Зеркало грифонов
День, словно солнца медный щит,
Был опрокинут и разбит.
Вздох дня вздымается, как дым.
И слёзы звезд текут над ним.
Он вянет, голову клоня,
Кончается явленье дня,
И над поверхностью земной
Взлетает занавес ночной.
Земля скрывается в тени,
На небе синие огни.
(Шахрияр «Сцена ночи», перевод Льва Гумилёва)
Путешествие в Иран сродни вторжению в соседнюю звёздную систему. Иран солипсичен, самодостаточен, он сам себе система координат. Ну, а Россия — тоже сама себе сад, солнце с планетами и астероидами. Изучая этнопсихологию Ирана, ты попадаешь в отдельный, странный и удивительный, не похожий ни на что мир.
Его русские люди совсем не знают. Знают Европу, разнюхали Турцию и Египет, слышали про Китай. Иран для нашего человека — Терра Инкогнита. Хотя в сложносоставных ярусах и лабиринтах, в корневищах русского бессознательного место для Ирана безусловно есть. Очень глубоко в цветных снах, в грёзах слюдяных окон, в роскошной женской этномоде с персидским названием сарафан, в наших дорожных сумках, по-персидски, именуемых чемодан. Когда-то мир Руси был молод, и наши предки носились по планете туда и сюда. И пришли боги с древнеиранскими именами, ведь самое главное слово «Бог» родом Оттуда из таинственной и жаркой страны зари и Заратустры из иранской звёздной системы.
Сравнение со звёздами тем уместно, что в иранской архитектуре шиитские мечети изнутри подобны планетариям, микрокосмическим вертоградам. Зеркальный мавзолей Шах-Черах в Ширазе представляет собой ночную небесную тарель. В парадизе созвездий прячется Тридевятое смарагдовое царство отечественной сказки. Где миллиарды галактик улыбаются с бездонных потолков. Будто хрустальная гора, населённая ангелами, приглашает Шах-Черах русских летунов к путешествию, к прыжку в Зазеркалье, в сферы гиперпространств, парящих над головами и облаками.
Ведь пока только родные и для Руси и Персии грифоны и семарглы кочуют между небесными огнями нашего Священного мира. Между стенами владимирских соборов и праздничными воротами Бухары.
Как на картине Эшера «Волшебное зеркало», где представлен натюрморт с зеркалом и сферой. А по полотну ползут через зеркало орнаментальные грифоны. Перед нашими глазами происходит невероятное явление: узоры материализуются и откуда-то извне появляются столь же реальные грифончики. Причем появляются они постепенно, вначале мы видим крыло, затем мордочку и только потом всего грифона. Крылатые, шествуя друг за другом по кругу расходятся через зеркало в разные стороны и встречаются уже на листе опять же перед зеркалом, но потеряв свои объемные свойства, и превращаются в изначальный плоский узор на листе. Белые грифоны из одного мира пересекаются с черными грифонами из другого…
Но никогда не прекращались желающие отправится вслед за грифонами из Руси в Иран и обратно. Из одной звёздной системы «отвезтись» в другую. Через зеркало Каспийского моря.
Мы расскажем об этих героях, походя, пока летим сами из Москвы в Тегеран, словно с Земли к соседней звезде. О, да! Представьте, что Иран — ближайшее к нам светило. Например — Альфа-Центавра. Так будет образнее, так мы останемся в одном поэтическом ритме с волшебной уранографией Шах-Чераха. Воронка в куполе мавзолея всё сильнее затягивает нас в потусторонние пространства сияющих отражений.
Ночь — декораций торжество —
Красавица и волшебство.
Сияют звезды в облаках,
Как изумруды на шелках,
А купол, как простор морской,
В нём фей купающихся рой.
На небе искрится всегда
Зелёно-жёлтая звезда,
И в сцене ночи лунный лик
Короною из тьмы возник.
Это очень по-русски (и, наверное, по-грифонски) взять, да и полететь! Навстречу соседнему солнцу! Поехали!
