Весь последний год продолжаются волнения в Сирии. Без упоминания этой страны редко обходятся новостные выпуски крупных телеканалов, дебаты о сирийских событиях ведутся на самых разных уровнях: от блогов в живых журналах до заседаний Совета Безопасности ООН. Поток информации о происходящем (или якобы происходящем) – огромен, но, по большей части, он способствует не распространению реальных знаний о Сирии среди интересующихся людей, а напротив – формированию целого ряда мифов о ситуации в этой стране.
Одним из таких мифов является укореняемое в сознании обывателей представление о том, что суть происходящих в Сирии событий заключена в противостоянии между узурпировавшей власть этноконфессиональной группой алавитов, составляющей порядка 10% населения Сирии, и арабо-суннитским большинством, которое оказалось маргинализировано в своей собственной стране. Такое представление основано на удобном принципе редукционизма, когда сложные по своей природе явления сводятся к простой бинарной оппозиции «алавиты vs. не-алавиты», «свои vs. чужие». В реальности, ситуация в Сирии сложнее, чем кажется, и вряд ли можно сказать, что основные противоречия, существующие сегодня внутри сирийского общества, имеют этнорелигиозный фундамент.
Что нужно знать об алавитах?
Алавиты представляют собой относительно замкнутое этноконфессиональное сообщество. Единой точки зрения по вопросу их этнического происхождения пока нет, религиозные же их представления впитали в себя ряд элементов первобытных верований, шиизма и христианства. Не стоит, однако, полагать, что алавитская община монолитна, это отнюдь не так, поскольку внутри этой общины существовал и существует целый ряд значимых различий. Вот некоторые из них:
географическое:
одна часть алавитов населяет равнинные земли близ городов Хама и Хомс; вплоть до начала радикальных аграрных реформ в конце 1950-х гг. эта часть алавитов находилась в зависимом положении от крупных землевладельцев (арабов-суннитов и, в меньшей степени, христиан). Другая часть алавитов населяет горные территории близ Средиземного моря. Эта группа всегда отличалась большей автономностью и независимостью от доминировавших в регионе властных и социальных структур.
религиозное: в рамках религии алавитов существуют три секты: шамси, камари и муршидин.
племенное:
алавиты, населяющие горные районы, делятся на 4 крупных племени – кальбийа, матауира, хаддадун, хаййатун. При этом среди алавитов, населяющих равнины, племенной фактор выражен не явно.
На протяжении длительного периода алавиты были почти полностью маргинализированы. С ростом интереса европейских держав к восточному побережью Средиземного моря, и в особенности после получения Францией мандата на управление Сирией и Ливаном, по итогам Первой мировой войны, алавиты стали вовлекаться в сферу большой политики. Стремясь действовать по принципу divide et impera, французы дажена некоторое время (1923-1936) создали независимое алавитское государство. Это, очевидным образом, не улучшило отношение к алавитам большинства населения страны, и раньше с известным недоверием смотревшего на носителей странной, по их мнению, веры, к тому же крайне бедных и отсталых. После обретения Сирией независимости в 1946-м г., в принципиально новых политических условиях, представители нового поколения алавитов (равно как и других миноритарных общин Сирии, в частности, друзов и исмаилитов) за полтора десятилетия сумели проникнуть в высшие властные структуры, благодаря двум общественным институтам: армии и реально функционировавшей в то время в Сирии партийной системе.
Военная служба считалась непрестижной в среде традиционной сирийской элиты, дети которой обычно избирали гражданское поприще. К тому же и французы, при формировании туземных военных частей (т.н. troupes speciales), старались опираться не на арабов-суннитов, а на представителей лояльных меньшинств, связывавших с французами надежды на изменения к лучшему в своей собственной судьбе. Таким образом, после ухода французов из Сирии, значительная часть армейских постов оказалась в руках представителей различных меньшинств.
В политической сфере, не имея возможности иным путём пробиться во властные структуры, представители миноритарных групп начали активно вступать в политические партии радикального характера (посколькуумеренные партии были вотчиной традиционной элиты). Одной из таких партий была партия «Баас». К середине 1960-х гг. в руках представителей этих, ранее полностью отстранённых от каких бы то ни было властных полномочий, слоёв, оказались рычаги влияния, достаточно мощные для того, чтобы произвести коренной переворот, и отстранить от власти старую элиту. Из последовавшей за этим непродолжительной борьбы представителей различных меньшинств – друзов, исмаилитов и алавитов – победителями вышли последние.
