Иногда, чтобы вернуться на Родину, нужно совершить кругосветное путешествие. Крестьянская семья старообрядцев Мурачевых вернулась домой из Южной Америки, выполнив завет деда
Журналисты «КП» решили их навестить, чтобы узнать, как обжились за два года пребывания в России ее новые граждане.
«Законсервированная» вера
Зима в калужское село Огорь пришла по русской традиции внезапно, «как снег на голову». Наша машина аккуратно ползает по заснеженным безлюдным улицам, апокалиптично накрытым плотным туманом. Село привольно разбросано по местным черноземам изолированными хуторками и автономными улицами. Наконец дорога упирается в глубокие тракторные колеи.
— Дальше не проедете, парни, — растолковывает нам говорливый дедок. — Вы же к староверам приехали? Я им на днях соляру для трактора возил, дак еле прорвался. Ставьте здесь машину, ничего с ней не случится.
Мы разгружаем гостинцы — два пятилитровых баллона с растительным маслом, мешок сахара, пакеты с мукой, инструменты. В рюкзачке хрустят упаковки с лекарствами — полный противопростудный набор. Даже в аптеке удивились: куда столько? Но нас староверы просили привезти именно лекарства, а про то, что с едой у них, мягко говоря, небогато, мы узнали от сторонних людей, сами сказать они постеснялись. Почему? Наверное, потому, что «дома и солома едома». Для людей, выросших в Южном полушарии, наши сопливые зимы во много раз страшнее голода и запросто могут свести в могилу.
Вот она — конечная точка кругосветного путешествия семьи Мурачевых. Русская изба-пятистенка, старая, но крепкая. У калитки нас встречает снеговик, слепленный детьми, не видавшими снега. Мы мнемся возле дома, не решаемся заходить, стесняемся чего-то. Знаем, что староверы — люди особые, закрытые в своих общинах.
«Наши» принадлежат к достаточно редкому «часовенному», или «стариковскому», согласию. В период гонений, еще при Николае I, они вынужденно отказались от священства. Духовные репрессии выковали особую породу людей и особые законы быта. Гостей, например, поят и кормят из специальной посуды, чтобы свою «не обмирщать». Через эту закрытость, граничащую с отстраненностью, и выживали староверческие, древлеправославные семьи. При этом сохраняли и веру, и обычаи, и чистейший, архаичный русский язык, не отполированный телевизионными дикторами и не искалеченный феней. Правда, происходила эта «консервация», как правило, за пределами России. Староверческие общины раскидало по всему земному шару. Но в людях на генном уровне и в наказах предков осталась тоскливая тяга к родной земле, на которой большинство из них никогда не было. Семья Мурачевых со своей многочисленной родней приехала в свою неизвестную Россию из Боливии.
Бразильские скитания
Против ожиданий, встретили нас очень ласково. Из школы только пришли старшие девочки — в длинных старинных сарафанах с мокрыми от снега подолами и яркими современными рюкзачками. А глава семьи, Терентий, едва закончил пахать поле и пришел к обеду. Он пашет даже ночью — боится, что земля промерзнет. Боится, что весной не успеет засеяться. Первый урожай проса, выращенный на калужской земле, вышел никудышным. С затянувшимся переездом поздно к земле подступились…
— Дедушка рассказывал, что наша семья из России выехала в 33-м году, — встречает нас в холодных сенях Терентий. — Он часто говорил, что, разрешали бы Богу молиться, они бы и не ушли, перетерпели бы и голод, и лишения. Но уже даже в подполье невозможно было молиться — сгоняли в бараки. Решили временно уйти в Китай. Но, как говорил дедушка: «Все идет не так, как хочешь, а как Бог повелит».
Проходим в хату. Небольшая кухня с большой русской печкой. Рядом пристроилась уже современная плита Bosch. На ней и готовят — газ дешевле, чем дрова. С другой стороны — кровать, в углу — образа, убранные белоснежными рушниками. К кухне примыкает комната побольше, со сдвинутыми кроватями. Дети спят вместе, практически под одним одеялом. Бани пока нет, мытье — целая проблема, но в доме изумительная чистота, прикрытая домо-ткаными половиками.
