Пятое эссе в стиле модальный реализм от Павла Зарифуллина из серии «Небо над Китаем»
Первое эссе «Саламандра Гобустана»
Второе эссе «Обретение Китая»
Третье эссе «Сходка пророков в Китае»
Четвертое эссе «Ключи от Неба в Кабуле»
Страна грифонов
Можно было бы написать, как я выбирался из Афганистана. Про изящных девочек-стюардесс Эмирэйтс Аэрлайнс, подаривших мне заманчивое небесное слово «вававау». Про отель «Парус» в Дубае. Из него можно тысячу лет смотреть на утопающий в утреннем солнце счастливый Персидский залив. Про тайные переговоры с талибами в холле 7-ми звёздочного отеля. Здесь они как дома. Привёл «экстремистов» за ручку афганский министр, сам больше похожий на украинца (на киевского традиционалиста Борозенца), чем на пуштуна. Все эти талибы его кореша, они вместе росли в пакистанских лагерях беженцев во времена вторжения в Афганистан шурави.
А потом на север-на север-на север! В холодную Москву, а дарёные ключи гремят в синем портмоне между ноутбуком и книгой «Новые скифы» на фарси.
Но разве это всё интересно? Где ты, моя любимая сказка?
Потому напишу по-простому.
Вывезли меня грифоны. Или птицы Рух. Будто Баудолино из Царства пресвитера Иоанна. Да так, что не помнил я от скорости полёта, где день, а где ночь, где светило, а где неизвестные потаённые созвездия грифоньих сфер.
Они внесли меня…
В закрытую мастерскую, где я рисую и проектирую небесные лодки и гондолы.
Я рисовал прилетающие ко мне дирижабли, получал от них очередные синие пакеты, расшифровывал телеграммы вестников.
Много лет я работаю на секретном заводе в центре столицы, в красно-кирпичном лофте. Запертый в комнате словно Волк на стройке в мультсериале «Ну, погоди!» Иногда бросаю лофт и улетаю на Восток. Потом опять возвращаюсь проектировать дирижабли завтрашнего дня.
Рубиновые ковры на стенах стекают вниз на пол, орнамент расползается будто армия тараканов.
В потолках гуляют 5 солнц истории Земли, с каждым из огненных пятен нужно разговаривать на отдельном языке.
Нынче времена резко меняются. То что раньше тянулось годами, происходит за минуты.
Сферы грифонов и орланов зазывают вверх в пороги Дальнего Бога.
Стратосфера трясется от грифоньих митингов и собраний и учредительных конференций и комитетов.
В эмпиреях революция. И всё теперь будет по-другому.
Страна Грифонов падает на Землю,
Всё то, что здесь причастно к ней — встаёт.
Светильники берёз и солнца елей,
И саламандр неистовый народ.
Бьют клювы в ледяные барабаны
Уставших, сыровяленых сердец:
«Страна Грифонов жёлтым океаном
Растопит человечий холодец!»
Любимцы Заратустры и Даждьбога,
Насельники заоблачных дорог
Организуются звездою осьминога,
Зовут семарглов, дуя в медный рог.
Согласно предсказанию грифонов
Приходит час соединиться тем,
Кто с Небом говорил по телефону
Тоталитарных поэтических систем.
За ними ветры вышлют дирижабли:
«Юнкиф», «Павел Корчагин», «Nibelung».
А остальных как рыб возьмут за жабры
И мир содрогнется от рёва сих белуг!
Чтобы диакрисис работал как машина,
Грифоны учреждают Комитет
Грифоны словно коллективный Шива
Готовят дождь карающих комет.
Сподручные великого заданья —
Ребята с позвоночником-штыком,
Хозяева татарий и гренландий –
Орланы, жить привыкшие верьхом!
План Грифонов
Небеса над Москвой вот уже 30 лет контролируют Летучие Голландцы. Их пригласил сюда Михаил Горбачёв. Это духи Капитала, вельможи грядущего трансгуманизма. Они обещали Горбачёву бессмертие и слово своё сдержали. Сейчас они владеют крышей Москвы.