Варп Тегерана-43
При перемещении из одного измерения в другое, что в сказке, что в научной фантастике, корабль путешественника будет атакован змеями, гарпиями, джиннами. Окраины любого мира (хоть астрономического, хоть социального) переполнены бесами, страхами, чудо-юдо-стражами. Там — за Нептуном по пути к Центавре начинается таинственный пояс Койпера из комет, астероидов, космического мусора, выброшенного к пределам нашей солнечной системы гравитацией Солнца, Юпитера и Сатурна. Будто парии и антисоциальные элементы жмутся к окраинам странные космические тела и объекты, обрастая слухами, доводящими до мурашек. Именно там, якобы находится Планета Х, открытая астрофизиками Батыгиным и Брауном. Мифы народов Земли со времени оно знали эту планету и именовали её Звездой Смерти, Немезидой, Медузой Горгоной, несущей всему живому холода, моры, страшные кары.
В фильме ужасов Пола Андерсена «Горизонт событий» и в игре «Вархаммер» есть схожие идеи. Астронавты на пути от Нептуна к Альфе Центавре попадают в Варп — параллельно существующий мир, полный хаоса и населённый демонами. Незащищённый корабль, попав в Варп, будет атакован дьяволами, а его экипаж лишится рассудка, вы откроетесь измерениям истинного хаоса, истинного зла — своего рода подобию христианского ада, впадёте в бесконечную оргию пыток, безумств, каннибализма.
Господи, но это ведь ровно то, что наши люди знают про Иран. Через советские фильмы, через смутные толки, шпионские россказни и обывательские домыслы!
Венцом «варповских» прозрений является фильм «Тегеран-43» Наумова и Алова, где Иран предстаёт царством Смерти, населённом отборной нечистью. В кино играли Ален Делон и Косталевский — «секс-идолы» страны Советов, хиты к фильму писал Азнавур, по-сему картина оказалась чуть ли не самой популярной за историю российского проката. Она окончательно зафиксировала для наших людей иранский образ.
Канатчики
В фильме Иран – страна развалин, пустырей, сонмище мёртвого города Алладина, городище таинственных харчевен, где курят опиум подозрительные люди, логово джинов и трикстеров, место пребывания супергероев и агентов. Странники суфии, будто из досье блистательного фотографа Севрюгина, бредут, замотанные то ли в шарфы, то ли в бинты, будто Человек-Невидимка Уэллса, бредут, постукивая палочкой, как «Слепой Пью» Стивенсона. Словно бы все тревожные, трагичные и ужасные, гримуарные и готические персонажи Лавкрафта, Жана Рэ и Эдгара По перебрались в глинобитную юдоль из самых пугающих страниц «Тысячи и одной ночи». Наумов и Алов заселили Иран русскими страхами, в первую голову — фашистами. Под личиной суфия-невидимки прячется немецкий суперагент Шернер, опутавший Тегеран сетью шпионов и террористов. Ну а маску Шернера примерил блистательный актёр Альберт Филозов, только перед «Тегераном-43» снявшийся в детской сказке «Чёрная Курица и Подземные жители». Чёрная курица, знаток Подземелий прекрасно вписался в роль. Окружённый фальшивыми корреспондентами и факирами-фотографами, умеющими изготовить безо всякого фотошопа любые документы, вылепить что угодно из кого угодно. Шернер-Филозов обладал и секретным оружием: чудо-киллером Максом, способным осуществить самое великое преступление тысячелетия: расстрелять трёх царей трёх империй: Сталина, Рузвельта и Черчилля. Чёрная курица отправляет своего Макса (последнюю надежду Третьего Рейха) особыми стезями!
В исподнем Тегерана, под его узкими улочками и осыпающимися домами плывут «канаты», тайные каналы воды, спрятанные реки. По «канатам» можно прийти, куда угодно… В них ориентируется лишь странная каста «канатчиков», передающая по наследству ориентиры в лабиринте города Смерти. Макс (его играет великолепный, как Король всех подземных жителей Армен Джигарханян) спускаясь в люки, висит на верёвках, будто повешенный в карте Таро и плывёт канатами к заветной цели, под землёй в водах Стикса, будто Солнце Ночью в мифологии народов мира…
Не будем рассказывать, чем кончились приключения Джигарханяна-Макса, укокошил ли он трёх царей. Нам важно запечатлеть характер современного русского взгляда на Иран, как на Звезду Смерти, как на Варп, на Девятую Планету…
Джафар Планеты Х
Культуролог Георгий Осипов «подогнал» автору ещё один изысканный фильм из каталога расцвета советского синема: «Тайник у красных камней». Там наша разведка тоже борется с иностранными шпионами, ползущими из иранской цитадели зла.
