Скифское Время затикало в «Буквоеде»

Что же такое время? Как его понимать? Откуда брать? На эти вопросы ответили участники движения «Новые скифы» Павел Зарифуллин, Александр Секацкий и Герман Садулаев во время философского лекториума проекта «Белая Индия» в книжном клубе «Буквоед».

Для людей прошлого и для наших современников нет более важной проблемы, чем проблема времени. На это обращают внимание и анонимные авторы житейской мудрости, и признанные философы Античности, и современные физики, ставящие новые вопросы в области теории относительности, где время является одной из главных аналитических понятий.

Мы интуитивно воспринимаем время как ускоряющееся или замедляющееся и внутренне же не согласны с тем линейным временем, которое отсчитывают для нас внешние устройства счетности вроде клепсидры, механических и кварцевых часов, хронометров. За неимением лучшего, мы распинаем себя в ежедневнике и насилуем себя причудливыми практиками тайм-менеджмента, желая получить больше времени, чем можем или меньше, если оно у нас в избытке.

Светлое и темное время

Проблема времени волновала многих философов. Начиная с Античности оно становилось объектом многих крупнейших философских споров. В частности, именно в понимании времени не сошлись Платон и его ученик Аристотель. Один утверждал изначальность и конечность времени, другой утверждал, что время неисчислимо, имманентно и потому бесконечно.

За последние века мы далеко продвинулись в нашем представлении о времени как с физической точки зрения, так и с философской. Минковский предлагал рассматривать время как одно из измерений пространства и даже создавал четырехмерные объекты на уровне математических моделей. Хайдеггер рассматривал темпоральность как определение бытия, согласующееся с пространством посредством со-бытия. Похожую идею, но уже в физической картине мира описывал и наш соотечественник Николай Козырев, находившийся в норильской колонии вместе с Львом Гумилевым. Его теории времени намного опередили время и нашли свое подтверждение только спустя век, уже на Западе.

По мнению Павла Зарифуллина, сегодня мы можем говорить как о линейном времени, так и о событийном. И именно это событийное время является временем истинным и живым, а линейное – механическим и в некотором смысле мертвым, осадочным. Как коралловые рифы являются остатками жизнедеятельности полипов, также и линейное время является осадочной породой событийного времени.

Люди, особо чувствительные к собственной и коллективной психодинамике, остро чувствуют недостаток событийного, светлого времени и тяготятся засорением времени темного, симулятивного, остаточно-осадочного. Поисками утраченного времени занимался писатель Марсель Пруст, философ Мераб Мамардашвили и даже физик Стивен Хокинг, человек у которого времени по понятным причинам было более чем в избытке. И каждый находил его по-своему, так как множественность измерений в пространстве Калуцы-Клейна порождает и множественность решений временной проблемы.

Наше евразийское время также событийно. Оно началось с соединения двух технологий – изобретения колеса и одомашнивания лошади (изначально, видимо, оленя). Результирующим эффектом этой технической революции стала колесница, а вместе с ней и доступ к времени света, событийному времени. Теперь наш герой получал доступ к многочисленным событиям мира, фактически оставаясь неподвижным, стоя в колеснице. Не удивительно, что такой человек считался равным богам: многие боги изображались едущими в колеснице – от героя Махабхараты, египетского Ра и Апполона до «колесницы» гражданской войны – экипажа тачанки.

Возможно, именно поэтому этот образ преследует нашу цивилизацию всякий раз, когда мы погружаемся в линейное время и видим, как оно заиливается, заполняется информационным и событийным шумом.

В эти моменты мы наблюдаем интенсификацию всех наших начал и ценностей, наиболее отчетливо можем различить истинное и наносное. В этот момент мы как бы возвращаемся в наше истинное, светлое время. Оно, ощущаемое как некогда прерванное, снова начинает течь. Словно прерванный роман, который не достиг своей кульминационной точки, снова актуализируется, когда мы узнаем знакомый запах в толпе. Снова начинает течь его время, сколько бы лет ни прошло с момента последнего расставания. Это время, когда мы возвращаемся в историю, выпадая из современности с его бытовыми проблемами, коэффициентами на бирже, конверсиями рекламы или ценами на жилье.

В этот момент воды времени вымывают ил нашей жизни из стоячего болота, превращая нашу жизнь частью бытия.

Вечное возвращение

Александр Секацкий сфокусировался на основной проблеме, которая подстерегает тех, кто захочет установить связь с подлинным течением времени, с его светлой модальностью. Во-первых, мы часто путаем сам объект наблюдения и ту знако-символьную копию, которую получаем с помощью доступных нам инструментов измерения.

