Задачи евразийской модернизации

Декларируемая модернизация, которую мы видим лишь в карикатурном, пародийном виде, это фактически модернизация для элит. А для 90–95% населения мы видим, напротив, – откат к архаике, причём религии играют здесь важную роль. Не нужно и невозможно «возвращать» СССР, однако необходимо осмыслить советскую модель модернизации…
Выступление на конференции «Евразийские чтения» в Общественной палате РФ 17 декабря 2012 г.
Я не буду здесь высказывать какие-то общие вещи, которые всем известны и которые являются непроговариваемыми, — тем, что принято по умолчанию среди евразийцев: о русско-татарской дружбе, евразийском пространстве, о России как Евразии и т.д. Все это понятно. И я бы поэтому хотел акцент в своём выступлении сделать, скорее, на модернизации, на особенностях русской модернизации, советской модернизации и на перспективах евразийской модернизации вообще.
Что имеется в виду? Сегодня на пленарном заседании я бы отметил два момента. Во-первых, прозвучала прекрасная сталинская формула о национальных по форме и социалистических по содержанию республиках. Это первое. Начнем именно с этой сталинской формулы.
Действительно, эта формула была диалектической. Сталин был прекрасным диалектиком. И она была выведена — очень точная формула той модели, по которой строился Советский Союз. Дело в том, что Советский Союз, советская модернизация, лучше сказать, была очень необычна. Она, действительно, отличалась от модернизации, проходившей в других, европейских странах, прежде всего.
Собственно, с этим связан как раз второй момент, который тоже прозвучал на пленарном заседании. Говорилось о том, что мы своеобразны именно тем, как у нас был решен национальный вопрос, как у нас все это сложилось. Потому что в большинстве христианских стран, так называемых цивилизованных стран, модернизация проходила очень четкая, т. е. определялись локусы и выделялись универсальные ценности, и все народности, различные культуры исправлялись в русле этих универсалий, так или иначе. В результате сложилась та конфигурация, которая сложилась.
В Российской империи и далее в Советском Союзе, хотя методы этих модернизаций имеют существенные отличия, действовала несколько другая модель, поскольку, во всяком случае, если говорить о советской, более близкой, которая еще немного помнится и, между прочим, уже забывается, потому что и в сегодняшних выступлениях уже говорилось, что в советское время народы «репрессировались», им не давали развивать национальную культуру, но это тоже ведь было не совсем так. Просто велась борьба с буржуазным национализмом. Это примерно то же самое, что сегодня борьба с «экстремизмом». По соображениям государственной пользы и безопасности шли эти репрессии. Но в теории же была принята именно вот эта формула национальных по форме и социалистических по содержанию республик. Можно же было в 1922 году прийти к модели, в которой бы не было национальных республик, не было культурных автономий. Но выбрали все-таки это, и это было, в общем, наверное, исторически очень грамотное и взвешенное решение. Хотя оно имеет свои очевидные политические минусы.
Советская стратегия заключалась в том, что, с одной стороны, была всеобщая модернизация. Она касалась всех народов, т. е., в общем-то, ни один народ СССР не мог оставаться безграмотным, не мог оставаться без образования, без бесплатной медицинской помощи, в общем, без всего того, что начиная с эпохи Просвещения принято считать вообще критерием цивилизованности, что называют первой моделью модернизации.
С другой стороны, действовала и вторая модель модернизации, архаизирующая, т. е. давалась установка на сохранение самобытных национальных культур. Поэтому собирался и изучался фольклор, давалась возможность культурного развития, и существовала, действительно, отчасти пропагандистская, отчасти реальная «дружба народов». И такой двойственный характер модернизации позволил сложиться той необычной конфигурации и, кстати, может быть, коллеги из западных стран меня поправят, но мне представляется, что это уникальное единство российского мира во многом непонятно вообще при взгляде со стороны. Т. е. непонятно, где у нас локальное, а где универсальное. Точное соотношение между русским и другими народами России-СССР, мне кажется, со стороны тех же европейцев должно быть непонятным и непросчитываемым.
