Подросток, смерть и встреча с Тенью социума: время инициации

Биологическим критерием перехода от детства к подростковому возрасту принимается созревание репродуктивных функций и достижение половой зрелости. Половое созревание человека сопровождается бурными “скачками развития”, увеличивается рост, вес тела, меняются пропорции. Однако половая зрелость, как правило, отличается от зрелости социальной в человеческом обществе. Социальным маркером зрелости оказывается самостоятельность и автономность от родительской семьи.

Именно период от биологического полового созревания до социальной самостоятельности (по критериям каждой конкретной культуры) называют “подростковым периодом”. Это этап перехода от физического созревания к социальному. Кроме того, на этапе бурных биологических перемен человек особенно психически чувствителен, тем более что у него появляются новые способы интеллектуального познавания и эмоционального овладения миром. В цивилизациях, способных к инкубации отрочества на период получения образования или иного вида занятости, подростки выделяются в отдельную социальную прослойку. Современная “западная” культура предоставляет подростку и молодому человеку возможность получить образование или заниматься свободными “поисками себя” достаточно неограниченное время.

Как правило, у подростка появляются “новые способы мышления. Особая чувствительность к здравому смыслу, моральным и этическим идеалам. “Д. Китинг (Keating, 1980) выделил 5 особенностей мышления подростка, отличающих его от мышления конкретными операциями, типичного для стадии среднего детства:

1. Умение размышлять о возможностях, которые не даны непосредственно.

2. Опережающее мышление, планирование.

3. Гипотетико-дедуктивное мышление. Процесс мышления включает выдвижение и систематическую проверку гипотез. Это одна из особенностей научного мышления.

4. Мышление о мышлении. Это так называемое метапознание, или мышление второго порядка.

5. Мышление, выходящее за общепринятые рамки, которое часто связывают с юношеским идеализмом” (Баттерворт, Харрис, 2000, с.290).

Стоит отметить, что все эти новые когнитивные способности с очевидностью влекут за собой неизбежную проверку реальности и своих гипотез по поводу нее. В подростковом возрасте перед человеком встают следующие задачи:

— формирование доверия к мировоззренческой картине мира

— обретение самостоятельности

— инициативные начинания

— формулировка отдаленных жизненных целей

— принятие на себя ответственности за свои действия

Процесс формирования идентичности зависит от реализации этих задач. Кроме того, подростки оценивают себя, сравнивая свое собственное представление о себе с мнением других, с коллективными представлениями о социальных и личностных приоритетах. Они “примеривают” на себя одежды социума, подгоняют под себя костюмы, перекраивают их или же садятся на диеты и ориентируются на соответствие этим формам. В любом случае, детские одежды должны быть скинуты, а новые надеты. Это также психический и социальный переход к осознанной и направленной вовне половой идентификации.

Мы уже определили подростковый период как время между физиологической зрелостью и социальной. Это два принципиально разных “порога”, разделяющиеся уже в архаическом обществе. Переходный возраст – это период инициации в традиционных обществах. Структура инициации в архаическом обществе, по классическому определению А. ван Геннепа, строится по трехчастной схеме: ритуальное выделение индивида из коллектива – пограничный период (фаза ритуальной смерти) – реинкорпорапия в коллектив, но уже в новом качестве. Инициации более поздних обществ способны сохранять свои основные структурные элементы и черты, хотя и приобретают определенную специализацию социальных групп, а также частичную редукцию. Существовали переходные обряды военного сословия, духовного звания, а также ремесленные мужские инициации. Женские обрядовый переход из одного социального статуса в другой обычно были связаны с биологическим изменением или социальным, т.е. фиксировался по возможностям и характеру взаимоотношений с другими людьми.

