Последняя тема по межэтническим конфликтам, которую сейчас обсуждают в блогосфере, это инициатива Хлопонина направить в Сибирь 5500 кавказцев в качестве трудового десанта, так как очевидная экономическая изоляция Кавказа не позволяет обеспечить трудом население округа, а демографическое давление не компенсируется экономическим ростом. Попробуем разобраться в ситуации, которая привела к появлению таких проектов, и чего реально стоит бояться, когда в Сибири появится кавказская страта.
Не вдаваясь в подробности, давайте отметим, что численность населения в Сибири сокращается. Большинство трудоспособных и активных едет в центры федерального округа – Новосибирск и Екатеринбург – многие еще дальше, в Москву, а также за рубеж. Это приводят к ситуации, когда комитеты по делам молодежи или упраздняются или существуют номинально, обслуживая какую-то небольшую оставшуюся (и чаще всего незащищенную) группу, в регионе полно рабочих мест, но все они считаются непристижными. Остающиеся предпочитают работать в офисе за 10 000, чем предпринимателем-электриком или станочником без ЧПУ за 20 000.
Год назад уже рождался проект переселения двухсот ингушских семей в Уральский ФО. Он стал возможен именно из-за того, что Сибирь отказывается воспроизводиться, отказывается становиться точкой роста. Стабильность и успехи по многим причинам – транспортным, образовательным, карьерным – в Сибири связываются с бюджетной сферой, социальными программами, а не с предпринимательством или сельским хозяйством. Отсюда и требования «обеспечить работой», под которой аборигенное население Красноярска, конечно же, подразумевает офисную. Сейчас предлагается проект трудовой миграции с Кавказа, которая тоже стала возможна именно в контексте депопуляции Сибири и Урала.
Вместе с этим избыток трудовых ресурсов и нехватка рабочих мест порождает в некоторых участках Кавказа точки конфликтности, где стороны перекладывают вину друг на друга за новые и старые обиды. В авангарде этих событий всегда находится молодежь. Это и Владикавказ с его Пригородным районом, и сельские территории с неразрешенным статусом межселенных земель, и крупные города с их социальными проблемами.
Если посмотреть комментарии, оставленные гражданскими активистами на сайте-воззвании, то первое, что бросается в глаза – это фобии. Протест основан не на понимании причин и предвидении следствий, а именно на распространенных медийных штампах и остатках социальных психозов, которые скапливаются по мере совершения очередных терактов.
Например, основной довод можно сформулировать так: «вы везете к нам террористов». Если попробовать подойти к нему аналитически, то он не выдерживает никакой критики. Во-первых, совершенно очевидно, что банд-подполье хорошо финансируется, и оно никогда не было источником трудовых ресурсов. То есть люди, выбравшие путь мирного труда, это люди, не принимающие криминальной романтики или романтики террора. Террорист не играет по правилам общества и не зарабатывает честным трудом. Для него источник доходов если не западные спонсоры и «ревналоги» зарубежной диаспоры, то экзы (ограбления инкассаторов, банков). Террор (война) – основная форма деятельности террориста, который не должен ограничиваться заработком денег. К тому же для совершения теракта ему не надо вписываться в трудовые программы, как показывает трагический опыт «Домодедова».
Целевое переселение, безусловно, выигрышнее стихийного в плане криминогенной обстановки. То есть кавказцы рано или поздно все равно заполнят социальные и трудовые пустоты Красноярска, но это будут трайбы, созданные первыми переселенцами с Кавказа, перетянувшими к себе лично преданных друзей, которых они взамен на преданность обеспечат «подъемными»: жильем, деньгами, регистрацией. Очень часто эти трайбы занимаются криминальной деятельностью, включая наркоторговлю. Целенаправленное переселение не создает патронально-клиентельских отношений и не ведет к формированию этнической группировки, так как «подъемные» предоставляются в рамках целевой программы. Если с человеком заключен трудовой договор и даны социальные гарантии, то ему не нужно заниматься, например, весьма трудоемким и опасным наркосбытом.
В части «неправильного поведения», конечно, возникают риски провокации радикальной демонстрации своей этнической принадлежности и отстаивания идентичности: в идее лезгинки или подобных идентифицирующих действий. Эта проблема может быть решена, если будут соблюдены два условия: а) в группе переселенцев будут сбалансированы возрастные рамки, и молодежь не будет составлять большинства (как группа риска в период кризиса идентичности), б) поселение трудовых мигрантов будет дисперсное, в разных частях субъекта, разных городах. То есть никаких единых доходных домов, забитых мигрантами от подвала до чердака. Хотя именно создание доходных домов удобно для региона и для аборигенного населения, которое будет требовать создавать эти доходные дома за пределами города и как можно дальше от них.
Другие риски – попытки перевести родственников в регион, чтобы они смогли тоже попробовать получить лучшую жизнь. Отчасти эта проблема решена географической удаленностью Красноярска от Кавказа. Также, работающий в правовом поле человек не только сам ограничивает для себя риски потерять все, если его юные родственники будут настаивать на создании трайбалистских структур, но и сам ставит их под удар правоохранительных органов прозрачностью своего положения. Что касается престарелых родственников, они вряд ли согласятся покинуть родные места, если это будут вновь обретенные места, а по программе будут проходить представители тех народов, которые пострадали от сталинских репрессий. Для пожилых родственников очередная потеря земли предков даже по экономическим соображениям – это тяжелый моральный выбор, на который решатся далеко не все.
Через несколько лет посмотрим, какие проблемы решились плановым переселением, а какие наоборот появились. Уже на основании красноярского эксперимента можно будет использовать эту модель для заселения кавказцами других районов, откуда бежит русское аборигенное население.
Виталий Трофимов-Трофимов,
со-координатор Движения по защите прав народов
Слов умных много смысла нет. Уже проходили. Вспомните историю. Сейчас имеем мощные анклавы в европейской части России. При этом полное неуважение к местным устоям. Родовой общинный строй управляем только с позиции силы. Этого местные власти обеспечить для коренных жителей не могут, в том числе по причине «отхода» на родину. В современном мире географическая удаленность миф.
прочла, и честно говоря берет ужас от таких модернистских и преобразовательных идей. Я жила в Грозном и еще при советской власти горское население не хотело работать в нижних слоях, все рвались повыше. Я, конечно, понимаю, люди прожившие всю жизнь в центральной России очень далеки в своем понимании реалией умонастроения горских народов. Ни кого не хочу обидеть, но жизнь есть жизнь. Как у нас «плох тот солдат, который не хочет стать командиром», так если перефразировать «плох тот горец, кто не хочет стать шахом или имиром». Разница в желании обладать. Обладать властью, обладать богатством. Вы видимо реально думаете, что поехав в Сибирь представители кавказских народов будут мирно трудиться на шахтах? Нет, они поедут туда чтобы завоевать лидирующие позиции. Дух завоевателя очень силен в этих народах. Если Вы не видите в этом ни чего страшного, то мне страшно именно от Вашего незнания и наивности. Интеграция народов Кавказа в славянскую среду остается болезненной темой именно потому, что они этой интеграции просто не хотят. Где бы горские народы не были, они образуют свои родовые поселения по своим обычаям. Для них наши законы лишь препятствие, которое нужно как-то обойти, потому что живут они только по своим законам.