Экс-депутат Сейма и сопредседатель Латвийского комитета по правам человека Владимир Бузаев давно и серьезно занимается мониторингом проблем русскоговорящей общины страны. BaltNews.lv взял у него интервью, чтобы оценить ее перспективы и с цифрами в руках разобраться в тенденциях.
— Владимир Викторович, Ваш мониторинг сосредоточен на таких проблемах русскоговорящей общины страны, как массовое безгражданство, языковая дискриминация и демонтаж образования на родном языке.
Все это так, но Латвия входит в самые престижные международные экономические структуры — ЕС, ОЭСР, еврозону. В последние годы ВВП Латвии растет гораздо быстрее, чем средние показатели стран-одноклубниц, улучшаются условия жизни всех латвийцев. Не является ли проживание в стране, принадлежащей к «золотому миллиарду», достаточной компенсацией ее русским жителям за некоторые ограничения в правах?
— Ответом на вопрос являются демографические показатели, которые мы также отслеживаем. В Латвии по сравнению с последней советской переписью (1989) население уменьшилось на 27%, численность латышей — на 13%, а нелатышей — на 42%. Масштабы постигшей русскую общину страны катастрофы видны из того, что СССР во Второй мировой войне потерял около 14% населения.
Трехкратная разница в темпах убывания нацменьшинств связана не только с их преобладанием среди эмигрантов, но и с различием в естественных демографических показателях их и латышей: уровнем смертности (в 2015 году на 30% выше), рождаемости (на 23% ниже) и естественной убыли (в 9 раз больше).
Причем показатели всех крупных этносов существенно хуже, чем в странах их этнического происхождения. А до 1991 года эти показатели были как раз лучше, и естественный прирост (!) латышей и нелатышей в период «оккупации» был примерно одинаков.
На наш взгляд дело здесь в экономическом неравенстве и социальной отчужденности нелатышей, которые вызваны той дискриминацией, с которой мы начали разговор.
— Ваш вывод Вы можете подтвердить статистическими данными?
— Тут не все так просто. Этническая дифференциация в статистике Эстонии, Латвии и Литвы существенно различна. Из данных ЦСУ Литвы, к примеру, нам не удастся оценить даже разницу демографических показателей населяющих ее литовцев, поляков и русских. А вот в официальной статистике Эстонии этнический аспект разницы в доходах отражен прямо. Уровень доходов населения разделен на 5 так называемых квинтилей, и с 2003 по 2016 гг. представлено распределение населения по ним — отдельно для эстонцев и для неэстонцев.
Соответственно, все эти 14 лет доля неэстонцев в квинтиле с наименьшими доходами существенно выше, а в квинтиле с наибольшими — существенно ниже, чем доля эстонцев. В начале периода доля неэстонцев в нижнем квинтиле (22,1%) превышает таковую у эстонцев (19%) на 16%, в 2016 году — уже на 47%. В верхнем квинтиле доля эстонцев в 2003 году превышала долю инородцев на 47%, в 2016 — уже на 82%.
Очевиден не только факт различия, но и тенденция усугубления такового по мере продвижения к «светлому будущему».
Интересно, что и в Латвии такая статистика регулярно собирается по стандартизированной для стран ЕС процедуре обследования рабочей силы. Данные отдельно для латышей и остальных подданных правительству известны, но, в отличие от Эстонии, не публикуются. Видимо, Райвис Дзинтарс по вечерам их читает, чтобы уснуть с чувством исполненного долга.
Прямым доказательством наличия в распоряжении ЦСУ этнических данных экономического характера является единственная из нескольких сотен имеющихся на сайте ЦСУ таблица NIG20, в которой публикуются данные раздельно по гражданам и негражданам. А именно, индекс риска впадения в бедность в 2016 году для граждан и неграждан всех возрастов составлял 21 и 29%, для лиц в возрасте 65 лет и старше — 39 и 44%.