Слышится «птичий язык» азербайджанских контрабандистов, спекулирующих долларами, будто Птицы Рух они гугонят лишь одно слово-пароль, слово на все времена: «Хоп!». «Хоп!» В актуальном Иране, на Планете Х дела обстоят, как и прежде, там курят кальяны, играет саксофон, метают в спину ножи («от саксофона и до ножа»). Советский разведчик Анна Блоу (Ирина Скобцева) собирает у дверей персидской спецслужбы САВАК, то грязные горшки, то редкие амфоры. На символическом языке любой такой горшок (или череп) — вместилище душ. Анна, подобно Христу, спускается в Ад за потерянными душами и лучами света…
Генерала САВАКа Джафара исполняет отменный Ефим Копелян. Он засылает матёрых шпионов на секретные заводы, в опочивальни благородных советских красавиц и даже в сибирские лагеря! Джафар — гений шпионажа, удачливый и отчаянный авантюрист. Он протянул свои щупальца к самым закрытым чертежам и знаниям СССР.
«Кого он тебе напоминает?», — весело спрашивал меня Гарик. «Ну конечно же — Блюмкина!», — радостно угадывал я. «Именно! Именно — Блюмкин!», — просто восклицал Осипов.
Для таких супершпионов, как Яков Блюмкин — Планета Х — идеальное место!
Трикстер Якуб-хан
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.
(Николай Гумилёв «Мои читатели»)
Комиссар Блюмкин — друг Гумилёва и Есенина и по некоторым сведениям убийца Гумилёва и Есенина. Несчастливый билет партии левых эсеров, взорвавший германского амбассадора Мирбаха. Это убийство предопределило гибель перспективной партии «политических скифов». Друг и соратник Троцкого, друг и соратник Дзержинского, один из создателей красной контрразведки, прототип разведчика «Исаева-Штирлица». «Любовник Революции», «Наум Бесстрашный», диктатор Красной Монголии — какими только романтическими эпитетами не награждали Якова современники. Известно о трёх разных городах, где он родился и о трёх датах рождения. Словно электрон с немыслимой скоростью вращающийся во вселенной и создающий её через себя, Блюмкин самосоткал Русскую Революцию.
Разумеется наш трикстер, наш «Красный Локи», «серый волк» русской сказки не мог не появиться в Иране. И таки да! Он был одним из основателей североперсдской Гилянской Советской республики и царствовал в ней недолго, но яростно под именем Якуб-хана!
Жестокий, страстный, не останавливающийся ни перед чем Блюмкин, чувствовал себя на Звезде Смерти, как рыба в воде. В иранском трюме русского бессознательного, в «канатах» по которому медленно и скрипя продирается ночное русское солнышко чекист Блюмкин казнил и миловал, геройствовал и королевствовал и оставил долгую память. В поясе Койпера инверсионный след от «кометы Якуб-хана» был самым чётким, почти что цветным!
Потому что всё, что мы сейчас здесь описываем — это классическое Царство Покойников в эпосе любых этносов. Не случайно все известные фильмы про Иран чёрно-белые. Жмуры, усопшие не различают оттенков света, его красок, колора. Они видят лишь полутона, тени, блики на на воде, блики на плёнке.
Лучше всех на мой взгляд такие мертвецкие миры рисует интересный художник Полина Болотова. Композиции «Медуза Горгона», «Офелия в метро» и, особенно, «Пришли» — это иллюстрации к «Тегерану-43», дотошное описание «Варпа». Там в чёрно-белом ритме по «канатам» плывут утопленницы, в библиотеках таятся одинаковые шпионы, а к алкоголикам являются вороны и куколки, отражаясь в выпитых бутылках. Родной московский Ад, замкнутый, запертый, томящийся скрежет. Ласковый бриз Неглинной — реки московских катакомб. Её волны и мёртвые принцессы бьются о корни гостиницы «Арарат-Хаятт», будто о фундаменты Мирового Древа. Вот как видят Тегеран советские режиссёры и постсоветские граждане. Как родимое Ваганьковское кладбище, где тихо играет армянский дудук. Словно тревожный, щемящий сердце погост.
Пришли
Однажды Болотова спросила про свои картинки. Я выбрал «Пришли». Она была в восторге, как Гарик Осипов от «угадывания» Блюмкина. «Её отметил изо всех Евгений Всеволодович Головин!». Т.е. это был высший комплимент, потому что Головин — мэтр московского гримуара, южинской фантастики, учитель Джемаля, Дугина и Полины.