Также как мы не можем получить с помощью градусника температуру тела больного человека (мы получаем смесь температуры тела и температуры собственно градусника), также и детектирование времени, его схватывание вызывает большую проблему.

Существуют разные кванты времени, в зависимости от того, как мы его квантифицируем. Есть сверхмалые величины, на уровне колебания струн из струнной теории, но есть и другие. Например, квант восприятия. Человек не способен воспринять становление мира, и может лишь получить мир в его данности каждый момент восприятия. Однако бывают и совсем большие кванты. Например, история. И поэтому очень легко упустить это из виду, будучи заложником инструментов. Сложно жить в истории, если живешь в часах, и часы указывают когда вставать, когда работать и когда отдыхать.

Однако и внутри такого инструментального подхода есть возможность ухватить время. Нам в своей наличности даются синхроны – объединенные в пакеты объекты настоящего и прошлого. В таких синхронах существуют, например, телевизионные или интернет-новости. Мы не способны воспринять происходящее без них, мы можем понять происходящее только ими самими. Но мы можем расчленять эти синхроны и выделять тот изначальный узор, по отношению к которому они появляются в своем вечном становлении.

Во-вторых, время представляет собой вечное отравления продуктами своего собственного метаболизма. Это «отравленное» время, темное время, является следствием светлого, динамично-созидающего. И они чередуются. Также как существует время композиторов, также существует и время интерпретаторов, диджеев. Не потому они чередуются, что люди утрачивают вкус, талант или способности, а потому что таков приговор времени. И мы связаны со-бытием с тем временем, что нам дается в своем наличии.

Очень часто мы не имеем свою связь с вещами, которые предопределили этот мир. Многие из них были созидательно активны в свое время, но теперь они представляют собой груды последствий, которые тяжелым грузом лежат на наших плечах. Отсюда появляется безысходность существования и тленность жизни. Но мы можем восстановить с ними связь, реактуализировать. Реанимировать (с нашем точки зрения) или возвратить (с их).

Александр Секацкий приводил пример Заратустру из известного произведения Фридриха Ницше. Он сокрушался, однако, не на тему того, что все возвращается или что существует долженствование такого возвращения, а то, что с этим вечным возвращением возвращается и маленький человек, главная проблема наших попыток возродить сиятельное время прошлого.

Это человек уменьшенной мерности, который готовит нам мелководье с его очерченными стандартами, где мы можем утонуть. Это то пространство, которое подчиняется линейному времени. Но мы можем отыскать в многовариативном прошлом тот изначальный узор, за который возьмем ответственность. Взяв ответственность за прошлое, мы можем его длить. И только в таком виде участвовать в движении светлого времени, времени подлинной истинности. Даже не смотря на великий соблазн заблокировать великие потоки времени и утопить современность в мелководье.

Здесь соприкосаются хроронопоэзис, созидание времени, и мифопоэзис, выбор прошлого и взятие за него ответственности. Начинается пространство великой жизни и великих дел.

Городское времяисчерпывание

Герман Садулаев обращает внимание на длительный конфликт между оседлыми культурами, воспринявшими циклическую концепцию времени, и кочевыми, которые исповедовали время линейное. То, что победила концепция линейного времени, результат, возможно, не столько практической полезности такового, сколько завоевательных возможностей кочевников.

Позже эта концепция времени укрепилась в городах, которые изначально строились на стыке разных народов и разных традиций. Мы и сегодня можем назвать эти границы: Москва на стыке русского и финно-угорского мира, Петербург, на границе с западом, Пятигорск – ворота на Кавказ.

Город был временным явлением. В нем проводились ярмарки и священные обряды. И для этого создавались временные институты, которые позволяли управлять событиями. Однако в какой-то момент было принято решение институты не распускать, и город превратился в постоянное явление, ярмарка в нем превратилась в маркет, а священный обряд – в церковь.

Однако сегодня городская культура уходит и уступает место культуре агломерации. Агломерация не ограничена четкой территорией, у нее нет «бурга», городской стены, нет фиксированной территории и специализации. Это новая культура, которая требует иного отношения со временем и пространством. В ней каждый может стать автором своего временного проекта, и борьба с «фальсификациями» истории – лишь первая реакция на такую возможность. Все это может как отдалять нас от светлого времени, а может приближать.

Но мы можем сделать выбор – двигаться к свету времени исторического свершения или погрязнуть в бесконечных симуляциях времени исторического отложения.

Виталий Трофимов-Трофимов

Фотографии — Светлана Хомич

Белая индия




























































Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>