Семантика и прагматика монгольского колдовства

1. Колдовство в современной Монголии

В 1909 г. после экспедиции к калмыкам Номто Очиров так прокомментировал ситуацию с проклятиями (хараалами)  и порчей:  «…вера в их злую и враждебную силу очень велика. Стоит только случится какой-нибудь неприятности, например: видение дурного сна, неожиданный падеж любимой лошади, болезнь в семье, брань и проклятие в неурочное время, проявление зависти друзей, соседей, появление дурных знамений и т.д. — как суеверный калмык, придавая им большое значение, начинает беспокоиться…».

Век спустя, во время наших экспедиций в Монголию 2006-2009 годов у нас было много трудностей в определении того, что думают монголы о колдовстве, поскольку это тщательно скрывается. Добытые нами сведения  отнюдь не лежали на поверхности и не рассказывались с такой же охотой, что и сказки, предания, астральные и солярные мифы. Все, выходящее за эти жанрово-тематические пределы, — актуальная демонология, бытовая магия, проклятия-хараалы и колдуны-хараалчи, — вызывало напряжение. Можно сказать, что контактность информантов в какой-то мере определялась наличием таких «неудобных» вопросов. Монголы отрицают  и/или не хотят говорить посторонним, тем более иностранцам, что они хоть что-то понимают в колдовстве, даже сами слова хараал и хараалч произносятся неохотно. Обычный ответ на расспросы по этой теме звучал примерно следующим образом: «Я не знаю о хараалчах, это секрет» [Лханаажав, 2007]; на первые сведения об этом мы вообще натолкнулись случайно.

Сами хараалы нередко упоминаются или цитируются в разных устных жанрах: в бурятских, монгольских, калмыцких сказках, в исторических преданиях, в эпосе «Джангар», в шаманских легендах. Согласно фольклорным записям, хараал представляет собой пожелание смерти или несчастий человеку обязательно в иносказательном виде, по форме это — аллитерационный стих, в среднем состоящий из 4-6 строк (бывает и однострочный хараал). В дархатском предании шаманка, у которой убили сына «вернулась домой и день и ночь била молниями, по скале, которая погубила ее сына: “Скала, которая убила моего сына — чтоб ты перевернулась верх тормашками”. Наслала неистребимую болезнь на хошун. Прокляла тех, кто арестовали ее сына — чтоб они ходили с мокрыми ресницами» [Ринчиндаваа, 2007]. Многие хараалы представляют собой формулы невозможного — в другом предании, записанного от того же информанта, шаманка, у которой «сын стал ламой, против воли матери <…> прокляла его, сделав хараал: Вынь челюсть, почеши себе спину, // Вытащи язык, оближи себе задницу».

 «Шаманские хараалы» обнаруживаются не только внутри фольклорных текстов, они действительно использовались в шаманских обрядах: ср. две большие коллекции шаманских хараалов (бөөгийн хараал), калмыцкую и бурятскую, в каталоге монголоязычного фольклора.

В отличие от представленного в фольклорных текстах магического жанра проклятий, конкретные исторические данные о хараалчах (т.е. специализированных колдунах-проклинателей) отсутствуют, в трудах путешественников по Центральной Азии и ученых XIX-XX в. вообще не описываются «узкие специалисты» в магических практиках — либо исследователи не замечали их, либо в известных нам формах подобная дифференциация сформировалась лишь недавно. Однако встречаются сведения об использовании хараалов специальными людьми (точнее, о подозрении в их использовании или об угрозе использования). В жалобе подданных Сэцэн-хановского аймака (1919 г.) на своего хошунного правителя (засаг-вана) в 24-м пункте утверждается: «он еретическим образом вселял в людей ужас, говоря, что может направить проклинающую магию против них и убивать их» (в оригинале — понятие хараал жадга ‘порча’; jatga  < тибет. byad-k’a). Таким образом, люди обвиняли правителя в том, что он шантажировал их угрозой убийства с помощью проклятий.