Это бледные великанские создания, сшитые словно бы из миллиона воланов для бадминтона. И женские и мужские небожители носят бороды голубого льда и звенят ими при встрече на всю верхнюю столицу.
Голландские начальники организовали Москве «ленинградскую блокаду» Духа. И обратили мегаполис в Город, потерявший Солнце.
Но сейчас в городе и над ним зашевелилась реальная духовная оппозиция. К Москве пришвартовался с восточной стороны аэрократический город-затомис Юнкиф, до верху наполненный священным скифским заоблачным зверьём. Юнкиф окружён многочисленной и злой стаей грифонов.
Внизу Таганского холма готовят мятеж рюмы — древние, ещё языческие духи Москвы, живущие по сию пору в крупных деревьях вокруг Рюминого переулка.
Никому не нравится Голландский Порядок, превративший столицу Евразии в центр перверсии, лихвы, Инстаграмма, в Город Греха и Вавилон нового Навуходоносора.
План Грифонов прост. Они пробивают место для открытия Неба над Небом, формируя Дверь из себя. Прорывают голландскую бледную атмосферу! Ненавистную смурь, закатавшую Москву в папиросную бумагу смерти.
А снизу идут Рюмы-Деревья и богини-стрельцы храма Окса, что я привёз однажды в этот мир для протыкания миллиона пузырей Эго местных жителей.
Начало войны
В моём лофте я годами перебирал Скифское Таро, пытаясь разложить пасьянс Истинной Библии, книги завтрашнего дня. Ничего не получалось, знаки путались, фигуры распадались.
Я выбрасывал колоды в ведро, жёг их в камине.
Пока однажды не забрезжил рассвет. И пошла масть, и выпала единственно возможная комбинация Скифского Таро: Грифон-Красноармеец-Колесо.
Времени почти не было. Помещение наполняли крысы, дохли на пороге, образуя мёртвые пирамиды.
В двери лезли чёрные одноглазые твари, куски летающей пакли — страшные слуги Голландцев, древние духи московских подземелий, присягнувшие Голландцам, их кровавые полицаи.
Но грифоны были наготове. Они выбили английские окна, выхватили Вашего покорного слугу и на львиных лапах вытащили вверх. Внизу горела пивная «МэдМэн» и два Газгольдера из четырёх. А вдали полыхали небоскрёбы Москвы-Сити.
Отлично был виден весь район лево-грифоновского мятежа. Океан красно-бронзовых крылатых тварей приближался к нам со стороны Андрониковского монастыря.
Рюмов вёл от Таганки мимо Курского вокзала по Земляному валу телеведущий Олег Шишкин — их Посол в мире людей. В душе Шишкин давно ненавидел Капитализм. Он смело шагал по крышам автомобилей, застрявших в пробке. Зверел ликом, блестел лысиной и кричал страшные проклятия-заклинания в стиле младшего Райкина: «Какой бай?! Каюм болел, Каюм жениться хотел!» А богини Аму-Дарьи били лазуритовыми стрелами в руки и бороды верхних Голландцев снизу — от улицы Казакова. Расстреливали крыс и одноглазых тварей, поджигали клочья смертоносной пакли.
А грифоны падали со стратосферных круч и рвали бессмертных воланов на части.
И клекотали, как оркестр последних дней: Открывай! Открывай! Открывай!
Открытие Неба
Трудно ли открыть Небо над Москвой?
Для тех, кто знаком с пятым измерением — это не имеет никакой сложности. Ничего не стоит раздвинуть улицу, вывернуть церковь наизнанку. Например Церковь Иоанна Крестителя на Покровке словно бы вскочила наверх, на небо ушла, и вознеслась среди красной стружки макаронообразых туч. Это была первая странность великого дня.
По «золотому треку» Покровки пришагал из Китая Пресвитер Иоанн, взошёл в висячую церковь и благословил Оттуда наш подвиг.
