Проблемы идентичности русских и зачем нужен Институт этнологии и антропологии РАН

Вчера в РИА «Новости» прошел круглый стол, посвященный самоидентификации русского народа. Как оказалось, ни в прежние века, ни теперь практически ни один русский на вопрос «Кто ты?» не отвечает: «Я — русский». Это, по мнению ученых, связано со скромностью. «Пусть великим русским народом нас считают другие, самим себя так называть негоже», — говорили на Руси.

Сыграло роль также и то, что в переписях и документах царской России было запрещено указывать национальность, писали: православный. Это, по мнению ученых, и есть истинно имперский подход. Однако, невзирая на это, большинство представителей других национальностей, проживавших в царской империи, на вопрос «Кто ты?» отвечают: «Я — чеченец», «Я — татарин» и так далее. И только русский пишет: «Я — бухгалтер», «Я — инженер» и прочее. То есть национальная самоидентификация не стоит у русских на первом месте.

Обсуждение русского вопроса на круглом столе чуть не переросло в драку. Активный мужчина из зала кричал, что русские — это четыре составляющие: собственно русские, украинцы, белорусы и даже казахи. Один из участников круглого стола категорически возражал, указывая, что это четыре разные национальности, невзирая на Киевскую Русь.

— Ничего ты не знаешь! Академик! Тьфу! — кипятился активный мужчина. Тем временем представитель Института этнологии и антропологии РАН Василий Тишков пытался защитить честь академии, доказывая, что в РАН существует очень много интересных исследований о русских, просто они не попадают к широкой публике — академики печатают их тиражом 100 экземпляров и дарят своим коллегам-академикам. Затем Василий Тишков высказал, действительно, неоднозначную теорию: по его словам, русских как общности нет вообще. Возьмите русских из Архангельской области, из Ставропольского края и с Камчатки, к примеру, и вы получите три совершенно разных «народа», общим у которых будет только язык, и, если они верующие, то православие.

«Я воспринимаю это как плюс. Русский народ не является гомогенным, он очень разнообразен. Образованному русскому проще найти язык с образованным чеченцем или с татарином, чем с русским не из своей среды», — заметил Василий Тишков. Однако другие ученые такой постановкой вопроса оказались недовольны. По их словам, «русских долго разъединяли, уже пора объединять», «происходит распад культурного кода» и так далее.

Заместитель декана истфака МГУ Алексей Власов напомнил, что на Кавказе молодежь в рамках специальной программы на несколько дней выезжает в аулы, где ходит в традиционной одежде. Мы же, русские, ничего подобного не делаем.

Или, например, Кадыров приказал всем девушкам выходить замуж в национальной одежде — и, конечно, выходят. А у нас прикажи что-нибудь подобное какой-нибудь губернатор — и выполнять приказ не будут, еще и засмеют.

Наши села, в отличие от кавказских аулов, спиваются: «Мы не получим от наших сел того этнокультурного возрождения, которого мы ждем. Люди в селах неграмотные, некультурные, сильно пьющие», — заметил Василий Тишков.

По его словам, чтобы спасти национальную культуру, надо интегрировать деревню «в общую жизнь». А так получается, что у нас нормальная жизнь в стране только в пределах МКАД.

«Русская деревня погибает или уже погибла. Скорее, второе. В Архангельской области реки обмелели, рыбы нет, дорог нет, тайга, это здесь еще можно по полю пройти. Жалко северные деревни, рушится уникальное зодчество», — рассказал член Международной федерации художников, собиратель традиционного русского костюма Сергей Глебушкин.

Сам Глебушкин собрал 260 костюмных комплексов из разных регионов России. Но государство даже не предоставляет условий для их хранения. «Мне приходится хранить их дедовским методом: зимой промораживать от моли, летом прожаривать», — посетовал он.

Рассказал Сергей Глебушкин и о брачных обычаях Руси. Например, самыми завидными невестами считались девки высокие и толстые. Поэтому худым приходилось для обмана женихов надевать по десять юбок и фартуков. При этом рост и вес жениха мало кого интересовал — жених котировался в зависимости от зажиточности его семьи.

Невесту сыну подбирал отец, договаривался с отцом невесты, и уже после к невесте засылались сваты. В первый день свадьбы невеста должна была подарить свекрови собственноручно вышитую рубаху. На следующий день свекровь приходила в этой рубахе на свадьбу. Либо приходила в своей и заявляла: «Да там и смотреть было нечего!»