Стоит отметить, что в основе этого конфликта старой суннитской элиты (торгово-промышленной буржуазии и крупных землевладельцев) с представителями других слоёв сирийского общества лежали, в первую очередь, политические, социальные и экономические факторы (невнятность политической позиции старойэлиты, стремление сохранить за собой безусловное преобладание в экономической жизни, и т.д.). Среди членов радикальных партий было множество арабов-суннитов – студентов, рабочих, крестьян и интеллигентов, недовольных положением дел в стране. Успех же представителей миноритарных сообществ объясняется кумулятивным эффектом, порождённым тесными общинно-клановыми связями, практически отсутствовавшими у арабов-суннитов.
Нов ли «миф об алавитском засилье» и кому он выгоден?
«Миф об алавитском засилье» выгоден всем тем, кто в сирийском конфликте находится на стороне противников действующего режима: это сами лидеры оппозиционного движения, а также оказавшиеся по тем или иным причинам в оппозиции крупные политики прошлого, такие, к примеру, как Абдуль Халим Хаддам, либо же действующие сирийские политики, стремящиеся к улучшению своего положения. Далее, это
отодвинутое от власти мусульманское духовенство, обладающее существенным влиянием на широкие слои населения Сирии, а также представители движения «Братья-мусульмане», уже 30 лет лелеющие надежды на реванш за сокрушительный удар, нанесённый им во время восстания в Хама в 1982-м г. Это ещё и поддерживающие оппозицию зарубежные акторы – арабские страны Персидского залива (в первую очередь Катар), и страны Запада. В данном случае мы наблюдаем процесс активного формировании образа врага в виде алавитов, которые якобы являются главным источником проблем.
Подобный ход в современной истории Сирии не нов: ещё в самом начале правления в Сирии партии «Баас» сирийские братья-мусульмане называли установившийся в стране режим «крестово-алавитским» (здесь важно напомнить, что одним из основателей «Баас» был христианин Мишель Афляк), а сама борьба братьев-мусульман с этим режимом преподносилась как борьба правоверных мусульман с еретиками-узурпаторами (при этом, конечно, наличие христиан среди представителей старой элиты не акцентировалось).
Существенным подспорьем для братьев-мусульман в деле создания и упрочения данного мифа, явилось давнее негативное отношение ряда суннитских авторитетов к алавизму. Так, ещё живший на рубеже 13-го – 14-го вв. Ибн Таймия, один из крупнейших суннитских богословов, имя которого обычно связывают с исламским радикализмом, считал алавитов «еретиками» и «неверными», которых вполне дозволено уничтожать.
Что реально представляет собой современная элита Сирии?
На самом деле, современная политическая, военная и деловая элита Сирии представляет собой своеобразное лоскутное одеяло: место в ней находится представителям многих проживающих на территории Сирии общин. Нельзя отрицать того факта, что значительная часть политического истеблишмента современной Сирии принадлежит к общине алавитов, тем не менее, эта принадлежность не является основным спаивающим элементом этой прослойки сирийской элиты. Куда большее значение играют земляческие узы, принадлежность к одному племени, клану, семье. В этом смысле ситуация в современной Сирии мало отличается от ситуации, существовавшей до прихода алавитов к власти в середине 1960-х гг., когда у руля в Сирии находились несколько семей, богатство и политический вес которых уходили корнями ещё в период османского владычества (Сирия была турецкой провинцией вплоть до окончания Первой мировой войны).
