Пространство мифа

Мы употребляем термин “миф”, и в психологической практике он может обозначать, по филологической привычке, “жанр”, и, чаще всего, это некое мифовещество, ткань мифа, уровень мифологического бытия, возвышающегося над обыденностью.

В разных цивилизациях представления о мифологической сущности связывались с существованием элементов (образов, символов) высшего, божественного бытия. Это “ме” древних шумеров, принципиально значимые для человеческой культуры принципы и понятия. “Эйдосы” Платона, идеи или “печати”, иерархически организованная реальность высшего мира. Руны древних германцев и скандинавов – магические знаки, которые воплощают основные принципы человеческого существования.

Представление о мифе как определенном пласте символического бытия нам удобнее всего выразить с помощью следующей схемы:

Схема № 1. “Миф и реальность”

Существует обыденная реальность, ясно подтверждаемая эмпирическим опытом и некоторыми объективными свидетельствами. В результате ее небуквального осознавания, как следствия когнитивного развития человека, возникает ее абстрактное представление, в мире идей, понятий или символов.

Однако отношение к мифу, как к отдельной сущности воспринимаемого бытия произошло лишь в эпоху секуляризации сознания, при снижении роли религии и повышении роли рациональных объяснений в жизни общества. В результате, в эпоху Просвещения (XVIII) и Рационализма (XIX век) представление о мифе как о сакрально значимом культурном явлении было нивелировано. Он стал восприниматься как “выдумка, заблуждение или ложь”, и это его значение до сих пор актуально, хотя и не единственно. Такое осознание мифа, принятое в виде постулата, само являлось производной от научного мифологического мышления того времени, от веры в истину, познаваемой эмпирическим или иным естественно-научным путем.

Соответственно, с этим “постулатом веры” спорили философы, искусствоведы и поэты – романтики: Ф. Шеллинг, И.-И. Винкельман, И.-В. Гете, принявшие иную идеологическую систему мировосприятия. Они воспринимали миф как самостоятельный дискурс. Миф был для них своеобразной поэзией, отличной от прозаической истины, представленной в образном сравнении аллегорий. О мифе следовало судить как о поэтическом продукте, имеющем самостоятельную ценность и целостность. Миф, по Ф. Шеллингу, требует не анатомического разложения, а синтетического понимания. Более того, он выдвигает идею о первичности мифа для истории народа: не история творит миф, а миф – историю.

Схема № 2 “Философический спор”

Здесь в схематической форме мы видим, как по-разному могла отражалась объективная реальность, данная эмпирическим опытом (1 и 2), философам – материалистам, рационалистам и эмпирикам (1а) и поэтам – романтикам (2а).

В каждую эпоху возникают современные ей мифологические представления о человеке и его месте в мире: к современной мифологии такого рода можно отнести представления об одиночестве или соседстве человечества во Вселенной, о влиянии человеческой цивилизации на климат и месть матери-Земли, уже исчерпывающий себя миф о народах – старших и младших братьях, и другие. Макс Вебер говорил об исторической рационализации картины мира, которая приводит к обесцениванию представления о сакральном. Однако распад одной мифологической структуры неизменно ведет к созданию другой (отчетливый пример – революционные мифы России первой трети XX века).

К началу XX века, на волне увлеченности народной традицией и античной филологией, ученые приходят к выводу, что миф это исторически и психически важная метафора. И. Бахофен предпринял попытку увязать отдельные типы и группы мифов с историческими стадиями развития человечества: матриархатом и патриархатом. Эта идея, прямо или опосредовано, повлияла на воззрения З. Фрейда, К.-Г. Юнга и их последователей, как в свете индивидуального, так и коллективного развития человечества. Одной из до сих пор сохраняющихся тенденция является представление о мифах, как о метафорах материнской (женской) или отцовской (мужской) власти в культурном или онтогенетическом срезах.

