«Скифство» как отражение любви к жизни

Россия балансирует на краю пропасти, синие, скрюченные пальцы мертвецов, тянутся к ней из раскрывшейся адовой бездны, внешне привлекательной своими рекламными неоновыми огнями и иллюзией вечного счастья, в котором от жизни «берут все». Возможно, что именно сейчас, как никогда, Россия находится перед выбором, вернее даже не перед выбором, а перед способностью делать какие-либо исторические выборы в дальнейшем или же – впадение в безумие, распад, сметь, прыжок в наполненную мертвецами яму, из которой уже практически нет пути назад. Перед Россией стоит вопрос – «Быть или не быть», и быть именно Россией, воплощающей в себе Беловодье, легендарное Царство пресвитера Иоанна, быть не просто великой державой, а воплощением тысячелетних мечтаний и чаяний людей, исполнительницей незримого горнего замысла, а не одной из безликих периферийных территорий в мире Постмодерна.
Но хватит ли здесь, в лесах и степях Северной Евразии, пассионарной энергии и силы воли, что бы устоять перед всеми искушениями, за которыми стоит неминуемая гибель, хватит ли сил сохранить себя и не сойти с ума, не растратить волю к жизни, после чего последует неминуемое самоубийство страны? Видимо в том-то и парадокс – Россия может быть именно Россией, только тогда, когда собираются тучи и гроза, когда нужно противостоять врагу, когда мобилизуется народный дух, когда инок и воин сообща вершат промысел. Иначе, когда вверх берет мелкий лавочник, Россия перестает быть Россией, превращаясь из Великой Скифии в территорию, заполненную многими «маленькими Швейцариями», хотя, скорее всего это были бы не «швйцарии», а вполне реальное сочетание резерваций и свалок для ядерных отходов, пересеченных сетью трубопроводов, обслуживаемых пятнадцатью или двадцатью миллионами аборигенов, обслуживающих эти трубопроводы за «хлеб и зрелища».
И сил должно хватить, иначе падение России в бездну, ее распад ознаменует собой «разрыв сердца Мира», обозначит реальный «конец истории», торжество «цивилизации» над культурой, пока какие-либо, новые «варвары», порожденные новым пассионарным взрывом, не разрушат эту антисистему.
Поэтому сохранение нашего «варварства» в глазах Запада, узурпировавшего права на определение «общечеловеческих ценностей», сохранение за нами статуса Великой Тартарии и Великой Скифии, т.е. самоосознание своей исторической роли, как альтернативы Западному пути развития, осознание преемственности, тянущейся от античного мира к Московскому царству, от Древней Греции и скифских царств в наше время.
Необходимо повторить, как священную евразийскую мантру, вслед за Александром Блоком:

«Да – скифы мы! Да – азиаты мы, с раскосыми и жадными очами!»