Мы отреферировали те редкие исследования, авторам которых соответствующие данные были доступны. Последнее из них фиксирует разницу в зарплате у латышей и представителей нацменьшинств в 2002-2009 гг. в 10%, а среди занятых в публичном секторе женщин в 2007 году — в 20%. При этом следует еще учесть, что нелатыши преимущественно проживают в крупных городах (70%, в том числе в Риге — 46% на 1 июля 2017 года), где средняя зарплата существенно выше, чем за их пределами. Вследствие благоприятного расселения при прочих равных условиях зарплата нелатышей должна была быть наоборот на 5% больше.
Разрыв в доходах должен быть заметнее, чем разрыв в зарплатах, ибо уровень общей безработицы среди нацменьшинств существенно выше, чем у латышей: в среднем на 33% за 24 года, в 2016 году — на 32% (соответственно 8,2 и 12,1% от экономически активного населения в этнической группе). Остается добавить, что лицам, не имеющим гражданства Латвии (в начале 90-х — 70% нацменьшинств, в 2017 году — почти 40%) как пособие по безработице, так и все виды пенсий в ряде случаев назначаются в существенно меньшем размере, чем гражданам.
— Исследования по социальной отчужденности представителей нацменьшинств вами тоже отреферированы?
— Единственное масштабное исследование соответствующих этнических различий (опрос около 8000 человек с соблюдением репрезентативности выборки) было произведено в 1999 году под эгидой программы развития ООН норвежским специалистом Осландом (Aadne Aasland).
К сожалению, автор разделял миф об утерянных русскими привилегиях, выражающихся де в прежнем их доминировании в управляющем аппарате и на требующих отличного знания русского языка престижных должностях. Соответственно он счел реально выявленные им различия статистически незначимыми, вызванными необоснованным пессимизмом в связи с «утраченными привилегиями».
Например, только 53% латышей, и целых 70% русских усматривали, что по сравнению с 1991 годом их питание ухудшилось. Не знали, будет ли им выплачена зарплата в следующем месяце соответственно 20 и 35%, будут ли иметь в следующем месяце работу 26 и 40%, искали дешевые вещи для покупки 56 и 70%, не оплачивали коммунальные счета в течение 3-х месяцев (условие для возбуждения процесса о выселении!) 7 и 13%, имели долги 22 и 33%, имели автомобиль 31 и 21% опрошенных.
Осланд отмечает, что, хотя частота обращений за социальной помощью среди этнических групп аналогична, латыши чаще получают помощь в случае обращения за ней, имеют больше знаний о том, как и какую помощь можно получить, и дают лучшую оценку работе социальной службы по сравнению с нацменьшинствами.
О повышенной социальной отчужденности свидетельствует и непропорциональное представительство нацменьшинств среди заключенных — 137 латышей и 280 русских на 100 тысяч жителей (2016).
Кроме фактора социальной отчужденности не будем забывать, что среди судей лишь 12% (2016), руководителей прокуратур — 6% (2007), адвокатов — 13% (2010) нелатышей при 39% их среди населения и 28% среди граждан. Среди депутатов самоуправлений представителей нацменьшинств лишь 9% (2017).
Коллега из Центра прав человека в Таллине Вадим Полещук приводит гораздо более разнообразные данные по Эстонии. Среди заключенных в тюрьмах почти 60% были представителями нацменьшинств (2013), среди проституток их доля колебалась от 70 до 85% (2007), среди ВИЧ-инфицированных — 87% (2009-2014), умерших от передозировки наркотиков — 83% (2005), и это при 30% в составе населения.
Правда, пьют русские заметно меньше эстонцев (среди юношей в 2014 году 43% трезвенников против 24%), но прибавления здоровья от этого у них не наблюдается: пенсию по инвалидности в 2014 году получали 22% представителей этнических меньшинств и только 10% эстонцев.
Среди бездомных Таллинна 66% составляли нацменьшинства при 55% среди всех жителей города (2011).
— Проживая в Латвии с младенческого возраста, ощущали ли вы в первые 40 лет советской жизни свое привилегированное положение по сравнению с латышами?
