Интервью любезно предоставлено Общественной организацией “Фонд Л. Н. Гумилева” и впервые публикуется в широком доступе.
В прошлом году, когда в Ленинграде проходили Дни азербайджанской культуры, первый заместитель главного редактора всесоюзного журнала Советская тюркология» Айдын Мамедов побывал в гостях у знаменитого ученого, профессора Ленинградского Университета Льва Николаевича Гумилева, автора фундаментального труда «Древние тюрки», создателя весьма оригинальной концепции об этносах и этнических стереотипах поведения, сына двух выдающихся поэтов России — Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Между ними состоялся долгий и содержательный разговор, некоторые моменты которого мы доводим до сведения читателей газеты «Элм». Полный текст этого разговора будет опубликован в одной из республиканских газет и журнале «Советская тюркология».
А.М. — Лев Николаевич, тюркские народы являются одной из крупных семей в СССР, да и в мире тоже. Им присущи богатая история, разнообразные культурные традиции, обычаи и нравы. Многие виднейшие ученые мира свою жизнь посвятили изучению истории, литературы и языка этих народов. Но находятся и такие горе-ученые, псевдопублицисты наподобие Зорня Балаяна, для которых слова «тюрок» и «кочевники» чуть не стали символом отсталости, агрессивности. Если их писанины у читателей вызывают чувство отвращения, то Ваши исследования, одна только книга «Древние тюрки», благодаря своей объективности, честности и справедливости принесли Вам заслуженную славу и благодарности всех тюркских народов. Ваши книги наполнены чувством уважения и симпатии к тюркскому этносу. Нет ли здесь какой-либо тайны?
Л.Н.Г. — Тюркология меня увлекла с детства. В юности, когда уже серьезно начал заниматься историей Ближнего и Дальнего Востока, историей Европы, я увидел, что совершенно не знаю историю Великой степи, которая лежит между Китаем и Карпатами. Еще в глубокой древности было противопоставление кочевых и оседлых народов. Это впервые описано в Библии, в книге Бытия. Два сына Адама поссорились, Каин убил Авеля. Симпатии древнего источника были на стороне Авеля, но я заметил, что в наше время большинство историков и культуроведов стоят на стороне Каина, им больше импонирует земледелие, оседлость, а к Авелю они относятся с пренебрежением. Я в этом усмотрел совершенную несправедливость, и поэтому решил, заняться историей кочевых племен, потомков Авеля для того, чтобы понять действительно ли они неполноценны по сравнению с оседлыми или дело в другом. Когда, будучи студентом II курса я занялся историей древних тюрков и начал писать историю первого тюркского каганата, я увидел, что при частых столкновениях древних тюрков с китайцами нападение шло не со стороны степи (т. е. кочевых тюрок), а со стороны оседлых народов (в данном случае китайцев). Тюрки еще с древних времен умели крайне удачно и интенсивно защищаться. В то время в Китае было несколько миллионов населения, а у тюрок 300 тыс. всего. И эти тысячи против миллионов сумели удержаться. Значит, у них были какие-то особые качества, которые позволили им сохранить свою Свободу.
Почему же тюрки никак не могли сжиться с китайцами? Дело было не в языке, язык можно выучить, не в расе — мы все смешанные, Адам был один, а нас много. Дело в том, что они отличались стереотипом поведения, своими обычаями, своими нравами и представлениями о хорошем и плохом. Например, у китайцев был строгий обычай, считать всех жен отца матерями. У царей китайцев были гаремы, много детей и жен, каждый из детей царя должен был считать всех жен своими матерями. У гуннов — тюрков было другое — они считали своей матерью только ту, которая их родила и воспитала, и очень ее уважали. У китайцев женщина не работает. Муж стряпает, стирает, кормит ее, возит ее на тележке, если у нее искалечены ноги, и она каждый год должна рожать ему по китайчонку, причем этот обычай был введен после столкновения китайцев с гуннами. У гуннов совсем другое — женщина работала и вела хозяйство, но она была хозяйкой всего, что было в хозяйстве. Мужу принадлежало только оружие, а все, что он приносил, он отдавал жене. Китаец за супружескую измену вырезал жене живот, а у гуннов женщина вела себя самостоятельно. И если муж плохо обращался с женой, то члены ее рода заступались за нее, Из-за различия подобного рода стереотипов китайцы так возненавидели кочевые народы, что запретили есть молочные продукты. Но это отношение китайцев.
А если подойти со стороны, то различие между Каином и Авелем было такое, что мы не имеем никакого права говорить о преимуществе оседлых народов над кочевыми. Говорят, в Китае была прекрасная бюрократическая империя (насколько бюрократизм прекрасен пусть судят современники), а у гуннов и тюрок было совсем другое, они называли свою огромную державу Тюркский Вечный Эль (от слова эл — «народ», т. е. народное единство). Этот каганат был великой державой, которая остановила китайскую агрессию, сражалась с Персией, немногочисленные тюрки держались против Китая, и против Персов, и против Золотой Византии.