Возникновение и развитие антропологической науки, избавившись от покровов теории Ж.-Ж. Руссо о прекрасном “естественном человеке”, привело к изучению менталитета примитивных народов, сохранившихся к тому времени. Первоначально полагали, что их естественное состояние соответствует архаическому периоду “цивилизованных” народов, позже, однако, ушли от этой гипотезы за отсутствием доказательств. Исследования Л. Леви-Брюля помогли выявить черты примитивного магического или “мифологического” мышления, свойственного архаической стадии развития сознания. Как правило, человеком владеют коллективные представления, свойственные группе. Кроме того, весь окружающий мир обладает одушевленным, мистическим характером, способным совершенно непредсказуемо его проявить (орудия труда могут быть как “живые” и пр.), отчего необходимо постоянное поддержание некоего ритуального равновесия, которое достигается определенными обрядами, ритуалами и табу. В одном из философских фэнтэзи Т. Пратчетта есть определение этого ключевого мифологического миропонимания: если не сотворить нужный ритуал, Солнце не взойдет – вместо него мы увидим всего лишь простой шар горящего газа. Такое превращение буквального в символическое и рождает единство мифа и поэзии.

В соответствии с теорией психологического онтогенеза, повторяющего цивилизационный филогенез или же с теорией К.-Г. Юнга о наиболее древнем слое коллективного бессознательного, архаическом слое индивидуального бессознательного и более развитых слоях сознания и осознания современного человека, человек нашего времени не избавился от пласта магического сознания.

Мифологическое мышление современного человека мы разделяем на осознанное и неосознанное. К первому мы относим поэзию, художественное творчество, научные течения, философию и религию. Ко второму – суеверия, “мифы представлений” (например, “все женщины – плохие водители”), идеологию масс и неврозы. Неосознанное магическое (мифологическое) мышление отличается редукционизмом (от лат. Reductio – сведение, приведение обратно), в данном случае, обращением к прошлому опыту как объяснению причин настоящего вне последовательной причинно-следственной связи. Как правило, это раскрытие некоего “знака”, который имеет конкретную интерпретацию, обычно позитивно или отрицательно заряженную. Например, объяснение неудачного брака тем, что на свадебную машину забыли повязать красную ленточку. В то же время, мифологическое мышление осознанного типа способно раскрывать то или иное явление более многозначно, например “сидеть за углом стола” способно у строителей означать “получить свой угол (жилье)”, а у веселых женщин – наличие “мужика с хорошим углом”, т.е. потенциально приятного мужчины.

Мифологическое мышление более высокого типа и, как правило, осознанное, характеризуется телеологическим компонентом, обуславливающим целесообразность явлений, которая подразумевают разумный смысл, духовный призыв или личностный вызов человеку. Инструментом этого процесса часто оказывается раскрытие символа, отличающегося от знака своей неисчерпаемой многозначностью и особой силой смысла.

Английский антрополог Б. Малиновский, изучая первобытные культуры современных племен, нашел, что миф играет у этих народов функцию кодифицирования правил, их осмысления и упрочения, задает поведенческие ориентиры. Он делает вывод о том, что миф для цивилизации это не литературное произведение, аллегория или вымысел, а правовое основание веры и моральной мудрости. Здесь мы можем сказать, что это же относится и к мифам нашей цивилизации, которые мы воспринимаем на веру и которые обладают определенным смыслом и силой. Коллективными мифами западной культуры в настоящее время являются мифы о демократии как наилучшей форме государственного правления; о конвенциональной аллопатической медицине как о гарантии сохранения здоровья и красоты; о молодости как о лучшем периоде жизни человека; о детях как об ангельских существах; об униженности женщин в патриархатных сообществах. В соответствии с этими объектами веры, признаются демоническими антагонистами: деспотии как формы государственного правления; гомеопатия с ее собственным кодексом болезней и исцеления; зрелость и старость как упадок человеческого существования; непослушные, капризные, агрессивные дети; мужчины – в феминистских мифах.

Другой известный антрополог, М. Элиаде, дал понятие мифологического локуса, времени и пространства, отличного от обычных, где происходит действие мифа. Здесь всегда и неизменно могут разворачиваться одни и те же события, некая циклическая или случайная последовательность развития сюжета. Потому Персефона каждый год бывает похищена Аидом, а потом вновь весной возвращается к матери. Мифологический локус относится к тому, что “свершилось навсегда” или “было и будет всегда и сейчас”. Событиям этого локуса в той или иной степени соответствуют все вторичные, гармоничные или созвучные события из реального мира.

Осознанным подобием событиям мифологического локуса оказываются в первую очередь ритуалы. Они подтверждают особую ритмичность мифа, который может не просто произойти когда-то или происходить время от времени в случайном порядке, но и звучать в строго определенное время. Это в особенной степени относится к сезонным праздникам и ритуалам инициации.