Хозяйка Ксения наливает чай и ставит на стол свежеиспеченные пирожки с повидлом. Староверы, едва пере-ехали, стали печь хлеб сами. И чиновники, и односельчане быстро распробовали домашний хлебушек. Стали печь на продажу, и у семьи получился хоть какой-то приработок. Самая младшая Мурачева, двухлетняя Нила, с нескрываемым любопытством рассматривает незнакомцев, тиская обреченно прижавшего уши кота. Терентий рассказывает нам витиеватую историю своей семьи. В Китае его предки осели почти на 20 лет. Однако после гражданской войны в Поднебесной и прихода к власти коммунистов уже почти забытые притеснения староверов пошли по второму кругу. В 1951 году Красный Крест вывез большую общину русских староверов в Бразилию.
— Наши родители привыкли на земле растить без всяких удобрений, — объясняет Терентий. — В Бразилии земля такая, что без удобрений хорошо не вырастишь. А в Боливии подвид земли такой же, как в России, можно работать без химии. Поехали туда и прожили в Боливии почти 29 лет. Расчищали под пашню джунгли. И с Божьей помощью начали потихоньку обустраиваться. Выращивали в основном сою, построили дома, баня была, большой амбар, техника — «Катерпиллар», «Джон Дир»… Но постепенно нас начали разными законами ограничивать. Особенно когда там президентом стал индеец. А он не любит белых людей. Чуть революция там не случилась.
— Там много расистов, — подтверждает старший сын Терентия Дионисий, по образованию — бухгалтер со знанием испанского и португальского языков. — У нас забрали практически 600 гектаров. На камионах (грузовиках. — Прим. авт.) приезжают с палками. Если хозяина поля застанут, не знаю, выживет ли. Но как-то Бог миловал нас. С адвокатом ходили, вроде на месяц успокоятся, потом снова приезжают захватывают.
Зов предков
— В Россию из-за этого решили уехать?
— Да мы с малых лет мечтали, — присоединяется к разговору хозяйка Ксения. — Папа из Сан-Паулу привозил русские книжки все время — и сказки, и учебники. Читали с удовольствием.
— Мы до четвертого класса там на русском языке учились, — говорит Дионисий. — И между собой в деревне всегда по-русски разговаривали. Даже запрещали по-испански общаться в своей деревне.
— Дед всегда говорил: «Никогда бы я не жил в этих грязных краях. Там Родина, Господь на те края, на добрую сторону, семена рассеял, а ветки сюды бросил. Будет воззвание к вам. Когда оно будет, не медлите ничем, вы из России ушли в одних рубашках, так же и возвращайтесь. Будет очень трудно, но вернитесь». Так завещал дедушка.
И воззвание пришло. В виде программы по переселению соотечественников. В Бразилию приехали чиновники из Москвы, собрали многочисленную русскую диаспору, позвали домой.
Хождение по мукам
Терентий усаживается на табуретку, оправляет чистую рубаху-косоворотку — один из отличительных признаков староверов всех толков — и начинает монолог, в котором архаичное слово, кажется, искажает время: — На совещание переселенцев ездили мои братья Ульян и Фадей. В общем, старший брат решил, что это воззвание — обман: «Сам не поеду и вас не пущу». Может, поэтому нас в консульстве отправили в Бразилию делать документы, что-то было не в порядке у нас. Пришлось там страдать два года, трудиться работниками, чтобы прожить неголодно, пока нам не сделали бразильские паспорта. С ними по программе при-ехали на Дальний Восток. Под Уссурийском нас поселили в общежитии-пятиэтажке. Власти к нам отнеслись хорошо, российские документы быстро оформили. Ничего не надо было добиваться, нас возили на автобусе и не чинили бюрократических препон. Потом приехал глава уссурийский, спрашивал, где мы хотим дома поставить. Нам в логу предлагали, а мы на пригорке хотели, по привычке бразильской и боливийской. Договорились, промерили, где скважину пробить, обещали и свет, и воду, и дорогу провести. Но потом не понимаю, что получилось. Вот, сказали, два дома есть старых, разбирайте и ставьте. Но мы же общиной приехали, десять семей, и по нашей вере мы должны вместе жить. Да и люди местные говорили: «У вас дома там посожгут». А потом еще братья на нас осерчали, что мы стали в школу сдавать детей. Государство и им говорило, чтобы дети учиться пошли, а они ни в какую. Они собрались и уехали под Дальнереченск.