Это означало, что сын женился на никуда не годной неумехе. Если невеста оказывалась не девственницей, развестись с ней было нельзя: «Раз они обвенчались, значит, ему ее Бог послал. А какую он послал — хромую или горбатую, тут уж ничего не поделаешь», — продолжил Сергей Глебушкин.

Ради имитации девственности, как теперь широко известно, втайне резали петуха. Зато мало кто знает, что в древней Руси, если в брачную ночь у мужа ничего не получилось, молодая должна была тут же пойти и утопиться.

«Считалось, что это несмываемый позор и что она негодная женщина, если даже муж на нее не возбудился. Хотя, может, он просто импотент, или у него случайно не получилось, и на следующую ночь получится», — пояснил Сергей Глебушкин.

Второй ночи в таких случаях обычно не бывало. Впрочем, с приходом на Русь христианства обычай топиться постепенно ушел в прошлое.

Аделаида Сигида, «Утро«

Комментарий редактора Центра Льва Гумилева Виталия Трофимова-Трофимова по поводу работы Института этнологии и антропологии, изучающего проблему сохранения русских традиций и обычаев.

В настоящее время директор Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая Валерий Тишков, в прошлом министр по национальностям, по чьей вине во многом мы имеем те национальные проблемы, какие имеем. Я говорю про чудовищную дискриминацию коренных народов, у которых по разработанному в Миннаце законодательству отбирают родовую землю чуть ли не из-под ног, про вопрос изучения родного языка в Татарстане, Башкортостане и много где еще, про то, что до сих пор не создано гармоничное миграционное законодательство, про то, что до сих пор любая попытка защитить свою этническую культуру от ассимиляционного и тлетворного влияния российской национальной культуры — Димы Билана и Сергея Михалкова — называют сепаратизмом и шпионажем в пользу какой-нибудь Норвегии, о том, что Ассоциация коренных народов превратилась в орудие олигархата по превращению священных земель вроде плато Укок в площадку для трубопроводов, про рейдерские захваты общины «Далыча», про имущественные, территориальные и правовые компенсации переселенным народам, которые еще не выплачены. Таких проблем тысячи.

До сих пор Института этнологии и антропологии РАН не отличился вообще ничем. Ни одного фундаментального исследования, ни одного толкового документа в области национальной политики, ни одной выдающейся публикации. Не решен даже такой простой вопрос кто является нацией, а кто этносом (и соответственно, являются ли поморы, казаки или сибиряки отдельным народом/этносом/нацией). Надо ли строить национальное государство россиян или мы продолжаем оставаться федерацией, где каждый народ имеет право на свою автономию, землю и управление своей культурой? На этот вопрос Институт тоже не предлагает никакого внятного ответа.

Я не помню никакой книги и никакого сборника статей, выпущенных Институтом этнологии и антропологии РАН. Хотя казалось бы – национальный вопрос самый важный, вот и губернаторов обязывают нести ответственность за разные межэтнические столкновения. Но никаких книг нет. Попадались мне какие-то полевые исследования ИЭиА РАН, где они оценивают состояние разных этнических групп. Другими словами, делают ту работу, которую должны делать социологи и демографы. А по сути больше ничего, хотя национальный вопрос, повторяю, самый важный. По своей основной направленности кроме бессовестной и бесстыжей толерантности, ставшей уже матерным словом, Институт ничего не производит.

Надо ли его реформировать? На мой взгляд — надо! Отобрать хозяйственные функции, чтобы не занимался дурью и занимался наукой, для чего, собственно, и создан. В конце концов, это очередное «теплое место» для бывшего чиновника, на которого не нашлось «золотого парашюта», или все-таки авангард российской науки!? Почему передовую науку, которая в Российской империи и Советском Союзе намного опережала все западные и восточные школы, превратилась в унылые разглагольствования о толерантности и «гражданской нации»? Почему нет цитируемых по всему миру фигур, равных по своей величине Бенедикту Андерсону и Фредрику Барту? Десять лет я слежу за публикациями по этнополитике и теории нации, а вижу только второсортную писанину, в которой авторы-графоманы путаются в понятиях.