Мультиинструменталист из подмосковной Балашихи Роман Ломов выступил в Череповце с экскурс-концертом, показав зрителям десятки этнических инструментов. Роман в одиночку воссоздает звучание народного ансамбля: играет на косе, жалейке, славянской волынке. Для чего используют «руковолын», в чем сходство мобильного телефона и пастушьего рожка, можно ли сыграть Цоя на гуслях — об этом музыкант рассказал cherinfo.ru.
— Роман, на скольких инструментах вы играете? Есть ли среди них известные немузыкантам?
— Сейчас в программе звучит свыше 20 инструментов. Часто люди о зарубежных инструментах знают больше, чем о своих, русских. Про волынки, варганы, бубны шаманские, тамбурины знают. А когда спрашиваешь, что такое гудок, то в лучшем случае думают, что это фанатская дудка, а в худшем — газета железнодорожников. А на самом деле гудок — это «дедушка» скрипки, первый смычковый инструмент. В песне было «срежу я с березы три пруточка, сделаю из них я три гудочка»… Сначала наши концерты носили больше просветительский характер, а сейчас обрели концертную форму, разделены на несколько частей — начиная с духовых, продолжая струнными, далее шумовые и гармошки. С недавних пор добавился еще один раздел — экспериментальные инструменты.
— Как выбираете инструменты для своих концертов — по звучанию или к чему душа больше лежит?
— Я показываю те инструменты, которые в фольклорно-скоморошьей традиции являются базовыми. Есть какие-то совсем «деликатесы», которые не были широко распространены. На самых знаменитых обучают в музыкальных школах — балалайка, баян. Моя задача — познакомить зрителя с пращурами современных инструментов. Есть, например, лировидные гусли, на которых играют с двух сторон, то есть руки располагаются по обеим сторонам инструмента.
— Рядом с традиционными у вас соседствуют и экспериментальные инструменты?
— Фольклор — это не мертвое искусство, он тоже не стоит на месте. Если мы тупо копируем народные песни или наигрыши в том виде, в котором они записаны, не привнося своего, то это не совсем правильно. Как звучал фольклор сто лет назад, он сейчас не звучит. В народных инструментах тоже идет некая эволюция. В первую очередь это происходит из-за материалов. Раньше это было дерево, глина, жилы, а в наше время — пластик, металл. В то же время мастера делают такие инструменты, которые хоть конструкционно и связаны с первоисточниками, но имеют новое звучание. Названия некоторые очень смешные: например, руковолын — это волынка из резиновой перчатки. Черпагуд — это такой синтез гудка и банного черпака. Еще есть грабледуй — он сделан из детских грабель. Мне каждый раз интересно, какие названия предложат зрители для новоделов. Некоторые, кстати, приживаются. У нас, например, новообразованный маракас, погремушка, он получил название «лукотряс», потому что сделан из контейнера для лука, в который насыпано зерно.
— Ваши выступления нельзя назвать концертом в привычном смысле. Зрители приходят к вам не только за музыкой, но и за знаниями о народных инструментах.
— Я предлагаю зрителям эдакий концерт-путешествие. При помощи современной аппаратуры показываю не только сольное, но и ансамблевое звучание инструментов. Мастер-классы построены на двухсторонней связи. Я не только играю на инструментах, но и даю возможность зрителям поиграть. Если публика любознательна, то получаются даже небольшие ансамблики. Все народные инструменты — это прародители современных симфонических, джазовых инструментов. Везде усматривается прямая взаимосвязь.
— На концертах звучат не только народные инструменты, но и песни. Поете исключительно народные?
— Народные инструменты редко существовали сами по себе. Есть, конечно, сигнальные инструменты — охотничьи рога или пастушья барабанка. Но на гармошке просто так без песни или частушки не играли. А песни, которые я исполняю, органично ложатся под аккомпанемент конкретных инструментов. Можно, конечно, взять гусли и сыграть на них Цоя, как это делает мой земляк и соратник воронежский мастер Сергей Плотников, но это скорее экспериментальная шутка, способ привлечь молодежь. А потом (вдруг!) оказывается, что под гусли можно не только Цоя, но и духовные стихи исполнять, и былины. Такая вот интересная фольклорная миссия.
— А вы смешиваете народные инструменты и современные направления музыки?
— В Интернете можно найти песни «Наутилуса» под гусли или Бориса Гребенщикова под колесную лиру в моем исполнении. Или, скажем, Strangers in the night на владимирском рожке. Все это было, но исключительно как демонстрация актуальности полузабытых фолк-раритетов. Но лучше, конечно, не мешать бульдога с носорогом, а показывать сочетаемое.
— А любимые инструменты у вас есть?
— Инструментальная коллекция — это как большая семья, они мне как дети. И говорить, что один ребенок любимее другого, было бы некорректно. Другое дело, что публика отзывается на разные инструменты по-разному. Есть владимирский басовый рожок с богатой родословной, а есть новодел — глюкофон, еще нет десяти лет, как его изобрели. Молодежи интереснее эксперименты. А людям, которые так или иначе погружены в народное творчество, интересно традиционное звучание инструментов.