Возможности подобного действия хараала, собственно, опасались и наши информанты: Хараал может человека и убить <…> Если думаешь дурное, делаешь плохое, совершается хараал. Есть монгольская поговорка: «На конце хараала — кровь, на конце юрола — жир» [Гончигдорж, 2006]; монголы боятся говорить проклятия. Проклятия это плохое дело [Азжаргал, 2006];

По современным представлениям колдовская специализация хараалча заключается в магическом нанесении вреда только людям, на чем настаивали все информанты из Центральной Монголии (На скот проклятия не насылают [Азжаргал,  2006]; по-моему, только на людей [Нарангарвуу, 2006]), а в экспедиции 2007 года лишь один информант предположил, что хараалч может вредить и скоту. Так, в фольклорной версии биографии тибетского поэта и мистика Миларайбы (Мэля-бурхана), услышанной нами в экспедиции 2007 года, говорится, что сначала он учил хараалы и стал хараалчем — чтобы убить всех врагов. Про него говорили: «Вот харалчи Мэля идет» [Баточир, 2007].

Вот ответы на вопросы о людях, творящих проклятья: Когда я была ребенком, в наших местах жила старуха Жигмэд. Взрослые говорили про нее, что она – хараалч. Она сделала хараал против своего зятя Наваандаржаа [Хишигням, 2009]; В прошлом, наверное, были. Сейчас у нас людей, говорящих проклятья, нет. Хараалч, наверное, читает особые молитвы (ном) проклятия. Когда такие проклятия прочитаны, или из-за произнесения проклятия, человек, которого проклинают, заболевает. А если такие проклятия насылать прекратить, он выздоравливает. <…> Хараалч внешностью, волосами отличаются от других людей. Я слышал, что проклятья говорят в основном ночью. Их называют молитвами черной стороны. [Азжаргал, 2006]. Были, наверное, некоторые, кто с помощью молитв мог сделать всякое, такие харалчи. <…> Хараал, который хараалч насылает с помощью молитв, был очень сильным [Намжил, 2006]. 

2. Магические специалисты в современной Монголии

Сейчас монголы различают несколько типов посредников между миром естественным и сверхъестественным; процветает узкая профессионализация магических специальностей (при том что колдовство у монголов — это прежде всего магия слова). Имеются в виду не шаманы (бөө), а маги, не вселяющие в себя духов и не становящиеся, хотя бы временно, представителями иного мира. Можно выделить несколько подобных специализаций: зурхайч (астролог, гадатель по астрологическим таблицам); үзмэрч (букв. ‘видящий’, гадатель, популярная сейчас в Монголии профессия); мэдлэгч (букв. ‘знающий’, знахарь «широкого профиля», у калмыков встречаются, кроме того, и знахари с более узкой специализацией — отч (‘лекарь, костоправ’); луйжинч  — это монах, провожающий умерших в иной мир, а потому способный общаться с умершими (согласно фольклорным текстам, он может даже оживлять мертвых [Намжил, 2006]; загадочная  и почти вымершая квалификация. Кроме того, в современной Калмыкии есть люди, способные видеть духов-хозяев местности — сякюста (сәкүстә,соотв. монг. сахиустай  ‘имеющий духа-хранителя’).

Таким образом, в традициях, где на шаманистические представления накладывается буддизм, существует значительная дисперсия магических специализаций. Существенно, что в Центральной Монголии давно нет шаманов, и старшее поколение если и застало их, то в далеком детстве. На севере же (Хубсугульский и Булганский аймаки) шаманство практикуется до сих пор. Там среди наших информантов было две шаманки, один — помощник шаманки, два внука шамана и два местных «специалиста по шаманам». Население Прихубсугулья (это, в основном, дархаты и северные халхасцы) гораздо более осведомлено о шаманских практиках и не боится о них рассказывать. Сами шаманки и информанты, связанные с шаманами родственными связями, спокойно говорили на данные темы, не проявляя страха даже перед хараалами и хараалчами, столь характерного для Центральной Монголии.

3. От ‘проклинателя’ к ‘очернителю’

Монгольское слово хараал имеет два значения: бытовое (хараал тавих / хараал хэлэх  ‘бранить, сквернословить’), и магическое (хараал хийх ‘проклинать, наводить порчу’); в последнем случае иногда используется дуплет тарни-хараал  (‘молитва-проклятие’).