— Ну, завлаб — литовец, завотделом — латыш. Последний, будучи в должности парторга, ликвидировал созданные по инициативе сотрудников НИИ курсы обучения латышскому языку. А в 1992 году принимал у меня по нему экзамен, будучи уже начальником местной языковой комиссии.
Осланду следовало бы в советскую статистику заглянуть. При 47% среди населения в 1987 году среди членов КПЛ представителей нацменьшинств было 60%, но среди секретарей ЦК КПЛ — только 20%, работников горкомов и райкомов КПЛ — 35%, в аппарате Совета министров — 35%, среди министров и руководителей госкомитетов — 17%, руководителей самоуправлений — 23%. «Оккупанты» преобладали в промышленности, в особенности на тяжелых и вредных производствах. Доля семей нацменьшинств (без смешанных) по переписи 1989 года составляла 41%, но проживающих в коммунальных квартирах — 49%, в общежитиях — 57%.
Справедливо отмеченная Осландом концентрация нацменьшинств в больших городах кроме преимуществ имела и определенные недостатки. С 1985 года только зарплата латвийских колхозников (без учета доходов от приусадебных участков) устойчиво и существенно превосходила зарплату горожан. Латышам, живущим или имеющим родственников на селе, было существенно легче выжить в условиях экономического коллапса, когда к 1995 году ВВП упал вдвое по сравнению с 1990 годом.
По этому показателю Латвийскую ССР удалось догнать только в 2006 году, а после кризиса — еще раз в 2012. К тому же, по уровню расходов на социальную защиту по отношению к ВВП Латвия с 2004 по 2008 гг. была на последнем месте в ЕС, уйдя с него в кризисный период 2009-2010 гг., и оставаясь на последнем месте с 2011 по 2014 гг.
В 2015 году анти-лидерами были Румыния (14,6%) и Латвия (14,9%), при среднем по ЕС28 значении 28,7% (2014 год). По абсолютному уровню социальных расходов на душу населения Латвия в 2014 году с 1503 евро (в ценах 2010 года) оказалась на третьем месте с конца, опередив Болгарию (1003) и Румынию (1020).
Но от лидирующего Люксембурга Латвия отставала в 12 раз, а от среднего показателя еврозоны — почти в 6 раз. А вы тут про «золотой миллиард» говорите.
— Как русским удалось приспособиться к этим изменениям?
— С большим трудом. Если в 1990 году в сфере производства товаров работников было вдвое больше, чем в сфере обслуживания, то к 2015 году это соотношение составило 2:7.
В 2007 году среди лиц, занятых в 4-х основных отраслях хозяйства (сельское, включая лесное и рыболовство, промышленность и транспорт, коммерческие услуги, некоммерческие услуги) распределение латышей (%) было следующее — 7, 26, 36, 31, а нелатышей — 3, 34, 43, 20.
В некоммерческих услугах, где кроме учителей, врачей и полицейских представлен еще и весь госаппарат, относительная доля латышей выше в 1,5 раза. Среди работников министерств доля нацменьшинств в 2002 году составляла 8%.
В государственных или местных органах власти, НПО или на предприятиях, в которых государственная собственность составляла не менее 50%, были заняты 37% латышских работников и только 24% работников из числа нацменьшинств (2007).
Ряд исследований подтверждает наличие сегрегации по уровню престижности труда также и в частном секторе. Например, высококвалифицированным интеллектуальным трудом заняты 43% латышей и 31% представителей нацменьшинств (2007).
Основной причиной деформации рынка труда являются всеобъемлющие и непропорциональные языковые требования (2013).
Свой вклад в копилку неравноправия вносит и латышизация всех видов образования: если по данным переписи 1989 года доля лиц с высшим образованием среди нелатышей была на 40% выше, чем у латышей, то в 2011 году — уже на 10% ниже. К тому же, потенциал лиц с высшим образованием общинами используется по-разному: уровень занятости таковых среди латышей в 2008 году был 87%, среди нелатышей — только 75%.
Поэтому достижение языкового равноправия и сохранение системы образования на русском языке, это вопрос выживания общины не только в абстрактном духовном, но и во вполне материальном плане.
Источник: BaltNews