение вообще не требуется, так как и от ребенка не требуется в будущем принять на себя роль отца.

В антропологической перспективе отцы отодвинуты на задний план как исторический пережиток, их место занимают мужчины, социализированные по регрессивной модели: либо как животные, либо как альтернативные женщины. На этом фоне совершенно бессмысленно выглядит попытка бороться за какие-то духовные скрепы, так как мужчине самой ущербностью ее психоролевой функции в современном мире предписано стать неполноценной женщиной или вовсе перестать измерять себя культурными и человеческими мерками, превратиться в то, что спит со всем, что движется.

Те, кто понимает эту ситуацию, и те, кто не желают регрессивно социализироваться, остается возможность найти в себе отца, но таких возможностей не так много, и они продолжают сокращаться.

Поиски

«Одиссея» начинается с поиска Телемахом своего отца. Считается, что это поздний фрагмент, и добавлен уже много позже написания основной части. Однако он очень показателен. Каким бы ты ни был принцем и наследником Итаки, взрослые мужи, сообщество отцов, не пускает тебя за свой стол, так как отец не делегировал тебе никаких прав. Без царя в голове можно стать лишь царем-изгоем. Печальная участь, которая тогда грозила лишь маргиналам греческого полиса, сегодня – культурная норма и психологическая проблема для многих мужчин. Проблема эпических масштабов.

92478063_4711681_Telemah_i_Afina

Сегодня идея отца скомпрометирована общими фемистскими нападками на отцов, ставя им в вину домашнее насилие. С их точки зрение «стерильные» от такого насилия мужчины (греческие «педерасты») – лучшая роль. Широкое распространение роли такого мужчины, привлекательной и не рискующей быть обвиненной в грубости, мужланстве, изнасиловании, вытеснила отцов. Получить благословение отца стало практически не у кого. Не остается таких отцов, которые разрешат быть отцами.

В этой ситуации появляются энтузиасты-психоаналитики, предлагающие свои интересные рецепты. Двое из них – Роберт Мур и Дуглас Жиллетт – выводят четыре ключевых архетипа, открытие которых может привести мужчину к состоянию отца. Примириться с отцом. Согласно их теории, в психике регрессивно социализированного мужчины эти архетипы расколоты на пассивную и активную часть. Это состояние они называли биполярно-дисфункциональным функционированием архетипа. Во время такого взаимодействия с ними, молодой человек мечется между пассивной стороной архетипа и его активной стороной, не имея ни сил, ни возможности соединить их в единое целое.

Архетип «любовник» по теории Мура-Жиллетта связан с чувственной стороной мужчины. Под его влиянием рождаются художники, музыканты, писатели и актеры. Его юношенским прототипом является фигура «эдипова сына». Если инициация и благословение проходят по законам мифа и ритуала, эдипов сын становится любовником, и проблем нет. Но если нет такого проводника, который порвет связь мужчины с его детскими и юношескими энергиями и установит связь с его энергиями взрослого, эдипов сын так и не трансформируется, расколовшись на две части: в активной ипостаси – «маменькин сынок», в пассивной – «мечтатель-неудачник».

Другой архетип, «маг», вырастает из юношеского архетипа «одаренный ребенок». Но если этот человек знания, умения и мастерства не был инициирован, он распадается на «всезнайку» в активной фазе и «балбеса» в пассивной. Мужчина мечется между ними и растрачивает свои таланты на знание бесполезное, обращенное к его hybris, желанию выделиться среди других за счет других. Муж как еще один ребенок, фигура узнаваемая. Она питается от архетипа расколотого «эдипова сына» и «одаренного ребенка». С феминистской точки зрения это может быть прекрасно: муж играет с детьми в паровозик или пирамидку с истинным энтузиазмом – но это не отец.

«Воин» — еще один взрослый архетип. Но подлинный воин знает когда идти в бой, а когда отступать. Сегодня мир презирает воина и восхваляет «героев», незрелый архетип подростков. Воин и герой суть противоположны друг другу. Хотя в массовом сознании герой — это высший предел эволюции воина — на деле все не совсем так. Воин взрослый, он знает когда его атака сработает, а где надо применить манёвр, он стратегичен. Герой инстинктивен, потому что мальчик. С пеной у рта он кидается в бой, не зная своих пределов и пределов врага, срабатывает это очень редко. Армии и обществу нужны воины, а не герои. Нужны отцы, а не подростки.

Насилие над домашними для Мура и Жиллетта являются актом самоутверждения именно героя, а не воина. То есть регрессивного мужчины, а не прогрессивного. То, что обычно связывается с мужской грубостью, хамством, насилием и прочими слабостями мужчины, для них есть биполярно-дисфункциональное расстройство героя и его последствия. В активной фазе это «халиган», в пассивной – «трус». То, что мы считаем домашнее насилием плодом хулиганства и трусости, буквально вписывается в эту концепцию.

Близкий, но не тождественный архетип «короля» вырастает из юношеского архетипа «божественного дитя». Во взрослой жизни такому существу нет места, поэтому он раскалывается на «ребенка-тирана», который ставит свои «хочу» выше всех интересов и ценностей, и на «слабовольного принца», которому все должны. Вместо того, чтобы быть источником общества, социализатором, экстернализирующим из себя социальный порядок, такой мужчина жалуется на жизнь и придается страданиям от того, что его недолюбили в детстве.

Интеграция

Архетип и человек, находящийся под его влиянием, подобны планетарной системе. Архетип – звезда, он является источником энергии и притяжения. Человек — это планета, которая кружится на замкнутой орбите вокруг своей звезды. Их отношения также обусловлены юнгианской теорией относительности: если человек слишком приблизится к архетипу, он будет опустошен и сожжен им, как сгорает и плавится планета, приблизившаяся к звезде, а если удалится, живительная энергия больше его не согреет, он превратиться в камень.

В этом ключе понятны проблемы, вытекающие из работы с архетипом. Очень легко узнать архетип, под влиянием которого находится человек, и просто впустить его в себя, доверив ему своими руками проживать свою жизнь. Однако такое часто заканчивается катастрофой. Не лучше судьба и у тех, кто так и не смог установить связь с этими ключевыми архетипами – любовником, магом, воином и королем. Им остается сжигать остатки детских энергий, не получая альтернативную энергию извне. Эти остатки, искореженные и извращенные, распадаются на субпродукты – активную и в пассивную субстанции.

Мур и Жиллетт довольно скупо описывают свою практику, но и по тому объему, что доступен их читателям, очевидно, что воссоединить мужчину с его зрелыми архетипами не такая простая задача, и тут может быть полезен специалист.

Конечно же это не единственный путь создать в себе фигуру отца и выбрать путь отца. Тут могут помочь и медитация, и получение антропологического знания, и инициализация у скрывающихся сегодня отцов. Иногда об этой проблеме напоминает кинематограф. «Звездные войны», «Крестный отец», «Планета обезьян: революция». Помогает и древний эпос, ослабленный, но не отмененный печатной культурой. Отец прячется на страницах книг, метрах кинопленке и на далеких звездах нашего бессознательного, которые мы называем архетипами. Нас разделяет с ним почти непроницаемый мрак, и преодолеть этот мрак может только каждый конкретный человек. Так как это его персональный мрак.

Виталий Трофимов-Трофимов
Белая индия

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>