Схема № 3 “Миф и ритуал”

На этой схеме видно, что один и тот же миф, как постулат миропредставления, требует систематического исполнения подтверждающего его ритуала. Также и наоборот: наблюдая повторение того или иного коллективного ритуала, мы можем задаться вопросом о его истинном, а не буквальном символическом и мифологическом насыщении и смысле.

В “Мифе о вечном возвращении” Мирча Элиаде указывает на способность архаического и до-христианского (даже “вне-христианского” вне зависимости от времени) человека в целом воссоздавать свой Космос (упорядоченный мир) из Хаоса (небытия или же полной смешанности и путаницы). Архаическая и языческая мифология вообще всегда циклична: линейное время стало важным лишь при христианстве, где есть акты неповторимые, как например рождение, жертвоприношение и вознесение Иисуса Христа. Потому для архаического, языческого человека становится возможна “починка мира”, которая творилась в критический момент окончания одного годового цикла и начала нового. Коллективное бессознательное, и в наше время, по-прежнему старается повторять этот ритуал: его нет во “взрослых” обрядах встречи Нового года, однако он остался в детских праздниках. Новогоднее представление в большинстве случаев рассказывает нам о “злых силах”, которые мешают встретить Новый год (украли Снегурочку, усыпили Деда Мороза, похитили мешок с подарками и проч.) и об их обуздании, по сути спасении мира . Хороводы вокруг елочки, в сопровождении “большой фигуры” – Деда Мороза, напоминает нам о символике Мирового Древа и нашем существовании в Срединном мире смертных.

Миф и ритуал это всегда создание Космоса из Хаоса, потому миф тесно связан с ритуалом в первобытных культурах. Восстановить порядок можно было только через утверждение мифа в то время и в том месте, когда реальность вновь разрушена прорывом хаоса (например, в критических ситуациях бедствий или в точках разрыва времен в конце одного и начале другого цикла). До сих пор ритуал способен утверждать миф: так происходит с государственными, социальными и военными ритуалами, утверждающими идею определенных социальных правил и взаимоотношений как данность: инаугурация президента, военный парад, поминовение павших воинов, “первая линейка” в школе и др.

Мифологический локус позволяет концентрировать определенный смысл и силу в “мире идей”, достаточные для того, чтобы быть распространенными на мир повседневности. На этом строятся индивидуальные и коллективные представления человека о мире.

Из мифологической материи рождаются и создаются религиозные мифы, сказки, эпос, политическая идеология, социальные представления, национальная идентичность, родовые предания, семейные легенды. И мы можем здесь представить следующие характеристики этого символического первовещества:

Миф буквален; в нем самом нет метафоры. Метафора рождается в переходе из мира символов в мир буквального.

Мифу свойственна величайшая концентрация насыщенности смыслом. Здесь господствует пралогическое мышление и казуальное (причинное) значение любых совмещений.

Миф – корневой сюжет всех многочисленных повторений, как рассказанных, так и проживаемых.

Миф амбивалентен: благодаря своей символической природе он предполагает полярность взглядов и оценок.

Миф создается, а не дается выше. Мифологическая форма творится человеческой культурой.

Миф – это представление о мире, не требующее доказательств, только силы веры и смысла.

Миф транслируется индивидом и обществом вовне. Он может достаточно хорошо описывать окружающий мир и его составляющие по тем или иным признакам; в ином случае, непредставленные в мифе явления будут обозначены как внешний “хаос” в сравнении “упорядоченным космосом” мифа.

Распространенным коллективными мифами являются представления, выраженные в формуле “Мы хорошие, они плохие”: так проявляются националистические представления, религиозная нетерпимость, “война полов”, представления этапа “подросткового бунта”. Цивилизационным мифом западной культуры (как христианской, так и исламской) является представление о своем религиозном знании как “светоче истины” для иных, непросвещенных народов. В последние три века этот мессианский миф видоизменился в идею о научном просвещении и продвижении демократии отсталым народам и государствам.

Общими индивидуальными мифами на настоящий момент мы можем назвать представления о фатализме (все на роду написано, как суждено) и его полярной противоположности – индивидуализме (судьбу человек делает сам). Примечательно, что в индивидуальную полярность эти положения вошли тогда, когда коллективные религиозные представления утратили особый интерес к этому вопросу или разошлись во мнениях. Кроме того, каждый индивидуум несет в себе уникальный компендиум различных мифов, тех или иных аспектов коллективных верований или типических представлений, создающих свою уникальную мифологическую картину мира.