Носители различают эти два значения, и даже многие из них говорят о двух типах проклинателей: один, как мы сказали, с наследственной предрасположенностью (хар хэлтэй ‘c черным языком’), и может сглазить нечаянно, второй же делает это по социальному заказу:

Хараалч есть отдельный специалист. У него специальная книга. Он может делать хараал на вора и воры возвращали украденное. Поколение, которые видело харалчей, вымерло. Хар хэлтэй называли. Человек, который много ругается, тоже  хар хэлтэй. Различаются хархэлтей — вздорные люди, который любят ругаться, сканданлисты,  и хараалчи — люди, которые специально делают хараал. [Тодак Бор, Буллгуд Ширчин Балжин, 2009]

Само слово хараал с большой вероятностью образовано от глагольной основы xarā- (бурят., халх., калм., ордос., дагур., а также манжур. формы, ст.-монг. qarija- / qaraɣa-) со значением ‘ругать, проклинать’; реконструируются формы протоалтайская *xara (‘кричать, говорить’) и прототюркская *karga-. Монгольскому жанру хараал соответствует тюркское каргыс (казах., каракалп., ног.), каргыш (кумык., карачаев.), гаргыш (азейрб.), хыргыс у саяно-алтайских тюрков, кырыыс (якут.; кырыыстааах кики «что он ни проклянет, все исполнится»). Таким образом, слово хараалч должно значить ‘проклинатель’ (-či – суфф. деятеля в тюрк. и монг. яз.).

Однако некоторые исследователи, как и сами носители традиции, считают, что формы хараал и кыргыс произошли от слова хара / кара ‘черный’. Эта этимология не выдерживает лингвистической критики, но позволяет произвести вторичную зависимость проклятия от черного цвета, что поддерживается, например, следующими текстами: Куда ты идешь, алгыс? — Иду облачить все в белое! — Куда ты идешь, каргыс? — Иду очернить до черна! (ногайск.). Таким образом, в современной монгольской и тюркской культурах «проклинатель» (а на проалтайском уровне, возможно, и «кричатель») превратился в «очернителя».

4. Черный язык и змеиная глотка

Общее место в рассказах наших северомонгольских информантов — утверждение, что хараалчи отличается от обычного человека наличием «черного языка» (хар хэл)  [Пурэвсурэн, 2007, Хандсурэн, 2007 и др.]; ср. калмыцкий обряд «обрезания черного языка». При этом у монголов и тувинцев есть представление о существовании особого злоязычного человека, по функции сходного с хараалчем, но с той разницей, что это свойство у него природное, а не намеренное. Такой человек, обладающий способностью сглазить, у тувинцев называется аксы кара ‘рот его черный’, у монголов — хар хэл ам (доcл. ‘черный язык-рот’). Калмыки «о человеке, произносящем проклятия без особых причин, говорят хар келтә — ‘с черным языком’».

Кроме общего знания о языке колдуна, давалось и конретное объяснение, почему он черный: хараалч во время отправления обряда мажет его кончик сажей [Цэрмаа, 2007]. Ср. потрясающий логический переход в интервью информанта «человека с черным языком как логической метафоры» к вымазыванию сажей кончика языка при произнесении хараала:

В тех регионах, где такое понимание отсутствовало, информанты утверждали, что единственный признак, по которому хараалчи опознается — это змеиный язык  (могойн хэл) и иногда даже змеиная глотка (могойн хоолой): Говорят, у харалча корень языка бывает как пестрая змея (хэлний уган догуур хар эрээн могой шиг) [Дуламноргим, 2006]. Таким образом, выстраивается такая цепочка: змеиный язык — *черная глотка змеи — черный язык – язык — вымазанный сажей при отправлении обряда. В основе вымазывания сажей языка лежит симпатическая магия, т.е. магия подобия.  Но подобия чему? Кроме представлений о негативной семантике черного цвета, универсальных в тюрко-монгольском мире, вспомним сближение хараалча с черным цветом и его вторичное понимание как «очернителя». Вымазывая язык сажей, хараалч как бы актуализует своими действиями “внутреннюю форму» слова хараал.

5. Ритуал насылания хараала

Сведения о том, как насылается хараал, очень скудны. Вот те немногие данные, которые нам удалось записать. Колдун при этом должен стоять строго на юго-восточной стороне по отношению к айлу. Вход в юрту ориентирован на юг; на юго-восток от нее выбрасывают очажную золу, соответственно, хараалч становится, попирая ногами то, что имеет отношение к самому почитаемому месту в юрте — ее очагу, и направляет в сторону входа свой «рабочий инструмент». Этим инструментом является коровий рог (ухрийн эвэр; по сведениям профессора С. Дулама, рог не простой, а только бешеной коровы), называемый тунраа [Цэрмаа, 2007] и представляющий собой «отполированный до блеска бычий рог, укра­шенный замысловатым орнаментом».