Что мы имеем сегодня? Сегодня говорилось, что нет идеологии. Я думаю, что это уже не совсем так. Во-первых, когда говорят, что нет идеологии, она все равно есть, она все равно закладывается так или иначе. Весь вопрос, как понимать идеологию. Во-вторых, конечно, сегодня на место идеологии приходят религии, т. е. остаются у нас, таким образом, национальные по форме республики, но по содержанию они становятся – какими? Социалистическими они быть не могут по понятным причинам. Что же приходит на место содержания, которое было социалистическим? А ничего другого прийти не может, кроме религий. Но проблема заключается в том, что социализм был единым для всех, а религии на территории Российской Федерации — не едины, они разные. Более того, они имеют тенденцию не просто отличаться друг от друга, даже так называемые «традиционные конфессии», они еще имеют тенденцию и дробиться внутри себя, создавая различные группировки, секты, направления, течения, церкви автономные и прочее. Т. е., в принципе, религиозный фактор не только не может заменить того, чем являлась социалистическая идеология. Но он действует прямо противоположным образом, он фактически является фактором конфликтным.
И, собственно говоря, тут мы как раз вступаем в область теории. И если мы, скажем, возьмём такого теоретика, как Хантингтон, то он свою книгу «Столкновение цивилизаций» строит именно на цивилизационных различиях, в основе которых лежат религии. Эта концепция восходит к Тойнби. Можно дальше ее возводить к Шпенглеру, может быть, даже к Данилевскому и в какой-то степени Леонтьеву, но, так или иначе… Мне тоже долгое время казалось, что религия, религиозность — это ядро, основа, на которой создаются цивилизации. Но теперь я абсолютно уверен, что в России это не так, и не должно быть так, и не может быть таким образом. И если даже мы говорим о религии, религиозном факторе как ядре, на чем строится цивилизация, то религия в таком случае, точнее сказать, религиозное должно включать в себя этическое и должно включать в себя социальное измерения. Если этого не происходит (а этого не происходит при так называемом «возрождении религии» в странах бывшего СССР), мы видим, что…Почему становится популярным ваххабизм (сегодня эта тема тоже звучала)? Почему радикальные течения одерживают верх? Почему происходят все эти критические процессы, из-за которых тревога возникает? А именно по той причине, что возрождающиеся сегодня религии, в новых условиях – это связано и с особенностями информационной эпохи, и с менталитетом, и с состоянием современного человечества, я не хочу здесь указывать главные и второстепенные причины, — но совершенно очевидно, что религиозный фактор возникает вне этического и вне социального измерения. Мне сложно говорить об исламе, о мусульманах, нет такого опыта, кроме дружеского личного общения, но что касается христианства, то для меня очевидно, что Православная церковь сегодня является одним из самых антисоциальных и антиэтических институтов, т. е. где именно этическое и социальное измерения заменены пресловутой «духовностью» — абстрактным понятием, которое каждый может понимать, как ему вздумается. Поэтому мне представляется, что если мы, действительно, говорим о нашей цивилизации, у которой есть религиозное ядро, мы должны точно совершенно обозначать, что подразумевается под «духовно-нравственными ценностями», хотя это ужасная формулировка, и эта формула как раз позволяет прекрасно обозначать пустоту, которой ничего не соответствует. Это полная абракадабра.
Но подразумевается, что «это» когда-то было. Конечно, было, когда религии переживали более ранние исторические фазы развития, когда они были полноценными, включали в себя, так сказать, всю полноту бытия. Действительно, там органично присутствовали эти измерения. Было и этическое, конечно, было и социальное — были моменты взаимопомощи, взаимосвязи, взаимодействия. «Бытие сообща».