Инициация, как правило, предполагает определенную мифологическую интерпретацию как поведения человека, так места его пребывания. Так выход за пределы своей территории приравнивался к символической смерти, а нахождение в сакральном месте воспринималось как пребывание в ином мире, божественном (в храме, святилище) или же в мире мертвых (в лесу; “родовое дерево” – одна из классических метафор). Проходящие инициацию часто переживают ритуальную смерть. Для этой, лиминальной (или “пороговой”) фазы действа характерна изоляция или же физические испытания – болезненные удары, раны, голодание, моральное унижение. При этом посвящаемые не должны были как-либо реагировать на все это (говорить, есть, пить, сопротивляться), а наоборот, уподобляться мертвых в их терпении. Исследователи соотносят роль Бабы Яги восточнославянских сказок с фигурой богини Подземного мира или ее жрицы, посвятительницы в инициационные обряды.

Исследованием феномена смерти в старшем детском и подростковом возрасте занималась М.В. Осорина. Она показала значимость и важность тайных и “посвятительных” детских ритуалов, связанных с посещением кладбищ. Очевидно, контакт со смертью – и как с данностью человеческого существования, и как с определенной символической реальностью (метафоры смерти часты при переживании депрессии или изоляции) принципиально важен для раннего отрочества. В традиционной русской культуре ему соответствовали обряды “похорон кукушки”, в котором участвовали девушки и женщины, и “похороны шута”, который проводили дети и подростки обоих полов.

Роберт Дж. Лифтон в своей книге “Прерванная связь” (The Broken Connection: On Death & the Continuity of Life) пишет о том, что образ смерти сопровождает человека всю его жизнь, а ее знаками являются т.н. “эквиваленты смерти”: разделенность (сепарация), дезинтеграция и статичный покой (stasis). Это состояния, характерные для обряда или этапа (в современной неритуальной жизни) инициации. Происходит сепарация от прежнего общества, трансформация и возвращение в новом качестве к новому сообществу. “Эквиваленты смерти” также обладают своей противоположностью: сепарации соответствует связь, дезинтеграции – интегрированность и покою – движение. И реальное напряжение существует именно между двумя полюсами: эквивалентами жизни и эквивалентами смерти. Все три свойства и их динамическое напряжение с оппозициями характерны для переживания подросткового периода, на что указывает Р. Фрэнкель в своей работе “Душа подростка: Юнгианские и винникотианские перспективы” (Richard Frankel. The Adoldcent Psyche: Jungian and Winnicottian perspectives.) Происходит сепарация от родителей; дезинтеграция прежних представлений о себе, в расщеплении различных образов желаемых извне и собственных побуждений; покой – в самоизоляции, внутренней или внешней, инертности, внезапной лени и равнодушию. Этим внутренним “эквивалентам смерти” у подростка противостоят “жизненные свойства”, как правило, связанные с вхождение в новую группу и сообщество.

В аналитической психологии подростковый период представляется актуализацией обучения и подготовки индивидуума к принятию коллективных ценностей и дифференциации сознания, облегчающих его адаптацию к миру и коллективу. А следом за отрочеством происходит дальнейшая дифференциация личности вплоть до кризиса средних лет с его необходимостью возврата к целостности себя и мира. Воспитание и расширяющееся восприятие жизни облегчают адаптацию подростка к реальности, более или менее тождественную требованиям общества. Надличностное и мифологическое восприятие мира заменяется увеличением самосознания. Параллельно с этим развитием идет балансировка эмоциональных компонентов и избавление от ранней акцентуации на телесные потребности и реакции, что ведет к постепенному появлению Суперэго, которое обусловлено требованиями и запретами окружения. Результатом процесса социальной адаптации, подавляющей индивидуально значимые черты личности или разнообразные потенциальные возможности, является развитие Персоны.

Процесс отсечения корней, характерный для индивидуального подросткового периода, сопровождается повышенным внутренним напряжением, поляризацией прежде единого мира на внутреннюю (личную) и внешнюю (чужую) сферу. Этот процесс является естественным кризисом, способным сформировать личностные управляющие структуры Эго. Уровень напряжения, усвоенный на этом этапе, в дальнейшем соответствует энергетическому потенциалу личности.