«Но я вижу твою картину в цвете», — заметил я. Мне она кажется суперцветной. Не ворона, а жар-птица. Не куколка, приносящая яды, но библейская царевна, роскошная и радостная с золотыми волосами. Не палёная водка, а как минимум полугар. А вообще — божественная Сома! Не грязный стол алкаша, но пир Артаксеркса! Вот этого художница понять не могла. Она рисовала мёртвых, дай Бог ей здоровья!
Но я видел то, что растёт дальше — по ту сторону кинематографического Ирана, за самыми многорогими насекомыми Варпа, стоящими в очередь в московскую поликлинику…
По ту сторону пояса Койпера, за джинами чёрно-белого зеркала Тегерана, уже горела Иная страна, разжигала себя Иная Заря.
Наш корабль над пучиной плывет без руля,
Неужели никак не спасти корабля?
Нет, не сдамся! Я выход ищу и найду!
Кто боится борьбы, попадает в беду.
Я — дитя революции, значит, она
И питать меня грудью своею должна.
Шейх, покорный судьбе, в заблужденье своем
Зря считаешь на чётках зерно за зерном.
Я влюблен, мне свидетель — израненный стих,
И не нужно в любви доказательств других.
(Эшки (Мирзаде) «Равнодушие к небесам», перевод Льва Гумилёва)
Альфа-Центавра — не одна звезда, а две. Небесных кентавров не единица, но армия…
А впереди всех на расстоянии светового года от солнца горит рубиновая звезда Красоты, Проксима Центавра! Вспыхивающее, переменное, радужное светило встречает всех, кто доплыл к кисельным персидским берегам! Там начинается подлинный Иран, отсюда сказывается настоящая сказка!
Приключения Пророка Любви
Улеглась моя былая рана —
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.
Златоглавый русский поэт Сергей Есенин тоже шёл шаг в шаг в Иран известной нам отныне тропой. Существует версия, что Есенин написал свои знаменитые «Персидские мотивы», живя в Баку. Ведь старый город на Апшероне почти что «маленький Тегеран». Не случайно «Тегеран-43» потом снимали именно в Баку. Но внук премьера Дальневосточной Республики и полпреда СССР в Персии Бориса Шумяцкого (тоже Борис Шумяцкий) поведал нам убедительную версию из дипархива. Якобы в 1925 году поэт нелегально проник в Персию и разгульно и весело жил в ней, писал стихи и занимался любовью. И добрёл до медового Исфагана и сказочного Шираза. Внутреннее чутьё подсказывает, что возможно так оно и было, потому что познания Есенина об экономических реалиях Ирана предельно точные:
Я спросил сегодня у менялы,
Что даёт за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?
Знаток тонкой «экономики любви», узревший «свет вечерний шафранового края», где «розы, как светильники горят», воздух Саади «прозрачный и синий», пробудивший «телесную медь» под чадрой был, якобы, вывезен из Тегерана советскими чекистами по просьбе местного правительства, опасавшегося дипломатического скандала. Ведь нахождение «рязанского гостя» стало в какой-то момент невыносимым для страны. Нужно было либо ему сдаться, будто сказочному принцу (и отдать королеву и полцарства впридачу), либо экстренно депортировать северного царевича, Пророка Любви. Что и было сделано.
Говорил Есенин про Иран, как и мы, как о завлекательной Утренней звезде:
Я сюда приехал не от скуки —
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.
Павлиний трон
Проксима Центавра — розовая звезда подобна самой прекрасной мечети мира Насир аль-Мульк. Что в Ширазе известна, как «розовая мечеть». В утренние часы рассветные лучи стучатся и заглядывают в разноцветные витражные стёкла, освещая ковры и мозаики нездешними красками. Игра радужного света, словно стаи жар-птиц напоминает о великих замыслах Всевышнего, вдыхающего музыку жизни в обыденный космос.