Видимо, согласно представлениям монголов, хараал направляется и движется строго по прямой, подобно выстрелу из лука. В калмыцкой сутре против хараалов сказано: «Отрезываю, побеждая все проклятья, направленные на меня врагами подобно остриям пик и штыков». Однако, если хараалу не будет задано направление, адресата он не найдет, как в «антихарааловой» сутре: «Да проблуждают твои проклятья в бесконечном мировом пространстве, да вернутся к тебе и закружат твою голову, подобно голове круженной овцы».  Сравните, что казахи из Кобдоского аймака Монголии, переселившиеся в Китай, а потом в Казахстан, говорили мне: «Хороший каргыс всегда найдет адресата, а плохой вернется на голову того, кто послал» [Айтай, Нагима, 2009].

О способе возврата харалча на голову того, кто его послал, рассказывает монгольская быличка, записанная в 2009 году в Монголии, в Среднегобийском аймаке, в Лус сомоне:

«В старину жил мудрый человек, у которого был ученик, обучающийся тибетской грамоте.  К этому мудрецу приходили обиженные люди. Учитель читал тарни [молитву], потом ученику давал пиалу, наполненную  сажей и водой (хар ус), над которой уже прочитал тарни. Учитель называл ученику определенную сторону, куда надо выливать воду. Например, юго-запад или т.д. Ученик стал замечать, что в той стороне стали происходить плохие вещи, умирали люди, скот. Ученик понял, что учитель делал плохое через третьи руки, т.е. его. В следующий раз, когда пришел очередной обиженный человек, учитель дал ему эту чашу, а ученик вылил это снаружи на юрту. Учитель был в ужасе, сказал: «что ты наделал!» и умер.»  [Тодак Бор, Буллгуд Ширчин Балжин 2009].

Для борьбы с хараалами, проникающими в юрту через дверь, монголы вешают над входом обереги — режущие инструменты, в основном, пилы зубцами вниз. По словам наших информантов, это препятствует попаданию хараала внутрь юрты: Говорят, если над дверью укрепить пилу, можно спастись от плохих слов [Соб.: Где укрепить?] В уни над дверью [Нарангарвуу, 2006].

В хараалах из бурятского сказочно-эпическом фольклора встречается устойчивая формула газар руу ороhон ‘провалившийся сквозь землю’, которая соответствует калмыцким вариантам формулы отсылки хараала: харалчнь хар haзр авг! ‘пусть твой хараал черная земля возьмет!’, харалчнь хар haзрт орг! ‘пусть твой хараал бежит в черную землю!’, которая в свою очередь соответствует калмыцкой клятве haзрин шуурхад орнав! ‘Пусть я провалюсь (убегу) сквозь землю!’. Данная формула (*хараал чинь хар газарт  ор ‘пусть твой хараал бежит в черную землю’), видимо, имеет прямую обрядовую параллель: в калмыцком обряде избавления от хараала (хара кэлэ утулган ‘обрезание черного языка’) к языку человека, заподозренного в том, что он — жертва хараала, привязывают черную и белую нитку, и отрезают ее по кусочкам, сопровождая это чтением специальной сутры против хараалов, после чего обрезки нитки кладут на белую тряпку и зарывают в землю за юртой. Черно-белая нитка, прикрепленная к языку жертвы, очевидно, имитирует черный язык хараалча и сам хараал; выразительный пример семантического заражения объекта свойствами субъекта.

6. Социальная функция хараалча

По словам 89-летнего Намжила [2006], шаманы и хараалчи различаются тем, что первый призывает духов, а второй использует тибетскую книгу заклинаний: Они читают разные книги, почитают разные вещи. Шаман поклоняется тэнгри черной стороны (хар зүгийн тэнгэр). А тибетские ламы читают высшие книги. <…> Хараалч насылает хараал по другому закону-учению <…>  Шаман связан с небом, землей, духами (тэнгэр, газар, лус). А ламы читают хараальные сутры. <…> Говорят, на тибетском есть книги хараалов. Появились в давние времена. Изучившие их становятся хараалчами. У шамана есть призывания духов-онготов [Намжил, 2006]. Несмотря на то, что сила хараалча, по мнению многих информантов, может быть наследственной, его знания — все же приобретенные и никак не связаны с ни с духами природы, ни с небесными богами (тэнгри). Хотя говорят, что если шаман говорит хараал, надо поцарапать его и пустить ему кровь, тогда хараал не пристанет [Намжил, 2006], или что можно противостоять проклятию чтением молитв, в прошлом было много сильных лам, которые умели отвращать проклятия<…>  и сейчас некоторые люди делают жертвоприношения гневным гениям-хранителям (догшин сахиус) и этим отвращали проклятие [Азжаргал, 2006], все же хараалч внушает особый страх, поскольку отсутствует соответствующая «апелляционная инстанция», — нет духов, с которыми он связан и которые могли бы «отозвать» его. Подчеркнем: подобные представления распространены в Центральной Монголии, где самих шаманов нет давно, тогда как в Прихубсугулье магия хараалов — неотъемлемая функция и самих шаманов, и даже лам, а столь резкие различия между шаманом и хараалчи не проводятся, да и сама фигура колдуна, хоть и присутствует в рассказах, вызывает гораздо меньше трепета.