Да, мы потомки скифов, потомки кочевников-покорителей евразийских степных просторов, чьи владения раскинулись от Причерноморья до Сибири, от таежных лесов до среднеазиатских пустынь – мы, все этносы и все население России их прямые наследники и потомки, и в наших венах течет их горячая, наполненная солнцем, кровь, зов которой просыпается в годы великих и тяжких испытаний, пробуждая в памяти забытые напевы степного ветра.
Не случайно поэтому образ скифа снова и снова пробуждается в недрах народного сознания тогда, когда Родина оказывается на краю пропасти, когда грозит опасность потери своей идентичности, когда внешние, враждебные стихии начинают кружить черные вихри. И так было в начале ХХ века, когда пробужденный Первой Мировой войной народный дух воспрянул, когда требовалось устоять перед раскрывшейся бездной, когда по России пронеслись огненные смерчи революции. Тогда в буре обновляющих революционных событий образ скифского всадника, образ являющий собой мессианское начало, вспыхнул с новой силой, воплотившись в художественных и в поэтических символах и метафорах художников и поэтов серебряного века.
В картинах Петрова-Водкина, в произведениях Александра Блока, Сергея Есенина, Велемира Хлебникова, Иванова-Разумника и других, нашла своё выражение красная скифская метафизика, наполненная жаждой обновления мира, архетипом и метафорой которой является сгорающая и вновь возрождающаяся из пепла птица Феникс – извечный символ Руси.
Именно тогда, в революционные 1917-1918 гг. вышло два сборника «Скифы», на страницах которых нашли своё выражение идеи «скифства», а по сути мессианские идеи, идеи призванные спасти мир от надвигающейся катастрофы, порожденной угасанием и закатом европейской культуры, идеи призванные спасти мир от «рыночного рабства» и от тотальной капиталистической диктатуры, от тотального поклонения Золотому Тельцу.
Почему же этот образ дикого степного кочевника, так актуален в тревожные годы грозящей опасности, почему вновь и вновь он просыпается в глубинах народных масс?
Видимо ответ на этот вопрос таится в той исторической преемственности, в тех исторических перепутьях, которые проходили народы и этносы Евразии в процессе своего становления. И если одна из двух главных линий, один из главных корней русской цивилизации – это античная Греция и Византия, от которой Московская Русь получила статус Третьего Рима, то вторая линия – это именно кочевничество, линия которую можно охарактеризовать именно как скифскую линию, как наследство степных богатырей, отряды которых дикими ордами Гога и Магога проносились по южным просторам Евразии и в эпоху античности, и в средневековье, и в годы Гражданской войны.
Сама русская цивилизация не является в полной мере цивилизацией оседлых земледельцев, для нее скорее свойственно полукочевое бытие, находящее свое отражение в постоянном движении, в неразрывном взаимодействии и обмене оседлой лесной части и кочевой степной, в стремлении отдельных частей крестьян срываться с нажитого места и уходить на поиски новых земель, на поиски Беловодья. Не даром Гогольсравнивал Русь с тройкой несущихся в пространстве и времени лошадей, и задавался вопросом: «Какой русский не любит быстрой езды?».
Именно тяга к перемене мест, вечная мечта о построении «Рая на Земле», жажда «заглянуть за горизонт» – в общем огромная высокое пассионарное напряжение, некая интуитивно-иррациональное восприятие бытия – представляет собой ту особенность русской жизни, которая резко противоречит европейской оседлости и тем ценностям, которые сформировались в лоне «протестантской этики». Скифское начало – это та неотъемлемая часть «русской идеи», которую невозможно загнать в экономические рамки, которую невозможно просчитать и выдать за продаваемый и покупаемый товар, потому что мечта и жажда познания новых земель – это неотъемлемая часть человеческой души, которая не может быть отчуждена, которая не может быть присваиваемой прибавочной стоимостью, потому что она всецело принадлежит именно духовной стороне общественного бытия, она является частью человеческой природы. Да, можно купить или выиграть туристическую путевку, но саму жажду путешествий и покорений нового, саму мечту об открытии новых горизонтов ни купить, ни выиграть нельзя.
И именно в этом, именно в своей мечтательности и в готовности открывать все новые и новые горизонты противостоит скифское начало мещанскому началу мегаполисов, именно эта мечтательность является главной частью той мессианской идеи, которая составляла суть русской революции. Даже несмотря на то, что идея революции пришла к нам с Запада, она была воспринята не просто как социально-экономическая перемена, а как обновление основ миропорядка, как предвестник скорой и полной перемены мироустройства. Русские «скифы» интуитивно ощущали потребности в мировой перемене, чувствовали, предвидели «Закат Европы», так Александр Блок еще до Шпенглера сказал: «… цивилизованные люди изнемогли и потеряли культурные ценности. В такие времена бессознательными хранителями культуры оказываются более свежие варварские массы». Поэма Блока «12» – это по сути выражение идеологии «скифства», в которой революция связывается с Исусом Христом.