И сейчас этот момент, к сожалению, полностью отсутствует. Я приведу очень простой факт из недавних новостей. Некоторое время назад восемь многодетных матерей объявили голодовку. Что это такое вообще? Как это вообще понять, как к этому отнестись? Понятно, что эти протесты тонут в других каких-то аналогичных информационных процессах, но если задуматься над этим фактом, сразу становится понятным, что если они многодетны, то они, скорее всего, религиозны, потому что, понятно, это все традицией поощряется. Многодетность поощряется, но никак не поддерживается, т. е. не стали бы иначе многодетные матери объявлять голодовку. Делать им, что ли, нечего? У них забот как будто не хватает? Они обращались за помощью к государству, декларирующему свою поддержку рождаемости. Но почему те религиозные общины, к которым принадлежат эти матери, не оказали им никакой помощи? Я не знаю, как с этим обстоят дела в умме, но Русская православная церковь сегодня, мягко говоря, не бедствует. Наоборот, мы постоянно слышим от её спикеров и видим поддержку и даже пропаганду успешности, теологические разъяснения, что богатство – это хорошо, духовно и нравственно и что быть богатым не зазорно как для мирян, так и для духовных лиц. Тогда как вообще возможна голодовка многодетных матерей?
Другой пример, ещё более наглядный, тоже из свежих новостей. Верующий отец, убивает своих детей и мать, пытается убить жену. Он вменяем, что признано экспертизой. Он делает это именно из религиозных побуждений, из религиозной интерпретации жизненной ситуации – он верит в загробную жизнь и считает, что отправляет своих близких, своих детей, прямо в рай. Там, он считает, им будет лучше, чем здесь. Каким образом такое становится возможным?
Конечно, он ошибается, объяснит ему любой священник. Он забывает, что авраамическая традиция, которую и он исповедует, начинается с запрета человеческих жертвоприношений, что Авраам по воле Бога приносит в жертву овцу вместо единственного сына своего, Исаака. Наш детоубийца же возвращается к какому-то доавраамическому состоянию ума и приносит в жертву собственных детей. По-видимому, он надеялся этим умилостивить своего бога. Но если Бог Авраама, Исаака и Якова хочет «милости, а не жертвы», то, спрашивается, в какого бога верует этот человек?
Может быть, этот пример назовут крайним, но, повторяю, это совершил не безумец, а по-своему верующий человек. Таким сегодня сделала его религия.
Иными словами в современной религиозности есть момент некоего «аутизма», выключенности из социального мира и даже определенной разрушительности, религиозный фактор приносит разделение, реальное разделение и вражду. Я не говорю сейчас о конфликтах между православными и мусульманами. Я даже не хочу об этом говорить. Сегодня звучал очень хороший пример, когда дочери начинают учить собственного отца, что он не так живет, в церковь не ходит и так далее. Вот ещё один пример разделения. Отсюда начинается распад социального тела, начинается уже в семье, между людьми, потому что люди начинают ощущать себя избранными по отношению к тем, кто не верует или верует «не так». И история с Pussy Riot показала ту же самую ситуацию: «верующие» считают себя вправе, так сказать, быть совершенно особой, привилегированной группой и призывают к насилию и наказанию. На каком основании? В результате матери малолетних детей отправляются в тюрьму. Религиозное (на самом деле, поверхностная религиозность, не выходящая за пределы чисто эстетического – ведь молодые матери из Pussy Riot просто сделали «некрасивые», с точки зрения «верующих» вещи) снова пожирает без остатка этическое.
Итак, внутри современной религиозности заложен конфликт. Заложена расистская или фашистская составляющая, когда разделяются люди на лучших и худших, избранных и проклятых «богом». И в этом смысле мне представляется очень проблематичным говорить именно о религиозной идее цивилизации.
Поэтому, безусловно, у нас должны быть национальные по форме республики. Я думаю, что это аксиома. В этом суть, действительно, российской специфики, в этом особенность нашей цивилизации, нашей культуры. Но каково должно быть содержание? И вот этот вопрос мне и представляется самым проблемным и самым важным. Необходимо обсуждение этого содержания — каким оно может быть? Евразийским? Отлично. Но давайте наполним тогда его содержательными понятиями. В чем будет социальная миссия евразийства? В чем конкретно проявится этическое начало евразийства? Вот эти вопросы мне представляются ключевыми.