Мы туда не поехали, там минус 46 градусов было, влажность. 60 километров до них дороги вообще нет, у меня хозяйка после операции, ей нужен спокой. Там она не оздоровит. А брат Иосиф в это время в Обнинске счастья пытал. Позвал меня. Пошли к местному министру сельского хозяйства. Нам предложили это место, всем тут очень понравилось. Вроде и в деревне, а вроде и нет. Земля хорошая. В сельсовете сказали, что и домики есть, только без документов. Брат остался решать бумажные вопросы, а я за семьей на Восток отправился. Там восемь семей остались под Дальнереченском. Тяжко им. А здесь министр нам дал трактор. Но это, конечно, пока только огороды вспахать. Маленький он. 300 — 400 гектаров не посеешь на нем, максимум 30. Жаловаться нам грех, мы понимаем, что у властей в области много разных дел. Мы привычны к работе, к земле. Здесь земля хорошая. Только техники нет, это нас и беспокоит очень. Надо же не только трактор с приборами, надо и комбайн. Без него зерно не соберешь…
— Как местные к вам отнеслись?
— Вообще обижаться не на что. В деревне и одежу приносили, и картошку, и огурцов, и капусты. Сердечно благодарим всех, кто нам в России помогает. Кто-то немножко и денежек прислал, будет на что обувь купить.
Хозяйка наливает нам по тарелке ухи. Начался Рождественский пост, один из четырех, которые держат староверы. Рыба из Днепра. На прошлой неделе неизвестный мужчина из Киева заехал с двумя сумками рыбы. Прослышал где-то, решил помочь. И таких людей оказалось множество, хотя, судя по СМИ, единственное, чем славится русский народ, — черствость и равнодушие.
— Сразу нигде хорошо не бывает, — вздыхает Ксения. — Мы и в Боливии много перестрадали. Здесь хоть русский народ — братья, сестры — все помогают. А там на тебя внимания никто не обратит. Выжил, не выжил, живи как хочешь, выскребайся. Никак не могу понять, о чем думали и думают до сих пор двое братьев со своими семьями, которые там остались. Они там до сих пор считают, что многие из нас сгинули, остальные голодуют, мерзнут. Мы говорим: слава Богу, здесь с русскими не замрешь*.
КОГДА ВЕРСТАЛСЯ НОМЕР
«С русскими не замрешь*», а с чиновниками — запросто!
Возвращаясь в Москву через аномальные снегопады, мы грешным делом думали, что мытарства семьи Мурачевых почти что закончились. Как бы не так. На днях семья получила строгую бумагу из УФМС по Приморскому краю с требованием в 20-дневный срок вернуть все подъемные назад. Сумма просто оглушительная -600 тысяч рублей. Приморье — «земли вселения категории А», там возвращенцам положены подъемные. Которые им и выдали. Однако по закону переселенцы должны провести на новом месте минимум два года, а они и года не прожили под Уссурийском. Вот только Мурачевым про эту тонкость сказать, видимо, позабыли. А они, судя по всему, в умные бумаги не вникали — не ожидали подвоха в воззвании родной земли.
Внимание!
Если вы хотите помочь семье Мурачевых:
Счет Яндекс.Деньги с пометкой «Староверам» — 410011404336636.
Счета в Сбербанке: 42307.810.2.2212.0027347 — Мурачев Терентий.
ЦИФРЫ
По Госпрограмме по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом, домой вернулись:
в 2010 году — 13 тысяч человек;
в 2011 году — 32 тысячи человек;
в 2012 году — 49 400 человек.
ЗВОНОК В ФМС
Начальник Управления Федеральной миграционной службы по Калужской области Михаил МОСКАЛЕНКО:
— К сожалению, в этой ситуации мы бессильны. Когда Мурачевы к нам приехали, мы им активно помогали. У них и визы были неправильно оформлены, и много других бумажных сложностей было. Все решили без лишней бюрократии. Но в Приморье они, судя по всему, въезжали по категории А. То есть там им выдавали подъемные. И если эти деньги сейчас не вернуть, то приморское управление будет с ними судиться. Такова процедура. Им бы надо напрямую директору ФМС написать. Мурачевы же из России не уехали, здесь жить остались. Может быть, в порядке исключения удастся что-нибудь придумать.
*Не замрешь — то же, что не пропадешь (архаичный русск. яз.).
Александр Коц, Дмитрий Стешин, «Комсомольская правда»
Как обстоят дела с возвратом долга семьёй Мурачёвых? Сколько ещё осталось? Есть информация?