Слюдяные сферы и вывернутые наизнанку геометрические формы…
Птицы, растущие из мраморных деревьев…
Мозаики ангелической авиации…
Арки, колонны, павлиньи перья нездешних лесов…
Кружащиеся суфийские юбки октерактов…
Опьянение в цветочном парадизе, сбитые контуры, вскрытые измерения, фрактальные языки! Растущего во все стороны времени…
Тайные бани, магические секретные бассейны и резервуары…
Коралловые рифы на серафимических потолках…
Гнёзда и кормушки золотых сусальных летучих рыб…
Спадающая из слюдяных окон на ковры райская река Сомбатикон…
Сгорающие от пожара любви соты-мосты ночных пчёл…
Тайные светёлки голубых орлов…
Зеркальные печати эфирных дев…
Зодческие торты и печенья восточных фей…
Радужные ванны шафрановых голубей…
Коленопреклонённые снежинки планетарных домов…
Тропический хоккей на нефритовом льду…
Сотканное из тысяч любовных вздохов непобедимое солнце!
Радужный свет в сердце
и радужное тело!
Вот он наш любимый Иран, свитый из поэзии Фирдоуси, Саади, Балхи, Хайяма, Хафиза Ширази, Низами…
Восседающая на Павлиньем троне божественная Персия-ясная!
Звезда Эсфирь
Когда в первый раз вспыхнула наша переменная звезда?
Средневековые персидские стихи породили сотни увлекательных ковровых миров, всю планетарную моду, музыку, архитектуру и сакральную географию. Но что было до них?
Когда впервые резко поменялся, взорвался, разрумянился радужный спектр шафранового огня? Нашествие армии Александра Македонского напрочь сожгло пласты древней иранской культуры (также как и впоследствии арабское вторжение).
Остались только гимны «Авесты», слова Заратустры — пророка Ирана во времени оно.
Но была история, удивившая Персию и Мидию, через Ветхий Завет прискакавшая в русские апокрифы, повесть, ставшая нашей общей историей. Сказка из старинного времени про родное Тридевятое Царство:
Давно стоит Хамадан у склона Альвандских гор.
Их плащ зелёный похож на пышный птичий убор.
Чуть коснется вершин солнце своим лучом,
На скалах — золота блеск, ручьи текут серебром.
Два мощных отрога гор обходят город вокруг,
И он — как дева-краса в объятиях сильных рук.
(Эшки (Мирзаде) «Альванд и Хамадан», перевод Льва Гумилёва)
Отменное зачало для поэмы. Давным-давно Хамадан именовался Экбатанами. Под отрогами притаилась летняя резиденция персидских царей. Шах Артаксеркс выгнал змею-жену и посватался к девочке-сироте, подарив миру сказку про Золушку. Звали нашу героиню Эсфирь, розовая краса медного царства. Она словно песня арфы, будто Утренняя звезда, как вспышка персиковой Прокси Центавра влетела в мировую хронику.
За её любовь на карминовых простынях и её умопомрачительные пиры, Артаксеркс менял этнополитику, казнил и миловал народы. Царевна предстала совершенной наградой и абсолютной королевой первейшей мировой империи.
Львиная империя
Ведь Персия — это ещё и империя. Львиная и наиглавнейшая. От Индии до Эфиопии…
За розовой Прокси Центаврой грядёт двойная золотая звезда, рычащая окрест будто хамаданские львы, издревле хранящие деву-красу.
Эти львы империи родили львиную Британию и львиный Петербург.
Они суть невидимые двигатели имперского созидания. Как иранские вентиляторы, незаменимые перепетуум мобиле в лазуритовых куполах. Эти купола торчат из заваленных песком городов, будто перископы подводных лодок Заратустры. Никто не знает секрет свежести в персидских домах и тайного устройства шахт, организующих ветер из ничего. Как и никто не догадывается откуда и почему растут в небеса мировые империи.
Мы принесём вам ответ. Империи растут из золотого корня Ирана, из алмазных столпов Персеполя и цветочного Парадиза шахиншахов, подаривших народам, философам и богоискателям мечту о земном Рае.
Пророчество
Из эпохи клокочущего, скачущего, кочующего Ирана молниями бьют наши русские боги и пророки.
Их много, как и звёзд Кентавра — не одна, а несколько.
Бог, Даждьбог, Хорс, Худай, Семаргл, Кудеяр.
Они проснулись и спешат к нам с далёкой Центавры.
И Русь будто верная жена, сладчайшая Эсфирь сзывает богов на радостный пир!
Великие дела начинаются с радужных светил!
Так говорил Зарифуллин.
Павел Зарифуллин