Его скифские менгиры, давно тайно расставленные в разных частях Москвы, заполыхали, как маяки, как горящие аэродромы-геоглифы. Они показывали вышним силам площадки для приземления.
Как открывались отмычками Небеса, трудно или что?
Они не скрипели в замках, не торчали в дверях из ста тысяч грифонов.
Ключ-Бабочка позвал уранических насекомых, а ключ-треугольник расплылся в потолке мира солярным пятном-пауком.
Видно множество странных картин, пейзаж стремительно меняется. Например вокруг сталинской высотки в начале Басманной медленно плывёт косяк чёрно-зелёных рыб или птиц, образуя вокруг башни мёртвый замкнутый круг.
И маленькие таджики в разноцветных тюбетейках дуют на Садовом в великанские трубы-карнаи. Духовые инструменты вываливаются из себя, как вывернутые наружу ступени ракеты, они рождают над городом страшную какофонию.
В небесах летят марсианских размеров лица Голландцев, шитые белыми нитками. Одни обращены вверх, другие прыгают на землю и отскакивают как мячи. Или пристально взирают вниз в стену-экран Дома Предпринимателей. Для них она как маленький смартфон. Пытаются нажать в нём что-то, позвать кого-то. SOS!
Но поздно.
Их бороды смерти голубеют на холоде, как замёрзшие водопады. Лики сыпятся вниз на Земляной вал, хоккейные маски злых духов московского неба.
Обращаются в людей, в фотомоделей, в спортсменов, разбегаются по улицам, говорят в обретённые мобильники.
Но их настигают и разрывают на части скифские грифоны, отстреливают богини-охотницы храма Окс. Голландцы бьются оземь, заливают рекламные стёкла и мостовые белокровием, рассыпаются в порошок гумимиарабика. Тогда их топчут корнями рюмы и Шишкин.
Так закатывался над Русью капитализм.
Проявляется и самое небо, слои кожи его расходятся складками серебристых облаков.
С горних высот сыпет синяя пыль. Пожалуй это Blue Screen of Death, синий экран смерти мира сего.
Мира, сжатого в двухмерный океан жидких кристаллов. В операционной системе эпохи появилось сообщение о критической страшной ошибке… В одну минуту зависли миллиарды компьютерных устройств, и люди в ужасе посмотрели друг на друга!
В дальнем небе, глубоко-глубоко, властно зажёгся сапфир размером в несколько солнц.
Образовалась дыра, и Москва закрутилась в колесо словно фотография-шар. По бокам дома, посредине прореха.
Послышался грохот битых тарелок, будто кто-то в небесах бил дорогой фарфор.
Дома в свёрнутой в дугу Москве заискрились, как перед цирковым фокусом, а в прорехе начали появляться то щупальца морских тварей, срывающие листья с засохших деревьев, то яростные волны солёного океана, навечно запечатанного подо льдом внутри далёкой планеты.
Дальше было необыкновенно красиво: под чарующую музыку в эту Москву проникали медные груши-капли, стаями будто прощупывая, измеряя новую территорию, они спокойно поглаживали разорванные сферы над Россией, ласкали гомонящих грифонов. И то ниспадали, то поднимались.
Никто на них не обращал внимания. Народ на проспектах, ругаясь, чинил и перезагружал окоченевшие телефоны.
Сверху двигался луч, окрашивая верхние части домов в цвет и сияние оникса. Разворачивал колонны и вертикальные конструкции в спиралевидные формы, в янтарные перья и полусферы.
Тогда и проявились главные, тысячелетия чаемые гости. Золотые самородки иной, высокодуховной плазменной жизни медленно опускались до крыш домов на площади Цезаря Кунникова.
Это были переливающиеся будто в термоядерной печи куски листового золота.
В мир сей снизошли малые солнца заполнив город тёплым светом, погрузив столицу в оттепель. Ведь всё мгновенно растаяло. И многие бросали пальто и шубы на асфальт, словно отбрасывая приросшие навеки козлиные и ослиные шкуры.