Однако сам момент тинейджерского перелома характеризуется поиском себя в групповой идентичности (что уже является достаточным парадоксом). Второй важный аспект этого периода – процесс “укачивания” личности между инертностью, пассивностью, “закукливанием” в себе с одной стороны и прогрессивным переносом либидо на мир – с другой. Эти компенсаторные “качели” личностной дремы и внезапных пробуждений сознания и воли сопровождают подростка вплоть до появления его социальной формы, адекватной социуму Персоны. Можно отметить повышенную активность коллективного бессознательного и архетипов в этот период, что заключается как в опасности вторжения в сознание (вспомним частоту психотических дебютов в этот период), так и в появлении жгучего интереса к идеям и идеалам, имеющим универсальное, надличностное значение, в метафизических и поэтических опытах, архетипических сновидениях. Однако лишь интровертные и творческие личности способны осознавать такие процессы и доверяться им; в большинстве других случаев влияние бессознательного проявляется в проекциях, которыми подросток наделяет окружающий себя мир и с которыми так или иначе взаимодействует.

Индивидуальная Тень, как темная сторона личности, формируется под влиянием коллективного сознания. Но присоединяясь к неформальной группе, подросток сталкивается с социальной Тенью. Мы можем предположить, что целые поколения в подростковый период связаны именно необходимостью интеграции отдельных аспектов культурной Тени общества. Часть поколения уходит в культурную жертву Тени, другая добивается нового этапа в строительстве культурной идентичности общества (в отвержении или принятии теневого аспекта коллективного сознания).

Современные молодежные субкультуры стали временными кластерами на грани социальной матрицы. Но эти социальные кластеры рождены духом времени, вызовами эпохи и ответом поколения. Потому вовсе не обязательно такая субкультура будет эскапистской. Так в середине 1980-х в СССР основным молодежным противостоянием был конфликт между консервативно-радикальной просоветской частью молодежи и ориентированными на западную бунтарскую субкультуру подростками (”любера” с одной стороны и “металлисты, панки, хиппи” с другой). Молодежные субкультуры непрерывны и постоянны в своем напряжении. Именно здесь разгораются поверхностные социальные баталии, социальной же Персоны с коллективной Тенью. В настоящее время мы можем отметить несколько подобных теневых кластеров: националисты – консерваторы (ДПНИ – Движение против Нелегальной Иммиграции; ряд неоязыческих славянских общин, евразийцы А. Дугина и евразийцы – “антидугинцы”), к ним можно отнести и ностальгически-консервативное сообщество НБП (национал-большевистской партии), с ее революционной героикой. Эти субкультуры и сообщества возвращаются к отброшенным или вытесненным социальным ценностям, вознося их как лозунги и знамена своей деятельности. В другой стороне находятся экзистанциальные эскапистские сообщества – эмо и готы (во второй половине XX века их место занимала культура хиппи). Они очарованы смертью, как физической, так и символической (грустью, печалью, депрессией, унынием, пустотой), что как мы знаем является и характерной особенностью психического переживания периода отрочества, так и важным символическим инициатическим актом на пути к реальной зрелости. Кроме того, приязнь к образу Смерти, ее признание, демонстрирует нам своеобразный отклик на запретную и вытесняемую в современной культуре эпохи потребления тему смерти. Нарочитая маргинальность образов, относимых скорее к викторианской эпохе, также позволяет данному социальному кластеру ностальгировать и фантазировать об ушедшей и несбыточной, погрузившейся в Лету культуре.

Список литературы:
1. Баттерворт Дж., Харрис М. Принципы психологии развития/Пер. с англ. – М.: Когито-Центр. – 2000. – с. 350 с. – (Университетское психологическое образование).

6. Lifton Robert J. The Broken Connection: On Death & the Continuity of Life. – Amer Psychiatric Pub Inc, 1996.

Галина Бедненко.