А.М. — Тогда почему же Великий тюркский каганат потом был разбит, стал жертвой уйгуров и других небольших племен?
Л.Н.Г. — Дело в том, что в мире все стареет, все имеет свое начало и конец. История Западной Европы наглядно показывает, что идет сплошная линия плавного прогресса. Был, например, Рим с 2 млн. населением во II в., а в VI в. осталось 6.000 людей и империю захватили дикие германцы. И я не могу сказать, что сейчас, в XX в. они настолько же сильны и самоуверенны как тогда, они многое потеряли. В истории нет такой империи, которая впоследствии не разрушалась бы рукой вчерашних вассалов. Так же и с древними тюрками.
А.М. — Древние тюрки занимали только небольшую часть современной Монголии, а кругом были другие народы. Сегодня же тюркские народы распространены от Тихого Океана до Европы. Не противоречит ли это с Вашими словами об этнической старости?
Л.Н.Г. — Нет, не противоречит. Конечно, у современных тюркских народов кроме языка, который распространился и выдерживает конкуренцию со всеми языками мира, много общего и в характере. Они доблестны в деле и верны в жизни. Даже Московская Русь, которая была подчинена Золотой Орде и должна быт ненавидеть ее, на самом деле принимала к себе всех половецких тюрок, которые желали служить у нее. И только благодаря этому она устояла под жутким напором Запада, когда на Севере давили немцы, в середине поляки, на юге — венгры. Дружба русского народа с тюркскими народами помогала России удержать такую огромную границу от Финского залива до Одесского лимана. Тюрков объединяет общая ментальность, настроение, душа. Но при этом каждый современный тюркский народ формировался по своему. Как известно, племя курыкан, которое было близко к уйгурам и враждебно относилось к древним тюркам, ушло на Север и создало новый этнос якутов. Сами древнетюркские народы застряли в Саяно-Алтае. Это — потомки Телесской группы — телеуты, теленгиты, алтайцы. Казахи — народ молодой, возникший в результате распада империи Чингизхана. Особое происхождение у туркменов. Они в древности были известны как парфяне, которые в 250 г. до н. э. выгнали македонцев из Ирана, захватили его целиком, но с персами не слились, составили слой, близкий к феодальным аристократам. А персы были дехканами и составляли пехоту. Когда Сасаниды взяли власть в 225—226 г., они совершенно беспощадно истребили основную линию аристократии, но сохранились три младшие аристократические фамилии, Карены, Сурены и Михраны. Карены были в Армении, властвовали там, Сурены — в Хорасане, а Михраны — на современной территории Азербайджана. Но те и другие были парфяне, которых персы за своих не считали, хотя со стороны особой разницы между ними не было. Вот потомки этих парфян в VI — X вв. смешались с местными тюрками, приняли их язык, обычаи, сохранив только свой антропологический тип, и стали родоначальником западной ветви тюркских языков.
А.М. — Лев Николаевич, книга «Древние тюрки» является азбукой тюркологии, в том числе этнической истории современных тюркских народов. Как у всякой другой книги, у нее тоже, наверное, своя судьба, а судя по названию и времени написания, несомненно, не такая уж сладкая?