В узком смысле слова “своими мифами” мы можем назвать некие “важные истории” и “значимые образы”, чье существование принципиально для одного человека, его близких, общества, народа, цивилизации. Так извечным символом остается образ Матери, а значимые и связанные с ним истории будут в чем-то совпадать, а в чем-то отличаться в разных культурах и в разных индивидуальных историях. Как различны между собой христианская богоматерь Мария, греческая богиня плодородия Деметра и скандинавская богиня Дикой Охоты Фригг, но все они переживали смерть своих детей и оплакали их. И для многих женщин, их семей, родовых историй этот опыт знаком и значим.

Осознанно избранные мифы (религия, принятая в зрелом возрасте, политические взгляды и др.) могут быть как результатом экзистенциального опыта, так и следованием некоей коллективной тенденции. Экзистенциальный опыт может привести как к вхождению в миф (который способен сам по себе быть резервуаром подобных переживаний множества людей), так и к осознанной и осмысленной убежденности в чем-либо.

Миф всегда для человека реален, или буквально или метафорически, как, например, истории о создании человека богом или о том, как какой-то генерал подарил деду свою шапку. Миф рассказывается всегда, когда есть вера в него и любая история, окрашенная или насыщенная верой, при ее повторении способна стать мифом. Это то, что не требует доказательств, но живет в представлениях, потому в каждую эпоху они свои. Одни мифы истории человечество перестает рассказывать, другие продолжает, а третьи вновь и вновь начинает как будто заново. Для человека и человечества миф это созидающая сила, превращающая хаос впечатлений и разрозненных событий в упорядоченную картину мира.

Но миф – не просто упорядоченная система знаний, а структура значимых явлений и объяснений этого мира. Ритуальные, знаковые изображения любой культуры, вне зависимости от кода изображения (антропоморфные образы, фантастические персонажи, абстрактные узоры) всегда дают нам отрывок мифа, достаточно открытого или зашифрованного многослойностью символов, понятных людям эпохи. Это могут быть божественные статуи или зооморфные рельефы архаичных эпох, аллегории эпохи Просвещения, знаковые узоры персидских ковров или советский агитплакат 1920-х годов. Любая изобразительная “знаковая” система культуры является статичным утверждением ее мифа.

Миф объединяет людей в социум, и потому существуют мифы семейные, национальные, местные, государственные, культурные, человеческие. На уровне семьи миф будет семейной легендой, но иметь именно сакральное, особенное значение (например, история о том, как человек увидел во время войны знак в небе, “серп и молот”, накануне Сталинградской битвы). Это может быть и бытовая история, о спасении девушки незнакомыми людьми, но значимость ее будет велика настолько, что она станет семейным мифом. Не волшебство и сверхъестественный опыт делает историю мифом, а значимость (эмоциональная “сила”) сюжета для рассказчика и слушателей.

Мифами, в общем смысле, будут исторические песни, былины, духовные стихи, легенды, рассказы о нечистой силе, былички и др. Мифологическими будут также знаковые структуры и ритуалы культуры и субкультур. Если при разрушении или недостаточной значимости общекультурного мифологического пласта возникает миф, знак и ритуал узкого сообщества, то оно становится субкультурой. Отсюда мифы, ритуалы и знаки молодежных субкультур, религиозных сект, криминальной субкультуры, профессиональных сообществ.

Мифом в широком смысле слова мы будем считать образ мира (и индивида, по его подобию) и историю мира. Первой функцией мифа остается защита человека, предоставление ему границ познаваемого Космоса (в рамках мифа) посреди непознанного Хаоса. Второй его функцией мы назовем развитие, вызов, испытание, некое требование, которое предоставляет миф человеку, чтобы тот был способен себя осознавать не животным или стихийным существом, а человеком.

Использованная литература:
1. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. – М.: Педагогика Пресс. – 1994.

В статье представлен философско-культурологический подход к существованию и природе мифа. Миф представлен как постулат коллективного миропредставления людей некоей общности, не требующее доказательств, только силы веры и смысла. Любая “знаковая” система культуры или субкультуры является утверждением ее мифа.

Галина Бедненко.