Листы солярных гостей развивались как знамёна на сильном ветру, растекались окрест и сходились, не выходя за границы незримой сферичности.
От них не исходило ни адского жара, ни ярости. Свет и тепло ровными кругами транслировались по городу, который никогда не будет прежним. Сверху висели и раскручивались в разные стороны новые небеса будто восковые миры ангелический пчёл. По ним можно ходить, жить в них и питаться ими, лечиться ото всех болезней. Словно капли-колонны нездешнего мёда, небесной смолы, сталактиты уранических сводов медленно ехали вниз, достигая человеческих сердец.
И вновь груши-колокольчики шафранового неба. Качаются в выси как триллионы лампочек на незримых проводах. Звенящие лампочки на ветру на гелиосферном токе. Запустили магнитную бурю, похоронившую технику эпохи Старой Москвы.
Тысячи концентрированных лучей накрыли будто дождь С-Той-Сторны каменный город, прорезали материю солярными ножиками, втыкающимися из ниоткуда.
Сияющий сквозь прореху белый плотный свет распадался сквозь призму земной атмосферы на сотни радужных оттенков, заливших крыши, стены и дороги, породивший невиданные узоры, фигуры и орнаменты. И каждый человеческий ярус был награждён своим колором. Кому-то досталось больше зелёного, иным роскошные фиолетовые закаты, ну а кто-то на балконах встречал бриз ночи цвета формы морских офицеров.
И раскрыли золотые крылья истуканы-дома, становясь в новой эре молниеносными птицами, готовыми унести жителей на край света и на иные планеты. Дома перекликаются друг с другом, квохтят, лепечут на звёздных языках. Они сбиваются в стаи на новых розового мрамора астрономических площадях, приветственно машут крыльями золотым каплям, грифонам, малым солнцам и глазу-сапфиру. Дома бегут по графитовому, по свинцовому пеплу-снегу сгоревших демонических энергий прежнего города, прежней страны. Бегут встречать своих оживителей и избавителей. Скручиваются их кирпичные ноги, но радость зданий безудержна!
А от парящего безмерного сапфира спускались вниз по сияющим ветвям невиданные существа. Солнечные зайцы в плащах голубого кобальта. И только колыхалась вниз и вниз прожигая самое нутро земли свёрнутая в ленту Мёбиуса волшебная радуга. То, погружаясь в земное чрево, то выскакивая вперёд и вверх! Формируя внутри себя новые прорехи в небе и белые дыры и рассыпая из них цветы и лепестки и кусочки живой слюды. Формируя новые небеса из розовых коралловых и виноградных листьев. И треки для людей и зверей посыпанные розовой же волшебной солью.
Мир перевернулся в золотой призме в скифском келермесском зеркале. Что было верху то и внизу. Прохожие блуждали в восковых облачных полях. Боги и ангелы, грифоны и святые разбрелись по сёлам и новым городам. Мир жёлтого восхода катил по планете дивным яйцом.
Сферический сапфир медленно менял окрас с синего на ярко-дынное, распускалось яичное пятно, вынутое из античных сводов.
И тогда было даровано ещё одно чудо. Под звон музыки сфер открылось Небо над Небом.
Розового пепла перистые облака галактик и медузы дальних туманностей вытягивали в сторону Земли изящные шеи. Женщины-птицы размером с созвездия освещали лиловой умопомрачительной кожей дворцы и горние замки, и лабиринты в тысячах измерений.
Пурпурные сердца раскачивались, разгоняя вселенские соки времени через закрученные венозные петли. Уранические орхидеи выдыхали и источали потоки звёзд.
Зелёные орлы плескались в морях голубой крови, в мышечных тканях Дальнего Бога.
Мир Земли, России и Москвы отныне никогда не будет прежним. Никогда не сгинет в адской отчаянной тьме.
Небо над Небом даруют иную счастливую судьбу.
Павел Зарифуллин