Л.Н.Г. — Безусловно. Еще в молодости я увлекался книгами М. Рида и Ф. Купера о североамериканских индейцах. И мои симпатии были всегда на стороне индейцев, а не колонизаторов, которые обращались с ними по-хамски. И когда я стал изучать Великую Степь и нашел там аналог индейцев в виде степных кочевых народов, в виде тюрков и монголов, то мои симпатии, естественно обратились к ним. Первая работа у меня прошла очень хорошо — когда мне удалось найти всех ханов, установить их родственные отношения и генеалогию в Великом Тюркском каганате, существовавшем в VI—VIII вв. (В 745 г. он развалился). Эта работа принесла мне и уважение окружающих, и хорошую отметку в Университете. Но потом обстоятельства прервали мою работу. И снова к тюркам я вернулся довольно поздно, однако я не терял время. У татарина я научился татарскому языку, запоминал казахские слова, долго был в Узбекистане. Во всяком случае, эту кыпчакскую группу я освоил, так что даже довольно бодро говорил. Но это было давно и, естественно, без практики язык уходит. И когда, я вернулся из Берлина, я был принят как победитель-солдат, и я с удовольствием вернулся к тюркологическим занятиям, написал диплом о тюркских воинах VIII в., статуэтки, которых хранятся в музее этнографии и частично в Эрмитаже, Все было замечательно и тут появилось постановление Жданова, которому не понравились стихи моей матери. После этого мне быстро была испорчена жизнь на 180°. Из Института Востоковедения меня прогнали на том основании, что я знаю 5 языков, а не 3 как полагалось. Успел написать диссертацию «Подробная политическая история первого Тюркского каганата», и я ее защитил уже в Университете на историческом факультете. Против меня выступал только один доктор и заслуженный деятель киргизской науки Александр Натанович Бернштам. Он против меня выдвинул 16 возражений. 16 членов комиссии голосовали, учитывая его возражения и мои ответы: 15 было — за, 1 — против. После этого мне опять пришлось отправиться в Сибирь, откуда я вернулся только в 1956 г. Там я при моем большом тюремном опыте, устроился в библиотеку и начал писать работу об истории древних тюрков, начиная с гуннов. Когда вернулся домой, я написал и историю тюрков Великого Тюркского каганата и защитил докторскую диссертацию, на этот раз единогласно. Но, к сожалению, эта книга никого не интересовала. И вдруг случилось событие мирового глобального масштаба. Мао Цзе Дун предъявил территориальные требования на Монголию, Сибирь, Казахстан, Украину и даже, кажется на Москву. И никто не мог, ему ответить, потому что симпатии наших китаистов и тюркологов, которых все любили, уважали, все время были на стороне Китая. А только я один оказался, который с детства предпочитал тюрок китайцам. Я считал, что китайцы, конечно, народ умный, образованный, творческий, но это не значит, что они должны подчинять себе тюрок и монголов, и моя симпатия была к древним тюркам, и поэтому мне удалось написать историю их каганата. И вот когда под диктовкой сложившейся обстановки ее опубликовали, то оказалось, что китайские, территориальные притязания ни на чем не основаны, что граница Китая Великая китайская стена, а Монголия, Алтай, Южная Сибирь — самостоятельная культура со своими историческими ритмами. Мой один дружок, который, после нашего знакомства попал в ЦК работать, спрашивал: «Неужели вы можете дать аргументы всей китайской науке?». Я говорю — «Да». И он не поверил, и поэтому книга моя прошла, но она не дала никакой реакции. Мне было безумно тяжело, что примерно в течение 20 лет я не слышал ни одного отзыва на эту книгу, никакого резонанса. Первые кто отозвались, были якуты. После этого заинтересовались казахи. Но они мне сказали, что впервые, когда вышла эта книга, они не поверили, что где-то в Москве или Ленинграде о казахах или турках могут писать добродушно. Для этого надо было прочитать книгу, а книга большая. И вот эти 20 лет я продолжал, стиснув зубы, заниматься тюрками, я вел свое повествование с VIII в. до XII в.
А.М. — Читателям будет интересно знать о Ваших других исследованиях.
Л.Н.Г. — У меня исследования шли по двум линиям. Одна — продолжение истории кочевых народов: тюрок и монголов, их связь с Китаем. Эта работа уже напечатана. А сейчас я сдал в печать другую работу «Древняя Русь и Великая Степь», где показываю, что конфликты между древними русичами и кочевниками кипчаками были случайными, намного значительнее были конфликты, например, между Черниговым и Киевом, т. е. это была одна система — славянотюркская.
А другая линия моего исследования чисто теоретическая. Был такой случай с одним азербайджанцем у нас в лагере, Рза Кули, сейчас живет в Баку. Химик, тихий, скромный человек. Он резал для себя сало, чтобы поесть, а кто-то стоял над ним, кричал и сыпал грязь ему на дастархан. Рза Кули сказал: «Отойди». Тот хотел ударить его по лицу всей ладонью, а Рза Кули мне рассказывал: «Если бы он меня ударил, я должен был или его ударить или погибнуть». Поэтому он порезал ему ладонь. Тот побежал сразу куда-то. Рза Кули говорит: «Сижу я думаю — умру я или нет». Тот возвращается, рука перевязана, подает руку и говорит: «Ты молодец». Что отличает азербайджанца от поляка, немца, западного славянина? Они ведь не рискнули бы жизнью ради сохранения достоинства. А этот даже не задумался, у него другой стереотип поведения. И тут я начал изучать стереотипы. Этому я посвятил целую книгу.
А.М. — Ваши почитатели из Азербайджана попросили меня пригласить Вас в Баку. Что же им ответить?
Л.Н.Г. — Благодарю за приглашение. Сейчас целиком занят книгами. Не могу оторваться ни на день, тем более на неделю. Я буду счастлив, если смогу приехать в Азербайджан и подарить свои книги своим азербайджанским друзьям. Пожелание мое молодым ученым Азербайджана: не пытаться возвеличивать свой народ, он велик и без того. То, что прекрасно, не нуждается в похвалах.
Опубликовано в газете «ЭЛМ» (Баку), 20 мая 1989 г.