Созвучные мысли выразил и К.С. Петров-Водкин, писавший своей жене, во время путешествия по Африке следующее: ««Право, здесь я получил много впечатлений… Эти впечатления более величественны, чем красивы, так как это нечто более глубокое, и оно даёт мне возможность ясно понимать существование. Я был прав, когда считал, что после всех впечатлений европейской цивилизации, которую я так хорошо знаю, непременно мне следовало посмотреть другую жизнь. И вот я смотрю и вижу, как много дурного в нашей культурной жизни; везде ложь, и как далеки мы от правды жизни. Многое из того, что я прежде любил, я теперь презираю…».
Выражая мессианские идеи, выражая веру в обновление человеческого бытия на Земле, Иванов-Разумник писал: «Да, на Руси крутит огненный вихрь. В вихре сор, в вихре пыль, в вихре смрад. Вихрь несет весенние семена. Вихрь на Запад летит. Старый Запад закрутит, завьет наш скифский вихрь. Перевернется весь мир». Во втором сборнике в статье «Две России» Иванов-Разумник отмечает: «Всемирность русской революции — вот что пророчески предвидят народные поэты, и в этом их последняя, глубокая радость, в этом их вера в новое воскресение распинаемой правды, вера в то, что за черным ненастьем светит солнце, Господне Око… Борьба бескрылых с крылатыми — история мира, история человечества, история революции. И этой борьбой разделены мы все теперь несоединимо. Два стана, два завета, две правды, две России».
Вообще, философски осмысляя русское «скифство», отражающее мессианское начало русской революции, неизбежно возникает мысль, что основополагающим мотивом и двигателем революционных событий выступала любовь к жизни, стремление сделать мир лучше, мечта о «Рае на Земле» – в этом революция была прямо противоположна западному, буржуазному миру, вошедшему в духовный и производственный кризис, в котором идеалами стали механическая сила, богатство, обладание сокровищами, консервация духовного роста викторианской эпохи. Э. Фромм писал: «В то время как жизнь характеризуется структурированным, функциональным ростом, некрофил (имеется в виду некрофилия не как сексуальная переверсия, а как общая направленность и ориентирование личности или общества на смерть, на деструкцию, на разрушение жизни). движим потребностью превращать органическое в неорганическое, он воспринимает жизнь механически, как будто все живые люди являются вещами… Он хотел бы господствовать над другими и при этом убивать жизнь» – в этих словах выражена направленность буржуазно-капиталистического идеологии, превращающей отдельного человека только в рабочую деталь гигантской производственно-потребительской машины, о чем Фромм не раз говорил в этой связи.
В противоположность этому, «скифское» начало направленно на любовь к миру и к жизни, в нем присутствует чувство целостности и соборности мира. ««Несмотря ни на что, я люблю жизнь, солнце, людей – всю землю…и только эта любовь и заставляет меня работать для жизни…» – пишет Петров-Водкин, он же говорил: «если ты рисуешь карандаш, лежащий на столе, твоя задача определить не только положение этого карандаша к плоскости стола, на которой он лежит, но и его отношения к стенам той комнаты, в которой находится стол, и стен этой комнаты – к мировому пространству, ибо каждая вещь, даже простой карандаш, находится в сфере мирового пространства» – в этих словах заключено предчувствие скорого осознания биосферы и ноосферы, близость идеямВернадского и Тейяр де Шардена.
В своих «Скифах» Блок выразил эти чувства следующими словами:
Мы любим всё – и жар холодных чисел,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…


В наше время, время новых мировых перемен, когда не только Россия готова сорваться в пропасть – но именно падение и смерть России ознаменует собой торжество темных сил и впадение в «инферно» – именно сейчас скифское наследие актуально. Необходимо пробудить в сердцах и сознании чувство сопричастности к бытию, к мечте и к обновляющим переменам. Следует поднять над Россией красный флаг, знаменующий готовность Евразии стать на пути мирового регресса, красный флаг, на котором золотыми буквами было бы написано: «Да, скифы – мы!»

Виктор Рябов

Новые Скифы

Скифская богиня любви Аргимпаса.
Изображение на вазе из кургана Чертомлык. Никопольский район

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>