И последний момент, связанный с модернизацией. У меня складывается впечатление, что объявленная модернизация, т. е. декларируемая модернизация, которую, конечно, мы с вами не видим или видим в карикатурном, пародийном виде, эта модернизация фактически получается модернизацией для элит. А для «плебса», для простых людей, для, по сути, 90–95% населения мы видим отнюдь не модернизацию, а напротив – откат к архаике, причём религии играют здесь важную роль. Мы видим недоступность высшего и ухудшение школьного образования, де-факто нынешние реформы это делают, мы видим деградацию медицины – вещи, которые, в общем-то, должны быть уже исключены на этой ступени цивилизационного развития. И тем не менее полным ходом идут варваризация, архаизация, даже анимализация большинства.
Пытаясь сегодня себя поставить на место европейца, западного человека, увидеть происходящее здесь его глазами, я искренне не понимаю, как вообще можно отказываться от тех достижений в науке, образовании, медицине и проч., которые были в Советском Союзе и даже раньше. Ни один здравомыслящий европеец этого понимать и принимать просто не должен. Как можно вообще так отступать именно в цивилизационном развитии? Это совершенно не по-европейски. Мы ведь хотим быть европейцами? Или российская элита наверху думает иначе, считая «европейцем» в России только себя, а народ почитая за нецивилизованных «азиатцев», дикарей, «нелегальных мигрантов»? Это очевидное заблуждение.
Опасная тенденция мне видится в том, что при осуществлении модернизации элит именно народу для того, чтобы, видимо, поддерживать его в этом униженном, «рабском» состоянии, преподносится религиозность – причём в самой брутальной и антикультурной своей ипостаси. А что еще остается делать человеку, который не сможет получить нормального образования, который не сможет нормально лечиться, полноценно трудиться и так далее? Ему остается только верить в «бога» — то есть, дичать, испытывать беспрерывное чувство вины и унижения и слепо повиноваться.
В этом смысле, я завершаю, не нужно, конечно, возвращать СССР. И социализм, при всём желании, мы не можем вернуть. Вообще ничего не надо возвращать. Консерватизм и все эти вещи, идеи «возвращения», мне представляются утопическими. Но нужно хотя бы проанализировать и понять, что происходит. Сегодня тоже идут дискуссии, я буквально накануне читал, противопоставляются советское и русское: половина за советское, половина за русское. Это что за противопоставление? Зачем оно нужно сегодня? Зачем противопоставление национального фактора и фактора, по сути, не национального? А национальный вопрос и религиозный вопрос — всегда у нас в дискуссиях противопоставляются, как правило, всему советскому, социалистическому, и это нас совершенно уводит от сути. Ведь суть СССР была в том, что, действительно, существовало понятие народа — единого народа, — который состоял из разных национальностей. И вне зависимости от оценок этого концепта следует отметить, что установка на единый народ, на общность, на бытие сообща, была продуктивной и правильной. А современная установка на развитие национализма в регионах, с одной стороны, и силовое недопущение сепаратизма с другой – то есть, развивайте свой национализм сколько хотите, только не смейте отделяться, — представляется мне контрпродуктивной. Это не позиция и не политика. Она ведет к развалу. Это установка на разъединение, на конфликт. Это плохое управление – «управляемый конфликт». Есть ведь и другие методы, просто никто не хочет сложной работы.
Таким образом, главной задачей будущего Евразийского союза мне видится новое осмысление той советской модели модернизации, в которой, во-первых, она была бы всеобщей, для всех народов, а не только для элит, и, во-вторых, она бы, конечно, не препятствовала развитию локальных культур, языка, что, я думаю, очевидно, и только безумец будет отрицать, что развитие и сохранение национального языка и культуры является чем-то «опасным» для совместного существования.

Илья Бражников

Вам также может понравиться

Добавить комментарий

Ваш email не будет опубликован. Обязательные поля отмечены *

Вы можете использовать данные HTML теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>