Поморский социализм

В спорах о наиболее приемлемой для России социально-экономической модели следовало бы обратиться к опыту поморов, организовывавших рыболовецкие и зверобойные артели – ромши и котляны. Известный деятель народничества Петр Ефименко (1835-1908 гг.), отбывавший ссылку в Поморье, изучал быт северного крестьянства. Итогом исследований стала работа «Народные юридические обычаи крестьян Архангельской губернии», где был опубликован, в частности, устав новоземельских промышленников.

Поморская артель – самобытный образец народного предприятия, где каждый имеет право на свою долю в общем улове, Все, добытое, собирается в общий котел (отсюда, наверное, и родилось понятие «котляна») и распределяется между ее участниками с выделением четко определенных долей для коршшика (кормщика), его помощника и т.д. Это несколько напоминает правила дележа добычи у пиратов Карибского с той разницей, что речь идет не о награбленном богатстве, а о добытом тяжким трудом охотников-зверобоев и рыбаков. При этом своей долей из добычи наделялись вдовы, сироты, поморы, получившие увечья на промыслах и не могущие выходить в море, лишившиеся добытого из-за капризов морской стихии, жертвы кораблекрушения, подобранные в море и на берегу. При этом никакой платы с мореходов за их спасение не взималось. Равноправными участниками артелей были аборигены Севера – например, стрелки-самоеды, охотившиеся на тюленей.

Приведем выдержки из устава новоземельских промышленников:

О нелишении в промысле пая больных и умерших

Ежели у кого на судне промышленник сделается болен и должность свою отправлять будет не в состоянии, то на такого человека с других котляных судов из промысла паю не требовать, а из своей добычи доли его не лишать. Равным поступать и в рассуждении того, кому на судне смерть случится, принадлежащую ему из всего промысла долю отдавать его близким.

О вывозе людей с разбитых судов

С разбитых судов людей вывозить без всякой платы, и когда не станет у них своего припасу, то кормить их безденежно, в том с ними договоров не иметь и писем (расписок. – Прим. А.Б.) не брать, а хотя кто их и возьмет, однако в действо оные не производить.

При этом поморские уставы защищали право собственности: достаточно было воткнуть в береговой песок рядом с тушей убитого зверя палку – и никто не смел позариться на чужое. И не случайно избы в поморских селах не запирались, только подпирались батожком, чтобы соседи знали: хозяина нет дома. (Насколько мне известно, тот же обычай не бытовал и среди однодворцев некоторых южнорусских губерний). Честность отличала и соседей поморов – коми, в чьем языке отсутствовало слово «вор». Однако влияние уголовной ссылки (при этом среди «политических» оказывалось немало явных уголовников, высланных их других губерний по приговору сельского схода за «порочное поведение» или «нарушения общественного порядка»), более близкое знакомство поморских крестьян-отходников с не лучшими сторонами городского быта, в целом развитие буржуазных отношений постепенно размывали традиционную поморскую мораль.

Поморская артель не подавляла инициативы и предприимчивости ее участников. Помор мог в любое время выйти из артели и заниматься промыслами самостоятельно, препятствий к этому не чинилось. Так же коршшик имел возможность, продавая рыбу, разбогатеть, обзавестись собственным судном и начать самостоятельную промысловую деятельность.

Следует сказать и то, что сильное влияние на формирование поморской трудовой и деловой этики оказывало старообрядчество: многие поморы, будучи официально причисленными к синодальной Церкви, втайне хранили верность старому обряду, посещали моленные; немало было и открытых староверов. О поморской этике, проникнутой идеями социальной справедливости и взаимопомощи свидетельствует «Устьянский правильник», опубликованный выдающимся поморским писателем Борисом Шергиным.

***

За которым человеком сыщется какое воровство, или татьба, или какое скаредное дело, кто сироту обидит или деньги в рост давал, того в промышленный поход не брать.

***

И хотя принятые бедственные люди промышляют из-за хлеба и доли не просят, но, по превосходному разуму, долю им дать.

***

…От веков повелено начатки промыслу нищим давать, мореходных и промышленных людей вдовам и сиротам. Зверя давать мерного, а не детыша. И кожа чтобы не резана, не колота.

Которые от многие службы морские пришли в глубокую старость, давать по тому же.

В бочках пропащую рыбу сиротам не давать, а добрую себе не оставлять. (Люта неистовая жадность. Сытости не имеет деньголюбивая душа и на последнее зло идет).

Кто свою братью, морскую сиротину, в пир созвать постыдится, того устыдится Христос на суде своем…

Справедливость и солидарность, присущие поморам, диктовались самими условиями их тяжелого и опасного, иной раз безрезультатного труда: «Кто в море не хаживал, тот Бога не маливал». Индивидуалисту, думающему только о своем прибытке, обманывающему и обкрадывающему товарищей, в море путь заказан.

Конечно, не стоит чрезмерно идеализировать поморское хозяйствование. В то время капитализм уже властно стучался в ворота поморского мира. Тот же Петр Ефименко писал и о жадных судовладельцах, и об алчных торговцах, скупающих рыбу и ворвань у поморов по дешевке и продающих им привозной хлеб втридорога. Полемизировал с Николаем Данилевским (основоположник русской геополитики, совершивший несколько экспедиций в Поморье с целью изучения рыбного хозяйства в крае; его предложения позволили усовершенствовать правила рыболовства в интересах поморов, одним из таких нововведений стали съезды поморов), другими исследователями Русского Севера. К сожалению, поморский этносоциализм и поморское мирское самоуправление не смогли реализовать заложенных в них потенций к развитию. Старый режим сдерживал развитие местного самоуправления в Архангелогородской губернии – бюрократия побаивалась самостоятельного, способного к самоорганизации поморского крестьянина: «Для кого вводить земство? Для тюленей?» — смеялись чиновники. Поморы с их самобытными традициями оказывались чуждыми и для царской бюрократии, и для советской партократии, и для новорусской олигархии.

Неслучайно в период революции и Гражданской войны поморские крестьяне симпатизировали эсерам с их лозунгом «Земля и Воля, Лес и Воля, Море и Воля», а главой правительства освобожденной от большевиков Северной области стал народный социалист Николай Чайковский (всем, знакомым с историей народничества, конечно же, известен «процесс чайковцев»).

Интересен и то, что именно в Архангельске начинал свое восхождение к славе знаменитый хирург-офтальмолог, создатель Партии самоуправления трудящихся Святослав Федоров, которого можно считать последним российским народником. Впрочем, последним ли? Наследие русских социалистов вновь востребовано. Особенно на Поморском Севере.

Анатолий Беднов