Когда в XX в. из монгольской культуры были вытравлены и буддийские, и шаманские традиции, отдельные функции шаманов и лам перешли к узкопрофессиональным магическим специалистам. Можно предположить, что знание о сверхъестественной силе шамана являлось фактором эффективного сдерживания девиантного поведения. Так, из интервью в интервью повторяется рассказ о ловле конокрада шаманом / ламой / хараалчем (если человек хочет наслать хараал на вора, он идет к шаману и говорит: Тот человек у меня украл то-то и то-то. Пошлите на него хараал. Будь это лама, будь шаман, он обратиться к тэнгри. <…> Человек, который насылал хараал с помощью молитв, мог заставить бежать череп мертвеца за вором. Заставить ворона лететь за ним. Пустить бежать за ним очир [Намжил, 2006]. Если на конокрада наслать проклятие, его живот начинает болеть и пучить.  Тогда конокрад сам приходит и признается, мол, я украл ваших коней. Так говорят [Азжаргал, 2006]).

Конокрад — бедствие для скотовода, и с точки зрения регулирования жизни микросоциума важными функциями ламы и шамана были, например, возвращение украденного, поиск и наказание вора. И вот опустевшая «социальная ниша» заполняется таким фантомным персонажем, как хараалчи, которого никто не видел, никто не знает, отличить от простых смертных  почти нельзя (если не смотреть глубоко в глотку). Возможно, современный монгольский колдун — это всего лишь «отпочковавшаяся» и зажившая самостоятельной жизнью шаманская функция наказания с помощью хараала.

А.С. Архипова, канд. филолог. наук, доц.
Российский гуманитарный государственный университет, Москва

Список информантов:

Айтай, 1978, и его мать Нагима Сапаргали, род. 1942, синьдзянские керей-казахи. Зап. 07.07.2009.

Азжаргал, 25 лет, халхасец, сомон Дзунбаян-Улаан Убурхайнгайского аймака. Зап. 22. 08.2006.

Баточир, 83 года, хотогойт, пос. Хотгол Хубсугульского аймака. Зап. 23.08.2007

Буллгуд Ширчин Балжин, 61, халка. Луус-сомон, Среднегобийский аймак, Зап. 31.07.2009.

Гончигдорж, 70 лет, халхасец, сомон Дзунбаян-Улаан Убурхайнгайского аймака. Зап. 22. 08.2006.

Дуламноргим, 59 лет, халхаска, г. Арвай хээр Убурхайнгайского аймака. Зап. 24.08.2006.

Лханаажав, 73 года, халхасец (родом из аймака Баян Хонгор), скотовод, сейчас живет в Улан-Баторе. Зап. от 21.08.2007.

Намжил, 89 лет, халхасец, центр сомона Улзийт. Записи 24-27.08.2006.

Нарангарвуу, 15 лет, халхаска, сомон Худжирт Убурхайнгайского аймака. Зап. 22.08.2006.

Пурэвсурэн, 85 лет, халхасец, музейный работник, г. Булган Булганского аймака. Зап. 27.08.2007.

Ринчиндаваа, 49 лет, дархат из Ринчин-Лхумбэ, инспектор по охране природы, г. Мурун (Мөрөн) Хубсугульского аймака. Зап. 25.08.2007.

Тодак Бор, 69, халка. Луус-сомон, Среднегобийский аймак, Зап. 31.07.2009.

Хандсүрэн, 70 лет, халхаска, пос. Хотгол Хубсугульского аймака, зоотехник. Зап. 22.08.2007.

Цэрмаа, около 80 лет, из хоринских бурят, живет в г. Булган Булганского аймака, учитель. Зап. 27.08.2007.

Хишигням, халхаска, акушерка, 73 года, Унбурхан.