— Чем интересны владимирские рожки?
— Мастеров, которые их делают, остались единицы. Звукоизвлечение на этих инструментах довольно сложное. Требуется определенное положение губ, которому раньше учились в основном у пастухов. Да, это пастушья традиция! В былые времена инструмент заменял мобильный телефон. Пастухи общались друг с другом сигналами на большом расстоянии. И на коров рожки воздействовали магнетически. Рожки бытовали во Владимирской, Костромской, Ярославской областях. Тот, кто не играл на рожке, пас при помощи кнута. Но коровам, понятно, предпочтительнее пастись под звуки рожка. А с наступлением зимы пастухи собирались в избах и играли рожечными артелями, которые получили название хоры.
— Вы сказали, что среди инструментов есть «деликатесы». А что вы относите к ним?
— Носовая флейта, например. Это такой алтайский манок для охоты на птиц. Флейта, на которой играют при помощи носа, а звук при этом формируется ртом. Этот «деликатес» был куплен лет пять назад на ярмарке ремесел. В музыкальном смысле инструмент тоже довольно маневренный, у него широкий диапазон — около трех октав.
— Коллекция постоянно пополняется?
— Пополняется и растет. В начале нулевых это был емкий чемоданчик, в нем все компактно помещалось. А сейчас это полноценная экспозиция в Музее народных инструментов, который открыт в подмосковной Балашихе в доме культуры «Чайка». Люди, которые бывают на мастер-классах, родители учеников дарят иногда инструменты. Как-то мама одного ученика принесла невзрачную гармошку. Смотрю, а это же «черепашка» — такая миниатюрная гармошка. Она теперь, пожалуй, самый древний инструмент в моей коллекции, гармошка датируется началом ХХ века. Зачастую мастера дарят свои детища, я на их инструментах играю, записываю видеоролики.
— Читала, в молодости вы играли в электричках…
— Многие выдающиеся музыканты начинали с асфальта и электричек, это хорошая школа взаимодействия с публикой. В Японии, например, есть даже тренинг для будущих бизнесменов и трейдеров — их заставляют выходить на центральную площадь и петь песни на публику, чтобы наладить контакт со зрителями и избавиться от комплексов. Для музыкантов электрички незаменимая вещь. Когда были студентами, это было и неплохое подспорье, чтобы с родителей денег не тянуть.
— Сейчас такая практика нужна музыкантам?
— В последний раз я в электричку ходил до рождения своей старшей дочери, а ей уже 13. Раньше было некое предвзятое отношение к музыканту, который играет в переходе или в электричке. Сейчас в Москве даже есть проект «Музыка в метро», в котором мой казачий ансамбль «Люди Вольные» прошел кастинг. Теперь пару раз в месяц мы даем открытый двухчасовой сет в метро. С одной стороны, это оплачиваемая репетиция на публику, с другой стороны — новые знакомства и интересные предложения. Вокруг нас всегда возникает плотное кольцо зрителей, взаимообмен энергетикой потрясающий!
— Ваши впечатления о череповецкой публике?
— Череповец — абсолютно не чужой мне город. Здесь живут родственники моей супруги Юлии. Кроме того, руководители местных фолк-коллективов и преподаватели народного отдела училища искусств — мои хорошие друзья. Поэтому концерт, организованный советом молодежи «Северстали» в Молодежном центре, стал отличным поводом для встречи с ними.
Пастухи общались друг с другом сигналами на большом расстоянии. И на коров рожки воздействовали магнетически.
— У вас две дочери, они увлекаются музыкой?
— У старшей, видимо, мои гены — по части инструментальной «всеядности». Начинала играть на простой блокфлейте, потом перешла на «поперечку», а в этом году стала еще и саксофон осваивать, У нее замечательные педагоги. Младшая активно играет на фортепиано, поет.
— А вы с какого инструмента начинали?
— Мама рассказывала, что года в три-четыре я наливал воду в фужеры и блюмкал по ним гвоздиком. В детском саду, помню, на металлофоне играли «Во поле береза стояла». Потом я учился в музыкальной школе, окончил музыкальное училище имени Ростроповичей, затем академию музыки имени Гнесиных. Учился я как хоровик, а инструмент — это скорее факультатив, который постепенно перерос в концертные формы. Этому я учился у прославленного московского инструменталиста Бориса Ефремова, руководителя московского хора рожечников.
— Вы выступаете с мастер-классами в разных городах. Везде удается найти своего зрителя. Современной молодежи интересны этнические инструменты?
— Молодежь узнает о своей корневой культуре в Интернете и на этнофестивалях. Некоторые проникаются и начинают исследовать инструменты. Я рад, что такие люди есть. Обычно после концерта ко мне в соцсетях добавляется несколько человек, которым тема этноинструметария и русской культуры стала ближе. Освоить инструмент — это все равно что выучить иностранный язык. Придется потратить некоторое время на освоение, но возможность общения на этом языке с благодарным слушателем — оно ведь того стоит, согласитесь?
Валентина Бушманова, cherinfo.ru