Несмотря на то, что ещё при Хафезе Асаде (отце ныне действующего президента Сирии Башара Асада) в высшие военные эшелоны попадали представители разных конфессий, а также всех четырёх алавитских племён, преимуществом, всё же, обладали члены его родного племени Матауира, причём ходили слухи о том, что многие из них были уроженцами деревни Кардаха – малой родины Асада-старшего. Сегодня наибольшей властью в стране (как в политической, так и в экономической сфере) обладает ближайшее семейное окружение Башара Асада – его родной брат Махер, командующий Национальной гвардией; кузен по материнской линии Рами Махлуф (по неофициальным данным – богатейший человек Сирии, часто обвиняющийся в коррупции государственных масштабов); Асеф Шаукат – супруг сестры Башара Асада Бушры, действующий глава штаба армии, и т.д. В то же время, в самом начале сирийских событий, весной 2011-го г., поступали данные о том, что некоторые алавитские шейхи высказывались в поддержку противников режима. Верифицировать подобную информацию непросто, однако сам по себе подобный факт не невозможен – специфичность борьбы за лидерство внутри алавитской общины в целом, и в отдельных алавитских племенах в частности, давно отмечена исследователями.
Скорее всего, ситуация в потенциальной «новой» Сирии не будет разительно отличаться от ситуации в стране сегодня. Дело в том, что семейственность, взаимопомощь внутри определённого сообщества, связанного узами родства, представляет собой палку о двух концах: с одной стороны она служит (равно на индивидуальном и общегрупповом уровнях) мощной защитой от внешних воздействий, с другой же – в особенности на более высоких уровнях в политической и финансовой сферах – она вырождается в непотизм. Непотизм, в свою очередь, ведёт к замкнутости и несменяемости элит, нарушению нормального функционирования социальных лифтов. Такая ситуация типична для многих стран современного Ближнего Востока, и существует мало оснований полагать, что пришедшие к власти новые элиты не воспроизведут (вольно или невольно) её в точности.
Таким образом, мы видим, что первая часть навязываемого нам противопоставления алавитов и неалавитов, по сути, не имеет под собой основания, поскольку для большинства членов нынешней правящей элиты Сирии основополагающим моментом является их принадлежность к семье/роду, а не к этносу/конфессии.
Нельзя говорить и о каком бы то ни было серьёзном ущемлении права на доступ во властные структуры представителей других, неалавитских, этноконфессиональных групп сирийского общества. Большинство постов (в том числе посты премьер-министра и оба поста вице-президентов) в нынешнем правительстве Сирии занимают арабы-сунниты. Присутствуют в правительстве и арабы-христиане, причём они, в частности, занимают такие важные позиции как пост министра обороны и министра иностранных дел. Любопытно, что один из вице-премьерских постов занимает Наджах аль-Аттар, – не просто мусульманка-суннитка, но, более того – сестра опального лидера сирийских братьев-мусульман Исама аль-Аттара, с 1964-го находящегося в изгнании.
Подобную ситуацию мы наблюдаем и в деловой среде. Летом 2010-го г. единственный серьёзный сирийский деловой журнал «аль-Иктисади» («Экономист») опубликовал список 100 наиболее выдающихся бизнесменов Сирии на тот момент. В него, в частности, вошли 10 семей арабов-христиан, 2 армянские семьи, 1 мусульманин-шиит, как минимум один этнический курд. Такая ситуация является плодом политики, которая на протяжении уже очень долгого времени проводится властной элитой Сирии, принадлежащей к алавитской общине.
Вставший в 1970-м г. у руля правления Хафез Асад осознал, что основание его власти слишком шатко, и начал целенаправленный курс на сближение с другими прослойками общества, в первую очередь – с суннитской буржуазией. В 1973-м г., видимо, не без усилий Асада, шиитские имамы издали фетву о признании алавитов шиитами (таким образом была поставлена формальная точка в споре о принадлежности данного религиозного направления к исламу). Во время принятия новой Конституции в том же 1973-м году, Асад уступил давлению общественности, и в Конституции появилась статья о том, что президентом Сирии может быть только мусульманин.
Таким образом, мы видим, что рассматриваемый нами постулат о якобы идущем в Сирии противостоянии между алавитами и не-алавитами, в действительности являет собою пример довольно удачной мифологизации. Властная элита Сирии стигматизируется своей принадлежностью к алавизму, хотя, во-первых, принадлежность к алавизму вовсе не является необходимым фактором для попадания на высшие ступени общественной иерархии, во-вторых, принадлежность к алавизму не играет первостепенной роли даже для той части элиты, которая к нему реально принадлежит, а в-третьих, она не является причиной тех недостатков власти, которые раздражают сирийское общество. Истинные же причины недовольства замалчиваются обеими сторонами.
Тимофей Боков, арабист.
Специально для Агни-София