Провал национальной политики в СССР — работа над ошибками

Как известно, в национальных республиках СССР в определенный момент начали пробуждаться новые силы, стали формироваться опасные для верховной власти течения, с которыми надо было вести кропотливую и вдумчивую работу, вырабатывая качественно новые модели отношений между центром и республиками. Скорее всего, если бы этот сигнал был оценен правильно, то удалось бы избежать многих трагических страниц из истории позднего СССР: от Тбилиси до Баку.

Однако новые вызовы и риски остались без должного внимания, а, точнее сказать, решались в традиционной аппаратной манере, которая, к тому моменту, уже не могла обеспечить необходимой стабильности в огромной стране, на окраинах которой, один за другим, начали возникать очаги национальной напряженности.

Одним из таких очагов был Азербайджан, в котором развернулось движение, организованное Народным фронтом республики. 20 января по указу генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева в Баку было введено чрезвычайное положение. Примечательно, что указ стал грубым нарушением Конституции СССР, согласно которой обязательным условием введения чрезвычайного положения являлось разрешение Президиума Верховного совета союзной республики. Отметим, что никакого разрешения со стороны руководства республики не было, о чем в тот же день по радио сообщила глава Президиума Верховного совета Азербайджана Эльмира Кафарова.

Тем не менее в ночь с 19 на 20 января в Баку имел место чудовищный акт насилия. В чем причины, в чем истоки той трагической ошибки, которая, с точки зрения многих современных политиков, хуже, чем ошибка – скорее, преступление. На поверхности лежит глубокий методологический просчет. Напрашивается аналогия с факторами экономического кризиса советской системы — несовместимостью плановой экономики с необходимостью к началу 1980-х кардинального обновления основных фондов большинства предприятий, требованием модернизации на уровне современных технологий, что привело бы к их системной остановке, а, значит, срыву программы выполнения плановых обязательств. Между ответственностью за план и претензиями со стороны министерств за недостаточное техническое обновление фондов предприятий, директора неизбежно выбирали легкий выговор по второй позиции. Ибо срыв плана означал неизбежную перемену участи.

Так и в ситуации с формированием новой национальной политики власти предпочитали сохранять внешнюю стабильность, избегая резких движений, диалога с национальной интеллигенцией, работы с молодежью. Проблемы, которые реально существовали уже несколько десятилетий, загонялись внутрь системы, хотя единственный способ их «излечения» требовал совершенно иных по характеру действий. Нарыв, рано или поздно, должен был вскрыться, но даже тогда масштабы и характер «болезни» так и не были оценены в необходимой степени.

Национальная политика в СССР, осуществлявшаяся по «остаточному принципу», была противоречива по определению. Сейчас многие современники тех событий, бывшие партийные начальники, сотрудники специальных служб, журналисты и писатели, пытаются найти внешнее объяснение фактору обострения национальных противоречий. Не будем вдаваться в разбор конспирологических теорий. Вместо этого попытаемся сформулировать свой вариант ответа на вопрос, который часто задают на бытовом уровне: «Как можно было так стремительно перейти от дружбы к вражде, если на уровне общения простых советских людей практически никогда не проявлялись столь характерные для современных обществ явления национальной вражды и нетерпимости?»

Национальный вопрос — материя столь тонкая, что существуют только два пути его урегулирования. Либо жесткое подавление любых форм и попыток его переосмысления в направлении, отличном от официальной идеологии — советский народ как новая историческая общность. Либо максимальный учет всех специфических черт развития каждого народа, населяющего территорию страны. До тех пор, пока сталинская система жестко подавляла любые проявления «буржуазного национализма», механизм национальных отношений функционировал в рамках этой логики. «Оттепель» и последующий «застой» ослабили жесткие тиски, но ничего не предложили взамен, кроме реанимирования методов подавления в том случае, если национальная элита или интеллигенция в союзных республиках нарушала установленные правила игры.

Простых людей это обстоятельство абсолютно не касалось, они строили свои отношения как соседи, а не как жители замкнутых анклавов. При этом сохранялась их идентичность, хотя и была утрачена значительная доля национальных обычаев, культуры, традиций, языка (где-то в большей, где-то в меньшей степени). Но в то же время национальный фактор никуда не исчезал, он сохранялся в многонациональной среде, но никак не проявлялся «публично» до определенного времени. Так же и национальное переустройство страны происходило хаотично, без учета реальной этнополитической ситуации в различных регионах, что в конечном итоге привело к возникновению локальных вооруженных конфликтов на межэтнической почве. Складывается ощущение, что события в январе 1990 года — это уже окончательный крест, поставленный на мирном реформировании системы, а, в конечном счете, на самой возможности сохранения Союза.

Об этом надо помнить и стремиться понять ошибки и просчеты тогдашнего руководства страны, чтобы в нынешней практике наших государств избежать их повторения.

Алексей Власов, «Вестник Кавказа» 

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>